Огонь под льдом

На следующий день Я долго не решалась снова подойти к скрипке. Её блестящий корпус манил, но воспоминания о том вечере с Фёдором не давали мне покоя. Я боялась услышать ту же мелодию в своей голове, боялась вновь услышать его голос, наполненный чем-то таким... непривычным. Всё утро я провела за окном, наблюдая, как в саду суетятся слуги. Они украшали аллею фонариками и лентами, готовясь к чему-то, что явно не входило в мой обычный распорядок дня. "Это наверняка проделки Гоголя", — мелькнула мысль. Но уйти от размышлений надолго не получилось. К обеду я всё же рискнула достать скрипку из футляра. Она была легче, чем я запомнила, но каждая струна будто говорила: "Ты не сможешь". — Пытаться или нет? — прошептала я себе. Пальцы нерешительно коснулись грифа. Но стоило мне лишь дотронуться до смычка, как шаги за дверью заставили меня резко спрятать инструмент. — Юко, ты здесь? — голос Фёдора раздался неожиданно близко. Я замерла, глядя на дверь. — Да... — голос предательски дрогнул. Он вошёл, его спокойное лицо словно ничего не выдавало, но взгляд — как всегда — был проницательным. — Ты не спустилась на завтрак, — тихо сказал он, подходя ближе. — Что-то случилось? Я отвела взгляд, стараясь сохранить хладнокровие. — Ничего. Просто не хотелось. — Правда? — его голос стал ниже, почти шёпотом. — Или ты снова избегаешь меня? Эти слова заставили меня резко поднять голову. Его глаза встретились с моими, и я почувствовала, как вся защита рухнула. — Не думай о себе слишком много, — бросила я, пытаясь уйти. Но он преградил путь, подойдя ближе, чем обычно. — Юко... — Что? — я упрямо посмотрела на него, чувствуя, как щеки горят. — Ты что-то скрываешь, — его голос был одновременно мягким и твёрдым. — Я замечаю. — Фёдор, отойди, — прошептала я, но он не двигался. — Если ты думаешь, что я не замечаю, как ты меня избегаешь, то ошибаешься, — его пальцы едва заметно коснулись моей руки. — Ты боишься меня? — Нет, — резко ответила я, убрав руку. — Просто не вижу смысла... Он наклонился ближе, его лицо было совсем рядом. — Ты многое недоговариваешь, Юко. Я разозлилась. Его спокойный тон сводил с ума, будто он играл со мной. — Это ты многое не говоришь, — выпалила я. — Например, о своих чувствах. Его глаза блеснули, но он быстро взял себя в руки. — Интересно... А ты хочешь знать? — Нет, — я отступила, чувствуя, как стена давит мне в спину. Фёдор вдруг улыбнулся — спокойно, уверенно, как будто уже знал ответ. — Тогда почему ты так злишься? Мои пальцы дрогнули, и прежде чем я успела что-то сказать, он отступил, давая мне пространство. — До ужина, Юко, — тихо сказал он, выходя за дверь. Я осталась одна, прижимая руку к груди, где сердце билось слишком быстро. "Что он имел в виду?" — этот вопрос мучил меня весь остаток дня. На ужине Когда я спустилась к столу, Гоголь уже сидел в своём обычном расслабленном положении, разглядывая всех с лукавой улыбкой. Агата, как всегда, выглядела идеально — её холодный взгляд упал на меня лишь на мгновение. Фёдор сидел рядом с ней, как будто они говорили на одном языке, который был недоступен никому из нас. Ужин шёл своим чередом. Слуги аккуратно расставляли тарелки, наполняли бокалы, а я старалась не смотреть ни на Фёдора, ни на Агату. Их лёгкие взгляды друг на друга, мимолётные улыбки — всё это заставляло меня сжимать вилку в руке так, что казалось, металл вот-вот прогнётся. — Юко, — раздался голос Гоголя, прерывая тягостную тишину. — Как ощущения, что тебе скоро восемнадцать? Я подняла взгляд и столкнулась с его искрящимися от любопытства глазами. Конечно, он знал, что я ненавижу такие вопросы. Это была его игра — вывести меня из равновесия. Меня уже тошнило от этой цифры. — Думаю, лучше бы меня камнями в детстве забили, — резко бросила я, не задумываясь. В комнате наступила гробовая тишина. Даже Гоголь, казалось, потерял дар речи на мгновение, прежде чем его губы тронула лёгкая усмешка. — Огонёк, ты как всегда сражаешь наповал, — сказал он, но его голос звучал странно мягко. Я почувствовала, как взгляды всех за столом устремились на меня. Агата посмотрела с едва заметным презрением, словно я позволила себе лишнее. Фёдор сидел неподвижно, но его глаза сверлили меня с непонятной смесью интереса и... досады? Я опустила голову, чувствуя, как мои щеки горят. — Простите, — пробормотала я, не глядя ни на кого. — Ничего страшного, Юко, — неожиданно произнёс Фёдор. Его голос был таким тихим и спокойным, что я подняла на него взгляд. — Иногда лучше сказать, что думаешь, чем держать это в себе. Его слова меня поразили. Они прозвучали так... искренне. Но прежде чем я успела ответить, Гоголь снова взял слово, спасая меня от необходимости продолжать. — Ах, какой прекрасный стол! — воскликнул он, протягивая руку к очередному бокалу вина. — Но, Юко, ты должна знать: твой острый язык делает наши ужины гораздо интереснее. Я не удержалась и хмыкнула, чувствуя, как напряжение немного спало. Но в глубине души я всё ещё ощущала тяжесть сказанного, словно в этой фразе была спрятана часть меня, которую я не хотела никому показывать. Фёдор так и не отвёл взгляда. Его глаза следили за каждым моим движением, словно он пытался что-то понять. И, возможно, он действительно понял б ольше, чем мне хотелось бы.