Мыслить как Стайлз Стилински

Март, 2020 год.

Куантико, Вирджиния.

      Они стоят в местном подобии Walmart или Target, только в разы меньше, уютнее и занимательнее. Выбор товаров тут тоже намного более увлекательный, хотя также и непонятный. Например, Стайлз уверен, что до этого еще никогда не видел такие необычные безделушки, что у него сейчас в руках. Это же какое-то невероятное сочетание нелепости и бесполезности под очень броской, цветастой этикеткой.       – Знаешь, это странно, – парень непроизвольно вздрагивает от отвращения, едва не роняя две яркие пластмассовые подставки для чего-то. Оглянув в последний раз изучающим взглядом неугодные вещицы в своей руке, он тут же возвращает их на место, подальше от себя. Еще уронит ненароком, придется платить. – Зачем покупать подарок так рано? До дня рождения Вернона есть еще месяц.       Он хочет повернуться к Эрике в поисках ответа, но та, если честно, не выглядит особенно дружелюбно сегодняшним пасмурным днем, поэтому пока продолжает разглядывать необычный ассортимент этого магазина.       – Это не странно, – ровным тоном произносит девушка, кажется, немного уставшая от его повторяющихся замечаний. – Это подушка. Декор, – она даже не отрывается от разглядывания гобелена в своих руках, пока отвечает ему. Вот это наблюдательность. –И это не рано. Остался всего месяц.       Кто делает декоративные подушки из пластика? В таком цвете еще… Что за бред.       – Но ты покупаешь подношение на первое совместное полнолуние только сейчас, а это буквально на следующей неделе. И это разумно, – кивает сам себе Стайлз, в конце концов отворачиваясь от диковинных пластмассовых подушек и милого керамического костера в виде котенка, чтобы присоединится к подруге и тоже присмотреться к пёстрому гобелену ручной работы. – Никто не покупает подарки слишком заранее. Вдруг человек передумает получать эту вещь? Или станет совершенно другим человеком? Месяц — это много.       – Месяц – это не много, – фыркает Эрика, закатывая глаза, но так и не отрывается от созерцания полотна. – Красиво, да?       – Ага, – соглашается парень, взглядом ища этикетку с названием. – «Рождение Вселенной». Обнадеживающе.       – Очень, – напевает девушка, поглаживая пальцем плотную ткань.       Полотно темно-синее, практически черное, но от этого серебряные и белые нити вспышек звезд выглядят еще более притягательно. Он не уверен, что смог бы придумать применение такому мрачному, несмотря на название и общий посыл, гобелену у себя, но Вернон любит подобные вещи и не боится темных оттенков в своем жилище, так что, наверное, был бы рад такому декору.       – То есть ты хочешь сказать, что и мне подарок на день рождения ты уже сделала? – провоцирует нахмурившуюся Эрику Стайлз, разворачиваясь к ней лицом и даже упирая руки в бока. Это разумеется чересчур драматичный жест, но в его защиту во всём виноваты беспокойное утро, угрюмая погода и разумное желание поднять настроение подруге.       Не то чтобы она сильно нуждалась в последнем. Да и он, в целом, не ожидает получить вразумительный ответ.       Поэтому немного теряется, когда девушка действительно отвечает ему, повторяя за ним его драматичную позу и выдавая при этом целую тираду:       – Да. Я уже приготовила тебе подарок на день рождения, – усмехается она, тут же теряя все следы тяжелых раздумий. – Но нет, я ничего тебе не скажу. Ни подсказки, ни наводки. Я купила его собственноручно, не онлайн, поэтому ты не найдешь ничего такого в браузере моего рабочего компьютера, а чек от подарка я храню у себя дома, и, если ты вдруг решишь наведаться ко мне в гости, я выкину твой подарок, – Эрика приподнимает брови, сжимает губы в тонкую полоску. Очень неестественно. – А на день рождение принесу тебе уголь или даже горсть золы в духе настоящего Санты.       Что? Почему он должен наведываться-       – Э-э-э, – тянет парень как-то даже растерянно. – Нельзя сделать что-то в духе настоящего Санты, потому что настоящего Санты не существует, – он дважды моргает, но картина самодовольной подруги с сияющими глазами остается на месте. Она так быстро поменяла свое настроение? – И это немного чересчур, ты знаешь? Я не собирался вламываться твою квартиру, чтобы найти свой подарок.       Хотя теперь, когда Эрика так уверено это произнесла…       – Ну да, – ни капли ему не веря, хмыкает девушка и возвращается к полке, чтобы снова подержать в руках приглянувшийся гобелен.       Его день рождения тоже через месяц, на два дня позже Вернона. (Милое совпадение, он знает). Тем не менее ему уже приготовили подарки?       (Кажется, всё же мисс Рейес чувствует себя лучше, чем он думал).       – Что думаешь?       Это немного обескураживающе. Хотя приятно, он не спорит.       – Необычно, – хмыкает парень, пожимая плечами. Гобелен красивый, но странный. Он сам бы его не выбрал. – Почему с нами Питер?       На самом деле, это именно тот, настоящий, вопрос, который мучил его всё это время. Зачем здесь он?       – Потому что я его пригласила и потому что он собирается помочь мне решить, покупать ли этот гобелен или нет, – лаконично отвечает Эрика, отворачиваясь от него, чтобы найти упомянутого оборотня, исчезнувшего больше пяти минут назад. – Вообще-то если кто здесь и незваный гость, то это ты. Я тебя не звала, – ой. – Как ты вообще нас нашел?       Разве это так сложно для него, найти кого-то?       – Я увидел вас, – пожимает плечами. – И конечно же я пришел, – всё же девушка переживает. Стайлз всё правильно прочитал. – Вернон – мой лучший друг. Как ты можешь выбрать ему подарок без меня?       Он чуть приподнимает голос на конце, с улыбкой следуя за подругой, чтобы слегка разбавить эту тревожную ауру, что плотно обнимает хрупкие на вид девичьи плечи.       – Это не так, – бормочет девушка, качая головой. Кажется, она сдается, потому что вместо того, чтобы продолжать свои поиски, она вновь разворачивается к нему и наконец полностью фокусируется на его словах. (Черт возьми, Эрика действительно на взводе). – Ты предлагаешь купить ему домашнюю метеостанцию-       – Классная вещь, я сам ее ему куплю, – кивает парень, внимательно прослеживая морщинки на открытом лбу подруги.       – … японский сад…       – Ну я же не имел в виду гигантский, такой небольшой, на подоконник!       – … настольную игру…       – Ага, – обычно всегда такие сияющие темные глаза девушки сегодня действительно непривычно туманны. – Но вероятно ты была права, когда напомнила мне, как Вернон сходит с ума из-за «Монополии», наверное, не стоит ему дарить такое оружие-       – … и толстенную книгу…       – Я не знаю, что такое креольский спиритизм, но это о Вуду и-       – Не в этом дело! – наконец вскрикивает Эрика, всплескивая руками, совершенно не замечая подоспевшего к ним Питера. А тот как обычно объявляется очень вовремя. – Это не то, что подарит девушка.       Это не первый круг их, так сказать, непродолжительных и всё же довольно бурных дебатов, а Стайлз так и не понял этот конкретный неподатливый аргумент девушки. Что такого разного в подарках от лучшего друга и девушки? Разве это не оба близких человека, которые будут стараться подобрать идеальный вариант?       (Питер, злыдня, отказывает ему в пояснении, только стоит рядом с кривой улыбкой на губах).       – Почему нет? – беспомощно лопочет он, тоже взмахивая руками. Его недоумение одновременно забавляет и раздражает Эрику, вроде бы отвлекая ту от тяжких забот, а вроде лишь увеличивая их вес. – Вернону понравятся эти вещи. Игра означает, что вы вместе проведете время, – загибает пальцы парень, чтобы показать наглядный пример. Если он не в силах поднять настроение девушке, он может хотя бы разобраться в ее словах, попытаться понять ее точку зрения. – Книга – что будет, о чем поговорить, а сад нужен, чтобы-       – Это то что может подарить друг, но не девушка, – терпеливо повторяет Эрика, никак не приближая его к таинственной истине.       И вот опять.       – Но разве ты ему не друг?       – Мне нужен романтический подарок.       Романтический подарок? Разве есть что-то более романтичное, чем время, проведенное вместе за чем-то увлекательным и смешным? Яркие эмоции, пузырящиеся и колыхающие, волнующие до глубины души, и внимание, безраздельное и столь лучезарное, что в его тени меркнут всё остальное: и каждодневная суета, и проблемы завтрашнего дня, и другие люди…       Так было с ним и Питером. Они делали что-то не так?       – Хорошо, сдаюсь, – на следующем выдохе соглашается Стайлз. Это он что-то не понимает или Эрика?       В любом случае… Он несколько раз кивает самому себе, решая просто принять слова Эрики за факты, которые ей важны, а затем поворачивается к ухмыляющемуся Питеру, за всё время их с Эрикой препирательств так и не вступившего в разговор.       Вот же ж. Мог ведь и помочь.       – Я не понимаю, – выходит немного более искренним и грустным, чем он планировал. Тем не менее волк действительно мог бы разъяснить ему ускользающую от него суть всего этого разговора.       После его слов Питер тут же теряет свою очаровательную улыбку. На мгновение на лице мужчины пробегают явно неутешительные мысли. Темные брови сходятся в мрачном столкновении, а ледяные глаза теряют свой блеск, заволакиваемые свинцовыми предположениями.       Оборотню слова Эрики тоже кажутся странными? Или более необычно то, что Стайлз не может разделить «романтичный» подарок от «дружеского», имея счастливый брак за плечами?       – Не смотри на меня, – вдруг произносит Питер с неожиданно довольной моськой. Видимо, оборотень решил временно отбросить свои домыслы в сторону, вместо этого обратив всё свое безраздельное и лучезарное внимание на него. – Я бы тоже порвал тебя в Монополии, и спиритизм – не мое, как и медитативный уход за песком и камнями.       Мужчина дразнит его, сразу догадывается Стайлз. Как и множество раз до этого, волк видит его дискомфорт, отбрасывая все его маски и ужимки, как нечто совершенно бесполезное и незаметное. Парень будто открытая книга, красочный постер с наглядным названием и доходчивым лозунгом, самый насыщенный, понятный аромат.       – Конечно, нет, – наконец расслабляется, отпуская ситуацию. Когда его так старательно уговаривают улыбнуться, разве он может отказать? – Тебе бы я подарил золотые песочные часы, – дразнит в ответ, никогда не против небольшого озорства.       (Так ли отличны романтические чувства от дружеских? Стайлз пока не влюблен в Питера, но волк всё еще самый особенный для него. Ни с кем другим ему не бывает так легко и тепло, так комфортно).       – Почему?       (И иногда Стайлзу чудится, что для Питера он тоже такой особенный человек, с которым легко в тяжелое время, тепло в морозную стужу и комфортно каждый будний день).       – Потому что ты старый, – хмыкает он, повторяя довольную ухмылку волка. Удивление, трепетное ожидание расцветают на лице мужчины милыми веселыми морщинками вокруг сияющих глаз.       Честно говоря, эта картина довольно уморительна.       – Как мило с твоей стороны, – смеется вслед за ним Питер, первым отводя в сторону взгляд.       – Черт возьми, Стайлз, – неожиданно возмущается Эрика, драматично всплескивая вверх руками. Девушка влезает в пространство между ними, без усилий оттесняя его назад.       – Что?       – Я ведь знала, что с тобой так будет, – бормочет себе под нос девушка, качая головой. – Питер идем, –бесцеремонно хватает оборотня за локоть и тащит того к дальнему ряду у задней стены магазина. Мужчина легко подчиняется, давая бьющейся пылким жаром энергии девушки увести себя за собой.       А Стайлз невольно улыбается, потому что только Питер из всех волков их дикой команды может позволить другому члену стаи так непринужденно тянуть себя за собой. Незаботливый он, ага.       Закатывая глаза – что за ужасная привычка, – парень вдруг замечает резкое движение в окне, которое тут же притягивает к себе всё его внимание.       И не зря.       На другой стороне через дорогу, в магической лавке, которую парень обычно старательно обходил даже взглядом, за скрытым слабым полумраком стеклом вдруг загорается знакомый золотисто-песочный огонёк, словно маленькая диковинная бабочка, порхающий возле своего владельца. На короткое мгновение он рассеивает полутени вокруг улыбающегося лица высокого мужчины с очаровательными кудрями на голове и заразительными ямочками на бледных щеках.       Бретт Талбот.       К слову, очень восторженный Бретт Талбот. И судя по всему, желающий встретиться с ним Бретт Талбот.       Любопытно.       Стайлз приветливо машет рукой, дожидается короткого ответного кивка и без дальнейшего промедления спешит на выход из магазина, доверяя нервничающую Эрику в заботливые руки ответственного Питера Хейла.       Спустя какую-то минуту парень уже стоит возле неброской полуночно-синей деревянной двери. На ней, что довольно ожидаемо, начертаны различные защитные руны, так аккуратно и органично вплетенные в бронзовый узор, что это можно считать своеобразным видом искусства. Так же помимо висящих под крышей металлических оберегов, которые тоже довольно элегантно продолжают необычную, словно покрытую чешуей темного дракона, черепичную крышу, небольшая магическая лавка нежно окутана довольно-таки сильным барьером. Последний служит скорее предупреждением для непрошенных гостей и недовольных клиентов: под этой надежной каменной крышей соблюдается строгий порядок, и нарушители спокойствия будут сурово наказаны.       Красиво.       Коснувшись невидимого, но довольно-таки плотного энергетического барьера лавки, Стайлз невольно замирает, испуганный и робкий. Раньше, до той знаменательной встречи с ведьмой в тайном подвальном кафе для магических пользователей, он бы не посмел приблизиться к подобному месту, увидев в рунах защиты острие обнажившегося меча, способного растерзать его в клочья. Он остерегался силы других искр и был уверен, что они также побаиваются его.       Однако, в жизни всё оказалось намного запутаннее. (Как это обычно и бывает). Если посмотреть на это со стороны, наверное, другие были насторожены не объемом его силы, хотя инстинктивный страх перед его мощью всё же был, а скорее его поведением и действиями. Ведь куда больше источника невероятной магии нелюдей пугает ее необразованный, объятый страхом носитель. Последний действительно может стать началом катастрофы.       – Давай, Стайлз, – кивает своему растерянному отражению на стеклянной витрине и с новой решимостью направляется в лавку.       Дверь открывается с необычной легкостью, над головой медные колокольчики радостно приветствует его мягким звоном, а лицо его улыбающегося друга загорается особым радостным блеском.       – Бретт! – громко выкрикивает Стайлз, выдыхая неожиданную смесь из тревоги и облегчения в воздух между ними. Не оглядываясь на других посетителей, которые, кажется, не так уж и незаметно следят за ним, он спешит к ведьме под шумный стук ускорившегося сердцебиения.       Каждый судорожный вдох, каждый неровный шаг, каждое ломаное движение в этом тихом пространстве, наполненном невидимым эфиром, магической пылью, волшебной благодатью, будто сопровождается многоголосым эхом, слабой рябью уплотнившегося воздуха, далеким перезвоном, ласково поющим прямо в голове. Нечто эфемерное, волнительное и успокаивающее, давит на него, обнимает, заглядывает ему из-за спины и тихо ворчит над ухом.       Магия действительно чарующая в своем разнообразии, сложности и простоте, в своем пленительном ощущении родимой близости. Всё еще невероятно и ошеломительно то, что он так просто может дышать рядом с ней, вместе с ней, как и должно было быть с самого начала.       – Добрый вечер,mon cher ami, – сладко напевает Бретт Талбот, привычно растягивая слова под свой прекрасный французский акцент.       Сегодня, как и обычно, мужчина одет с иголочки, щеголяя прелестной винтажной рубашкой с жемчужной вышивкой и длинным, мягким на вид кремовым кардиганом. Хотя впервые, замечает парень, тот надел классического кроя штаны, закрывающие колени. (Что смотрится очень красиво и по-современному, пускай и как-то даже немного странно, непривычно, после всех тех кичливых шорт).       – Что ты здесь делаешь? – сразу переходит к делу Стайлз, осознавая свою грубость, но особо не сомневаясь в своем выборе. Ходить вокруг да около не принесет большой пользы ни их зарождающимся дружеским отношениям, ни благосостоянию владельца лавки (если судить по той напряженной ауре около прилавка)       Бретт в ответ лишь мягко улыбается, будто легко улавливает его домыслы и сомнения.       – Принес тебе подарок, – просто отвечает ведьма, пожимая плечами. Будто в порядке вещей пересечь полстраны, чтобы отдать презент своему новому другу в обычный мартовский день.       – Подарок? – повторяет Стайлз в легком замешательстве.       – Вот.       Бретт показывает ему небольшую деревянную шкатулку, украшенную капельками смолы и металлическими заплатками, но так и не протягивает ее ему. Вместо этого кладет подарок на полку рядом с ними и даже показывает свои пустые руки, спрятанные под изящными коричневыми кожаными перчатками.       А ведьма хорошо подготовилась к их встрече.       – Спасибо, – кивает Стайлз с искренней благодарностью. Всё же ему и вправду приятно, пускай и немного сложно это сейчас выразить хоть чем-то, кроме вот таких тихих слов.       – Я долго думал над твоей просьбой, – поясняет Бретт, кивая в сторону шкатулки. – Не считаю хорошей идеей и дальше использовать инвазивные методы, всё же твой организм не такой сильный, как у нелюдей. Так что это не снадобье.       А. Вот оно что.       Сложно обозначить ту короткую горячую волну, прошедшую через него от макушки через напряженное тело к едва не подкосившимся ногам, но он предполагает, что это было облегчение. Нельзя сказать, что принимать ценные подарки является чем-то непривычным для него, что заставляет его кривится от неуютного ощущения смущения и растерянности. Ведь отец, отсутствующий в командировках, только таким образом и мог оказывать ему необходимое внимание и родительскую опеку. Тем более Стайлз дорожит изделиями, приготовленными кем-то специально для него: обычно в них хранятся самые сладкие следы чужого присутствия, заряжающее энергией возбуждение, пульсирующее предвкушение, добрые пожелания. Как бы аккуратен не был Бретт, он, избавившись от слабой дымки лекарств, вечером сможет увидеть, прочесть, прочувствовать чужую заботу, искреннюю и чистосердечную.       Другое дело, что Стайлз не поверил бы, что хитрый, проницательный, расчетливый, опытный генерал мог преподнести ему драгоценный дар просто так. Не ожидая ничего взамен. Любое подношение, даже преподнесенное из чистых побуждений, несет в себе маленькие осколки скрытого ожидания, нечаянная эмоциональная манипуляция, элементарная ловушка для растроганного сердца.       Нет, Бретт Талбот не подарил бы ему ничего магического без острой на то необходимости.       Поэтому осознание того, что эта пропитанная знакомой сияющей желтой магией шкатулка всего лишь ответ на его личную просьбу, нерушимую клятву, освобождает перегруженную голову от всяких гнусных предположений и внезапно неприятных мыслей.       Поэтому облегчение.       Хорошо.       – Ты сказал, что хочешь справиться с этим самостоятельно, – серьезно объявляет ведьма, внимательно следя за его лицом. Сейчас мужчина вновь надевает эту профессиональную маску безмятежности и какой-то отчужденности, пока вкрадчиво объясняет свои действия. – Поэтому вместо традиционного амулета я сотворил кое-что другое.       Не амулет? Стайлз не ожидал оберега от одной из самой могущественной ведьмы в мире, но определенно думал, что мужчина пойдет в этом направлении: это было бы самым логичным и простым решением. Возможно, это и была его ошибка. Когда это Бретт выбирал самый легкий и очевидный путь?       – Э-э-э… очень быстро, – с небольшой заминкой замечает парень, сдерживая глупую улыбку. Они вроде как ведут важный разговор. – Ты уже догадывался о моей просьбе?       Имеет смысл, что ведьма была готова к такому исходу их зарождающейся связи.       – Не совсем, – наклоняет голову вбок Бретт, не отрывая изучающий взгляд своих неестественно желтых глаз от него. – Можно сказать, ингредиенты уже были у меня на руках, – неужели Стайлз так выразительно проявляет на лице свои потаенные мысли? – Часть деталей – значимые для меня вещи, дары, что когда-то были принесены мне в знак подлинной любви, – и безмолвная маска наконец трещит, раскрывая ему небольшую долю нежной грусти. Хотя и это проявление эмоций скорее всего было намеренным. – Думаю, хорошо было бы дать им еще один шанс проявить себя.       И всё же затихшая до этого внутри его груди магическая искра неожиданно взрывается россыпью необычных покалываний, напоминающих старую, давно уже зажившую рану, которая иногда вот так болит и чешется, ноет, шепча о своих переживаниях, напоминает о далеких воспоминаниях, ставших уже частью давней, уже забытой всеми истории. Что-то вроде щемящей ностальгии по в детстве покинутому дому.       – К тому же у меня много знакомых мастеров, – продолжает ведьма, легко ослабляя возникшее вокруг них давление короткой ухмылкой. – Они готовы принять мой заказ в любое время суток. Мне даже не пришлось их торопить.       Мастера? Что же такого ему приготовил Бретт?       – Ты сказал «сотворил», – ведьма точно ведь в начале хвасталась своими навыками.       – Ну я бы не стал тебе преподносить изделие, сделанное чужими руками, – с еще одной ухмылкой замечает Бретт, разогнав всю торжественность ситуации.       Когда мужчина вот так смотрит на него, сжимая губы в тонкую линию и приподнимая брови вверх, играючи, игриво, Стайлз забывает о всей то физической мощи, магической опасности и силе опытного стратега, скрывающихся в желтых ведьмовских глазах. Он будто ведет разговор с кем-то равным, с кем-то обычным, всё еще открыто глядящим на мир с большой смелой надеждой в сердце. (Очень красиво).       – Разумеется, я сотворил нечто новое и уникальное, – хмыкает мужчина. – Что-то под стать своему хозяину.       Кажется, ведьма всё же немного волнуется. Это объясняет то необычное ощущение нервозности вокруг мужчины, который как будто даже ведет себя сегодня как-то по-другому. Стайлз не может сказать, в чем конкретно кроются эти незаметные изменения и что заставляет Бретта переживать так сильно, но он определенно может снять часть напряжения с плеч своего нового друга, поблагодарив того за искреннюю заботу.       За кого мужчине не стоит переживать, так это за него. Всё будет хорошо, он справится. Тем более, когда он больше не один.       – Я-… – начинает Стайлз, но Бретт тут же его перебивает.       – Не сейчас, – строго произносит ведьма, всё еще глядя на него. Однако, парень быстро догадывается, о чем действительно хочет предупредить мужчина.       – Да, – соглашается, – не подходящее место.       Всё же то, что им не мешают вести беседу в магической лавке, не означает, что на них и вовсе не обращают внимание. Даже наоборот. Немногочисленным посетителям несомненно любопытны они оба, их теплые отношения и столь продолжительный занимательный разговор.       – Я попробую, – решительно уверяет он, глядя прямо в глаза ведьме. – Обязательно приложу все усилия.       Бретт благодарно кивает головой.       Правильно. Теперь нужно сделать первый шаг.       Однако, протягивая руку к заветной шкатулке, парень вдруг замечает остальные предметы на полке и отвлекается. Хрустальные и стеклянные шары, полупрозрачные и практически невесомые, маленькие камеры хранения для капелек магии. Красивые. Он читал про такие. Их используют, чтобы избавиться от избытка энергии внутри организма или наоборот, чтобы сохранить силу снаружи, во внешних накопителях, чтобы использовать их позднее.       Для него они, естественно, бесполезны.       Но… само собой, не отдавая себе отчета в своих действиях, Стайлз меняет направление и тянется к одному из стеклянных шаров, ведомый своим искренним желанием. Было бы здорово, если бы у него тоже были такие вот магические штучки, которые есть у остальных носителей, да? Хотя, наверное, это не очень разумно, догадывается парень, останавливаясь в последний момент. Бесполезные безделушки.       – Это всего лишь шар, lapinou, – шепчет Бретт, коснувшись одного из них. Голос ведьмы звучит ниже обычного с какими-то мурчащими нотками. – Не стоит так бояться трагедии.       Мужчина, наклонившись чуть ближе к нему, касается выбранного им стеклянного предмета, вливая в нее свою сияющую расплавленным золотом магию, пока внутри холодного, неприветливого шара вдруг не рождается крохотная бабочка, тут же осветившая окружающие ее бесчувственные стены пылким песочным пламенем.       – Видишь? – напевает Бретт с улыбкой, которую слышно даже в одном этом слове. – Это помощник, не предвестник беды.       Там, где тонкое золотистое крыло исследующей свое новое местоположение изящной бабочки касается холодных стеклянных стен, на короткий миг расцветают яркие песочные всплески, очень похожие на крохотный фейерверк. Как что-то такое маленькое и незначительное может так пленить, очаровывать… Ему бы так хотелось-…       – Почему бабочка? – немного резко спрашивает Стайлз, непроизвольно вздрагивая.       – Они недолговечны, – тут же отвечает ведьма без долгих раздумий. – И при этом такие красивые.       Это верно. Парень сам только что думал о чем-то подобном, как даже такой капельный завиток магии способен притянуть к себе восхищенные взоры… И всё же он не уверен, что это была единственная причина, по которой Бретт выбрал такое физическое проявление своей искры. Это Стайлз не в силах никак повлиять на свою, да и не то чтобы он сильно против розовых звездочек, всё же он к ним привык. К тому же они напоминают ему бесконечность ночного неба, искусного в сплочении двух скучающих друг по другу сердец, как это было с ним и отцом, когда их разделяли военная присяга, обязательное школьное образование и тысячи километров.       У него это врожденное, но Бретт Талбот – талантливая и опытная ведьма незаурядного ума, поэтому парень не до конца верит в то, что причина может быть такой бесхитростной. В этом наверняка что-то есть.       Тем не менее это не его дело.       – Что думаешь, мальчик, встречающий рассвет на закате?       Не обращая внимание на придуманное мужчиной прозвище, Стайлз напряженно изучает предмет перед собой. Это не может причинить ему вред: подобные самодельные товары проходят через ритуалы очищения, чтобы гарантировать продавцу и покупателю безопасность магического атрибута. Парень тоже не должен стать источником проблем, так как управлять собственной искрой не способен, а значит ничего действительно ужасного произойти не должно.       Нельзя, разумеется, списывать со счетов его проклятую (не по-настоящему, всего лишь оборот речи) удачу, притягивающую неприятности и неконтролируемый хаос. Однако, когда это его останавливало?       – Не стоит боятся, – решительно заявляет парень, кивая самому себе. Новые вещи притягательны и опасны, но если не сделать первый шаг, как их можно понять? Иногда ведь в опасности скрывается самое настоящее сокровище.       Знание и опыт.       Ему определенно нужно стать немного более смелым и беззаботным.       При его прикосновении к стеклянному шару с беспокойно порхающей бабочкой не происходит мгновенного взрыва или ужасающей катастрофы. Хотя спустя мгновение танцующий осколок ведьмовской магии сияет чуть ярче обычного. Это не так заметно сначала, но при внимательном наблюдении небольшие изменения очевидны.       Крохотное насекомое, тонкое и изящное, наполняется неожиданной силой, останавливаясь в начале своего элегантного воспарения, и вдруг рассыпается на золотистые песчинки, опадающие вниз блестящим снегопадом.       – Ох, – вздыхает Стайлз, а через миг стеклянный шар под его пальцами покрывается трещинами, терзаемый неожиданно возросшим давлением изнутри.       Ошарашенный, парень тут же отдергивает свою руку. Разве такое возможно? Он сам ничего не почувствовал, кроме небольшого зудящего ощущения на кончиках пальцев. Кто-то наложил на шар заклинание? Что-то маленькое и незаметное?       – Вот как, – весело хмыкает Бретт, совершенно не взволнованный порчей чужого товара. – Сейчас стали делать вещи нулевого порядка для слабых магических пользователей, – задумчиво тянет ведьма, без тени сомнения прижимая ладонь к трещинам на стекле. – Они как губка впитывают скрытую неактивную магию, вместо того, чтобы учить детей самим справляться со своей искрой, – под рукой ведьмы трещины на стекле окрашиваются в знакомый золотистый оттенок, поверхность сглаживается, хотя сами «шрамы» не исчезают. – Непродуманная стратегия.       А вот ворчит мужчина как самый настоящий старик.       Стайлз весело ухмыляется этой мысли и вновь возвращает свой взгляд на пострадавший магический атрибут. Точно его проклятая удача. Чтобы они остановились именно возле этих полок и ему приглянулся магический предмет с таким крохотным, неагрессивным заклинанием, что ведьма не отметила его чем-то опасным, а он сам так легко поддался любопытству и не моргнув глазом коснулся неисследованного товара в незнакомой лавке. Разумеется, их ожидал лишь плачевный результат.       Однако и Бретт прав: трагедии не произошло. Да, стеклянный шар теперь сломан, покрыт «шрамами» и скорее всего бесполезен, ведь сейчас его нельзя использовать по назначению, не с продырявленной гладкой защитной поверхностью, но ничего катастрофического не произошло. Остальные товары в порядке, магазин стоит на месте, а владелец хмуро смотрит в их сторону, заинтригованный, но не встревоженный.       – Я куплю это, – отвечает на его пристальный взгляд Бретт, аккуратно перехватывая шар другой рукой. – Сувенир с нашей встречи. Очень памятная вещица.       Памятная вещица? Их встреча так важна? Когда парень замечает многозначительное подмигивание мужчины, показательную расслабленность в тренированном теле с неожиданно искренним дружелюбием в желтых глазах, ему приходит на ум одна дикая мысль.       «Да, эта встреча чертовски важна».       (А ведь сначала её не было ни в одном изученном им будущем…).       – Не переживай за благотворительный вечер, – шепчет парень, глядя прямо в проницательные желтые ведьмовские глаза. Они не столь всесильны и кошмарны, как о них говорят. – Всё пройдет безупречно, – слабое утешение для такой старой души, если подумать. – Насладись хорошими композициями, – хотя ему всё равно бы хотелось немного облегчить ношу друга. – Лучше станцуй с сестрой. Ей понравится.       Вокруг Бретта Талбота, генерала самого большого ведьмовского ковена в Америке, на удивление, всегда царит мягкая и доброжелательная атмосфера, золотистый ореол тепла и заботы, солнечная и притягательная. Однако всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Стайлз, например, легко чувствует постоянное напряжение, которое сковывает мужчину, словно тяжелые рыцарские доспехи, обоюдоострый меч, способный не только защитить его обладателя, но также легко и ранить. Быть всё время готовым ко внезапной вражеской атаке должно быть так утомительно.       – Шампанское будет не в твоем вкусе, – продолжает парень, воображая маленькое вздрагивание пальцев левой руки ведьмы от внезапного странного привкуса во рту от одного лишь первого глотка мерцающего напитка. Какое разочарование от любимого нектара. – А вот фруктовое вино будет вкусным, – Стайлз сам предвкушает удивление мужчины. О каким оно будет сладким… – Попробуй.       На самом деле парень слегка приврал самому себе, ведь под пристальным взором свысока, если честно, становится немного не по себе. К тому же ведьма крупнее и выше его, да еще и носит обувь на каблуке. Всё-таки немного боязно.       – Ты не пожалеешь, – впрочем он собирает решимость в кулак и тепло улыбается в конце.       Спокойное лицо при такой ровной осанке и безжалостной улыбке Бретта говорит, что расслабляться тот вовсе не собирается, даже после его уверений.       – Благодарю,mon cher ami, – тем не менее, Стайлз ощущает довольство, мягкими волнами колыхающее пространство между ними.       – Не стоит, – хмыкает парень, не сдерживая рвущуюся наружу радость. – Всё для моего друга.       Мог ли он себе представить, что однажды с такой легкостью забежит в магическую лавку на встречу с ведьмой, которая будет так доброжелательно ему сиять? Догадывался ли одинокий мальчик, переживший травмирующий опыт после соприкосновения с чужой магической искрой, что однажды будет так спокоен, считывая настроение другой искры, намного ярче и могущественнее предыдущей? Мечтал ли, как магия, естественная и свободная, искусственная и строгая, будет так виться вокруг него, нежно и осторожно сжимая его в своих объятиях?       Наверное, только в своих самых сладких сновидениях.       – Всё в порядке?       Питер оказывается рядом с ним, как только Стайлз переступает порог магазина, где он оставил часть своей стаи некоторое время назад.       – Да, конечно, – драгоценный подарок ведьмы надежно спрятан у него в рюкзаке. Ему не терпится узнать, что же такого необычного приготовил для него его новоиспеченный друг. – А что?       На лице Питера собирается отчетливо высказанное замешательство, хмурое негодование, которое придает волку особенно мрачный вид. А ведь его не было рядом совсем ничего, зачем же устраивать подобный интенсивный допрос?       – Что-то случилось? – не унимается мужчина, незаметно принюхиваясь к нему.       – Я встретил своего знакомого, – невозмутимо объясняет Стайлз, хватая Питера за рукав куртки, чтобы притянуть того ближе к себе. Оборотень, что ни капли неудивительно, легко поддается ему, со знакомым рвением преодолевая пространство между ними. – Он отдал мне кое-что.       – Он? – переспрашивает Питер, вновь повторяя это мрачное выражение лица, за которым, Стайлз готов поклясться, тот прячет ревность. Они были женаты – он учует такое даже с бракованным человеческим обонянием.       Как мило. Парень прикусывает щеку изнутри, чтобы не начать глупо улыбаться бедственному положению оборотня. Действительно, не только же он должен терпеть поддразнивания, не так ли?       Позади волка на головокружительной скорости пробегает ребенок, совершенно беззаботный и не встревоженный возможными болезненными последствиями своего легкомысленного поведения. Пробегает мимо них в потоке раскатистого звонкого смеха и шлейфе детских мыльных пузырей, цепляющимися за сияющие золотистые кудри.       – Ты тоже приготовил для меня подарок? – внезапно даже для самого себя спрашивает Стайлз, медленно смаргивая с себя увиденную картину. – На день рождение.       Мужчина, даже не вздрогнувший от пробегающего рядом мощного торнадо из хохочущего ребенка и преследующего его ворчащего взрослого, судя по изменившемуся взгляду, кажется, всё же заметил клокочущий в груди Стайлза смех. Бросив короткий взгляд на его подрагивающие губы, Питер вдруг расслабляется и первым дарит ему веселую ухмылку.       – Я еще не определился.       И угрюмые ноты бесследно исчезают из волчьего голоса, словно их там вовсе никогда и не было.       – Разве не нужно готовить их заранее? – Эрика, например, весьма грозно настаивала на этом моменте в их споре.       А Питер вдруг расплывается в широкой улыбке.       – Но месяц – это много, – передразнивая его слова, поет оборотень. – Вдруг человек передумает получать эту вещь?       – Так ты слышал нас! – понимает Стайлз.       – Разумеется, мартышка, – вот ведь зараза. Еще и хмыкает с такой довольной усмешкой. – Твой голос разносился эхом по всему магазину, игнорировать его практически невозможно.       «Разумеется», – передразнивает в голове парень, а вслух произносит:       – Это не так ценно, как ты думаешь, ведь ты в итоге так и не пришел мне на помощь.       Его ворчание явно удивляет Питера, потому как тот не находит что сказать, кроме растерянного:       – Вот как.       И впрямь прозвучало как-то не очень.       – Э-э-э… я не это имел в виду, – машет головой Стайлз. – И вообще, получается, ты знаешь, когда у меня день рождения?       Это не должно так его смущать, как-никак вся его стая работает в Бюро и уж такие простые сведения они могут позволить себе узнать без чьей-либо помощи. Тем не менее есть что-то неловкое в том, что волк знает о нем вещи, которые сам парень ему не рассказывал. Что-то за пределами их разговоров.       (Он осознает, как лицемерно это звучит с его стороны).       – Что ты подарил мне в подарок на наше первое совместное полнолуние? – внезапно меняет тему Питер. И Стайлз легко ведется на отвлечение, разрешая увести себя в сторону от тревожных откровений.       Это впервые, когда мужчина проявляет такое открытое любопытство к их общему будущему, а не игнорирует или избегает его. Такой неприкрытый интерес волнует и дарит приятное ощущение воодушевления. Щеки наливаются мягким румянцем, а он сам в смущении отводит взгляд в сторону.       – Первое полнолуние… – задумчиво тянет он, хотя правильный ответ сразу же пришел ему на ум.       Первое совместное полнолуние – важная веха в новых отношениях для оборотней. В ночь, залитую ослепляющим лунным светом, волки нуждаются в комфорте знакомых запахов и приятных звуков, не терзающих их усиленные органы чувств. Взбудораженный разум перевертыша ищет нечто привычное и необычное одновременно, нечто способное занять чрезмерно активный мозг, нечто хорошее, что не вызовет болезненные воспоминания и не пробудет негативные эмоции. Любящие близкие – идеальное сочетание всего перечисленного.       Разве не душераздирающе осознавать, что он был для Питера этим любящим близким когда-то?       – Проигрыватель виниловых пластинок, – честно признается Стайлз. Это одно из тех светлых воспоминаний, которым он всегда готов поделиться с другим. – Мы танцевали под джазовую музыку. Ты ненавидел это примерно первые полчаса, потом втянулся.       Это было непредвиденно чувственно. Растворяться в хаотичной мелодии, терять часть себя в невесомых прикосновениях пальцев, крепких объятиях, интимной близости… прыгать от безудержной радости и спотыкаться от внезапной тоски по чем-то недостижимому. Наверное, тогда Стайлз впервые увидел такого раскрепощенного Питера, не скованного собственными правилами и ожиданиями. Оборотень улыбался его счастливому смеху так нежно и ослепительно, подхватывал его, чтобы покружиться с ним, пока мелодия закручивалась в своем пике и не отпускал, пока их руки не ослабли и ноги не устали дрожать.       – Ты был кошмаром, не так ли? – с непонятной жадностью в глазах замечает Питер, идеально собранный и невозмутимый.       – Ты не представляешь.       Исходя из того, как наглядно выражает мужчина свою заинтересованность, оборотень явно может прекрасно себе представить что-то подобное. Ну или хотя бы очень желает попробовать так поступить.       На самом деле, Стайлз никогда не мог сказать точно, что именно чувствовал Питер в определенный момент времени или о чем конкретно думал: всё же мужчина действительно прекрасно скрывал свои эмоции, когда сильно этого хотел. Однако оборотень также никогда особо не старался прятаться от него, говорил прямо о своих желаниях и грёзах, не боялся проявлять глубокие переживания, не игнорировал и не отталкивал. Да к тому же парень сам обычно разделял со своей парой все повседневные заботы, горестные падения и счастливые взлеты: они с самого начала были удивительно гармоничны.       Поэтому, вполне естественно, что парень всё-таки научился различать некоторые ощущения мужчины, читать легкий всплеск искреннего энтузиазма в слабом подергивании губ, замечать «смеющиеся» над ним морщинки вокруг в серьезных голубых глазах.       И чужое влечение. Тысячи раз оказываясь под мощным прожектором безраздельного интереса, полностью сфокусированного на нем, Стайлз привык быть объектом волчьего пыла, поэтому распознать такое горячее рвение в струнах души Питера не составляет труда.       Проблемой становится несравнимая разница ощущений между ними в видениях и ними в реальности.       – Я тоже уже купил тебе подарок на день рождение, – резко произносит Питер, еще немного наклонившись к нему.       Они же уже и без того достаточно близки. Так ведь неудобно смотреть, чужое лицо занимает всё пространство, что за ним не видно остального мира…       – Что это? – выдыхает Стайлз с болезненно ускорившимся порхающим сердцем во внезапно ставшей такой тесной грудной клетке. Неожиданное волнение закладывает уши.       И Питер, оборотень с обостренным обонянием, способный унюхать его эмоции через его уже более неприкрытый никакими травами запах, вдруг зачем-то улыбается ему так открыто и счастливо, заполоняя всю его опустевшую без остального мира Вселенную неповторимым искристым светом. Невероятно красивое зрелище.       – Потерпи и увидишь, – просто пожимает плечами мужчина, делая шаг назад. Стайлз же наконец выдыхает.       Подождите. Волк сейчас просто-       – Питер!       Его оклик выходит неожиданно высоким и очень забавным, если честно, потому как после него они оба заливаются смехом, рассекающим оставшееся напряжением одним своим резким раскатом.       Это ужасно. То, как легко они с Питером синхронизуются, впадают в рутину друг друга, поддаваясь незначительным моментам, вызывающим отчего-то в них скорее неожиданную радость, а не знакомую настороженность или даже старый страх. Плохо, кошмарно, жутко. Парень сейчас так взбудоражен одним лишь их коротким (пускай и весьма интимным) взаимодействием, что едва может ровно дышать.       И Питер…       Когда волк, его ZlyWilk, стал таким беспечным и свободным рядом с ним? Когда Стайлз преодолел эту невидимую стену, скрупулезно выстроенную вокруг сердца его пары? И преодолел ли он ее сам? Потому как кажется, что та сама его впустила, буквально, гостеприимно встретив его на середине пути.       Когда Питер успел так привязаться к нему?       – Вот поэтому я и не звала тебя, Стайлз, – Эрика буквально возникает возле них, встревая между ними. Эта девушка иногда сильно пугает его. – Ты всё превращаешь в шутку.       Несмотря на свое насупленное лицо выглядит девушка намного лучше (возможно, всё дело в увесистой сумке на ее плече). Видимо, избавившись от фактора своего сегодняшнего стресса, Эрика преодолела спад своего душевного настроения, ведь даже ее походка стала намного легче и пружинистее.       – Да когда такое было? – театрально возмущается он, и сам в более приподнятом состоянии духа, чем был с раннего утра.       – И отвлекаешь Питера, – продолжает разглагольствовать Эрика, хотя в разрез со своим небрежным холодным тоном мягко подхватывает их обоих за локти, чтобы вновь увести их в какой-нибудь другой местный магазинчик.       – Он сам отвлекается, – хмыкает Стайлз.       В то время как Питер одновременно с этим поддакивает:       – Ты права, он очень отвлекает.       – Не правда! – парень наклоняется вперед, чтобы бросить на мужчину грозный взгляд, но в ответ лишь получает вздернутые в вопросе брови.       – Бросай это, Стайлз, – дергает его за руку Эрика. – Раз вышел сегодня вместе с нами, то обязан помочь.       И то верно.       Она права, раз он всё же навязался им, то стоит хотя бы попробовать посоветовать что-то дельное. Ради Вернона. И ради явно пошатнувшегося здравомыслия Эрики. Нельзя ведь молодой девушке столько переживать, это плохо скажется на сне. А он ведь их драгоценный друг и, правда, переживает за обоих.       Поэтому ему, наверное, не следует признаваться, что он здесь ради Питера.       – Конечно, я помогу, – прижимается ближе к повеселевшей подруге. – Знаешь, я вообще-то действительно знаю один хороший…       Лучше промолчать.       … когда Стайлз предложил ему покер. Парень догадывается, почему остальные могли так отреагировать, к тому же волки и так измучены возрастающим влиянием червивой луны, оттого и интересней будет, когда они поймут, как глубоко ошибались.       – Я бы лучше сыграл с тобой в шахматы, но раз я забыл свои дома, придется снова отложить нашу игру, – немного даже горестно, что они никак не могут столкнуться вместе в такой сложной стратегической битве, но да ладно. – Хорошо, что у меня с собой есть карты. Это кстати подарок. Они ручной работы. Иначе я бы не таскал их с собой. Очень немногие додумались бы преподнести подобные вещи в подарок.       – Ну если это твои особенные карты, – тянет Питер, оставляя пустую чашку из-под чая в сторону. – Можно сказать, что наши шансы почти уравновешены.       Забавно, ага.       – Это будет не так просто, как ты думаешь, – уверяет оборотня Стайлз, не обращая внимание на тихий смешок Джексона над ухом. Тилацин, расположившийся над ним на диване, принимать участие в их споре не собирается, но, разумеется, и молча следить за разворачивающейся ситуацией, как это делали Айзек с Дереком, тоже не планирует.       – Твой аромат скачет за твоими эмоциями, мартышка, – терпеливо объясняет Питер, уже предвкушающий захватывающий вечер. Парень догадывается, что оборотень уверен в своей победе, но всё равно потакает его капризам и готов быть удивленным. – В таких обстоятельствах ты как открытая книга. Мы все здесь узнаем, когда у тебя будут хорошие карты, а когда нет.       – Думаешь? – фыркает Стайлз, перемешивая карты. – Возможно это и так, – он видит этот конкретный момент, когда его решительность зажигает опасный огонек интереса волка. – Но и ты мне не сможешь соврать. Я легко узнаю, когда ты захочешь мне соврать. Всё будет написано на твоем лице.       И Питер попался на крючок. Чего он и добивался с самого начала всей этой затеи. Зачем еще он бы достал эти дурацкие старые карты?       – Хочешь сказать, что уже знаешь, кто победит? – интересуется Джексон, стуча пальцем по его затылку. – В чем тогда стимул? Разве…       Нет, думает Стайлз. Стоит признаться хотя бы самому себе, он никогда на самом деле и не знал, чем закончится игра, когда дело касалось Питера.       (А стимул всегда кроится в самой игре, во времени, проведенном вместе, попытках узнать друг друга лучше, новых способах разбудить жизнь в равнодушных голубых глазах).