Невзрачный компаньон

      Голова гудит.       По ней, в ней, вокруг нее волнами ощущается пульсация. Раз за разом неприятная боль обволакивает лоб и затылок, пронзающе перемещаясь в виски под конец.       Такое состояние тела связано не только с длившейся всю ночь грозой, что раскатисто, а главное громко металась по улицам империи.       Бойко вернувшись прошлым поздним вечером в собственные покои, будучи чумазой с ног до головы буквально: зелёные мокрые стопы, грязное некогда постельное платье, волосы, соплями обрамляющие влажный лик — моя персона взмолила компаньона о смене наряда, дабы завалиться спать       Человек, что сам не отличался видом почище — такое же угрюмое и мокрое лицо, смольные пряди с видными каплями, дворянская одежда насквозь сырая — щёлкнул пальцами и претворил девичью прихоть в жизнь.       Одеяло взмыло и накрыло постель вместе со мной в чистой одежде.       По утру мороси как не было. Так я и оказалась в постели летним утром чистая, умытая и, должно быть, счастливая. Но, нет.

Как оказалось, и больная.

      Тело по-новой взмокло. По спине и лицу градом шёл пот, тем временем же организм героически терпел боль, приносящуюся болезнью. Тянущий узел стягивал живот и вместе с ним органы.       Происходящее с моим здоровьем этой ночью не описать. Башка, готовая взорваться из-за всего, тело ломит, ноги с животом крутит. Охота тошнить.       Одним словом — горячка.       Мне, лежа, тяжело дышать. А сесть, изменить положение тела сил нет. Губы сухие, как и горло. То, что я испытала, открыв глаза — дикое желание пить. Жажда нахлынула такая, которую не испытывала ранее.       Пока моя туша, точно труп, измеряла свой болевой порог, по комнате суетились люди. Прислуга всех мастей носилась туда- сюда: то стоя над моей койкой, то принося мокрые полотенца, то и дело делая всякие процедуры. Как курица- наседка главная горничная, родная Лилиан, то и дело заглядывала ко мне и проверяла состояние, протирала ласково овал лица, лоб, ключицы и грудь от противного пота.       — Бедняжка, — причитал женский голос, до этого приказывая паре горничной зашторить окна, дабы и так плохо чувствовавшей себя леди не слепило утреннее солнце в очи.       Массивный кусок синей ткани с потугой дёрнули с разных сторон к центру. Свет мигом пропал. В комнате воцарилась темень.       — Может, её уксусом намазать? — явно не ко мне обращенный шёпот, что уловил помутнившийся рассудок, заставил мою тушу напрячься.       Через пару минут перед расфокусированным взглядом нависала стеклянная прозрачная бутыль без этикетки. А после её открывания заложенный нос учуял зловонный запах от белой марли, пропитанной этой адской жижей.       Как же меня угораздило.       Ебаная температура.       Я, Емельяна, смогла только издать писк и паническую одышку.

***

      При условии, что в этой жизни моя персона найдёт себе мужа и нарожает детей — а это уже маловероятно — я смогу уверенно, с грудью полной гордости называть себя Героем.       Называться девушкой, что стойко в чужих, женских, но не суть, лапах далась обмазать свое молочное тело вонючим веществом с противным названием «Уксус».       Я буду той, о которой пойдёт устрашающий глас «Её держали пятеро! Ааа!»       — Тебе надо отдохнуть, — Лилиан натянула одеяло по подбородок, — поспи, — и провела рукой по подушке, слегка поправляя её.       Часы в предобморочном состоянии пролетают незаметно. Меня оставили одну ближе к полудню после того, как в третий раз обмазали всеми лекарствами, в том числе уксусом.       Служанки Императорского дворца закончили все свои дела, а именно уборку комнаты и помощь в лечении меня, потому удалились. Главная горничная, приоткрыв на последок форточку, дабы больная я не задохнулась зловонием, кинула обеспокоенный взгляд в направлении кровати и следом покинула комнату.       Дверь тихо закрылась.       — Лютый ужас.       От кожи разит этой хренью, которую боялась ещё в своём детстве. Неприятненько. Благо, лечение начали вовремя, а то в таком состоянии пребывать неохота.       Но бал упущен. На него Емельяна не явится. К завтрашнему дню, к ночному банкету, организм не восстановится. Вашу ж мать.       Я отупело пялилась в потолок без всяких мыслей. Что в комнате, что в голове пустота. В больную голову, дабы не перенапрягаться, никакие думы не лезут.       Не прошло и дня в пребывании наедине с собой, как в комнату со стуком, но без ожидания отклика хозяйки покоев вломился ещё один люд. Моя физиономия, успевшая благоговейно задремать, мигом подпрыгнула, болезненно кашляя.       — Сыплются проблемы, как погляжу.       Стук по дереву и приветствие, что обычно свидетельствуют свое уважение кому бы то ни было, нагло опушены и забыты.       Ехидный Лукас, сперва громко зашедший в комнату, на удивление аккурат прикрыл вход в покои. Деревянная преграда еле слышно встала на место со вставшей в механический пазл ручкой.       — Тебе уже сообщили? —за вопросом последовал гнусавый звук. Лёгкие еле-еле как насыщаются кислородом.       Лукаса встречает лежащий человек с бледным лицом. На обращение маг качнул головой, далее незатейливо твердя:       — Ещё в начале дня, — чутким взглядом обводят комнату.       От двери до постели пару метров, и Лукас всеми способами их растягивал. Широченные и бесшумные шаги, плавное движение и осмотр обстановки. Я будучи без возможности что-либо сказать, из-за давшей о себе знать боли в горле, вскинула брови, сопровождая перемещение компаньона движением зрачков. Почему только сейчас пришёл ? Опаздываешь, парень.       Молча в обнимку с хлопковым одеялом я ждала, когда тот удосужится подойти к койке.       Хочу узнать, зачем пожаловал. Неужто лечить пришёл? И магией? Вот так повезло!       Я ликующе заулыбалась. Вышло, конечно, криво и жутко, но как есть.       — Да уж, и запах же здесь, — маг бесится.       Без колкостей не обходится ни один разговор. Это как молитва или мантра. Человек встал около моей лежанки и наигранно стал махать рукой возле носа.       Неловко пожимаю плечами, мол, ничего не могу поделать и тебя тут никто не держит. Моя туша в ту же секунду покосилась в сторону окна закрытого шторами. Вглядываясь за синюю ткань, вроде бы, форточка приоткрыта значит не задохнемся.       — И как ты так умудрилась? —самой любопытно, — вправду безмозглая. — и вовсе не церемонится.       Пока слух увядал от обидных слов, эмоции смешивались, лоб с лицом хмурились и куксились, далее внимая неприятную тираду:       — Не стоило тебе резвиться с этой тварью, — сказал юноша грубым тоном, что на мгновение показалось, будто бы готов уничтожить зверька.       — Так ещё и под дождём…—ропщу я, в то время как крутиться мысль о том, что в комнате чрезмерно темно.        Опровержений с моей стороны не последовало, на что Лукас победно ухмыльнулся и развёл самодовольно руками с характерным выражением лица именуемое: «я-как-всегда-прав».       — Зато ты теперь никуда не пойдёшь, — парировала я, удручаясь выданным ответом.       Но вместе с этим пришла мысль об ином в этом же русле, которую тут же озвучили:       — Или ты бы меня бросил посреди бала, не пойдя на него, как хотел того изначально?       Интересуюсь, потому заглядываю в глаза собеседника, стараясь не рухнуть с койки. В сюжете этого плута не было на балу… Так что все вероятно.       — Я не из таких, — в поддержку выше сказанного, колдун сосредоточился, — с тобой намучился, труды свои явно терять не намерен, — в ответ сварливый вид.       «Был. Был не намерен» — порыв выдать это кое-как сдержан. Сейчас перед тобой, Лукас, девичий труп.       — Хотя, — затягиваю я и тут же задумываюсь, высмаркиваясь в первую попавшуюся салфетку со стола, — это уже неважно, — аж легчает. Далее, что стало неожиданностью, так это узрение того, как брови Лукаса поплыли вверх.       — Тебе так полюбилась эта фраза? —легкий голос с намеком на смех.       Вникнуть в сказанное надо бы. Отложив вяло грязный платок, обращаюсь к лениво сидящей, но ждущей объяснений фигуре.       — А? С чего ты так решил?—пытаюсь найти ответ в рубиновых глазах.       На стуле уже устроилась не хмурая фигура, а вполне расслабленная. Понадобилась самая малость, дабы изменить мужской настрой.       — Вчера ей изрекалась, сегодня ей разбрасываешься, — не разнящиеся с посылом ядовитые голос и тон.       Вот это выводы! Во даёт! Во наблюдательность!       Будучи удивленной, я тихонечко прошептала, что тот меня удивил, на что компаньон ещё больше исказился в лице. Губы расплылись в знакомом оскале, а глаза насытились огоньком.       — Наплевательское отношение проснулось? — ехидничает или злорадствует? Чего большего?       Головой метнув вправо-влево, в знак отрицания, твержу ответно:       — Я это к тому, что все равно тех, кого хотела увидеть, и то, что хотела сделать, уже не осуществить. Упустила свое счастье, — губки уточкой встречает собеседник вместо адекватной рожи.       Алый взор по-новой просколзил по моему телу, застывая на долю секунды в разных местах.       — Кого же ты хотела увидеть на этом торжестве имбицилов?       Перед глазами муть, а в голове вата.       Ответ, достойный одобрения Лукасом, не приходит на ум. Выданный звук следовало бы чем-то да закончить, но совершенно нечем. Рот приоткрылся и тут же закрылся, смыкая губы напряжённой линией.       Глаза забегали по окружению под носом и блеклой вдали стене, параллельно стоящей, дабы не встретиться с рубинами. Лукас совсем ничего не сказал, сощурившись наблюдая под боком.       — Ту же Дженнет, о которой нам Ати твердила?       Сойдёт? Поверит?       — Глупо, — цоканье, — дрянная Химера того не стоит.       Колдун Башни вечно недобро, злобно, раздражённо изрекается об этой девочке. С этим ничего не сделать. Его рот — его право. Лишь приходится слушать это, либо выслушивать, если застану то, как Атанасия отстаивает честь Химеры.       Иногда Лукас и вовсе забывает о подборе слов, его редкие фразы о второй принцессе дополняют последующие слова, не озвученные сегодня: "Её следовало бы давно умертвить".       И сквозит в такие моменты голос будто льдом.       Разговор подошёл к концу и каждый в тишине погрузился в мысли.       Лукас со скрещенными ногами глядел вперёд, застыв пустым взглядом на моих лодыжках, торчащих из-под края одеяла, мое внимание ж устремилось в потолок, после того, как голова была закинута слегка назад, коснувшись изголовья.       Горемычная я, но и вина в произошедшем идентично на душеньке моей. Если плоть сжигает горячка, то нутро — обида. И это чувство направлено на саму себя.

Сегодня второе декабря.

      Предшествующий день перед злободневным днем. Завтра, третье декабря, День рождения Её Высочества — роковой дебют.       Боязнь неизбежности присутствия и одновременное желание присутствовать на балу, в основном месте действий, побудило к тщательной подготовке. Это то, ради чего дворец и его окрестности, да чего уж там, сама империя отдалась суете.       Даже приуроченный Лукас, мучимый моей персоной танцами неделю, посодействовал. А теперь что?       Буквально ничего по причине собственной халатности.       Мне не удастся сполна насладиться банкетом, поскольку до завтрашнего утра я определенно точно не оклемаюсь.       Но рассуждая над причино-следствием, возможно, моя никчемность и ребячество, что сыграли со мной злую шутку из-за которых хвораю в данный момент, не играют роли. Может ли быть такое, что дождь пошёл вчера намеренно по велению судьбы? Или бред сивой кобылы?       Может, я не должна быть на банкете? Как-то было в оригинале. Вернее сказать, отсутствие Емельяны Враус на этом чёртовом дебюте. Отсутствие её личности там.       Она, ее тело, как гласит предыстория, в три года болела, и велика вероятность, что должна была умереть из-за схожей болячки, если бы не моё чудесное перемещение в мир манхвы.       Вся эта ситуация не давала мне покоя. Как и нынешняя. И еле шевеля губами окликаю друга. С задержкой колдун повернулся ко мне анфасом, смиренно ждя.       Гнусаво дышу, стараясь в членораздельность:       — Раз уж на то пошло, ты можешь меня с помощью магии вылечить? — скромно выдаю и отвожу взгляд к ворсу ковра под ногами колдуна. Этим вопросом задаюсь уже все утро. Мысленно, разумеется.       Официальная-основная деятельность Лукаса во дворце — помощь, сопровождение Ее Высочества. Другими словами — компаньонство. А вторая, непризнанная даже им в душе, — помощь мне. И это не пустые слова, а между прочим выявленная закономерность за прожитые годы бок о бок с ним. Будучи под его опекой, черт возьми! Раз Колдун по неясной причине в последние пару лет так снисходителен, то может таким и остается ныне? Например, сегодня?       Нет, я не настолько свыклась с привилегиями, просто… Ладно, свыклась и почему бы нет? Раз есть таковая возможность — просто, без труда выздороветь. Я ж его не буду обделять благодарностями! Да и ему, наверное, неприятно видеть больную подругу. Всем его щелчок пальцем или стук по шатеновой Емельяниной черепушке пойдёт на пользу.       — Нет, — категорично послышалось невдалеке.       Отказ на отрез. Сказал как отрезал. Отрезать, как сказать. И все в этом духе донеслось их уст мужчины. Компаньон глядел глаза в глаза, не произнеся ничего далее.       Все складывалось так, чтоб моя туша нагло, но страдающе стала просить колдуна о выздоровлении.       — Но почему?! — спросила, нет, прохрипела я с чувством непокорности судьбе, — Атанасию же лечил! — иду ва-банк, как моему хворающему мозгу казалось тогда, — я чем хуже?!       Засмокнутые салфетки окружали нас двоих, а болезненность передавалась мужской фигуре воздушно-капельным путем. Лукас же может заразиться? Или нет…?       Нос забит, а голос хрипит, словно чужой восстал, потому возмущения и возгласы в области кровати выглядят для Лукаса, думаю, ещё смешнее. И раздражающе одновременно.       — Да всем, — на этих словах язык мой был проглочен, а слух навострился. Прям по сердцу ножом полоснули эти слова, — уже говорил, что дело в мане, — я тяжело моргаю в течение дальнейшего диалога.       Мои веки тяжело двигаются в связи с плохим самочувствием. Я словно была в состояние полной нетрезвости.       — Ты про вчерашний диалог? Помню я… —выдавлено кое-как, но благо, человек напротив это понял и не заставил себя ждать. На стуле сидит любитель ссылаться на прошлое.       — И не только, — последовало подтверждение, сопровождаемое быстрыми шагами по комнате.       Я прокашлялась на всю комнату, чем слегка заставила юношу нахмуриться и оглядеть мою тушу с ног до головы:       — Тогда объясни, прошу, — жалкое требование, граничащее с молитвой, что не остаётся без ответа.       В комнату во время через форточку прорвался ветерок, чем задел шторы и дал взглянуть хоть и слипшиеся из-за выделений, но шальному глазу на улицу.       Лукас же, щёлкнув языком, покрутил шеей, делая подобие разминки, отнекивался:       — Мне лень, — и без энтузиазма выдвигает стул из-за стола. Мебель была придвинута к краю койки. Погодя, на неё нагло уселись всем добром, не забыв закинуть ногу на ногу.       Этим всё сказано.       Аргх! Почему он не хочет?! Нет, вернее, ему в падлу! Сегодня это по-особенному влияет на положение дел. Если раньше можно было как-то либо добиться ответа, либо, спустя рукава, и без пояснений обойтись, то сегодня мне, осипшей, харкающей и полумертвой вот в эту минуту не до перепалок! Но этот плут и сегодня тоже не выдаёт конкретики!       — Можно я в тебя подушку кину? — опечаленное шипение в адрес мага. Была бы моя воля — кинула б подушку без спроса.        Выйдет ли умилостивить его с помощью печенья? В детстве промышляла таким, сейчас и не так изгаляться могу… Хотя он сам себе ходячий магазин с нескончаемым количеством монет. Вот она — магия. А он ещё спрашивал, почему я так к ней тянусь.       — Не посмеешь, — хоть и вижу равнодушие, но слышу раздавшееся негромко хмыканье рядом.       Мы оба как воду в рот набрали. Я из немочи говорить в целом, чертов маг из-за нежелания вообще что-нибудь делать. Странный запах из смеси уксуса и других спиртовых лекарств ударил в ноздри, пробивая застоявшуюся мокроту и сопли. Запах же и заставил Лукаса искать собственный источник. Ищет, откуда разит. Маг принялся молча разглядывать на тумбочке около нас вещи, стоящие на ней.       Лето жаркое. А мое тело словно в пекле. Огромное желание искупаться не в исходящем поту благодаря температуре под тридцать девять и горячке целиком, а в ванне со льдом.       А глядя в алые глаза собеседника прям читается его желание сбежать отсюда. И на кой пришёл тогда? Уж лучше с чёртом из ада или с рыбой молчаливой сидеть, чем с этим плутом.       Мужской взор оторвался от визуального осмотра моей расклеившейся физиономии и был обращен к фармацевтике. Лукас внимательно разглядывал баночки. Они были стеклянные и разнообразной формы: некоторые с бумажной пометой, другие, содержащие спирт, вытянутые и приоткрытые; так же на той же тумбочке покоились всякие масла и крема в железных ёмкостях. Лежали ложки, палочки, салфетки. На каждом штофе была разная помета и маркировка. Горничные приволокли это одним разом.       На краю веником и повязанные тонкой верёвкой лежали неизвестные мне травы, которые применяла Лилиан для отваров.       И где-то между всем этим стояла фарфоровая кружка с толстой ручкой около кувшина с заветной водой, являющейся для меня сейчас источником жизни и единственным сокровищем.       Рука компаньона потянулась к одному из сосудов. Юноша вчитывался в надпись, держа жижу на уровне глаз. Слух даже уловил брошенное «Что это за пойло?»       Изучив один предмет, цепкая хватка и чуткость перемещались на следующее лекарство и так вновь, и вновь.       Человек, что вальяжно восседал на стуле, пока я гнусавила и промаргивалась, прижимая пласт хлопка, умудрился проскользнуть взглядом по всем объектам с поверхности рядом, не упустив ароматные травы.       Моя персона же дабы сесть на уровне чужого лица, а не продолжать обделено лежать и глядеть в потолок, собралась с духом и решительно изменила положение туловища. Одеяло было скинуто по талию, руки выставлены по бокам. Я, упёршись в локти, приподнялась и села.       Мигом нахлынула одышка. Вдох-выдох и по-новой. Лёгкие горели из-за любой активности.       Какое же ужасное состояние. Ни ртом подышать, ни носом; ни чая глотнуть, ни пальцем ноги шевельнуть. Тело адски ломит. Кости как будто выкорчевывают по суставам и сухожилиям.       — Не разбираюсь в этой бурде, — алые очи пристально смотрели на скляночки. Жидкость бультыхалась от тряски грубой руки, что держала сосуды поочерёдно.       Все-таки имеется русло, в котором он не силен? Лукас всесилен, всемогущ и умен, потому не разбираться в чем-то определённом — уж ему-то простительно.       Терпя боль, я ладонью смахиваю прилипшую чёлку и далее твержу:       — Да-к ты же не фармацевт и не травник.       Колдун отставил ранее заинтересовавшую его колбочку и, спустив ноги, чем принял адекватное положение для того, чтоб сидеть на стуле, повернулся.       Его корпус оторвался от деревянной вертикальной поверхности, а спина сгорбилась.       Я же, в попытках попить, подтянула ноги к груди, а руками сделала упор в полку. Ладони позже старательно держали хрупкую посуду. Последовали рваные и жадные глотки с проплескиваением воды. Напившись вдоволь, чаша была забыта, а после мной была поправлена, взбита и избита подушка.       Продолжительный взор пробирал и вынуждал ускориться в стеснённых движениях.       Момент, и было замечено, как к моему лицу тянется клешня колдуна.       — Тебе хоть легчает? — вижу хмурое сощуривание и межбровку, — лицо все также алое, как и по рассказам, — цедил юноша, попутно кладя руку на мой лоб.       Ох. Табун мурашек вызвал один единственный жест!       Лукас, дабы удостовериться в правдивости горничных и традиционным способом измерить температуру, некоторое время не двигался, — ни черта. Не легчает, прям горишь, — во время всего этого процесса я тоже замертво сидела. И это мой организм ещё не температурит в сравнении с утром.       Вприкидку, выздоровление светит через… хотя лучше сказать, что на лечение необходимо около недели.       Вижу, что мужские губы сложились ниточкой.Компаньон заметно омрачился. Ему не понравилось, видимо, то, насколько мне плохо. Он-то думал, что это все чепуха: поболею-попридуриваюсь, подохаю и оклимаюсь, а обстоятельства-то посерьёзнее.       Моя же туша в наглую получала удовольствие. Основные блаженство и душевное верещание исходили не от факта мужского касания, а от естественного, вероятнее всего, холода кожи.       — У тебя рука холодная…- млею и млею.       В комнате вот- вот испарина выделится. Превозмогания над всем этим все также имеются, но капелька прохлады — то, что мне нужно. И эта прохлада не сравнится с ледяными полотенцами, вымоченными в железном ведре.       — Ничего, потерпишь, — колдун недовольно закатил глаза, — нечего жаловаться, — слышу грубость, но руку продолжаю ощущать.       — Нет, напротив, — мотаю головой и улыбаюсь уголками глаз, сощурив их, — приятно так стало. Температура с утра не спадает, а здесь блаженство такое.       Я, как кот, понежилась о его руку и прижала её крепче ко лбу, слабо упираясь. Ради такого стоило завоевывать расположение. Да и хоть что-то хорошее сделал за то время, проведённое здесь, после своего появления. А то хамил и грубил.       Маг хмыкнул. Уголки губ приподнялись. В глазах взыграл знакомый огонёк.       — Руку тебе свою я оставить не могу, — едко произнесено.       Сквозь пелену во взгляде разглядываю юношеский лик. Приятные очертания, белая кожа и темные волосы. Все знакомое, но размытое. Грустно выдохнув, моя туша отпустила чужую пятерню, потому что не желала взбесить ненароком личность этого черта. Вдруг лишнюю секунду поддержу и все, бунт, мятеж, империя сожжена?       Моя физиономия устало прислонилась обратно к резному изголовью, парень тем временем сел полу-турецки на стуле. Он облокотился подбородком на правый кулак, потому мужскому телу пришлось склониться к собственным коленям дугой.       — Лилиан нудила, чтоб ты больше спала, — ненаигранный зевок, — и это за всю ту минуту, за которую мы успели пересечься на лестнице. Иногда она чрезмерно беспокойна.       Крайне обстоятельно. Эта девушка смогла весь двор поднять на уши, попутно готовясь к пиршеству в честь праздника Ати. Интересно, как там сама принцесса? Какое у неё настроение? Доложили ли обо мне?       Повторив следом невинный зевок за бурчащим, я запустила руки под одеяло и сложила их на низ живота. Удобно устроившись на мягкой подушке, моя хоть и больная, но довольная мина нырнула по подбородок под материал. Кожа спреет, но нельзя её будучи больной распаривать и одновременно с этим охлаждать. Уж лучше укутаюсь, чем хуже делать незнанием.       — Я и сама не против.       Честно и устало пролопочены слова в сторону.       Секунду задержавшись на размыленной в дали картине, висящей на стене позади колдуна, перевожу взор на него самого.       Его персона сидит по-своему свободно на деревянной мебели с четырьмя ножками.       Лукас, немного подумав о чем-то своем, блистая очами, поддался корпусом вперёд и метнул рукой.       Мужская ладонь опять-таки коснулась без спросу моего теплого лба, и вменяемость, ещё некогда бывшая при теле больном, покинула сознание.       Раз- глаза сомкнуты; два- вокруг темнота; три- тело окутывает сладкая нега.       И вправду джинн!

***

Тик- так.

Тик- так.

Ти-и-и-ик!

Та-ак!

      Лилиан правильно твердила, как и Лукас между делом, что мне необходим отдых. И положен сон. Чем больше сплю, тем легче переносится болезнь, как бы странно это не звучало.       Ощутив прикосновение к своей коже пальцами, ловко убирающих лезущие назойливо пряди к носу, закрыла глаза и заснула. И, очевидно, погрузилась в мир Морфея по велению зашедшего ко мне человека, чья магия уже испробовала многое.       Я, лично я, уже различаю свою сонливость от навеянной магией.       Сон пролетел незаметно. И слипшиеся глаза открылись. Зевок за зевком. Тяжело дыша через рот, поскольку нос забит естественным симптомом, я пыталась вкурить, где и что я.       Состояния не ахти. То самое, описываемое в книжках, и над которым шутят кому не лень.       Жаль, что болезнь оказалась не бредовым сном.       Моя выспавшаяся физиономия принялась рассматривать окружение. Собственные убранные покои, в которых было слышно улицу, стали родным местом.       Неизвестно какой сейчас час. Время не узнать — часы вне поле видимости, а по времени суток тем более не узнать — доступ к ним закрыт.       Прислушавшись к странному звуку, я решила найти источник. И, о Господи, он был совсем рядом.       Маг одетый в черную рубаху с красными пуговицами сидел как и ранее рядом. У меня под боком стоял стул вместе с вялым им.       Он был неподвижен. Уж думала - помер. И, когда держала ухо в остро, поняла, что так выделялось.

Сопение.

      Переведенное внимание дало возможность поглядеть на спокойное и спящее лицо колдуна.       Я заинтересованно пялилась и наблюдала за всем. Фигура, мирно спящая, неровно расположилась и кое-как держась на сиденьи. Ноги Лукаса были по-чудному соединены: самую малость оттопырены и соприкасались стопами. Руки же, будто статуей, скрестились на груди.       Сам же колдун был неподвижен. Замерев от такой картины, будто бы позабыв о личном недомогании, настала моя очередь не дышать и слушать. С его стороны были слышны лишь тихие звуки, теряющиеся в пространстве по мере слышимости.       Мужская грудь медленно подымалась. Голова склонилась вбок и наклонилась вперёд.       Видимо, Колдун Темной башни чувствовал себя расслаблено, раз позволил себе прикрыть на кроху времени глаза, и распластался на бедной мебели.       Ему не достаёт чего в своей башне, раз задремать полусидя здесь плевое дело? Или за компанию ежели необходимо нянчиться со мной решил поспать? Пребывание здесь стуками напролет послужило началом его привыканию?       Я до сих пор задаюсь вопросом. почему он в моих покоях ошивается, а не в покоях принцессы, как то предполагал сюжет. Это действо в прямом смысле своего слово написано на бумаге, и ему придали смысл и суть. Захватывающе и непредвиденно.       Все то время, что моя туша спала, он следил за моим самочувствием, дав волшебный сон?       — Хоть это явление очень неожиданное, — еле двигаю губами, — но пускай тоже поспит.       Не думала, что когда-нибудь застану его дремлющем. Мир его не принуждал быть на страже моих снов и покоя. Поблагодарить ли его?       Уже я, приподнявшись с трудом на локтях, приняла позу полусидя на кровати. Затем ,подтянув ноги, поворачиваюсь в корпусе к спящему, в меньше чем метре от меня.       Зрение после сна вернулось на пару с чёткостью, и теперь компаньон, что сладко сопит в позе гаргульи, виден вновь.       Сконфуженно гляжу на сомкнутые веки юноши. Ресницы у того длинные, сияющие, а кожа бледная. Брови ровные, а уголки рта по-ествественному опустились.       Все эти годы налюбоваться на него не могу. Чувствую, как щеки покалывает, и все из-за собственных дум. Взгляд скользит неправильно, а именно снизу вверх. Он оглядел колени в темной грубой ткани, мятую и неброскую, но брутальную одежду, ее рукава, грудную клетку, что плавно вздымалась при дыхании.       Лукас — мужчина крепкий, сложенный, но, на удивление, является обладателем утонченных черт. Руки изящные, шея и лик нежные. Родинка как стати. Отчаянно кричать от восторга — вот что сделаю по выздоровлению.       В тот момент, когда я опомнилась, внимание было приковано к его волосам. Из-за того, что тот сидел ссутулившись и криво-косо, как полагается при настоящем сне, косматая причёска стала ещё лохматее. Некоторые смольные пряди лезли на лоб и глаза.       — И она ему не мешает? — вопрос без ответа тихо произнесен, дабы не разбудить парня.       Ему же неприятно. Вон, дремлет, но нос морщится, а брови по-родному напрягаются. А поза? Так это вообще атаз! Креветка вылитая!       Я, любя думать про себя, дала себе пару мгновений на это действо. Он же имеет право меня трогать. Так почему же я не могу сделать того же? И это будет совершено во благо.       Чуть-чуть замявшись в начале, под конец моя рука отпустила ночнушку и вылезла из-под куска ткани. Упираясь ногой в кровать, я вполоборота повернулась тазом, чтобы было удобнее приблизиться к магу.       Упёршись в одну руку, другой тянусь к тому, кого ранее боялась до мозга костей.       Да, я нагло лезу к нему. Однако моя туша всего-навсего хочет поправить раздражающую чёлку.       Протянутая ладонь без сигнала от мозга решается прикоснуться к лицу человека. Кончиками пальцем я смахиваю волосы и провожу ими по гладкому лбу.       Голова замерла статуей, что даже не шолохнуться, на фоне чего собственное дыхание замедлилось и стихло. Взгляд судорожно, будто боясь спугнуть невесть что, разглядывал беглым осмотром юношу.       Прядка на прядке. Хотя, волосы мага, построенные под ёжика, вправду походят по форме на иголки. Новомодная коротко-стиреженная причёска, чья по воле хозяина может моментально изменится.       Я заговорщически, таинственно залепетала:       — Волосы черные, как ворон! Душа тёмная, как ночь! Лик светлый, как луна!       Емельяна, да тебе в поэты стоит податься! Либо же на конкурс чтецов. Из чужих стихов вон как лихо свои строчишь!       Момент, и на ровной коже появляется линии с впадинами. Мышцы лица напряглись. Пальцы трогают морщинки.       И вот, момент спустя, я заметила, как на меня смотрят два рубина. Лукас распахнул глаза.       Застыв, пронизанный холодом взгляд упирался в переносицу: почти физически ощущалось это.       В голове играет мартышка с металлическими дисками.

Бдыщ-бдыщ-бдыщ-бдыщ металлом! Иу-иу-а-а-а-у-уааа!

      Я так и повисла почти над ним с протянутой рукой, которой лапала идеальное лицо.       Маг же, разлепив глаза, скосил взгляд сперва на конечность, затем на собственный лоб, ощущающий тяжесть и касание, а уже потом на моё ошалелое лицо с красными щеками. Повисло молчание, и началась игра в гляделки. Лоб в лоб, очи в очи.       Фарфоровые веки прикрывали алые очи чуть сильнее, чем обычно, и от этого взгляд казался более томным.       Мне было, если выражаться цензурой, стыдновато. Глаза, уже мои, от удивления и смущения чуть из орбит не повылетали. Слова застряли поперёк горла.       Лицо напротив исказилось. Компаньон ожидаемо поднял бровь. И, спасибо тебе, Лукас, что подал голос первым, чем прервал странную ситуацию:       — Ты громкая.       Раздались слова, окрыленные пренебрежением. Тем временем моя туша оторопело пялится. Разум включился не сразу, и я запоздало задала тупой вопрос, отпрянув от очнувшегося.       — Лукас, ты че тут спишь? —воскликнула, — ты дремал?       Нахлынуло непонимание, и я струной воссела на постели. Лукас же, выглядевший изнурено и понуро, чей голос спросонья отдавал хрипотцой, разомкнул губы:       — Я так-то тоже человек.       Да едва ли!       Раннее произнесенная фраза со стороны мага осталась без словесного ответа. Собеседник, приобретая бодрость, поправил свое сидящие положение на стуле, дабы сесть по-удобнее, чем прежде. Тот и бровью не повел в момент огласки абсурдной речи!       Привык что ли?       Моя персона тем временем успела испытать детскую степень потрясение. До этих слов искренняя вера в то, что из чужих уст вырвутся гадости была велика, как и готовность к тому, что обругают.       Я, пока компаньон бдил за всем и вся, возясь с собственным видом и рукавами, скрестила ноги и упёрлась рукой в подбородок. Позвоночник скрючился. И вот вам поза кривенького «лотоса»!       — Действительно, — а вот и ответ. Смутившись улыбаюсь. Надеюсь, не не то подумает про жест в отношении него и его лоб.       Полусидя бесстрастно взираем друг на друга. Ладно, совру, если не упомяну о том, что это алые очи бесстрастно взирали — моя персона же беспомощно уставилась. Компаньон пригвоздил взглядом.       По ощущениям, которые доводилось чувствовать в течение этих суток, полагаю, всучив мне в лапы зеркало, увидела не белые глаза, а розовый белок, пронизанный красными ниточками.       Грудь продолжал разрывать болезненный кашель. Першение вперемешку с раздутыми воспалением гландами.       Ух, так и хочется почесать горло! Сейчас бы железными когтями из костяшек пятерни полоснуть.       Не выказав и тени эмоций что до, что после, компаньон глянул куда-то наверх. После этого жестами раздался усталый выдох.       Поняв, куда тот зырит, не тяжело догадаться, о чем думает.       Лукас глянул на круглые часы, главная стрелка которых указывала на семь вечера.Как ни странно, они ни звука не издали. Беззвучно висели на прикроватной стене, в тени, следуя за идущим временем. По крайне мере, их тиканье было настолько тихое и неуловимое людским слухом. Или дело в горячке?       Повернув шеей и корпусом, застаю опущенные руки с грудной мужской клетки к коленям. Маг недолго думал и быстро встал. Нагнулся вперёд и оторвался от поверхности, выровнявшись в спине. Его фигура распрямила плечи и обратилась лениво к моей.       — Мне пора, — раздалось после и началось новое действие, обращенное к стулу, а именно отодвигание вещи, крайне небрежно, обратно к рабочему столу.       Ковёр сложился под натиском рывков ножками, на нем появились волны. Задвигал Лукас этот чертов стул всего секунду, но с таким скрипом.       Отставив мебель в покое, юноша замер. Как тут же сделал пару шагов в направлении кровати и поддался корпусом вниз, наклоняясь вновь ближе ко мне.       Я молча покосилась на него, но он всего-навсего коснулся моего горячего лба, как раннее, сперва тыльной стороной ладони, под конец холодно проведя кончиками пальцев. Мурашки. И лицо невольно ёжится…       Мимолетно, но приятно. Рай. Из-за сделанного им будто бы температура не так сильно бьёт и даёт о себе знать.       С высоко поднятой головой колдун взял направление на выход. Отойдя вглубь комнаты, он вновь завел со мной разговор, оборачиваясь лицом к кровати.       — Не помри тут, — желая досадить, кинул напоследок юноша.       Моя рука потянулась к тому месту, куда чужой ладонью обдали холодком — да дождусь я тебя, дождусь, — последовала мягкая со стороны меня улыбка уголками рта.       Я помахала на прощание рукой. Неужто у него в башне возникли дела?       Позвоночник заваливается, потому попрощаться, как того стоило бы не удастся. Силенок моей тушки скинуть одеяло, сползти с больничной кушетки и опустить стопы на паркет не хватит. Тогда я наблюдала за тем, как мужская фигура развернулась спиной, держа путь к выходу. Без сюсюканий мужская фигура в черных одеяниях исчезла за дверью. Голос, уже лишенный приветливости, раздался в коридоре. Видимо, обратился к стражам. За этим послышались отдаляющие звуки ходьбы в виде стукания обуви о каменные плиты.       Уф. Он ушел-таки… Казус так казус. Вот я дура. С лаской и к этому колдуну! Но, благо, все обошлось.

***

      Настал новый день. Емельяна Враус, иными словами нынешняя я, не померла. Моя физиономия крючилась от боли с перебоями.Температура не спадала.       Настало третье декабря. Четырнадцатый День рождения наследной принцессы Обелия — Атанасии Дэ Эльджео Обелия. И, соответственно,

Бал Дебютанток.

      Как известно, этот день Ати встретит с Лили, Феликсом, Ханной, Сет и Чернышом. Клод, как обычно не придет и проведет весь этот день в своих покоях. У всех настал кипиш ещё неделю назад. И именно из-за всего этого Ати не заходила ко мне эти двое суток.       Совсем.       Мне не обидно, даже без разницы уже. Я смирилась со своей участью — лежать, болеть, реветь, не попасть на чертов Бал — о чем случайно вякнула самому колдуну. Тот нетактично не промолчал.       Моя физиономия умудрилась застать отъезд Наследной принцессы — именицы торжества — ближе к вечеру. Через окно сбоку, кое-как, высматривая линию горизонта за розарием и лесом, по вымощенному асфальту мчался сияющий золотом экипаж. Прутья с деревянным каркасом шумели при соприкосновении колёс с камушками и неровностями. Именно в нем, в императорском экипаже под покровом ночи, Атанасия добиралась до места в самом произведении, где проводилось пиршество. Будучи одетой как прекрасный летний цветок, во все розовое, с изящной тиарой на голове, она направилась на праздник, где развернуться страшные события, коих героиня опасается.       Атанасия де Эльджео Обелия выглядела прекрасно. Я уверена. Образы героев плавают перед глазами. Но интересно, как бы выглядела я, Емельяна? А Лукас ? В костюме бы пришёл ? Чёрном, подставь ему, или вразрез ожиданиям женским - белом ? Теперь и на него, красавца в новом одеянии, не глянешь.       Гнусаво напевая песни, я пыталась себя хоть чем-то занять в течение следующего дня и последующего свободного времени.       В перерывах между общением с горничными и иногда покидающим меня компаньоном, потребность в занятии приходила сама.       Лукас был со мной днем и ночью. Почти что безвылазно. На удивление, его охватила некая забота в отношении меня. То колбочки рассмотрит, то за состоянием понаблюдает моим, то книжку подаст, то ещё что-то творит доброе. А радует больше всего, что не вытесняет на собственной кровати: не отнимает места, становясь морской звездой.       Тем не менее даже у императорского мага есть дела, которые он удосуживается выполнять, потому редко, но время от времени, раз в полдня он покидал пост охранника горничной и удалялся, возвращаясь позже. И так было вчера и вышло сегодня.       Пластом лежу, ворон считаю, вспоминаю былое, пока ноги пекло под грузом тепла.       Пришло безграничное уединение, которому не рада душенька. И это скорее не уединение, а уныние.       И вот, обдумав все на свете, напредставляв то, что буду делать после выздоровления, мой мозг пришел мысленно к тому, что давно бы пора помусолить. Вернее, что необходимо удостоверить и восстановить. Вспомнить и проложить цепочку всего сюжета "Однажды я стала принцессой " и его составляющих.       Роковая встреча не состоялась. Черт бы вас побрал. В матрас прилетел разгневанный кулак. Обуревает обида грудь, и сердце щемит.       Кое-как дохожу до стола, и, побыв возле него с минуты, нахожу необходимое: белый листок, перо и чернила. Они подмышкой со мной преодолели расстояние от деревянного пристанища в комнате до моей мягкой обители. Отставив письменные принадлежности в сторону, на тумбу, сместив посуду и уксус, пятой точкой устраиваюсь поудобнее на матрасе. Вышло так, что лицом сижу к двери, колени же упирались в кровать, стопы к верху, спиной подавно закорючке.       Лист благодаря смелому жесту опустился на подушку, кою я переместила из- за спины вперёд, чтоб та был перед носом.       — Приступим? —обращение к самой себе.        Белый обыкновенный лист на кровати. Вцепившись в держатель пера, попыталась сделать это так, как того требуют учителя, натянув пальчик так-сяк, я сразу бросила это дело, и схватила средневековье ручку мне было удобно.       Без задумки на полотне вырисовывались чёрным символы — прописные русские буквы. Азбука породнее будет, и побезопаснее, как мне кажется. Не дай бог кто обнаружит это. Гильотина на площади ждёт и нетерпеливо машет. Хоть свалить на древний, изучаемый самостоятельно, либо детский, выдуманный язык можно. Лишь бы за шпионку не сочли…

----------------***----------------

Герои.

Атанасия д.Э.О. импер. — главная героиня, перерожденная в книгу. Девушка из Кореи.

Лукас♡ — маг, её возлюбленный, отныне мой кореш друг? Колдун Черной Башни. Бездельник. (ВСЕМОГУЩ) красивый.

Клод — отец Ати. Император. Тиран. (Убил брата)

Анастасиус (?) — брат К.

Лилиан — горничная Ати, няня

Феликс — все мы его знаем. Кровавый рыцарь. Охрана.

Другие горничные. Диана, мать Ати.

Дженнет Маргарита — вторая (?) дочь Клода? Приёмная в семье Альфиософ.

Герцог Роджер и Иези… Сын Снежка Альфиос — антагонисты? Помогают антанонисту?

Виконт П. - злодей ? Представится братом Клода.

Емельяна Враус (я)— неизвестный несуществующий герой в оригинале. Компаньон Атанасии, горничная. Наследница Маркизата.

Отец, мать — умершие.

Дядя Кристофф- хреновый чел.

Его сын (Лоренс?)- дв.брат Ени (меня)

Дворецкий Джон — Дворецкий Джон. Помощник и верный слуга покойного маркиза, отца Ени. Мой товарищ по редкой голубиной переписке.

Сюжет. Предполагаемый. Части.

Джен×Иез= любовь. По " прекрасной принцессе «., дальше смерть Атанасии и счастливый финал для этих двоих.

Перерожденка меняет сюжет. Встречает Клода раньше.

Появление Емельяны Враус (неизвестный герой)

Встреча с Лукасом. В 7 лет.лес.

Болезнь ати.

Проходит несколько лет.

Дебют. 14 лет.

Завязка основного сюжета.

Что дальше бала …???????

По манхве Дженнет входит в основную семью Императора, проживает во дворце.

??????

Дальше отрывками.

????

Поцелуй в щёчку ати и лукаса?

Спойлеры из новеллы?

1. Какой-то чувак из семьи виконтов. Злодей?

2. Клод умирает теряет отдает память.

3. Ему ее восстанавливают.

4. Лукас уходит? на долго к, кажется, к богу к мировому дереву. Приносит ПАЛКУ?

5. Клод мирится с Атанасией. Вопрос, как?

6. ???

7. Неурядица с аристократами.

8. Убийство (Кого?). Дженнет вне сюжета. Альфиосы.

9. Конец. Хороший?

10. Экстры новеллы.

ПЕРЕД ЭТИМ ВСЕМ, АЭАЭА, АТИ ХАРКАЕТСЯ КРОВЬЮ. ИМПЕРАТОРСКАЯ СЕМЬЯ В ОТКЛЮЧКЕ.

!!! СОВСЕМ СКОРО ЖЕ!

ПОЧЕМУ??????

Хочу домой%%

Каков конец для Емельяны?

Важно.

!!!

Узнать у Лукаса…НИЧЕГО НЕ УЗНАВАТЬ

----------------***----------------

      — Что нас всех ждёт после прибытия Дженнет во дворец, мать вашу?! — я начала кусать перо за не чернильный наконечник. Металл зубам не дался.       Но мат, вырвавшийся ненароком, закончил битву.       Процесс издевательства над ранее нетронутой страницей всякий раз прерывался на размышления и преданию воспоминаниям.       Сопровождалась довольно не аккуратная пропись возней, которое и то попутно перекликалась с удивлением от предстоящей неизвестностью и борьбой с непрекращающимся кашлем.       — Я точно не умру?!       Не твердый вопрос в пустоту. Это крайне сумбурно выглядит.       Лист весь в помарках был небрежно брошен на подушку. Тут-то, с предстоящего года, начинаются разночтения.        У меня явно пробелы, провалы в памяти. И заштопать их можно, и имеется два выхода — вернуться в свой двадцать первый век, изучить вновь этот мир постранично и покартиночно или пережить будущее здесь.       Эх, местные силы, раз уж закинули сюда, то помогайте, а!       Рука сама потянулась к затылку, и та начала чесать его. Волосы не чесаны, совсем не первой свежести. Какое же гадство. Да и нервы уже не выдерживают.       — Плохо, — ничего не радует, — плохо, помнится мало, — повтор в слух, — так жаль, что я бегло посмотрела оригинал этой чертовой новеллы! — перехожу на злостное шипение.       Даже бесконечное прокручивание в голове событий, что сейчас и происходит, не способствует улучшению обстоятельств и Емельяниного положения. Да и колдун скоро уйдёт куда-то! Совсем помру тут.       Покосившись на лежавший кусок бумаги, душой радуюсь, что хотя бы в таком виде сюжет сохранится в бумажных заметках.       В то время, как мозг активно работал, из-за двери послышалось шуршание. Мозгу дали обеденный перерыв, а я устало подняла взгляд.       Раздался стук в дверь. За ним сразу же женский голос.       — Ваша Светлость, — глухие речи, — это Марианна, горничная, — девушка, сказав это, замолкла.       Я же не ожидала гостей и вовсе. Только Лилиан, да какого-нибудь там Лукаса, которого и за гостя сочтить грубо. Выпустив из рук из волосы и приняв надлежащее положение, перед тем, как дать той дозволение войти, лись был подмят мной под подушку.       Уже после этого всего я сипло, но, чтоб было слышно, процедила:       — Можно.       Одно гнусное дозволение развеяло скуку на дальнейшие пять минут.       Ручка двери плавным движением по ту сторону опустилась и щёлкнула. Отворившись, она дала мне узреть, кто возжелал заявить на это раз к хворающей девице.       За порог внутрь комнаты пожаловала горничная в самой обыкновенной форме: чёрное платье с белым фартуком и рукавами, — эта девушка из основного внутреннего дворца, которую приставили уже в свою очередь ко мне, и то совсем с недавних пор. Модно ли сказать, что я полноценная фрейлина?       Пожаловавшей было совершено пару шажков, после чего та огляделась, глянула вперёд, туда, где лежала я встречала её, и замялась на пороге:       — Прошу простить, — начала девушка напротив, — Вы не видели юного мага? Или ,может, знаете куда придворный маг ушёл? — со всей любезностью прозвучали несколько вопросов.       Причину обращения именно к моей персоне для ее решения не сразу были поняты.       Не понимаю, почему она спрашивает меня об этом. Извилин и так мало, так те ещё и больны.       — Нет…- не скажу же, что тот в башне невесть чем занимается? Вдруг он императорской семье другое оправдание выдал? Да и мне он совсем ничего не сообщал так-то! Потому не лукавлю! — А почему у меня интересуетесь? — с внешне постным лицом уточняю я, однако в раздосадованных чувствах продолжаю диалог.       — Так вы же ...хкем…- заметно, как горничная боялась ляпнуть лишнего, — компаньоны…близкие друзья, - словечко вылетело по-особому нечетко,- вы постоянно вместе, — бурчит с неприятными слуху запинками.       Служанка не стояла ровно: крутила головой, постукивала пальцем о палец, так ещё щеки пунцовели.       Моя очередь реагировать, и тем, что видят очи невдалеке, становится немое изумление, запоздало сменившее хмурый вид.       — Даже если так, то зачем вы его ищите? —, по неясной причине настороживаюсь. Хриплый голос, не утративший приказательности, с трудом выдавливается из горла.       — Ох, не я его ищу! А Ее Высочество с Императором! По каким нуждам — не уведомили, — оправдывалась та, акцентируя тональностью на важных упомянутых личностей.       — Ясно, — восхитительно, — можешь идти, — отныне слухов не оберусь.       Судачить начнут служанки, как тогда. Косноязычие выдрать у них — неисполнимая задача.       — Я откланяюсь. Поправляйтесь скорее! — и в довершении девушка решительно поклонилась.       Та мигом пошла к двери, видимо, желая свалить прочь. Шиш с маслом она узнала, побывав в этих хоромах.       Уже вдогонку послышалась благодарность от меня.       Выражение лица и эмоций — ступор. С минуты продлилось молчания после ухода названной гостьи.       — Какого черта …? — все тем же шепотом веду монолог.       Ошалелая я обмякла на кровати, после чего не заметила проспанных ночи и половину следующего дня. Однако доханье и горячка не прекращались спустя время. Бедные дамы, что слышали и видели мученические представления под покровом ночи, из-за коих носились с мокрыми тряпками туда-обратно.

***

      — Не Вешать нос. Не Вешать нос. Не вешать нос! Не веее-шааать ноооос!       Распев глупой, но, казалось, приободряющей фразы звучал в покоях. Звуки эхом раздавались и, будь они материальны, бились о стены, гласные вылетали в открытое окно, согласные проглатывались и терялись.       От смертной скуки на такой бред непроизвольно обратишь внимание. Разные способы устранения уныния идут в ход.       Следуя собственному совету, — нееее вееешаааать нооооос! —, я кряхтя встала с постели. Ватные нижние конечности спустила на пол, и те спустя мгновение приобрели твердость и устойчивость. Пол благо не холодный. И это то ли благодаря погоде, солнце и лету в разгар календарной зимы, то ли шерстяному незаметному по цвету ковру.       Начался четвёртый день с отчёта от начала болезни.       Я до сих хвораю, но могу передвигаться по комнате. Исправно пью лекарства, приобретший здоровый видок. Без ломоты в костях и адской головной боли. Все процедуры, отвары в колбочках, купание в уксусе дали свои плоды и хворь переносится щадяще.       Посещения Лукаса никуда не делись. Он за мной бдит вместе с горничными. Я подпривыкла к этому. Сподобилась неимоверному количеству заботы со всех фронтов.       Что касаемо дальнейшего сюжета, после пропущенного Емельяной дебюта, то все только начинается.       Атанасия явилась ко мне этим утром. И ходит она опечаленная. Возлюбленная дочь Императора растеряна. И ясно почему. Рассказав, что произошло в резиденции Его Величества в самый разгар праздника, она была сама не своя. Видно, как боится. Зайдя на полчаса, погрустив, девушкой стремительно была покинула комната.       Однако лично меня волнует будущее. Понятно, что все наладится, но как именно? Каким путем? И что ждёт меня?       Исчезновение? Возвращение в свой мир? Смерть? Жизнь здесь, будучи маркизой?       — Надоело, — как капризный ребёнок, признаю, веду себя, и потому пихаю ногой одеяло, что то аж подпрыгнуло. Частые признаки капризности: губы надуть, взгляд сердить, одна ногу качать параллельно кровати кач-кач, слезы пустить. Мне отличало только отсутствие слез- остальное было.       И скучно, и досадно. Все смешалось. Вселенское беснование скоро проявится.       Я, потирая виски и глядя на виды за окном, думала. Думала и думала. И ещё раз думала.       — Чем бы заняться? — скучающий вопрос канул в пространство, которое заполонил кашель, — думать о смерти — этого ещё не хватало, пока все радужно, пускай и будет дальше радужно, — тут, в четырёх белых стенах, проще простого загнуться.       Взгляд ползёт по кусочкам комнаты: смотрит на мебель и различные объекты, встречающиеся на пути.       Вот там сбоку у белой стены, где цветок с размером с метр в горшке, стеллаж с книгами, кои прочитаны мной от корки до корки.       Может быть сходить за новой порцией? За теми же энциклопедиями по этикету и здешним обычаям? Или.....по магии и мане?       В точку. За ними начну охоту. Продолжу собственное дело, как прежде. Остались материалы, неизученные ещё. Раз Лукас ничего не объясняет, храня тайны, то буду изучать все сама. Где моя конкретика, а, черт?! Может, это не принесёт ничего, но попытка не пытка.       Хочется же узнать хоть что-то о себе, о «своей» мане и почему именно я странная.       — Стоит сходить во внутреннюю библиотеку, на улице ещё рано себя выгулить.       Монолог за монологом. Первый мысленный, второй вполне себе уловимый слухом.       Желая покинуть эту чёртову комнату, пропитанную болезнью, следует сначала мне самой прихорошиться.       Стопы, а за ними все тело, спустились с перины, и пошагали к окну. Ощущая заболевшую спину — предательницу, перед глазами предстаёт образ корсета, участника возникновения боли. Тяжёлой поступью дохожу до намеченной цели. Руки вцепились в шторы, и те поддались под резкими взмахами.       Через стекло солнцу стало доступно новое, необжитое пространство, и, будь оно живое, то можно было бы сказать, что то с радостью проникло в мои покои, грея кожу.       Из-за такого начала дня и совсем чуть-чуть слепящего светила я поморщилась.       — Чувствую себя вампиром.       Если мне предстоит выйти из покоев, то, чтобы не опозориться, следует провести себя в порядок.       Встретившись после окна с зеркалом, расчёской, а под конец и с гардеробной — в ночнушке по зданию ходить не очень приятно — я собрала остатки сил в кулак. Несколько движений, моя фигура возникает перед дверью, а после за ней.

***

      Покои покинуты. Они оставлены на проветривание внутри, а я снаружи. Впервые за несколько дней, тем более после торжества, на которое не попала, предстану перед внутренним дворцом.       Радует, что крошечная библиотека, не принцессы и не основная, находится во внутреннем здании дворца, в его жилой части. В этом крыле, где обитает сам император, снуют только важные горничные и рыцари, повидавшие многое.       Из-за такого расклада нет опасений касаемо стычки с аристократами либо встреча с ними же, но в ненадлежащем, больном виде. В любом случае в ночнушке выходить не стоит.       Пока мысли витают где-то определенно не здесь, далеко отсюда, моё местонахождение меняется.       Не обращая внимания на попавшихся милых дам в робах и рыцарей в латах, моя персона продолжала ковылять вперёд.       Организм явно не восстановился. Те, кто лечил меня, сбили температуру и основные симптомы, но сама болезнь ещё не прошла. Пока боль и ей подобное притупилось, и имеется возможность почти что спокойно что-либо сделать.       Тяжёлой поступь передвижение по пустым на удивление коридорам осуществляется тихо-тихо. Измеряя движения, дабы не рухнуть, поскольку головокружение и лёгкую тошноту никуда не деть, табличка с надписью «Библиотека Императорской семьи в центральной части» стала чётче. И вот, она возвышается над моей головой.       Не теряя времени, я зашла в неё. Самая обычная комната — тесное пространство, освещаемое паникодиломи — с некоторым числом стеллажей, выстроенных в ряд. С левой стороны окна, вид из которых выходит на фонтан и лицевую часть дворца. Тёмный пол из дерева, серые стены, выдвинутые толстые колонны, чье количество не больше пяти, парочка в некоторых местах ламп и свечей. Скромно, но со вкусом. Это не то место, в которое сам Его Величество часто захаживает.       Оглядев обстановку, я вознамерилась пройтись вдоль стеллажей, но нахлынуло помутнение рассудка. Мне стало дурно. Колени подкосило в связи с неустойчивостью, после чего равновесие было потеряно. Органы скрутило, окружающие звуки утопали в ушном звоне.       В тот момент, когда перед глазами стало темнеть, кто-то из-за спины придержал меня за предплечье.

      — Ох-ох! Не надо тут умирать!

      Незнакомый голос, не лишенный волнения, заставил меня прийти в чувства и обратить внимание на говорящего.       — Что с вами? — на этих словах я плавно повернула шеей и посмотрела туда, где находился мой спаситель.       Человек, что успел подхватить меня и в чью руку я невольно вдалась своей, тем временем упираясь туфлями в пол. Я вздрогнула, выходя из некого предоброчного состояния.       — Да что-то тело полежать захотело, — отшучиваюсь и дополняю, — в глазах темнеет…       — Вы присядьте!       Поддерживающиеся колени с задачей едва справились — устоять, удержать, сложиться и сесть. Чуть ли не силком — на самом деле чему я вовсе не противилась — мою тушу довели до кожаного небольшого дивана под локти жестким хватом.       — Спокойно! Сейчас все решим, — рыцарь незаметно глазу куда-то подевался. Встревоженная речь раздавалась у подоконника, за цветком, на котором взгляд не мог сфокусироваться.       Стоило мне присесть, немного очухаться, и из-за стеллажа поспешно вышел тот самый рыцарь. У него был какой-то предмет, очертания которого я разобрала позже: стеклянный стакан. В нем плескалась прозрачная жидкость.       Он пулей подскочил к дивану, где старалась держаться в сознании моя туша. После стакан с водой был вручён в моих дрожащие руки.       Было совершено пару глотков. Выравнив дыхание, сознание прояснилось, а после стакан был опустошен окончательно. За всеми этими действиями внимательно наблюдали со стороны.       — Ещё воды нужно? — опережает просьбы этот парень.       Выпью больше — стошнит. На вопрос отрицательно качаю головой, ставя стакан не абы куда, а на пол. Голос вновь осип.       — Ох, нет, — по-свойски отвечаю, — как Вас звать-то? Вы как тут оказались? — и веду себя идентично. Стоит вернуться к этикету. Невменяемость — не причина для свинского поведения.       Только тогда, когда муть прекратила плавать перед глазами, темнота уступила место реальности, а головокружение стало, стало возможным разглядеть с тем, с кем болтаю.       Перед носом вертелся, нагло улыбаясь, с иголочки одетый юноша.       Юноша — рыцарь, что понято по надетым на нем доспехам с эмблемой империи на сердце. Латы начищенные, меч в ножнах.       Телосложением особо не отличается. Стройный, даже применительно худой. Ростом выше, о чем сужу по доносящимся вопросам сверху над уровнем ушей.       Уровень глаз изменился. Моё лицо стало возвышаться над блондинистой макушкой.       Тот, чьего имени я не знала, сел на корточки. С таким радушием примут в библиотеке — не то, чего ты ожидаешь, заваливаясь сюда.       — Забыл представиться, я императорский рыцарь, Джеймс Ольгеро, — наконец представился.       На минуту отрываюсь взглядом от плавающего пола, чтобы продолжить беседу с Джеймсом. Взор опускается на него. Да он обладатель карих глаз! Кареглазый блондинчик!       — Приятно познакомиться, я Емельяна…- фамилию не успеваю озвучить.       Рыцарь нагло перебивает и цедит свое:       — Емельяна Враус, знаю, косвенно с вами знаком. Вы же сами компаньон её наследного Высочества, — на лице мужском возникает лыба. Юноша исполнен счастьем.       Он думал, что я умиленно хихикну, при нелепом знакомстве в эдаких обстоятельствах? Скажи на милость, сам Джеймс, что нет.       Я смутилась. Не понравилось то, что не дали договорить.       — Рада, что представляться не стоит, — из-за таких мелочей настрой портиться, - так что вы здесь забыли?       Не зря спрашиваю. Когда заходила , того здесь и в помине не было. Откуда вылез?       — Пост. Служу здесь, — вкрадчивый шепот, прикрываемый ладонью, — и покемарить решил, пока никого нет.       Джеймс очевидно вовлечен в беседу. Он решил невербально дать намёк на то, где отдыхал. Направление было дано скошенным к углу взглядом. Метнув туда собственный, вижу исходящую из полами потолку каменную колонну. Простой, безответственный парень. С него нечего взять.       Обнадёживает его не окончательное привыкание туниядничать — помощь мне. Видимо, заслышав хлопок двери, страж проснулся и вернулся к обязанностям.       — Понятно, — обычный миловидный сторож, — спасибо за проявленную вами бдительность, — действительно признательна.       Без него б Емельянина туша обнимала бы сейчас пол. Наверное, в придачу, с разбитой головой.       — На то я и страж. Вам легче? — собеседник склонил голову по-птичьи. В груди неясное чувство недовольства нарастает и смешивается с желанием откашляться.       — В разы, — охрипшим тоном слова еле вылетают из уст.       Парень потрепал себя по голове, не переставая глядеть на меня. Ничего не имею против того, чтобы осматривать собеседника и спасённого, но не до такой степени бдительно.       — А вы что тут забыли? — самое при самое смешное, что можно услышать. В кладбище книг приходят редко. А когда наступает такой момент, то у него две причины: скука или учёба.       Но в моем мозгу вата. Нутро коробит от разговора, ситуация и состояния.       — По той причине, по которой существует эта библиотека — за книгой. Но сейчас не до неё, — невольное раздражение.       Язвительность случайно проскальзывает в фразах, переменивши доброжелательность.       — Может, — карие очи отведены вбок, — вам нужна помощь вернуться к покоям? — щеки спросившего обагрились.       Шершавая ладонь перехватила мое запястье, нервно сжимая. Рыцарь заглянул мне в лицо, дожидаясь ответа.       Намеренно морщусь в лице. Безобразие. Почему все рыцари стараются облапать горничных? Второй случай уже.       Выдернув ладонь из чужой, я заслуженно для собеседника сощурилась. Безропотно доверять могу только одному. Точно не первому встречному. И касаться себя ему не дам.       — Нет, — сердито смерю его я, не понимая к чему разговор и подобные касания, — не стоит. Мне лучше, — воспротивиться       Юноша по своей натуре безобидный, но его дотошность — вымораживает. Не будь больного состояния, я б стерпела, но все вкупе выводит из себя. Хотя паренек-то не при чем… Да и его поступок неоценим! Боже, что же со мной в данный момент?       — Понял. Или позвать кого? — промямлено ответно.       Слух улавливает поникшие нотки. Однако сейчас воцарило то наплевательское отношение, упомянутое магом некогда ранее.       Моя физиономия бессильно вздохнула и, без желания находиться в этом месте ещё минуту, встала. Пересиливания начались. Пока я собиралась мысленно с чувствами и мыслями, парень не отставал и тоже расторопно выровнялся.       Недомогания не исчезли. Не пропала бесследно горячка. Воспалённое горло дало о себе знать острой болью.       Мусолить какое-либо ещё темы, чтобы поддержать разворачивающийся скромный, но неприятный диалог, не намерена.       Дабы покинуть библиотеку остается только попрощаться.       Я сделала небольшой шаг вбок к выходу. Корпусом, оставаясь полу боком к рядом стоявшему юноше, развернулась в сторону двери. Движение было повторно точь-в-точь собеседником следом.       — Ещё раз большое спасибо, и, — сама не заметила, как заколебалась, — пожалуй, опять откажусь.       — Ваше право. Тогда не хворайте более! — на радостное пожелание идёт безучастливый кивок.       После прощальных фраз я без зазрения совести почапала обратно. Разумеется, в сопровождении нового знакомого, который косился с изучением на моё лицо.       Почти дойдя до точки назначения, страж обогнал степенно движущуюся меня.       Довёл до двери и, сделав короткое движение, молодцевато отворил ее.       Открылся путь, что позволяет гнать прочь.       – До свидания. —, произнесено почти беззвучно.       Быстро глянув на Джеймса, что завел руки за спину и выжидал, ступаю за порог, тем временем одной рукой придерживаю подол, а другой держусь за дверной косяк. Рама своим существованием спасает пошатывающуюся леди, меня.       Страж, что ранее молча встал возле, добро сомкнул веки, показал ряд зубов и облокотился о стену.       — До встречи, Ваша Светлость.       С кем имела честь перекинуться парой слов чересчур учтиво поклонился и на прощание помахал рукой. Доспехи брякнули. Моя персона же безответно повернулась спиной, шелохнув элементами одежды и причёской.       Неведомо через какое время спустя библиотеку моя туша покинула. Оказавшись в проходе, всем присутствующим дворца стало доступно неспешное шарканье.       Мерно иду, в беззучии думая, что облажалась по полной. Так ещё и книгу не взяла. Накосорезила. Вновь! Веря, что выбирала из двух зол меньшее — умереть от скуки или развеяться в пределах дворца — не спряталась от предначертанного обморока и выставления себя стыдобищем.       Рука немощно в течение пути до покоев не отлипала от вертикальных поверхностей. С вымеркой движений и переставлений ног конец пути приближался.       На исходе остатки духа. Удачно, что их хватило до встречи моей полумертвой физиономии со знакомым коридором и спальней, где уже взаправду грохнулась на пол. В дальнейшем привлечением к себе грохотом всего этажа не обошлось. Переусердствовала с прогулкой, так сказать, отлучилась за книжечкой, жаль, что далее это кончилось осененными слугами и лютованием Лилиан, о чем стало известно по слухам дворца.