Вырвать тебя из крыльев

***

      И все же, я не так уж и редко наведывался в Шиганшину - не все из необходимого можно вырастить или смастерить самому, а эльфийские товары и вовсе представляют большую ценность, хоть меня от них порой и воротит. Вот только не этим маршрутом, не через гору и рощу, не ночью и не босиком. Было в этом что-то волнующее, как ни крути, чудилось, будто у такого необычного визита обязательно должна быть не менее необычная цель. Будто измученный оборванец, не евший нормально двое суток, с ритуальными браслетами в сумке и кровью на щиколотках, сошедший ночью с горы может оказаться только пророком или еще какой значимой фигурой. И никак не просто измученным оборванцем со всем выше перечисленным. Впрочем, не слишком уж я устал и перенервничал, чтобы не понимать, что являюсь я именно им. И при этом еще, пожалуй, неудачником.       Близость воды я почувствовал сразу - в пещере она не издавала хлюпающих звуков и не придавала всему вокруг аромата свежести. А здесь это все било в ноздри и манило, и манило бы, даже не мучь меня жуткая жажда и не будь я весь грязным, как черт.       Шел я долго, но в правильности направления не сомневался - запах свежести усиливался, а вода шумела громче, наводя на мысль о небольшом водопаде.       Вода стремительно летит вниз, рассыпается брызгами по скользким камням, над водой стоит беловатый пар и звон капель. Мне открывается такая же картина, как та, что маячила в голове, пока я шел на звуки воды. Ручей, теряющийся до этого в зарослях, поростает камянистыми берегами и раздается навстречу мощному потоку сверху.       Образовавшийся небольшой бассейн не имеет четких границ, но лунный свет выхватывает из темноты почти круглой формы пятно водной глади, однотонное и яркое. От этого и рябь листвы вокруг, и рябь уходящего вверх утеса, с которого падает вода, и рябь бликов на мокрых камнях тускнеет, уходит во тьму. Только два ярких, контрастных пятна - маленький диск луны в небе и пятно воды внизу, побольше и чуть тусклее.       Так я и не замечаю фигуры среди листьев и камней, пока она не загораживает большое пятно, не нарушает его целостность. Прищурив глаза, убеждаюсь в том, что тень - не птица и не олень, к примеру - движения не имеют закономерности и какого-то направления, и лунный свет время от времени выхватывает острые углы, перетекающие один в другой. Нетрудно догадаться, что человек (а это почти точно он), раздевается, и это подтверждается еще одной тенью, мелькнувшей на мгновение и приземлившейся на камни - одежда.       Я, повертев головой, нахожу себе достаточно сухой и плоский сверху камень почти у самого ручья и усаживаюсь. Не слишком этично, но что поделать, если у меня в планах тоже помыться, а тут еще и подвернулся местный, кого можно было бы расспросить о дороге. Конечно, в общих чертах я ее знаю и сориентироваться смогу, но, опять же, на практике и в темноте идти сложнее, чем в теории и днем.       В сумке осталось несколько хлебцов и бурдюк, который теперь можно сколько угодно наполнять чистой водой. Невесть какой ужин, но я с наслаждением откусил кусок и приложился к горлышку, а затем еще раз, и еще.       Шум водопада заглушает любые звуки, будь то шуршание бумажного пакета, мягкое тарахтение содержимого коробка или лязг зажигалки. Обычно неспособность улавливать все звуки вокруг себя и вовремя на них реагировать напрягала, но именно в этот момент от этого сделалось даже уютно. Как будто вода - давний друг, помогающий мне побыть наедине только со своими мыслями и укрывающий от всего, что может мне в этом помешать. Через пару затяжек я расслабляюсь до того, что поднимаю взгляд в небо и провожаю едва различимые облака. Они проходят одно за другим, находят на луну и снова с нее соскальзывают, и я на выдохе добавляю в их ритмичное движение еще одно облако, из дыма. Его кольца в свете кристалла на моих коленях переплетаются, расплетаются, распадаются на тонкие нити и исчезают. Я снова затягиваюсь перекатываю на языке невесомую терпкость и снова выпускаю струю и наблюдаю за рисунком клубящихся нитей. Облако побольше загородило луну полностью, и мои персональные облака в лучах продолжающего излучать свет кристалла кажутся еще более обьемными, почти осязаемыми.       В неестественной позе со сгорбленной спиной и запрокинутой головой долго сидеть не выходит, и я потираю затекшую шею свободной от сигары рукой, попутно фиксируя взглядом, как вокруг без лунного света стало заметно темнее. И как в поле зрения появилась фигура, сопровождаемая плеском воды, замерла и продолжила движение уже по суше. И почти вижу, хотя и не могу в темноте, как снова перекатываются острые углы колен и локтей, пока незамысловатая одежда быстро возращается на свое законное место. Этого не улавливает даже боковое зрение - просто слух и интуиция, даже особо не напрягаясь, рисуют человека, который, вымывшись, вытерся, оделся и исчез среди деревьев, откуда и вышел.       Уже в более удобной позе и все с той же сигарой во рту я провожаю наконец открывшую луну тучку, когда понимаю, что ошибся. Взгляд соскальзывает с неба вниз, на залитый лунным светом ситуэт, подошедший почти вплотную. Выхватывет четко очерченную фигуру, линии сглажены накинутым на плечи плащом и полотняными штанами незамысловатого кроя. Резкий переход от острых ключиц к длинной шее частично закрыт мокрыми прядями волос. – Доброй ночи. – Хрипловатый, вибрирующий голос беспардонно разрывает, разрезает и шум водопада, и магию моего уединения. Я почему-то даже не слишком удивлен тем, что это ты, Эрен Йегер, вот честно. Как будто бы ждал этого, что-ли. – Не помешаю? – Мм. – Делаю неопределенное движение головой, и оно расценивается как согласие. Полуэльф мигом взбирается на более высокий, широкий и угловатый валун, еще и частично находящийся в воде, и полностью занимает его своими завидной длины конечностями. Вот я ему уж точно не мешаю, судя по позе и задумчивому взгляду куда-то в ближайшие ветки. Поневоле поверишь, что такой, как он, может отключиться от потери крови в одном месте, а через два дня гулять бодреньким по больнице где-нибудь за сотню километров. Вот только не восстановить оторванные конечности и разодранные в кашу глаза.       Ебаный цирк - теперь он снова похож на того, который дракон. И кожа в свете луны так же странно переливается. – Куришь? – Н-нет. Спасибо. - Звуки отрывисто вылетают и растворяются в шуме падающей воды, будто их, без формы и веса, выдыхают под напором, как я вот этот самый дым.       Я продолжаю курить, с каждым истлевающим миллиметром сигары становясь все ближе к моменту, когда я неминуемо встану и уйду. Даже если придется оставить за спиной тайну, потому что причин копаться в этом у меня особо и нет.. А у тайны глаза огромные, как два блюдца - странно, как обычные на вид глаза вмиг могут становиться такими огромными. Такими, что я даже отведя взгляд вижу их блеск. И думаю, что желание что-то сказать вырывается из него через эти распахнутые глаза. Но он только переводит взгляд с меня на блики на мокрых камнях, а на белках этих глаз продолжает бессовестно играть свет.       Странно, что до этого дня в курении я видел только его влияние на организм, максимум - усматривал ритуал, помогающий снять стресс своей монотонностью и предсказуемостью каждой операции. Сегодня же мое внимание привлек дым. А сейчас - сейчас каждая клетка организма и вовсе обратилась в бумагу самой сигары, медленно и неизбежно истлевающую у меня в пальцах. Мысли не бегут - переворачиваются с боку на бок, перекатываются и не сдвигаются с места, и никаких законченных идей, что сделать и что сказать. Заранее предвидя ощущение собственной никчемности, я все же решаю промолчать, и на этом мучения сигары заканчиваются. – А я все-таки думаю, что видел вас где-то! – Вдруг разворачивается ко мне и сверлит взглядом уже мое лицо, вцепляется в него, как будто пристальный взгляд сделает вопрос менее нелепым, а меня - более сговорчивым.       Я, удивленный самим фактом обращения ко мне вот так просто, не сразу даже понимаю: он как ни в чем не бывало продолжает наш диалог, начатый с три недели тому назад на ступенях больницы. Поразительно. Все мысли, включая “запомнил ли он меня?” и “помнит ли он вообще что-то с той ночи?” прекращают свое неуклюжее перекатывание и замирают в ожидании. – Мм. – И.. я думаю, что вы могли бы мне помочь! – Получив от меня хоть какую-то реакцию, воодушевился до смешного. Его даже мое скептическое выражение лица с явным намеком на посылание ко всем чертям не смущает. – Понимаете, у меня вообще неплохая память, а на лица - в особенности. И я уверен, что уж вас-то я бы запомнил, если бы встречал, – тут моя бровь, кажется, поднимается еще выше, но он по прежнему не слишком этим озабочен, - но с недавнего времени у меня иногда случаются провалы в памяти, и я все тщетно пытаюсь разгадать, чем же занимаюсь в эти промежутки. Быть может, в это время я вас и видел, потому и не запомнил, как следует. Вот вы как думаете? – Думаю, что ты ошибся, парень.       Кажется, до этого донельзя убежденный в правдивости своей теории, сейчас он задумывается над моими словами. Удивительно, прямо-таки кусает взглядом, обгрызает каждую деталь на одежде и прядь волос, чуть ли не сдирает мысленно каждую свежую царапину с моего лица и не отмывает от ночной темноты и налета лунного света. Быть может, наносит новые детали, как на невыразительно серый холст, примеряет яркие пятна оставшихся у него воспоминаний. Даже наклоняется и подается вперед ко мне немного, и странно, что с камня не падает. И белки глаз раздражающе белеют, как будто дополнительно сообщая мне о том, что он на меня смотрит. А я бы и с закрытыми глазами этот взгляд почувствовал.       Собственно, особого дискомфорта взгляд не причиняет, но я все равно меняю позу, попутно сминая сигару и заталкивая ее куда-то в сумку. Не знаю, насколько сложная задача - выскользнуть из этой стремительно рисующейся картины в голове парня, но сбить его все же стоит попытаться.       Потому что я ведь не понял еще, что ты за птица такая, Эрен, действительно не догадываешься ли, что делаешь в эти свои “пробелы”. И не вздумаешь ли, вспомнив ту ночь, откусить мою слишком хорошо осведомленную голову. Да и вел я себя с тобой не слишком нежно, будем честны.       Продолжая свои ерзания и поиски чего-то-неясно-чего в сумке, я краем глаза слежу за ним. Он, напротив, застыл теперь, как изваяние, только белки глаз блестят на фоне темного лица. Глядя на него такого я могу поверить в то, что видел в ту ночь, и в то, что там был действительно он. Сейчас в Эрене, пожалуй, от человека остался только наморщенный лоб и закушенная губа, всем же остальным завладело то существо с тонкими длинными пальцами и бронзовой кожей, покрытой кровью чего-то необьяснимого и могущественного. Того, чьи глаза вытекали мне на руки. Блядь.       Я закашливаюсь, да так, что нет нужды специально двигать телом - итак во мне вряд ли теперь можно узнать кого-либо. И точно не человека, выдавившего кому бы то ни было глазные яблоки по неосторожности. Но картинка встает перед глазами, накладывается на лицо собеседника и с противным хлюпаньем бьется где-то внутри черепной коробки. И вот эти самые блестящие глаза, и нога, и рука тоже. Пытаюсь этим кашлем одновременно раздавить подступившую тошноту и сбросить наваждение.       Помогает в этом Эрен. Статуя эльфа стремительно распадается на кучу движущихся частитичек, каждая из которых бежит в мою сторону и захватывающе подрагивает, наконец приняв форму взволнованного и растерянного юноши. – Вы в порядке? – Да.. Курить просто надо меньше.       На это только кивает и снова пялится на меня изучающе. Только теперь еще и с участием, ну или как на человека как минимум, а не на фрагмент собственных воспоминаний. Блуждание глазищ наконец замирает на ободранной о камни щеке, которая до этого, кстати, так не зудела, черт бы побрал гада. – А кто это вас так? – А я думал, это ты мне скажешь, кто. – Непонимание, такое же убийственно яркое, как и беспокойство. Даже забавно, что можно испытать азарт, вызывая у кого-то элементарные эмоции, – У вас же тут впритык к деревне такая мерзость по пещерам свободно разгуливает. Небось, вы тому и виной?       Очевидно, поняв о чем речь, парнишка неожиданно сникает, даже виновато как-то выдавливает: – Вы.. Вы её не убили?       Вот оно как - я на него произвожу впечатление человека, способного такое сделать. Не то, чтобы я и впрямь не мог, но обычно во мне с первого взгляда не признают сильного бойца. Хотя, может, я обычно выгляжу недостаточно заебанным, а сейчас в самый раз? – Не боись, нет. Так.. кто она? Эльфийка?       Эрен морщит лоб, словно он неприятных воспоминаний, из под этих складок бросается в меня обрывками нормальных взглядов и утыкается в согнутые колени. Блики на белках скрадываются в тенях, но итак достаточно светло, чтобы видеть, что он напряженно выискивает в чернеющей воде ручья подхожящую формулировку ответа на вопрос. Наконец, его голос раздается, правда глухой, как будто он либо мысленно, либо и вовсе буквально, погрузился в эту воду целиком. Хотя вода здесь ему по щиколотки. – Была когда-то. После одного инцидента эльф.. мой друг пытался спасти ее, но.. Потерял контроль в ходе своих ритуалов. Теперь Берта - просто тень. – Он выталкивает каждое слово и прилаживает к предыдущему с недоверием, как бы пробуя, хорошо ли они состыкуются, вырязят ли верно его мысли. И я почти уверен в своей теории, что говорит он не о друге, а о себе. Нельзя ведь так переживать из-за чьей-то убитой много лет назад подружки. – И давно она тут бродит? – Не знаю. Я даже не уверен, сколько моему другу лет.       На эту новую информацию я реагирую очередным сдвиганием бровей к переносице. Может, это я зачерствел, а переживать все-таки можно? – Нам поэтому бывает трудно друг друга понять. Мне-то всего девятнадцать. Но, тем не менее, он и правда мой друг.       Мои брови сдвигаются так плотно, что лоб начинает побаливать. Выходит, избитая формулировка “мой друг” действительно подразумевала друга, а не его самого? Вот так вот, Леви, попался в ловушку юношеских эмоций и собственного цинизма.       На смуглом лице надрезом скальпеля появляется кривая усмешка, и соскальзывает, смытая чернеющей гладью воды, от которой он снова не отводит задумчивого взгляда.       Паршивец. Издеваешься, как пить дать. Ну и хер с тобой.       Тоже сгорбливаюсь и утыкаюсь в воду, хотя ее тут, кажется, одному только посмотреть и хватит. Едва-едва темный поток вылавливает с неба скопления звёзд и запирает в себе, не сразу и различишь отражение. А вот когда я задираю голову, небо на контрасте едва не выжигает мне глаза не сколько глубиной, сколько своей четкостью. Облака незаметно для меня разошлись, и белесый кружок луны без помех проливает свет на землю. Как самая скучная эльфийская вышивка, мать его. Даже голова немного закружилась. – А вы чего, так без обуви до деревни и будете топать? – Вот уж тут он над каждым словом не раздумывал.       Воу, малыш, ты это серьёзно? Нет, посижу еще пару минут и рожу себе новую! Вслух я этого, конечно, не говорю, но, как мне кажется, дебильность вопроса итак сейчас до него дойдёт. А может, и знает, а спросил просто чтобы закончить разговор словами сочувствия и наконец смыться. – О, побудете здесь, пока я не вернусь? Ну, ополоснётесь пока.. – Он, кажется, опять вошёл в то состояние, когда от него хрен чего добьёшься. Ну, я и без гениальных советов пока никуда не ухожу, так почему и не сдержаться от желания дать подзатыльник за то, что мне указывает, и не посмотреть, что он там удумал? – Можете не торопиться!       И я не тороплюсь. Даю себе время зафиксировать в голове и осмыслить тот факт, что не приходится разуваться потому, что обуви на мне нет. Непривычно, но из равновесия не выводит, и внимание переходит на холод вокруг ступней, пропадающий поочередно, пока я вылажу из штанин. Когда одежда остается лежать аккуратно сложенной в сравнительно сухом месте, холод окутывает все тело, а другой, осязаемый, поднимается по ногам по мере того, как я захожу в воду, и приятно колет. Вокруг щиколоток сомкнулись блики. Блики составляют и все вокруг: разные по рельефности мокрые камни бликуют разными по размеру и частоте пятнами, будто мозаика, перебивают эти пятна мягкие блики моха, уходящего в один сплошной громадный блик водной глади. И тысячи бликующих в лунном свете брызг. Они долетают до тела, окутывают и пронизывают, как слабый разряд тока, и чем ближе подхожу, тем хаотичнее их движение-дребезжание в воздухе и, кажется, под кожей. Тело в ответ покрывается мурашками. Пальцы скользят и растопыриваются по камням, скрытым водой, а потому кажущимися оторванными от общей блестящей картины, дающими лишние и ложные ощущения. Но я все же не обманываюсь и беру их в расчёт - ступаю осторожно, по возможности проверяя дно кончиками пальцев, прежде чем все равно погрузиться по щиколотки в ил и песок.       Линза прудика поглощает в себе мое тело лишь по пояс, но в отместку одни только колючие брызги от водопада делают меня достаточно мокрым, чтобы стать частью картины из влажных бликов, быть поглощенным ею. Я и не против, наоборот, делаю еще шаг, чтобы ощутить ошарашивающий своим напором кожу поток на спине. Колет и немеет. Поток сплошной, так что уколы на этот раз рождаются не от капель, а внутри меня, под мгновенно появившейся краснотой между лопаток. Горячние иглы появляются то тут, то там, по мере того, как я двигаюсь. И иллюзия того, что грязь сходит и изнутри, что очищение доходит и до убитых дымом легких, и до набитого невкусной едой желудка, и до закисших от ежедневной рутины мозгов, приятнее, чем что-либо за последние месяцы.       Красное, чистое тело начинает конкретно так болеть под ударами струй, и я, потеревшись еще как следует напоследок, выбираюсь из-под них и, то ли поскользнувшись, то ли осознанно, заныриваю в более ласковую толщу воды. Как перина после ванной из гвоздей, хотя и холодная до жути.       Когда выхожу, двигаюсь тяжело, будто вобрал в себя с галлон этой самой воды, но чувствую себя легко и чисто. Эту чистоту не омрачает даже то, как быстро сухие песчинки пристали к мокрым ступням. И даже одежда, грязная не только по сравнению с телом, но и по сравнению со всей грязью этого леса. И даже хрустнувшая по тот берег ветка, возвещающая о возвращении Эрена, хотя, казалось бы, у этого нет обьективной причины. Развлекается он так, что-ли?       Причина нашлась: в руках у него - новые, добротные ботинки. И очень мягкие, как окажется, когда я задам свои вопросы и все-таки надену их. – Домой за ними бегал, что-ли? – Не, у меня здесь, в лесу, – он неопределенно поводит руками, – есть несколько мест, где я запрятал вещи на случай, если случится что-нибудь в таком роде. – И часто случается? – До сегодняшней ночи - ни разу. (И как от такой наглой ухмылки рожа до сих пор не треснула-то? Хитрый прищур из-под уже знакомо наморщенного лба и вовсе из равновесия выводит, но я обуваюсь себе и бровью не веду.) Зато эти вещи пригождались тому моему другу. Он порой и вовсе забывает обо всем, и тут я оказываюсь очень кстати.       И ухмылка незаметно, даже естественно перетекла в грустную, меланхоличную улыбку. Надо же. Я вполуха слушаю еще кое-что об этом его друге, пока шнурую ботинки, идеально севшие по ноге. Внутрений скряга где-то на задворках сознания радостно вычеркивает один пункт из списка необходимых к покупке вещей. Но, все-таки, странные они - что он, что этот самый друг. Вот уж, спелись так спелись - один в дракона превращается, другой ритуалы с трупами проводит. Даже стыдно немного за мысли о бесплатных ботинках. Но в меру. В конце концов, попадать в странные ситуации - не ахти какое достижение, а ботинки - вещь таки нужная. Вот только..       В свободную от сумки руку мне сунули что-то небольшое, но тяжелое, и я механически сжал пальцы. Уже следуя за Эреном по одной ему ведомой тропинке в чащу леса, я опускаю взгляд. Пузырек из толстого, матового светло-зеленого стекла, будто обмытый речной водой осколок винной бутылки. На пробке - стандартный эльфийский иероглиф.       Вот только теперь до меня в полной мере дошло, о чем говорила издевательская ухмылка.       У нос ударяет резкий аромат травяной смеси, но я все равно подношу его к носу, чтобы убедиться, что это целебная мазь. И многочисленные ссадины, синяки и раны, добытые в пещере, водночасье начали жечь, как бы тоже мне давая подсказку о назначении пузырька с вязкой субстанцией. Исподлобья смотрю на идущего впереди мальчишку. На секунду голова вполоборота, и вот она мелькнула, эта самая ухмылка.       А говорила она, что самый странный персонаж в этом лесу в эту ночь - это я сам.