Lost Swan

꧁༺ ༻꧂

Пэн сидел на бревне возле Полого Дерева, размышляя и пристально глядя на женщину, которая старалась избегать его последние четыре дня; Эмма Свон. Они сидели («они» – это он, Эмма и потерянные мальчишки), собравшись в круг, пока Эмма читала странную детскую сказку, которую выбрал Тутлз; что-то про красную и синюю рыбу, её написал какой-то доктор. Ещё не совсем стемнело, но они разожгли костёр, и тот потрескивал и трещал; мальчики теснее сгрудились вокруг Спасительницы, чтобы лучше слышать историю и посмотреть картинки. Они были на удивление тихими. Пэн сидел дальше, вдали от группы и за пределами круга, но всё же достаточно близко, чтобы его можно было включить в эту тусовку, и наблюдал за Эммой и её превосходными навыками рассказчика историй, какой бы причудливой та ни была. Он обдумывал, что с ней делать. С ними. Он её привлекал, в этом он уверен. И было бы ложью, если бы она сказала ему обратное. Точно так же было бы ложью, если бы он сказал ей, что она его не привлекает. Просто и понятно. Эта часть была лёгкой. Самое сложное заключалось в том, что ей было трудно признать это. Очевидно, он посмеялся над собой. Если бы она просто взяла себя в руки и осознала то, что так явно чувствует, тогда всё было бы намного проще. Но, увы, это не так. Он действительно не был уверен, что делать. Он хотел, чтобы она любила его, приняла таким, какой он есть, какими они оба были, но в данный момент это было принятием желаемого за действительное... Он мог бы приготовить зелье и заставить её забыть всё, вплоть до их поцелуя, но потом всё просто вернулось на круги своя. Он предполагал, что мог бы также попробовать свои силы в приготовлении приворотного зелья – это не должно быть так уж сложно, если субъект симпатии был следствием настоящей любви, – но тогда его победа была бы ложной, а он не лжец. Тем более с самим собой. В конце концов он решил, что лучше всего сейчас позволить ей и дальше иметь то пространство, которого она так «отчаянно» и явно жаждала. Но в то же время ему нужно было отвлечься. Что-то, что прогонит мысли о загадочной блондинке и её успокаивающем детском голосе. Он бы задремал, если бы продолжал слушать эту историю – к слову, он увидел, что некоторые из потерянных мальчиков уже это сделали. Встав, Пэн покинул группу у костра и ускользнул незамеченным. Он точно знал, куда пойдет.

〰️〰️〰️〰️ᒿᓗ〰️〰️〰️〰️

Вопреки распространенному мнению, русалки на самом деле не очень гостеприимны по отношению к людям. К счастью для Пэна, он был не совсем смертным. На лодке он подплыл к большому камню, выступающему из воды в маленькой нише, ведущей к морю, мягко приземлившись ногами вперёд на гладкую серую поверхность. Он ждал. Волны мягко ударялись о мелкие, более зазубренные камни, очерчивающие берег, и звук эхом разносился по нише, капли влаги собирались и падали на острую, неровную землю, слышимое «кап!» значительно усиливается из-за замкнутого пространства. А потом оно остановилось, затихло и стало устрашающе тихим. Рябь. Глаза Пэна устремились на движение в воде, он медленно ухмыльнулся, садясь на одинокий камень, на котором стоял. Ещё рябь, какие-то пузырьки, и вода разошлась – из глубины показались две головы, потом три, четыре. Группа русалок подплыла к нему, длинные волосы величественно плыли за ними, ничуть не испугавшись, они приблизились к берегу и грациозно положили мокрые руки на холодную твёрдую поверхность мшистой скалы. Они ласково улыбнулись ему, и он улыбнулся в ответ. Пэн протянул руку, и они с радостью согласились, схватив его за ладонь и притянув ближе. В этом не было ничего нового: он часто приходил посмотреть на русалок, когда ему было скучно, или он требовал особого внимания – каждый раз приходил, садился на одно и то же место, и его находили, с радостью улыбались ему, пели ему, держали за руки, с любовью гладили его волосы. Они приходили практически толпами. Он знал, что это ложь; их привязанность проистекала просто из того факта, что он не был человеком – уже не совсем, больше нет; он давно пережил эту часть своей жизни, — и так случилось, что правил всем Нетландией. Они знали, что у него есть сила. Само их существование зависело от него. Но, когда он чувствовал себя подавленным, одиноким, или мучился какими-то негативными эмоциями, охватившими его в тот момент, он был более чем готов игнорировать этот факт и принять их любезные ухаживания. Однако на этот раз случай оказался особенным. Он не был уверен, как долго сидел там, позволяя своим ушам наслаждаться тихими песнями, пока его держали за руки и гладили ему волосы – может, несколько минут, может, час – но это казалось долгим; слишком долгим. Пэн пытался расслабиться, пока темноволосые водные девы пытались успокоить его напряжённые плечи и нервы, но чем больше они старались, тем больше он понимал, что это не сработает. И он знал почему. Ему хотелось бы, чтобы это была Эмма. Он хотел, чтобы это она держала его за руку, пела ему на ухо и запускала пальцы в его волосы, а не какая-то рыбоподобная пародия на женщину, единственной целью которой было продлить своё собственное отвратительное существование из заманивания пьяных моряков на их гибель. Одна из русалок – та, что держала его за руку – уловила запах чего-то очень неприятного, её тонкий нос постоянно подергивался, и она начала обнюхивать, как собака, всю длину его руки, и он понял: они могли чувствовать её запах. Чувствовать Эмму. Женщина-рыба отпрянула, словно защищаясь от смрада, но всё равно осторожно сжала его руку, хотя её губы скривились от отвращения. Пэн стиснул зубы, чувствуя, как гневный жар заливает заднюю часть шеи и лицо. Это было нелепо. Он должен был расслабиться, отбросить мысли о той самой женщине, чьё лицо преследовало его каждый раз, когда он осмеливался моргнуть, и не думать о ней до смерти. А теперь, больше, чем когда-либо за последние четыре или пять дней, которые она была здесь (как бы долго это ни длилось), ему больше всего на свете хочется вернуться с ней в Полое Древо, чтобы хотя бы заставить её посмотреть ему в глаза. Это было глупо и по-детски, но это правда. Эта небольшая вылазка, которую он запланировал, ни к чему не привела, причем признал он это гораздо быстрее, чем ему хотелось бы. Осторожно высвободив запястье из нежных хваток русалок, Пэн выразил своё неодобрение и начал уходить. — Мне очень жаль, дамы, — сказал он, через силу улыбаясь им, — но, боюсь, это просто не сработает. Разочарованные русалки медленно и неохотно отступили назад, бесшумно, как воздух, скользнув обратно в воду, их бесконечные волосы слились с водой, словно тёмные чернила. Они нерешительно обернулись, расплеснув воду медленными широкими волнами, как будто ожидая, что он позовёт их обратно. Но, когда он этого не сделал, они подплыли к краю ниши и нырнули в глубину одна за другой, их чёрные глаза и блестящий слой век исчезли из поля зрения, в то время, когда они бросали на него долгие взгляды. У одной из них даже хватило наглости взглянуть на него, без сомнения завидуя таинственному новому аромату, исходившему от него волнами. Неважно. Пэн выдохнул, счастливый, что они ушли. Он устал от их ложной любви и искусственной привязанности. Это было отвратительно. «Совершенно отвратительно», — подумал он, глядя на тёмные воды. Развернувшись на пятках, он отскочил от теперь уже пустого камня и скрылся в кустах. Он точно знал, что ему нужно делать сейчас.

༺ ༻