Огонь под льдом

— Кстати, Юко, — голос Гоголя прорезал тишину, привлекая внимание за столом. — Я недавно слышал, как ты играла на скрипке. Ты сможешь повторить? Мне очень нравится. Помогает уснуть. Я застыла, не в силах понять, шутит он или говорит серьёзно. Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. Скрипка. Этот звук, мелодии, воспоминания... Всё это снова всплыло в моей голове. — Ты что, огонёк, язык проглотила? — добавил он, когда я не ответила. — Я… — начала я, но слова застряли в горле. — Мне кажется, это отличная идея, — неожиданно поддержала Агата, её голос прозвучал спокойно, но с едва уловимой насмешкой. — Такая музыка украсила бы ужин. Я почувствовала, как мой желудок сжался. Скрипка… Почему она начинает так нравиться другим? Почему этот инструмент, который был для меня символом утраченных воспоминаний, внезапно стал объектом их восхищения? — Я больше не играю, — коротко бросила я, опустив глаза к своей тарелке. — Жаль, — протянул Гоголь, не скрывая разочарования. — А ведь я думал, ты сделаешь для меня исключение. Я встретилась с его взглядом. Он улыбался, как всегда, но в его глазах мелькнуло что-то, что я не могла расшифровать. — У каждого есть вещи, которые он предпочёл бы забыть, — произнесла я, стараясь говорить ровно, но голос всё равно предательски дрожал. На этот раз никто не нашёл, что ответить. Даже Фёдор, сидящий напротив, сохранял молчание. Я не рискнула посмотреть на него, хотя знала, что он смотрит на меня. Его взгляд жёг. В какой-то момент я почувствовала, что больше не могу находиться здесь. — Извините, я немного устала, — произнесла я, поднимаясь из-за стола. — Юко, — неожиданно обратился Фёдор, его голос был мягким, но требовательным. Я обернулась, встретившись с его холодным, изучающим взглядом. — Ты уверена, что всё в порядке? — спросил он. Я сглотнула, с трудом удерживая эмоции под контролем. — Да, просто хочу отдохнуть. Я не дала ему шанса продолжить, быстро покинув зал. За спиной раздался тихий смех Гоголя, и я знала, что он наслаждается происходящим. В своей комнате я упала на кровать, чувствуя, как напряжение постепенно покидает меня. Скрипка… Этот инструмент больше не мой. И я ненавижу, что он продолжает преследовать меня, связывать мен я с прошлым, которое я стараюсь забыть.

***

Утро началось с шума внизу. Тонкие голоса слуг раздавались повсюду, звенели тарелки, скрипели двери, а время от времени слышался гул мужских шагов, перетаскивающих что-то тяжёлое. Особняк словно оживал. Я стояла у окна своей комнаты, наблюдая, как в саду развешивают до фонарей,которые вешали вчера,ещё и ленты красного цвета.Моего любимого цвета. Цветочные композиции уже начали занимать свои места вдоль дорожек, а на террасе поставили длинный стол, накрытый белоснежной скатертью. — Они явно стараются, чтобы всё выглядело... просто идеально, — пробормотала я, сжимая пальцы вокруг кружки с остывшим чаем. На моём лице играла странная усмешка. Никто, конечно, не признавал, что все эти приготовления к моему дню рождения. Каждый раз, когда я задавала вопросы, слуги отводили глаза или бормотали что-то о «просто общем собрании». — Общее собрание, — пробормотала я, чуть хихикнув. — Конечно. Я отвернулась от окна и направилась в коридор. Атмосфера особняка чувствовалась странно напряжённой. Даже воздух казался плотнее, чем обычно. На лестнице я встретила Гоголя, который, как всегда, выглядел слишком довольным. — Юко! — Он широко улыбнулся, раскинув руки. — Что скажешь? Нравится, как всё идёт? — Если ты хочешь спросить, нравится ли мне то, что всё вокруг притворяются, будто это не ко мне, — не удержалась я от язвительности, — то нет, не нравится. — Ах, огонёк, как же ты не ценишь сюрпризы! — Гоголь рассмеялся. — А ведь это ради тебя стараются. Ну... не совсем. Это скорее ради нашей маленькой игры. — Игры? — нахмурилась я, но не успела спросить дальше, как он поклонился и ушёл, оставив меня с ещё большим количеством вопросов. Позже в тот день, проходя мимо библиотеки, я услышала голос Фёдора. Он говорил с Агатой, их разговор был тихим, но я успела уловить несколько слов. — Всё должно быть идеально, — произнесла Агата, её голос звучал спокойно, но уверенно. — Она не должна почувствовать фальшь. — Я знаю, — ответил Фёдор, его тон был мягким, почти задумчивым. Меня пробила дрожь. Они говорили обо мне? Я хотела войти, но замерла. Вместо этого я отошла на несколько шагов, чтобы не мешать, чувствуя, как в груди разливается неприятное ощущение. Весь день прошёл в тумане мыслей. Почему Фёдор согласился на это? Зачем ему заботиться об идеальности завтрашнего дня? Или, может, он делает это из вежливости? Или... для неё? Вечером я снова оказалась в своей комнате. Снаружи продолжался хаос приготовления. В темноте я сидела на подоконнике, смотря на гирлянды, зажжённые в саду, и на людей, торопливо заканчивающих последние детали. — Завтра, — прошептала я себе под нос. — Завтра я нак онец увижу, что для них это значит.