И даже во тьме найдётся свет

Воспоминания — или величайшая поэзия, когда они — воспоминания о живом счастье, или — жгучая боль, когда они касаются засохших ран… «Иван Александрович Гончаров»

***

«Великая Империя. 3 день месяца листьев, 1012 год. Столица»

      В имперском саду распустились жёлтые тюльпаны, а птицы на деревьях пели свои красивые трели. Воздух наполнялся приятным ароматом цветов, которые, словно солнечные зайчики, прощались с последним месяцем лета. Жёлтые цветы, величественно выпрямившиеся под тёплыми лучами солнца, будто живописные пёрышки, украшали сад. Птицы, великолепные певцы природы, своими золотистыми горлышками исполняли мелодии. Их трели были настолько красивыми, что казалось, точно музыкальные ноты слились с каждым звуком окружения.       Время близилось к обеду, когда послышалась музыка. Она доносилась из Большого Императорского Дворца, со второго этажа, где обычно проводились занятия аристократической четы. Это была знакомая многим мелодия. Рождаемая под аккомпанемент серебристых звуков рояля.       –… скажите мне, господин Арзен, смогу ли я когда-нибудь стать великим пианистом? — В свете солнца ослепительно сверкали белые клавиши, распространяя нежные золотистые отблески по всей комнате и обрамляя сказочным сиянием зеленоватые волосы и нежный профиль мальчика лет девяти, сидящего за музыкальным инструментом.       — Великим пианистом, ваше высочество? — Повторил мужчина с золотистыми волосами, довольно высокий и статный, прилежно одетый.       — Да, великим пианистом, учитель Арзен, — ответил мальчик, глядя на него блестящими глазами. — Я мечтаю играть так, чтобы мои звуки переносили людей в другие миры, казалось бы невозможные и недостижимые. Чтобы моя музыка звучала искренне и проникала в самые глубины души слушателей!       — Главное верить в свои силы, ваше высочество. — Сказал ему Арзен, поправив оправу своих очков. — Однако я не думаю, что ваш отец позволит вам осуществить вашу мечту, если вы будете уделять все ваше внимание только музыкальному образованию. Достойный император должен обладать знаниями, чтобы правильно управлять великим государством.       — Я не хочу быть императором! — Перестал играть юный принц Империи. Руки его теперь небрежно покоились на клавишах. Изящно очерченный рот выдавал лёгкое раздражение, а в изумрудных глазах горел бунтующий огонёк. — Пусть дядя правит после отца или Тацуми.       — Это невозможно, вы ведь это знаете. — Прозвучал голос золотоволосого, когда он уткнул руки в боки.       — Но если ты поговоришь с ним, он изменит свое решение… Ты ведь великий герцог Арзен!       — Потомку первого Императора Гельхарта фон Граннцрайха и наследнику действующего императора Хирахито не пристало вести себя столь капризно. — Сказал ему с некоторым упрёком мужчина. — Порядки существуют уже более восьмисот лет. Представителям драконьей золотой крови никогда не занять престол, пока живут чистокровные.       — Кто придумал такую глупость? — мальчик недовольно надул губы.       — Если бы вы внимательно читали учебники истории, то не задавали бы столь глупые вопросы, принц Макото. — Одарил он юнца пронзительным взглядом. — Начиная с принца Кальхорта Золотоглазого, сына шестого императора Хродеберта I, в императорской семье начали рождаться дети с дефектом-мутацией. — Всё же решил напомнить ему одну из важнейших моментов прошлого. — Причина была в том, что на протяжении нескольких столетий нижняя ветка правящей династии передавала по наследству Тейгу Солнца: Гнев Богов «Аматэрасу». Эти дети отличались от остальных, они представляли угрозу, потому что были лучше тех, кто имел изумрудный цвет глаз. Император Госсен I, брат принца Кальхорта, издал указ, в котором объявлялось, что члены императорской семьи, рождённые с глазами цвета солнца, никогда не взойдут на престол. Из-за этого позднее в 196 году от основания Империи вспыхнула гражданская война, получившая название «Восстание золотого дракона». Принц Блэер, старший сын императора Госсена I, попытался отвоевать престол у единокровного брата Картазена. Многие дворяне поддержали претензии Блэера, но в битве на Краснотравном поле армия восставших была разгромлена и сам принц был убит. Наследники принца-предателя поклялись в верности императору и пообещали искупить грехи своего отца. Принц Найлос, надев чёрный плащ и приняв обет безбрачия, поклялся нести волю Владыки на Змиевых валах, защищающих Империю на юге от набегов кочевников и горных племён. Принц Дариус стал священнослужителем, посвятив свою жизнь религии, а принцесса Нейра вышла замуж за младшего сына императора, рожденного от северянки.       Макото понурился и грустно посмотрел на герцога.       — Разве это не жестоко? — Спросил он тихо, потирая пальцы.       — Что именно? — Сложил руки перед собой герцог.       — Этот указ. — Ответил Макото. — Он лишил многих принцев своего законного места.       — М-м-м… — вновь поправил очки мужчина, посмотрев куда-то в сторону, в открытое окно, откуда виднелось голубое, почти безоблачное небо. — Возможно, с точки зрения некоторых это может показаться жестоким. Но нужно помнить, что каждое решение имеет свои последствия. Потомки императора, принявшего данный указ, сполна вкусили всю горечь данного решения.       — Но почему император Госсен принял этот указ? — Никак не мог понять Макото.       — Император Госсен I принял такое решение из-за гнева к своему брату Кальхорту, который посмел возлечь с его женой Цезонией фон Ларсен. Он был зол, говорят, очень сильно. Императрица постоянно повторяла, что она была верна ему, но он не поверил, ведь доказательством измены служили золотые глаза у первого принца. Император лишил Блэера прав на престол и обрек все следующие поколения на искупление совершенного греха.       — А почему никто не решился отменить этот указ? — Последовал следующий вопрос от мальчика.       — Потому что все последующие императоры были воспитаны с мыслью о том, что только зеленоглазые имеют право унаследовать трон, и что искупление грехов ещё не закончилось.       — И никого никогда не было, кто бы подумал по-другому? — В глазах мальчика играл интерес.       — Конечно, были, мой принц, — все также спокойно отвечал его учитель, — однако мысли остаются мыслями, пока слова не сорвутся с губ.       — А что было с теми, кто так думал или говорил? Их убивали? — Арзен услышал в его вопросе испуг.       — Да, — улыбнулся он, вызвав недоумение на лице девятилетнего принца.       — Ты врешь! — Воскликнул Макото, чуть ли не подскочив со своего места.       — Ха-ха… а вы верите всему, что я говорю. — Рассмеялся задорно мужчина и его бархатный смех разнесся по всей комнате. — Не делайте так, в противном случае вы превратитесь в марионетку.       — Я буду осторожен, герцог. — Тут же ответил Макото, улыбнувшись ему. — Честно-честно. — Пообещал он и Арзен слегка кивнул, принимая его слова.       — Так вот, отвечая на ваш вопрос, я не знаю этого. Скорее всего многие, кто хотел изменить указ, в скором времени отказывались от этой идеи. — Вернулся к их разговору. — Целая толпа императоров убивала своих братьев, племянников, чтобы возглавить династию. Указ императора Госсена в некоторой степени упрощает линию наследования, так как золотоглазые автоматически исключаются из неё, однако он до сих пор вызывает недовольства среди высших кругов знати и простого населения. Это акт дискриминации.       — А я… могу ли я отменить данный указ? — С некоторой надеждой поинтересовался наследный принц.       — Хм, зачем вы желаете этого? — Вместо ответа Арзен задал вопрос.       — Чтобы сделать Тацуми своим наследником, конечно! — Он сказал это так, точно все было ясно как день.       Великий Герцог какое-то время молчал, задумчиво смотря на наследного принца. Он знал о том, что Макото испытывал к своему кузену очень тёплые чувства. У него не было больше ни братьев, ни сестёр, поэтому мальчик считал Тацуми тем самым человеком, ради которого можно было и горы свернуть. Жаль только сын принца Руфелиса не считал также, так как был слишком стеснительным и закрытым. Возможно, именно своей невинностью он и подкупал наследника императора Хирахито.       — Ваш отец хотел бы, чтобы престол занял ваш будущий ребёнок.       — Отец ничего не узнает. — Ответил Макото. — Он умрёт к тому времени. — Его слова прозвучали, как должное. И даже если герцог удивился, предпочёл скрыть эмоции за маской серьёзности.       — Вам стоит быть поаккуратнее со словами, мой принц. — Сделал ему предупреждение Арзен. — У стен есть уши.       — Всё равно! — Макото вскочил с кушетки, на которой сидел, и уже было хотел покинуть комнату, как в дверь постучали и послышался отчетливый голос стражника:       — Герцог. Пришёл господин Мэно.       Не дожидаясь разрешения войти, на пороге комнаты показался человек, одетый в коричневый камзол с мехом и узорами из золотой вышивки. Он был среднего роста, но излучал ощутимую силу и уверенность. На руках его находился маленький темноволосый мальчик с медовыми глазами, лет шести, одетый в зелёные дорогие одежды.       — Тацу! — Макото позвал по имени мальчика. На губах его тут же появилась радостная лучезарная улыбка. Всю хмурость, как рукой сняло. Будто никакого разговора до прихода гостей и не было.       Он оставил рояль, пробежал мимо герцога и остановился прямо перед принцем Тацуми, которого к тому времени уже спустили на пол.       — Почему вы так поздно? — Начал спрашивать Макото. — Я же ждал.       — Урок немного задержался. — Тут же отозвался господин Мэно.       — Ну что, как прошёл твой сегодняшний экзамен по геральдике? — Всё свое внимание наследник Хирахито решил уделить своему кузену.       — Слышал, ты тот, кто учит их манерам. — Подошёл к господину Мэно герцог Арзен. Они отошли на несколько шагов подальше от детей, чтобы немного поговорить. — Если будешь вот так носиться с ними, они и вовсе забудут, как ходить самостоятельно.       — Сегодня господин слишком сильно кашлял, поэтому я не мог собраться с мыслями. — Ответил мужчина, смотря на сына Руфелиса, который скромно улыбался и кивал, пока принц Макото что-то бурно рассказывал. — Иногда детей следует окружать заботой.       — Его отец так не считает, господин Мэно. — Напомнил то, что учителя принца Тацуми забывали. — Не балуйте этого ребёнка, а исполняйте приказ его высочества. — Лицо Арзена приобрело серьёзность, когда он говорил это. — Ему положена строгость. Максимальная строгость.       — Вы солидарны с принцем Руфелисом? — Мэно чуть хмыкнул, с некоторым вызовом смотря на герцога.       — Вас не должно это касаться. — Грубо ответил он. — А следует помнить приказ, если не хотите отправиться следом за господином Шадисом.       — Для чего это все, герцог Розентайн? — Задал ему вопрос темноволосый. — Принц Тацуми все равно не займёт престол. Почему у него не должно быть нормального детства, как у других детей?       — Потому что он не обычный ребёнок, господин Мэно.       — Нет. — Покачал головой в отрицании. — Самый обычный, просто к тому же ещё и бедный…       — Мэно ты… — Не смог договорить Арзен, так как к нему неожиданно обратился шестилетний принц:       — Герцог… то есть учитель! — Быстро исправился Тацуми. — Я получил максимальный балл на экзамене по геральдике. — Он произнёс это с самой счастливой улыбкой, которую мог только выдавить в этот момент. Макото все это время, пока мальчик говорил гладил его по голове, точно щеночка, взъерошивая волосы.       Золотоволосый удивлённо повернулся в сторону его высочества второго принца, задержал взгляд и непроизвольно сжал челюсть. По привычке. Этот ребёнок был рождён, чтобы исполнить мечты принца Руфелиса. У него не было собственной воли с рождения. Он должен был подчиняться отцу, чтобы в конечном итоге стать великим человеком, которым можно было бы гордиться. Господин Мэно был прав. Этот ребёнок ничем не отличался от остальных, только разве что судьба была его незавидная. Однако принц Тацуми продолжал улыбаться. Точно так было нужно… точно так было правильно…       — Вы молодец… — наконец ответил Арзен, подходя к маленькому дракону и становясь перед ним на одно колено. Его рука легла ему на голову, когда на губах появилась лёгкая улыбка. Зелёного цвета глаза встретились с яркими янтарными, полными воодушевления и пожалуй надежды… не такими глазами ребёнок должен смотреть на взрослого. — Думаю, его высочество второй принц будет невероятно счастлив, ступайте и покажите ему это. — Герцог произнёс эти слова только потому что знал о том, что маленькому принцу будет в радость услышать это. Ведь только ради этих слов он и существовал на этом бренном свете. — Уверен, он улыбнётся вам самой счастливой улыбкой во всем мире. Ведь вы наивеличайшая радость его высочества…

***

      Маленькие шажки были почти не слышны в коридорах главного здания Великой Империи. Тацуми покинул музыкальную комнату сразу же после слов учителя Арзена. В его груди загорелось воодушевление, а в глазах горел огонёк надежды, который с каждым шагом все становился тускнее и тускнее.       — «Отец все больше стал отдаляться от меня… — говорил он в собственных мыслях, спускаясь по ступенькам вниз, — как и сказал господин Арзен, если я достигну чего-нибудь… если стану ребёнком, которым можно гордиться, будет ли он радоваться?» — Задался этим вопросом. Учитель сказал, что отец будет счастлив услышать от него об успехах в учёбе. Он ведь правда будет счастлив? Ведь так? В глубине души начал закрадываться страх, тот самый страх, который долгие годы преследовал его и не давал разуму успокоиться.       — «Я хочу сделать так, чтобы отец улыбался». — Сжал ладони в кулачки, представив лицо отца: аристократическая челюсть с подбородком, аккуратный нос с изящной горбинкой, холодные глаза, подчеркнутые тонкими бровями. Взгляд принца Руфелиса всегда был наполнен высокомерием и непроницаемостью, словно он никогда не допускал чужих влияний и всегда оставался выше всех. Его высокая роба и придворные манеры создавали образ истинного аристократа, который всегда находится в центре внимания и уважения. Он очень редко улыбался, а если и делал это, то не искренне.       Добравшись до нужной двери, которая на удивление была чуть приоткрыта, юный принц остановился. Глубоко вздохнув, сделал неустойчивый шаг вперёд и задержался около входа, не решаясь постучать. Отчего-то вся его смелость куда-то делась и остался сжирающий тело страх, который каждый раз брал контроль над всеми мышцами, когда он только приближался к месту, где работал его отец.       — Сколько можно, Руфелис? — Послышался из комнаты довольно знакомый мужской голос. Тацуми узнал его почти сразу, потому как принадлежал он Владыке Великой Империи — императору Хирахито. Мальчик было собирался толкнуть дверь, как резко отдернул руку, услышав, как что-то упало на пол и разбилось. — Мне насточертело смотреть на жалкого тебя! — Мужчина повысил голос. — Аюмилия умерла шесть лет назад. Она не хотела бы, чтобы ты прожил всю свою оставшуюся жизнь в одиночестве.       — Откуда вы знаете, что она хотела? — Донесся до ушей Тацуми голос отца. — Мне хватает сына. Больше мне никого не надо.       — Да? Правда? — Хирахито наигранно хихикнул. — Тебе хватает сына, но ты даже нормально на него смотреть не можешь. Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, не понимаю, что смотря на Тацуми, ты видишь свою покойную жену. Ты никак не можешь смириться с тем, что она умерла из-за него. — Тацуми не мог видеть всего, однако заметил, что его отец Руфелис молчал, сжимая челюсть и гневливо смотря на своего брата-императора. — Ребёнку было бы легче, если бы к его воспитанию приложила женская рука. Рука матери.       — Не матери, а мачехи! — Огрызнулся второй принц Империи.       — Да-да, мачехи, какая разница?! — Хирахито хмыкнул, вскинув руками. — Ты просто не хочешь видеть счастья своего сына. Я предложил нанять компетентную няню, женщину, которая будет заботиться о нем, ты отказался, предложил жениться, ты опять отказываешься.       – Мне вполне хватает госпожи Дэнбери, ваше величество.       – Ха, госпожи Дэнбери? – Хмыкнул он на слова брата. – Она была компаньонкой твоей жены, Руфелис, а не прислугой и уж тем более не гувернанткой. Скажи своему сыну спасибо за то, что я до сих пор не отослал её.       – Вы хотите отослать её? — Вопрос принца был пронизан раздражительностью.       – Я уже говорил тебе и не раз, что терпеть не могу эту женщину. Ей здесь не место.       — Поэтому вы так отчаянно предлагаете мне все это? — Недоверчиво посмотрел на императора. — Чего вы вообще добиваетесь, ваше величество?       – Ты мой младший брат, Руфелис, конечно, я хочу видеть тебя счастливым. — Ответил император. — И как только ты женишься, если не по своему желанию, то по моему велению, госпожа Дэнбери покинет Столицу, а Тацуми обретёт новую мать.       — Я не выполню ваш приказ, ваше величество. — Процедил сквозь зубы Руфелис, удерживая взгляд. — И мой сын никогда не забудет свою родную мать.       — Тацуми даже не видел её! Так какая разница кого он будет называть матерью?!       — Выйдите отсюда, ваше величество! — Указал на дверь Руфелис, точно позабыв о том, с кем разговаривал.       — Не смей так разговаривать со мной. — Зашипел Хирахито, точно змея, которой наступили на хвост. — Слышишь, не смей… — Пригрозил ему, подняв указательный палец.       — А то что? — Второй принц нарывался, позволил чувствам захватить контроль над телом. — Казните меня? — Спросил, точно это был самый обычный вопрос. — Сделайте это. Мне плевать! — Плюнул он ему в ноги. — Только вам потом самому придётся воспитывать своего племянника. А хотя, стойте… — сделал вид, что чуть призадумался, — лучше убейте и его за компанию. Будет меньше угрозы для вашего дорогого сына.       То что последовало следом за данными словами заставило шестилетнего мальчика в испуге отшатнуться назад. Император Хирахито занёс руку и сильно ударил принца по лицу. Тот рухнул на пол, кровь брызнула из его разбитого носа       — Как смеешь говорить такие вещи?! — Злобно прошипел император, вытирая кровь с руки. — Совсем с ума сошёл?.. да я… — дальнейшие слова Тацуми уже не слышал, так как, что есть мочи, помчался как можно дальше от комнаты.       Принц пробежал по коридорам, слезно дыша от испуга. Сердце бешено колотилось в груди, перед глазами все мутилось, и он с трудом держался на ногах, а в голове крутилось одно:       «Это из-за меня»       «Всё»       «По моей вине»       Тацуми чувствовал, как в душе его что-то трепещет и угасает, словно подстреленная, умирающая птица. Возможно это был обломок надежды, той самой надежды, что жила в его детском сердце. Глупо было предполагать, что отец его будет счастлив услышать от нелюбимого сына достижения, которые он обязан был совершать только потому что являлся его плотью и кровью. Листок с отметкой «отлично» подхватил ветер, когда мальчик выбежал во внутренний двор, и унес его в небо, словно символ его упавшей надежды.       Принц понимал, что даже несмотря на свои успехи, он никогда не сможет быть достаточно хорошим в глазах своего отца. Он всегда будет лишь тенью прекрасного и сильного мужчины, к которому он так стремился. Все его старания, все его потные ночи, все его трудности — все напрасно, ведь в конечном итоге принцу Руфелису было глубоко наплевать… он мог бы легко лишить себя жизни, совершено не заботясь о чувствах сына.       Как это жестоко…       Почему?.. Почему он был рождён, чтобы быть столь несчастным?       Тацуми не понял, как добрался до цветущего сада, где мелодия зеленых стеблей, колышущихся на ветру, играла свою тихую и душевную песню, где слышались звуки птиц и роса сталкивалась с прозрачной поверхностью воды. Он остановился, опустив голову, чувствуя, как слезы стекают по щекам: горькая печаль и разочарование охватывали его сердце. Больше не было сил сдерживать эмоции, и он беспрепятственно, почувствовав слабость во всем теле, опустился на колени.       — Если я прямо так и исчезну в месте, где меня никто не помнит… то все будут счастливы, не так ли? — Спросил он тихо, поднимая глаза к небу, такому чистому и не одинокому. — Отец будет рад?.. — мальчик затих и смотрел наверх, ожидая ответа, но тишина была единственным звуком вокруг. Он понимал, что нет ответа, потому что никто не мог знать, что происходит в его глубине. Его боль и страдания оставались незамеченными и непонятными для всех.       «Шурх», — послышалось негромкое шуршание чьей-то одежды.       — «О. — глаза удивлённо расширились, когда поймали солнечный отблеск, — очень красивые светлые волосы». — Они так и струились по спине невысокой девочки, что выглядела немного потеряно, осматриваясь по сторонам. И, кажется, заметив его фигуру, она резко и весьма торопливо направилась к нему.       — «Кто это? Может она пришла за мной?» — Задавался вопросами принц, пока девочка подбиралась все ближе. Он не хотел возвращаться домой… только не сейчас… Может быть сбежать? Но где спрятаться? Нигде не было места, куда бы он мог пойти…       — Привет. — Услышал он приятный девичий голосок. — Меня зовут Хлоя. Хлоя Розентайн. А тебя? — Золотоволосая протянула руку в его сторону, и он заметил, что ее глаза блестели как звезды.       – «Розентайн?» — Принц Империи чуть нахмурил брови, пытаясь вспомнить где слышал эту фамилию. Его глаза расширились, когда он вспомнил учителя Арзена. У него ведь была точно такая же фамилия. К тому же Тацуми припоминал, что у учителя была дочь, примерно его возраста. Очень милая и к тому же мудрая, по его словам. Неужели?.. — «Этого просто не могло быть… Нет, это была не дочь господина Арзена… однако… она такая красивая, словно ангел», — промелькнуло в мыслях, когда он окинул её внимательным взглядом: миловидное личико, пухленькие губки с нежным розовым оттенком, и глаза, они были такого приятного зелёного цвета, прямо как душистая трава.       — А-э… я Тацуми. — Наконец ответил маленький принц и протянул руку в ответ, принимая рукопожатие. Это было странно… но приятно?..       — Просто Тацуми? — Девочка чуть наклонила голову в бок.       — Д-да… — как-то неуверенно кивнул головой, не став раскрывать то, кем являлся.       — Хорошо. — Она одарила его улыбкой и, глядя на неё, мальчик подумал, что это было самое милое зрелище, которое он когда-либо видел.       Его сердце отчего-то дрогнуло и на душе разлилось тепло… печаль ушла…

***

«Великая Империя. 10 день последнего месяца, 1020 год. Столица»

      Белоснежные снежинки медленно опускались на землю, образуя белый покров. Ветер тихо шептал ветвями деревьев, а снег скрипел под ногами. Воздух наполнился хрустальной прохладой, а небо покрылось серебряным покровом облаков.       — Хорес, где ты будешь отмечать праздник Империи? — Вопросил парнишка лет четырнадцати на вид с рыжеватыми волосами, когда со своим товарищем двигался по коридору, проходя мимо закрытых дверей и под глухими шорохами.       — О чем ты вообще, Крис? — Отозвался светловолосый юноша. На вид ему было лет шестнадцать, выглядел довольно росло. — Конечно, в императорском дворце. Отец с меня три шкуры сдерет, если я не буду сопровождать его.       — Да уж, генералиссимус и не на такое способен. — Хмыкнул он. Господин Будо уж очень был строг со своим сыном, хотел, чтобы тот пошел по его стопам, поэтому отдал в имперскую академию и следил за жизнью.       — Но это даже к лучшему. — Произнёс Хорес, слегка улыбнувшись. — Отмечать праздники, наслаждаясь приёмами в императорском дворце, будет ведь намного веселее. — Оптимизм никогда не покидал его мальчишечью натуру.       — Это… — Не успел сказать предложения рыжеволосый, так как из-за угла вышла довольно симпатичная девушка с серебристыми, как луна, волосами и пронзительными фиалковыми глазами, напоминающие цветы лаванды. Она была одета в элегантное, темно-синее платье, которое подчеркивало ее изящные формы. На ногах у нее были высокие, черные каблуки, делающие ее силуэт еще более изящным.       — Молодые господа Розенберг и Филериус. — Донесся до их ушей мелодичный голос.       — Госпожа Мирбах. — Крисворд узнал в этой прелестной даме единственную дочь графа Вильгельма фон Мирбаха. Они встречались лишь однажды, однако он запомнил её.       — Желаю вам двоим хорошо провести праздник. — Сказала она перед тем, как продолжить свой путь.       — Весёлого вам праздника, леди. — Отозвался Филериус, учтиво улыбаясь ей.       Хорес же в свою очередь так и стоял с открытым ртом, не в силах пошевелиться. И только, когда она направилась дальше по коридору, он соизволил повернуть голову, проследить за её удаляющейся фигурой. Его сердце билось быстрее, а мысли были в полном хаосе. Он хотел было крикнуть ей, остановить её, но голос пропал, словно исчез под давлением смущения и страха.       — Эй? Ты в порядке? — Крисворд положил ладонь на плечо товарища, чуть сжав её.       — Она прекрасна, не так ли?.. — пробормотал он тихо, поднимая руку к груди и сжимая материал собственной одежды.       — Да-да… — Закивал головой и соглашаясь с ним. — Пойдём. — Подталкивал его продолжать путь. — Не будем заставлять Бена ждать.       Юноша пошел неспеша, ещё пару раз огляделся в надежде поймать взгляд девушки, которая из-за своего воспитания ни за что бы не посмотрела назад. За госпожой Мирбах толпами бегали парни, для неё Хорес являлся одним из сотни, а может, и тысячи. Глупо было надеяться на то, что она заметит его. Что там говорить о шансе…       Когда они добрались до нужной двери и переступили порог комнаты, которая выглядела довольно уютно и богато, их встретил Бенедикт Брандт, высокий и стройный молодой человек, лет пятнадцати, с острыми чертами лица и темными волосами, которые всегда аккуратно причесывал назад. Он являлся единственным сыном Ривера Брандта, известного генерала Империи.       Увидев пришедших, Бенедикт улыбнулся и бросил древесные поленья в пылающий камин. Пламя зашумело и ярко вспыхнуло, наполняя помещение теплом и светом.       — Что-то вы не торопились, — эти слова выступили приветствием для ребят. Бен отошел от источника повышенной температуры и присел на мягкое кресло, стоящее напротив дивана.       — Мы тоже рады видеть тебя. — Отозвался Крисворд, проходя дальше в комнату. — К сведенью, это Хорес тормозил нас. — Сообщил, наливая себе из чайника горячий чай, чтобы немного согреться.       — Не было такого. — Сказал младший Розенберг.       — Было. — Сделал глоток, ощущая, как по телу разливается приятное тепло.       Бенедикт внимательно слушал «беседу» товарищей, сидя на кресле. Его черные глаза сверкали любопытством, а улыбка не сходила с лица.        — Вообще ты сам сказал, что не против зайти в мастерскую Марко Фара.       — Я не говорил о том, что потом пойду с тобой в кондитерскую, потому ты захотел вкусных круассанов из-за того, что увидел какую-то леди с ними.       — Ой, не надо… сам же съел один у меня.       — В качестве компенсации. — Заявил Крисворд и Хорес просто махнул на него рукой, мол говоря: «спорить с тобой себе ж хуже делать».       — Кстати, Бен, помнишь я говорил про один особый предмет, который заказал для тебя? — Перевел свой взор на того, кто сидел на кресле и не принимал участие в их разговоре.       — Было дело. — Кивнул головой.       — Так вот… — с энтузиазмом произнес, доставая из сумки небольшой кубик с необычной гравировкой. — Я думаю эта штуковина пригодится тебе в исследованиях. — Подошел к нему и передал предмет прямо в руки.       — Очень интересно… — начал он рассматривать кубик, а потом поставил его на стол, рядом с креслом, на котором сидел. — Спасибо. — Не забыл поблагодарить. — Я обязательно проведу с ним ряд экспериментов и думаю, что он будет очень полезен в изучении энергетических полей, которые я сейчас рассматриваю.       — Кстати, Бен, ты мне должен пять золотых. — Сказал Крисворд.       — С какого перепугу?       — С такого, что Хорес опять включил влюблённого дурачка, увидев знакомую юбку. — Ответил рыжеволосый, занимая место на диване.       — Вот же ж… — Бен, сжимая челюсть, полез в кошелек и вытащил оттуда установленное количество золотых драконов. — Держи, вымогатель.       — С вами очень приятно иметь дело, господин Брандт. — Довольная улыбка появилась на мальчишечьем молодом лице.       — Я бы поспорил с этим, господин Филериус…       — Вы сдурели?! — Не выдержал Розенберг и взревел, точно лев, рычащий на свою добычу. — Дракон вас подери, какого черта вы двое постоянно делаете ставки?!       — Ах, Хорес, не бери близко к сердцу. Мы всего лишь развлекаемся. — Крисворд улыбнулся, не смущаясь ярости своего друга.       — Развлекаетесь? Я понимаю шутки, но это уже приравнивается к какому-то безумию! — Розенберг прошелся по комнате, пока не опустился на стул и не откинулся на спинку, пытаясь успокоиться.       — Не, безумие — твоя неразделенная любовь. — Сказал Бен. — Ты ж постоянно говоришь о госпоже Надженде.       — А что в ней плохого? — Вздохнул светловолосый.       — В госпоже Мирбах? Ничего. Проблема в тебе. — Указал на него самого Брандт.       — А какие проблемы во мне? — Не понимал его сын великого генерала Будо.       — Вместо того, чтобы подойти к ней и признаться, ты донимаешь нас. — Поддержал своего товарища Крис.       — Ой, не говорите, что вам не приятно слушать об этом. — Сложил руки перед собой Хорес, закатывая глаза.       — Ну не каждый же раз! — Повысил голос Бенедикт. Он всем своим видом излучал недовольство. — Такое чувство, что госпожа Надежда — моя старшая сестра.       — Аха-ха-ха…— рассмеялся Крисворд. — Дракон тебя упаси! Будь это так, Хорес бы съел тебя с потрохами.       — Не, ну а что? Я не прав что ли? — Говорил он, пытаясь нервно не смеяться.       — Прав, конечно, прав. — Поддакивал Крис.       — Я знаю, когда она точно поступила в имперскую академию, как учится, что любит, с кем состоит в хороших отношениях. — Начинал загибать пальцы на правой руке. — Да что там говорить, мне настолько промыли мозги, что я сам начал узнавать про нее. И знаете, что? Она подружилась с той самой северной дикаркой, которую господин Де-Вил привел в имперскую академию.       — Эсдес Партас? — Уточнил Хорес, который тихонечко сидел на стуле и внимательно слушал то, что говорил Бен, кажется, его раздражение ушло.       — Она самая. — Кивнул темноволосый юноша.       — Та самая девчонка, которая на сегодняшний день считается настоящим гением? — Задумчиво произнес Крисворд, постукивая пальцем по подбородку. — Я видел её на академических испытаниях в этом году. Кажется, она была в паре с младшим сыном господина Бернхарта Андре фон Альберхта. Они показали наивысший результат. — А главное зрелищный. Данное событие долгое время фигурировало на газетных страницах.       — М-м-м… двадцать второй год, кажется, будет значимым для Империи. — Предполагал Бен. Хотел бы он посмотреть на тех, кто в будущем будет защищать границы и интересы государства.       — Да-а… и вправду. — Кивнул Крис, медленно потягивая чаек из чашки. — Мы с вами живём в славную пору, вот что я думаю…       — А ведь мы с вами тоже можем стать великими. — Хмыкнул Хорес и на губах его возникла лёгкая улыбка. — Я пойду по стопам отца, возможно заменю его на посту, — он уже мысленно представлял свою генеральскую униформу: белый плащ из высококачественного материала, украшенный золотыми эполетами и значками, брюки с чёрными полосами по бокам и высокие сапоги из кожи. Розенберг видел себя стоящим на высоком подиуме, окруженным своими подчиненными, гордо и достойно представляющим свою армию. — Ты, Бен, станешь великим учёным и докажешь своему отцу, что вся твоя научная деятельность — не глупости. — Услышав это, на губах Бенедикта расцвела улыбка, точно, он хотел увидеть это. — А ты, Крис, как и мечтал откроешь шпионскую сеть, станешь неуловимой тенью.       — А что касается нашего второго принца? — Не забыл поинтересоваться Крис.       — Он то займёт место премьер-министра при императоре Макото и наше государство будет процветать. — Хорес верил в это, как наивный ребёнок, пусть в глубине души ребята и понимали, что участь принца Тацуми будет незавидной. Он родился под золотой звездой с одной целью: служить государству и в конечном итоге отдать за него жизнь.       Им пришлось отвлечься от разговора только тогда, когда дверь в комнату отворилась на пороге показался второй принц Империи.       — Я вам не помешал? — Спросил у них Тацуми с улыбкой на лице, заставляя всех повскакивать со своих мест и поприветствовать члена императорской семьи.       — Ни в коем случае, ваше высочество! — Как всегда первым отозвался Филериус, низко кланяясь перед ним.       — Ваше высочество, эти двое опять делали ставки. — Указал сначала на одного, а затем и на второго Хорес, но Тацуми только покачал головой, точно привык к этому. — Накажите их! — Просил он его, конечно, не всерьёз.       — Он снова говорил о госпоже Мирбах, не так ли? — Точно проигнорировав товарища, обратился он к Крису и Бену.       — Все так, ваше высочество. — Кивнули они синхронно.       — Что ж… не сердись на них, Хорес. — Сказал ему принц, так как, пожалуй, понимал его. — Им просто заняться нечем. Они завидуют тебе.       — Хоть вы понимаете меня…       — Куда уж там его высочеству понять тебя, Хор. — Хмыкнул Бенедикт. — Наш принц не интересуется девушками…       — С чего ты это взял?       — А что? — Удивился сын генерала Ривера. — Я не прав?       — Нет, — рука по наитию потянулась во внутренний карман и нащупала гипсовую статуэтку в виде ангела. Подарок, оставленный маленькой девочкой, пришедшей утешить его. — Мне известно её имя, но я не уверен, привиделась ли она мне или же была живым человеком. В моих иллюзиях она всегда делает такое выражение лица, какое я хочу видеть. — Признался он честно, видя на лицах своих товарищей удивление. Каждый раз он иллюзорно ощущал её прикосновения, от которых становилось легче. — Иногда печальное. Иногда радостное. Она всегда говорит то, что я хочу услышать сильнее всего. — На губах появилась лёгкая улыбка. — Когда мне одиноко. Она говорит ты не одинок. Когда грустно. С тобой все в порядке. Совсем как кукла, слепленная так, как я того желаю.       Такое откровение наполнило комнату минутной тишиной, пока ребята переваривали то, что сказал им юный принц.       — Хм, вот оно что, — произнес Бенедикт, смотря прямо на Тацуми. В глазах его читалось некое недоумение. — Позвольте задать вам вопрос, почему вы кажитесь счастливым?       — Я счастлив потому что, если это не живой человек и не любовь, я могу думать о ней столько, сколько захочу.

***

      В банкетном зале, где обычно проводились масштабные мероприятия или же простые скромные праздники, было на удивление шумно и людно. Всю площадь зала заполнили столы, уставленные разнообразными закусками и напитками. Гостей было так много, что практически не оставалось свободного места. Всюду раздавались голоса, смех, звук музыки и шум столового серебра.       На одном конце зала находилась живая музыкальная группа, играющая яркую и праздничную музыку. Её мощные звуки наполняли всё пространство и придавали вечеру особую атмосферу.       — Гестия, где Император? — Поинтересовался его высочество второй принц у одного из гвардейцев, спускаясь по лестнице к внутреннему балкону. Это была девушка, высокая, больше шести футов в высоту, довольно массивная. Её телосложение сделало бы честь многим мужчинам — широкие бедра, крутые мускулистые плечи, толстые руки и ноги и почти плоская грудь.       — Приветствую вас, ваше высочество второй принц. — Перед тем как ответить на вопрос, она поприветствовала его. — Его величество встречает гостей. — Гестия была одним из немногих людей, кто по-настоящему относился к нему с уважением. Возможно в нем она видела саму себя, так как из-за своей безобразной внешности получала насмешки. Ведь девушка была некрасива: имела плоское лицо с широкими грубыми чертами, ломкие волосы соломенного цвета, распухшие губы, толстые и мозолистые пальцы, а кожа была покрыта веснушками.       — Что-то случилось? — Поинтересовался Тацуми, так как ему казалось, Владыка должен прибывать на праздник в самый последний момент, а так как он слышал о том, что император Хирахито вместе со своей женой и наследником направились в праздничный зал, это заставило его поволноваться. — Кажется, сегодня намного больше людей, чем в прошлом году. — Также добавил свои наблюдения.       — Не удивительно, ваше высочество. — Отозвалась член гвардии. — Двадцатый год выдался достойным. В Столицу съехались представители знатных родов не только из Империи, но и из Дорении, а также из Западного Королевства. К тому же, имперская академия настоятельно просила разрешить своим лучшим студентам присутствовать на сегодняшнем празднике. Наш великодушный император Хирахито позволил это, поэтому, если вы посмотрите вон туда, — указала она на левую колонну около стола с фужерами, стоящими пирамидкой, — то сможете увидеть господина Лаббока фон Альберхта, младшего сына Бернхарта Андре фон Альберхта. — Посмотрев в ту сторону, куда указывала Гестия, Тацуми увидел юношу со светло-зелеными волосами, что доходили до плеч, но были довольно прилежно уложены. Он был одет в дорогой чёрный костюм, показывающий его аристократическую принадлежность. — Он принял участие в ежегодных меж учебных испытаниях и показал довольно неплохие результаты. Ему предвещают успешное будущее.       Тацуми слегка кивнул, переводя взор на спутницу молодого господина Альберхта. Её волосы, имеющие такой необычный цвет, голубой, так аккуратно спускались по плечам и спине, что со стороны казалось, они вытканы из самого нежного шёлка. Свет свечей играл на ее лице, подчеркивая изящные черты и мягкие губы. Тацуми не мог отвести от нее глаз, ее присутствие оказало на него какое-то странное воздействие: по спине пробежался холодок, а в горле предательски пересохло. Он никогда раньше не видел такой красоты.       — А это…       — Подопечная господина Хонеста Де-Вила, третьего министра, недавно получившего повышение. — Ответила Гестия. — Должно быть вы слышали о ней. Её имя…       — Эсдес. — Сорвалось имя северной девушки с его уст. Он слышал о ней и сегодня впервые увидел. Очаровательная… словно Северная Богиня Фрея. Ее глаза цвета холодного льда сияли ярче самого солнца, а улыбка заставляла сердце замирать.       — Представительница племени величайших охотников — Партас. В её венах течёт кровь первых королей Севера. — Продолжила говорить верная подданная императора Хирахито. — Когда Империи ещё не было в помине, на Севере восседали короли, что называли себя королями Зимы. Они господствовали над всем холодным регионом, пока их государство не погибло. Правящей династии пришёл конец и народ превратился в кочующий клан. Вы ведь слышали историю о сбежавшей принцессе снежных земель?       — Принцессе Хильде? — Гестия чуть кивнула.       — Она была её предком. — Сказала женщина. Это был факт, благодаря которому госпоже Эсдес собирались даровать потомственный титул.       — Однако, похоже, Эсдес не заинтересована в своей родословной. — Гестия только пожала плечами. Она не знала о чем думала подопечная господина Хонеста. Эсдес хранила при себе амулет матери, который подтверждал аристократическое происхождение, однако вместо того, чтобы принять фамилию королевской семьи Севера, она заявила, что будет зваться Партас. Эсдес фон Партас.       — Судя по тому, что о ней говорят, она с характером, довольно упертая, однако высокомерная. Гордыня для будущего генерала Империи — порок, который однажды может довести до беды.       — Считаешь, она может быстро закончить свою карьеру?       — Я думаю, человек, считающийся гением, может достигнуть великих высок, стать легендой при жизни и в конечном итоге умереть в молодом возрасте.       — Возможно, это не так плохо… — Произнёс Тацуми, чуть пожав плечами и продолжая внимательно наблюдать за девушкой. — Я бы хотел того же…       — Что? — Непонимающе посмотрела она на принца.       — Император ждёт каких-то особенных гостей? — Перевёл тему, так как толпа отчего-то зашевелилась.       Гестия посмотрела на него своими красивыми голубыми глазами, так пристально, что показалось, она хотела что-то сказать насчёт его слов, однако вместо этого спросила:       — Помните, в прошлом году одно место дебютантки осталось вакантным?       — М? — Проявил интерес, сделав шаг вперёд.       — Говорят, сегодня герцог Арзен привёл свою дочь. — Пояснила Гестия. И как только она это сделала в банкетном зале появилась молодая девушка с золотыми, точно самое настоящее солнце волосами. Тацуми не смотрел на то, кто её сопровождает, задержал глаза на образе, ангельском силуэте… — Кажется, в этом году ей всего пятнадцать. Обычно дебютирует с шестнадцати, но у некоторых семей есть традиции приводить своих детей раньше. — Отступив на один шаг, второй принц не мог поверить своим глазам… его идол все же оказался настоящим. — Изначально она вообще должна была приехать в Столицу в позапрошлом году, в тринадцать лет. — В один момент все голоса вдруг смолкли… и только стук сердца отчётливо слышался в ушах. — Её имя…       Последние слова растворились в воздухе, когда второй принц Империи резко развернулся и поспешил покинуть внутреннюю террасу.       — Ваше высочество, куда вы идёте? — Слышался голос Гестии, кричащий во след. — Скоро банкет. — Тацуми её не слышал. — Ваше высочество!       Сын покойного принца Руфелиса не чувствовал одиночества, даже если и по-настоящему был одинок. Всё это время с ним был ангел, тот самый неодушевленный предмет, хранивший в себе свет и душу, тот самый предмет, оставленный девочкой, не смотревшей на него с жалостью. Но почему… Почему она не разыскала его?..       Тацуми задавался этим вопросом и никак не мог ответить на него. Неужели, она просто забыла?..       Юноша не понял, как добрался до гостевой комнаты, в которой горел огонь в камине, создающий некоторый уют в помещении, как вышел на балкон, встретившись с прохладным воздухом, и как присел, прижавшись спиной к прохладной колонне. Как представителю императорской семьи ему было велено улыбаться, и он улыбался, все это время, пока шёл, пока ощущал обиду, пока лицо его не заболело. Душу разрывала боль и съедала безысходное отчаянье, а небеса лишь молча наблюдали…       Какой же все-таки он был жалкий…       Никчёмный второй принц, понадеявшийся на иллюзию. А чего он ожидал? Что, повстречавшаяся в саду, девочка будет скучать по тому, кто скрыл свою фамилию и назвал только имя? Какой же наивный глупец…       Тацуми немного вздрогнул, когда резко услышал сильный шум, доносящийся из комнаты. Ему даже пришлось заглянуть через открытую дверь внутрь, чтобы понять, кто вошёл, и когда он это сделал, то остолбенел.       —… госпожа, вы серьёзно? — Послышался голос старой женщины, вошедшей следом за золотоволосой девушкой. Это была миниатюрная, высохшая, похожая на куклу старушка с белыми волосами.       — Ш-ш-ш… — приложила палец к губам, — ничего не говори, пожалуйста… — попросила, смотря на неё своими большими зелеными глазами, напоминающими драгоценные изумруды. — Я привела тебя сюда не для того, чтобы читать мне натации. И вообще сколько вина в этом чёртовом дворце собрались споить девушке, которой всего пятнадцать лет? — Начала ходить по комнате, стуча своими каблуками, заставив второго принца сильнее прижаться к стене.       — Говорите так, будто ни причём. — Отозвалась женщина, похоже, она была её служанкой или же няней.       — В любом случае, Лили… Как ты знаешь, я с самого рассвета мучилась с леди Дэви из-за этого наряда и этой причёски. — Поджала золотоглазая губы, а после и вовсе начала как-то наиграно хныкать, точно пыталась вызвать жалость к себе. — Просто я слишком устала. — Выдохнула она. — Я правда совсем немного подремлю, а ты посмотришь по сторонам, м?       — Только совсем ненадолго. — Сдалась Лили. — Даже если герцог узнает, мне ничего не известно.       — С отцом в случае чего я сама разберусь. — Произнесла девушка с некоторой благодарностью.       Тацуми не видел, что они делали, однако отчетливо слышал шаги, а после и звук закрывающейся двери. Казалось, что все это время он не дышал и, затаив дыхание, ждал, что произойдет дальше. Секунды казались минутами, а минуты часами. Он являлся принцем, а сидел на полу, точно бродяга, ожидающей милостыню, которую Создатель решил дать в лице той, кто подарил ему надежду…       Когда юноша понял, что девушка заснула, он покинул свое убежище и на ватных ногах подошёл к серому диванчику, на котором она лежала. Её грудь тихонько вздымалась каждый раз, когда она делала глубокий вдох. Лицо казалось таким румяным, спокойным и безмятежным, а пухлые розовые губы слегка приоткрытыми, словно она шепнула что-то важное перед тем, как уснуть. Как жаль, Тацуми не видел её прекрасных зеленых глаз, однако ему вполне хватало волос, таких ярких и золотых… величайшие драгоценности мира меркли по сравнению с их видом. Он рассматривал каждую её черту лица, восхищаясь красотой: как линии ее бровей грациозно и плавно переходят в идеально изогнутые ресницы, как нежно окрашенный румянец щек придает ей младенческую нежность. Его сердце билось сильнее, что казалось, выскочит из груди и заставит опуститься на колени.       Если бы Розентайн только этого пожелала, юноша бы сделал это. Без промедлений… Но она спала. Не знала о том, что он наблюдает за ней. Возможно, так было лучше. Для неё и для него самого. Ведь на идола можно только смотреть…       Склонившись над девушкой, Тацуми хотел осторожно провести пальцами по ее щеке, почувствовать нежность кожи, однако как только дрожащая рука потянулась к Хлое, он резко отдернул её, точно побоялся обжечься… нет это был страх разбудить её… К идолу нельзя прикасаться…       Второй принц осторожно присел на корточки, сделал глубокий вдох, впуская в лёгкие дивный цветочный аромат, напомнивший ему о весенних лугах и свежести утренней росы. Его глаза закрылись с мыслями о том, что это их не последняя встреча…

***

«Великая Империя. 3 день месяца письма, 1022 год. Столица»

      … Открыв свои веки, недавно провозглашённый кронпринц Империи вдохнул в лёгкие приторный запах крови, смешанный с какими-то лекарственными травами и мазями. За окном бушевала гроза с мощными ударами грома и моросящим дождем. Капли воды стучали о стекло, создавая настойчивый и завывающий звук. В его объятиях находилась золотоволосая девушка, чья спина была оголена до пояса. Её голова безвольно лежала на плече, а лицо прижималось к белой рубашке. Крепкая рука придерживала талию, пока доктор обмакивал медицинские инструменты в антисептике. В комнате царила напряженная атмосфера, смешанная с ощущением неизбежности и безысходности.       Когда мужчина начал обрабатывать все ещё кровоточащую рану, тело молодой госпожи вздрогнуло, а её губы сжались, но ни звука не вышло из них.       — Даже находясь без сознания, она все равно чувствует боль. — Сообщил его высочеству доктор, видя, как тот сжимает челюсть.       Тацуми кивнул, не произнося ни слова. Его глаза сузились от напряжения, а рука стала ещё сильнее держать девушку за талию.       — Сейчас мы наоборот должны рассматривать все ещё имеющуюся реакцию тела на боль, чтобы определить, насколько серьёзно её состояние.       — Из-за яда её кровь не сворачивается, — произнёс второй принц своим хмурым голосом, в его глазах застыла мука отчаянья и одновременно ненависти… ненависти к самому себе.       Молчание заполнило комнату, только громовые раскаты и плеск дождя на окне продолжали настойчиво напоминать о внешнем мире. Кронпринц Тацуми издал глухой вздох, чувствуя, как тяжесть отчаяния и вины опутывают его душу. Он был причиной того, что его возлюбленная оказалась в таком состоянии.       Несмотря на слова и действия, рука принца Тацуми дрожала, выдавая его внутреннюю болезнь. Он не мог простить себе небрежность, свою невнимательность, которая привела к этому. Казалось, что каждое движение его руки вызывало еще больше страдания у девушки, и это пережгло его душу.       — «Это стрела должна была пробить моё сердце… — повторял он, точно как молитву. — Зачем… зачем же ты спасла меня?» — Спрашивал мысленно у неё, прекрасно понимая, что не услышит ответа, по крайней мере сейчас. Тацуми старался удерживать свой взгляд на лице девушки, покрытом слоем бледности, чтобы не дать волю своим эмоциям. Но в её напряженных чертах он видел отражение своих собственных мучений. Боль, страх и пустота — вот что они сейчас разделяли.       — Дабы рана не загноилась нужно следить, чтобы она и дальше оставалась лёжа на животе, — сказал доктор, обращаясь к Тацуми, — и следует внимательно следить за тем, не мёрзнет ли она.       В ответ на его слова юноша лишь слегка кивнул.       — Сегодня третий день. — Напомнил ему то, сколько времени госпожа Розентайн находилась в бессознательном состоянии. — Это все меры, которые я могу предпринять, как врач. Остальное нужно оставить на стремление самой леди. И волю небес.       Когда процедура обработки раны была наконец завершена, доктор удалился в тишину, оставив кронпринца наедине с его возлюбленной. Тацуми настолько чувствовал ее присутствие, ее силу и ранимость, что его сердце пульсировало в такт ее дыханию. Он опустил голову на ее волосы и закрыл глаза, будто пытаясь передать свою силу этой ослабленной девушке. Принц желал, чтобы его присутствие поглотило ее боль и наполнило тело силой…       Тацуми даже не посмотрел в сторону открывающейся двери, когда из коридора в спальню зашёл человек.       — Ваше высочество. — Донесся знакомый голос.       — Заставь молчать всех, кто заходил в эту комнату, Крис. Необходимо сделать так, чтобы никто не знал о том, что она находится здесь.       — Вы не расскажите даже герцогу Арзену?..       — И герцогу тоже. Пусть он думает, что с его дочерью все в порядке. — На этих словах он оставил лёгкий поцелуй на золотистых волосах, пропахнувших травами.       — Как вам будем угодно, мой принц. — Филериус склонился перед ним. — Что мне передать Бену? Он волнуется.       — Скажи, что мы в скором времени увидимся. — Выдохнул Тацуми, поднимая свои уставшие глаза на юношу. — Не говори, что произошло… просто сообщи, что Хлое нездоровится и я забочусь о ней… — Обманывать было не совсем хорошо, однако второй принц ничего с собой поделать не мог, волновался за состояние друга, — не хватало ещё добавить ему ненужного волнения. Он и так переживает за Хореса. — Хотя пожалуй, они все переживали за него.       — Я понял вас… — Отозвался Крисворд, опуская глаза в пол и чуть сжимая кулаки. Младший Розенберг по приказанию своего отца был направлен в военный полк для прохождения службы в армии. Сначала он был назначен на должность солдата и отправлен на тренировочный лагерь, где должен был получить необходимые навыки и знания для успешного выполнения военных задач, однако позднее, отличившись перед начальством, по рекомендации, а также собственному желанию присоединился к действующей армии, когда вспыхнуло восстание в Южных землях Империи. Война не должна быть затяжной, однако все равно было не спокойно…       — Можешь идти. — Не став больше ничего говорить Крисворд покинул комнату, перед этим бросив последний взгляд на невесту его высочества… слишком бледная. Если бы не она, сейчас бы в постели находился второй принц.       Может быть, она все же любила его…

***

      За окном продолжал лить дождь, грозовые тучи заволокли все небо, и казалось погода сопереживала ангелу, что в данный момент лежал в постели. Прошло ещё два дня. Хлоя Розентайн за это время ни разу не пришла в себя.       Тацуми пододвинул стул к кровати и со вздохом сел на него, уставившись на бледную невесту, что день ото дня боролась со смертью. У него было такое чувство, будто время замедлилось, и каждая минута в эти дни казалась вечностью. Он не мог поверить, что Хлоя, такая жизнерадостная и энергичная девушка, теперь лежит безжизненной, лишенная силы и сознания.       — Розентайн… — Тихо позвал её. — Хоть я и смог сказать это только сейчас… ты очень долгое время была моим идолом. — Опустил он взор на свою ладонь, в которой покоился гипсовый ангел. — Ну, знаешь, бывает такое нечто, созданное богом из мрамора или гипса, и не имеющее жизни, чувств и сердца. Однако оно утешает нас даже просто возможностью посмотреть на него издалека и становится опорой в жизни. — Перед глазами появился этот образ, преследовавший его многие годы. Идеальная дева, что всегда понимала его. — Это не было любовью. Идол — всего лишь статуя, и нет людей, которые бы по-настоящему любили статуи. — Изо рта вырвался лёгкий смешок. — Поэтому, я не волновался, думая о тебе. — Тацуми на мгновение прикрыл глаза, проводя рукой по лицу. — «Все люди, которых я люблю, умрут?» — Это был рок, который преследовал его. Люди никогда не задерживались подле него. Матушка, учителя, наставники, верные слуги, отец… — Но она ведь всего лишь мой идол. Идол не может любить и не умирает, поэтому даже если и скучал по тебе и интересовался тобой, я не пытался узнать, кто ты, где находишься, чем занимаешься. — Ему хватало её образа, ведь он согревал душу. — Верно. — Кивнул головой. — Так я и прожил восемь лет… Но вдруг ты возникла перед моими глазами. В тот день праздничного бала. — Тогда принц был удивлён и пожалуй счастлив… ангел все же оказался настоящим. — Пф, — вырвалось из груди, а после он рассмеялся, приложив руки к лицу. — Понимаешь, что я тогда чувствовал? — Ответа не последовало. — Нет, совсем нет… тебе ни за что не понять. Я на самом деле впервые с самого рождения так отчаянно сбегал, пронизанный страхом. Я ни за что не мог взглянуть на тебя. — Тацуми сместился на стуле, чуть опустив голову, — ха-а… потому что боялся… «Как же быть, если эти чувства — любовь? Неужели теперь я не смогу думать о тебе?» — Юноша наклонился ещё ниже, схватившись за голову. — Но послушай… до того момента я на самом деле был уверен в том, что не полюблю тебя. Я убедился, что не влюблюсь так легко. — Кронпринц отчётливо помнил тот вечер и тот момент, когда встретился глазами с её божественным ликом. Хлоя Розентайн была той, кто перевернул его жизнь с ног на голову. — Ты та, которую я знал, была всего лишь оболочкой, которую я видел. И мне казалось, что я не смогу полюбить девушку, о которой не знаю ничего, кроме внешности. — Его пальцы сжали пряди собственных волос, и он начал тянуть их, принося себе лёгкий дискомфорт. — Я был молод и не знал самого себя. В день, когда ты подарила мне дракончика, головой я думал, что не стоит принимать его. Но я никак не смог сделать этого. Я никак не мог собственноручно отказаться от тебя. — Непрошеные слезы подступили к глазам, а его голос дрогнул. — Это ведь очевидно… то был первый день, когда ты пришла увидеться со мной. — Тацуми почувствовал, как по его щекам стекают слезы, хотя он решительно пытался их сдержать. Он продолжал тащить за пряди волос, словно это было единственное, что могло отвлечь его от боли внутри. — Я так сильно скучал по тебе, а ты была перед глазами. И я больше не мог обманывать себя, говоря что не скучал по тебе. Я пожадничал, поэтому жалею. Я жалею о том, что принял тебя! — Голос сорвался на крик, а он сжимал пряди волос все сильнее и сильнее. Его пальцы уже ужасно болели, но он не мог остановиться. Все эмоции, которые он долго скрывал, разрывали его изнутри. — Я до сумасшествия жалею об этом, поэтому мне кажется, что с моей головой что-то произойдёт…       Он прекрасно помнил тот день, когда она принесла ему дракончика. В то время он не знал, как важно это существо станет для него… Тацуми продолжал держать волосы, но боль уже становилась невыносимой. Он понимал, что должен остановиться и дать своим пальцам отдохнуть, но его эмоции и боль не давали ему этого сделать. Это был отчаянный крик, выражение его сочетания боли и любви, тоски и сожалений. Он больше не мог скрывать свои чувства и понял, что не жалеет о том, что принял ее в свою жизнь… слова были ложью, попыткой успокоения… Тацуми осознал, что именно Хлоя помогла ему узнать истинного себя, она сделала его лучше и счастливее. Теперь он понимал, что истинная красота не только во внешности, но и в душе, в самом глубоком чувстве.       — Все те моменты, проведённые вместе после нашей последней встречи… — На губах возникла грустная улыбка, когда принц наконец выпустил свои волосы, и провел дрожащей рукой сверху вниз по лицу, чувствуя сырость от слез, которые ни на секунду не останавливались. — Розентайн. — Снова произнёс её фамилию. — Секундная жадность привела тебя ко мне. И в итоге ты оказалась не тем, с кем нельзя сблизиться, и не тем, кто грустно улыбается, словно картина… — Перед взором появился её облик. Она была так прекрасна в день их помолвки: её волосы сверкали в лучах яркого солнца, глаза сияли радостью, а улыбка на лице добавляла ещё больше очарования. Её платье было изящным и роскошным, подчеркивая все достоинства. В тот день ему даже показалось, что она принадлежала ему и однажды могла полюбить. — Ты смеялась, только когда весело, и плакала, когда грустила… честно злилась под этой кожей, которая даже ломалась из-за волнений, страха, собственных эмоций… у тебя билось сердце такой же температуры, как и моё. Ты была живим и дышащим человеком. Ты рассказала мне о том, что ты такое же живое существо, как и я. Стоящее в том месте, до которого можно дотянуться, лишь протянув руку. — Тацуми сполз со стула и на коленях добрался до кровати, взял дрожащими руками девичью руку и слегка сжал её, ощутив тепло кожи. — Как же тебя не любить? В этом мире, где человек не может быть идеальным, полюбив чью-то неидеальность… если ты будешь сиять так сильно, чтобы долгое время, прошедшее окольными путями, стало бесцветным, разве не найдётся способа сделать так, чтобы не ослепнуть от этой любви?       Тацуми смотрел на Хлою со смешанными чувствами. Его сердце полно любви к ней, но одновременно охвачено страхом. Он был готов сделать все, чтобы ее защитить, но в то же время боялся потерять ее, не хотел, чтобы она исчезла из его жизни, как это произошло со многими другими.       — Хлоя, и пусть наши судьбы были связаны не по твоей воле, я был счастлив, как маленький ребёнок, и совершенно не думал о твоих чувствах… я надеялся, хотя-бы однажды услышать из твоих уст слова, которые глубоко таил в себе и боялся сказать… я знаю, что это эгоизм, однако я не хороший человек и мне не стыдно… И если вдруг теперь я не захочу, чтобы тебя у меня отняла даже смерть… то теперь на самом деле остался всего один способ защитить тебя. — На этих словах кронпринц сильно сжал челюсть. — Только избавление от чувств. — Ангел, находящийся в руках, треснул под давлением силы и разлетелся на мелкие кусочки. — Если это позволит тебе жить в этом мире, то я с радостью… даже вырву себе сердце… — Тацуми опустил голову и склонился, но не перед ней. Он склонился перед самой смертью, только лишь для того, чтобы она сжалилась над этой бедной девушкой, лежащей в поту на шёлковой ткани, полностью пропитанной запахом лекарств.       Как жаль, что высшие силы не сжалились над бедным ребёнком Создателя.       Хлоя Розентайн скончалась в ночь на шестое число седьмого месяца в одна тысяча двадцать втором году в гостевой комнате поместья Вермилион…

***

      Здесь было ужасно сыро и мокро. Капли холодного дождя падали вниз, заставляя тело ощущать дрожь. Тацуми, облаченный в чёрный траурный костюм, стоял около могилы своей невесты. Земля теперь стала её домом, а надгробная плита именем.       Над головой Тацуми хмурились серые облака, отражая его грусть и скорбь. Он тихо вздохнул, пытаясь собрать свои мысли, а после опустил голову и закрыл глаза, пытаясь сдержать слезы. Юноша чувствовал боль, которая разрывала его сердце на куски. Невеста была для него всем — светом его жизни, и теперь она ушла навсегда…       Похоронили Хлою на городском кладбище, на отдельно выделенной территории, где обычно хоронили представителей высшей аристократической семьи, а точнее возле мраморного ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела было такое грустное лицо, как будто он собирался расплакаться, но не мог. Но в каждую дождливую ночь он плакал, потому что только в эту погоду, пока капли холодного дождя падали на кладбищенскую землю и на могильные камни, никто не мог видеть его слез…       Природа… деревья… птицы… не молчите, скажите хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь скажите… Только вот больше не суждено никогда улыбке освятить её лик. Пусть они скажут, что он погрузился во тьму и не видит истины. А в чем истина? Один лишь Создатель знает. То что он видел над своей головой, это не солнце. Иначе почему оно не слышало? Разве оно не услышало бы? То, чем он дышал и задыхался, это не воздух. Иначе почему он не вселял в него жизнь? А сердце не хотело биться? То, по чему он ступал, это не земля. Иначе почему она не забирала его к себе. Почему его тело не обращалось в землю, когда душа страдала под пытками в этом мире?       Хлое стоило держаться от него подальше. Стоило позволить той стреле пробить его сердце.       — Вам стоило отказать императору, герцог. — Тацуми обратился к господину Арзену, что остановился чуть позади него. — Поступи так, она была бы жива.       — Я не мог отказать своей дочери в просьбе. — Послышался мужской голос, наполненной непреодолимой печалью. — Она желала выйти за вас, ваше высочество.       — Она не любила меня. — Всё это время кронпринц скучал по звезде, что страстно желала другого человека. Он не мог забыть ее красоту, ее улыбку, ее глаза, полные тоски и нежности. Забавно, второе солнце Империи, отныне ставшее первым, всегда святило ярче него. Возможно, поженись они, Хлоя была бы жива…       — Может и нет, однако со временем она сделала бы это. Вы были для неё хорошим человеком.       — Я погубил её. — Ему казалось, что с каждым шагом к ней, она все больше отдалялась, пока наконец их судьбы не соединили вместе. Тогда наконец она остановилась, а он, точно позабыв о том, кем являлся, притянул её к себе для объятий. И она сгорела. Потому что пламя дракона было слишком сильным. А она была не в состоянии принять его.       — Нет. — Покачал в отрицании головой золотоволосый. — Она погубила себя сама. — Он уставился на надгробную плиту дочери, вспоминая тот день, когда она лично заявилась к нему в кабинет, только узнав о том, что с Императорского Дворца пришло письмо. Герцог собирался написать отказ, так как знал о том, что Хлоя была влюблена в наследного принца, который к тому времени уже был помолвлен с госпожой Краус, однако девушка заявила, что выйдет замуж за принца Тацуми, этого бедного ребёнка, чья жизнь была рулеткой. Она жалела его. Потому что знала, что тот был влюблен в неё.       — «Вы не знаете… мне стоило рассказать вам раньше, простите», — Тацуми хотелось сказать это, однако он не мог. Причина по которой юноша скрыл от остальных подробные обстоятельства произошедшего заключалась в просьбе Хлои. Она не хотела заставлять людей волноваться. — Если вы будете кого-то ненавидеть, прошу, ненавидьте меня.       — Я не могу, ваше высочество. — Сказал ему Арзен, смотря на поникшую фигуру второго принца. Кого-кого, а его он ненавидеть не смог бы, даже при сильном желании. — Вы не виноваты и ничего не сделали.       — На её месте должен был оказаться я. — Тацуми сжал пальцы в кулаки, да до такой степени, что костяшки заныли от боли. Теперь он стал наследником Империи, указ, предрекавший смерть, был отменен, однако все это не приносило счастья, ведь ни титул, ни даже собственная жизнь не стоили и минуты, проведённые с госпожой Розентайн.       — Судьба распорядилась по-другому. — Чуть вздохнул Арзен, посмотрев куда-то наверх, чувствуя, как капли дождя, смешанные со слезами, стекают по лицу.       — Она жестока.       — Порой, ваше высочество. — Отозвался герцог, чувствуя, как его сердце сжимается от скорби и боли. Его бедная девочка… ей было здесь не место…       — Я думаю, это должно быть у вас, — произнес Тацуми, доставая из внутреннего кармана дракончика, сделанного из гипса и протягивая мужчине, который какое-то время задумчиво вглядывался в этот предмет.       — Нет. — Наконец ответил он, когда на губах его возникла немного грустная улыбка. — Он принадлежит вам, ваше высочество. Хлоя бы хотела этого. — Арзен сделал шаг вперёд и закрыл ладонь второго принца его собственными пальцами.       Тацуми взглянул на гипсового дракончика, слезы начали течь из его глаз. Он сжал этот предмет в своих руках, ощущая тепло и привязанность к Хлое. Сердце юноши страстно желало, чтобы он мог вернуть ее назад, чтобы они могли быть вместе. Но он знал, что это уже невозможно…