Подчиниться шепоту

Все начинается с того, что Чимина тошнит. Сначала тошнит, а потом рвет. Довольно мучительно и долго. Юнги пичкает его противорвотным, но оно не спасает. Таблетки выходят тем же путем, что и попали, буквально через несколько минут. Желудок воспринимает только воду, и когда успокаивается, позволяет влить в себя еще горячий, сладкий чай. На еду Чимин даже смотреть не может. Через некоторое время он снова оккупирует туалет, но уже по другой причине, и выходит еще более бледным и осунувшимся. Юнги снова заливает в него воду и чай, чтобы избежать обезвоживания, и относит на руках в наполненное джакузи. Чимин настолько вымотанный, что даже не просит оставить его одного. И позволяет себя раздеть. У него даже нет сил смущаться. Но купание оказывается не слишком актуальным, потому что немногим позже Чимин начинает потеть. У него совсем нет температуры, он абсолютно холодный, а еще мокрый. Бисеринки пота выступают на каждом сантиметре тела и источают неприятный запах. Он непривычный, сильно отличается от того, когда Чимин просто вовремя не купается. Специфический и действительно вонючий. Чимин его тоже ощущает, поэтому сидит на чердаке в углу, несчастно смотря на свое гнездо, но не смея в него соваться, чтобы не испортить, не испачкать. Организм Чимина чистится. Чистится самостоятельно, и дело не в течке, а в блокаторах. Они уже давно вывелись из крови, по крайней мере, в анализах его не выявили, но, по всей видимости, где-то остались их «залежи». Организму виднее, он себя знает и чувствует лучше. Юнги все так же остается рядом, все так же отпаивает Чимина водой. Чимин от Юнги старается в это время отгородиться, просит его уйти. Не сидеть рядом, не смотреть, не нюхать. Юнги отходит, но не уходит. Приносит свой ноутбук и сидит на узкой кровати. Юнги переживает, поэтому о работе не идет и речи. Он тупо пялится в экран и бездумно клацает мышкой, то и дело скашивая взгляд. Следит за состоянием, следит, чтобы Чимину не стало хуже, чтобы он был в сознании. Вся эта вакханалия длится еще около суток. А когда заканчивается, Юнги снова тащит Чимина купаться. Не изменяя привычке, топает с омегой на руках по всем лестницам, не жалуясь. И даже запускает китенка. Тот светится, пускает свой фонтанчик и Чимина гипнотизирует. Отвлекает на себя, пока Юнги мылит его мочалкой, смывая весь неприятный запах и вдыхая снова чистый ландыш. Тот пробивается сначала совсем легким ароматом, а после снова расцветает во всей красе. Такой яркий и до невозможного чистый. Теперь Юнги чувствует разницу и не может надышаться. Слюна действительно скапливается во рту, но Юнги сглатывает и кутает Чимина в махровое полотенце. Позже переодевает и помогает устроиться в гнезде. О возбуждении и страсти он не думает. Чимин благоухает, но выглядит настолько вялым и истощенным, что напоминает скорее труп, чем привлекательного, желанного омегу. Юнги предполагает, что сам мог и не пить таблетки, потому что на полудохлую зайку член не просто не встает, он даже попыток не делает. Но после Юнги, конечно, хвалит себя за такое решение, потому что когда Чимин высыпается и его удается накормить, все довольно сильно меняется.

***

Юнги не помнит, когда последний раз отказывал желанной омеге, возможно, такого вообще никогда не было. А Чимину отказывает. Хотя, прямо он и сам не просит, держится где-то на грани и просто смотрит сальным взглядом. Смотрит, как на кусок мяса, как на дичь. Его глаза блестящие и слегка влажные, но не от слез. Они будто масляные, манят к себе, притягивают. Чимин смотрит на Юнги хищником, ходит вокруг, стережет. Косится на Камилу недружелюбно, будто она соперница, будто она тоже может претендовать. Камила делает вид, что не замечает, занимается своими делами в обычном темпе, но когда Чимин отворачивается, она беззвучно хихикает. Юный омега своим поведением ее забавит. Юнги Камиле годится в сыновья, как и сам Чимин, поэтому она не воспринимает всерьез. Она сама была молодая, когда-то и у нее был альфа, за которым хотелось так же охотиться. А Юнги не по себе. Он никогда не ощущал себя на месте жертвы. И это не столько напрягает, сколько кажется удивительным. Потому что зайка весь такой распушившийся, ушки торчком, хвостик оттопырен. Он красуется и показывает себя. Надевает кружевное белье, накидывает полупрозрачный коротенький халатик. Перед тем, как взобраться на высокий стул на кухне, сначала опирается на его спинку. Оттопыривает попку. Легкий шелк отчерчивает все изгибы, будоражит. Чимин садится исключительно рядом с Юнги. Если рядом стула нет, Чимин его подвигает. Елозит ножками по плитке, корябает, примерно также корябает его вид выдержку Юнги. Чимин закидывает ногу на ногу. Гладит пальчиками голую коленку. Смотрит в сторону, потом на Юнги. Смотрит из-под ресниц, облизывает полные губы. Маленький демон-искуситель. У Юнги на микроволновке все еще лежит блистер с таблетками, и он их исправно пьет. Не пропуская ни дня, поэтому держится. Остается рядом с Чимином, не запирается в своей спальне, но и лишних мыслей старается не допускать. Будто это возможно. Мысли входят с ноги к нему во снах. Чимин не дает покоя даже там. Совершенно обнаженный, среди шелковых бордовых простыней, светлый на темном, выделяется и примагничивает. Даже если бы Юнги хотел спрятаться, он бы не смог. Чимину поведение Юнги не нравится, и он меняет тактику. Делает вид, что охладел, что отстал. Уходит в гостиную. Низким, грудным голосом сообщает, что ему слишком жарко. Скидывает халатик на пол, переступает через него и усаживается рядом с обалдевшим Ёнсоном на диван. Облокачивается на подлокотник спиной, закидывает ноги Ёнсону на колени. Тот замирает, не шевелясь. Поднимает руки, не смея касаться, и смотрит испуганно на Юнги. Немая двухметровая статуя. Камила, раскатывая тесто на лепешки, хихикает уже вслух. — Господин Мино, спасите своего телохранителя, он сам не справится. Юнги усмехается, делает последний глоток кофе, и идет забирать уже позавтракавшего Чимина. Ёнсон не дышит уже вторую минуту и начинает бледнеть. Юнги поднимает халатик, закидывает зайку на плечо и удаляется с ним на чердак. Укладывает Чимина в гнездо, приказывает: — Лежать. Чимин лежит, но не потому что так сказал Юнги. Его феромон не имеет под блокаторами такого большого влияния. Чимин просто играется. Выгибается в спине, закидывает ногу на бортик, придвигается вплотную и подается тазом вперед. Потом еще раз и еще. Бесстыдно трется пахом, смотрит прямо на Юнги и пронзительно стонет. Провокатор. Но Юнги продолжает держаться. Он устраивается поудобнее на кровати, открывает книгу и делает вид, что читает. Чимин снова стонет, но теперь раздосадованно. Обиженный, швыряет в Юнги футболкой из своего гнезда. А после раздраженно кричит: — Верни немедленно! Юнги возвращает.

***

Сны Юнги перестают быть молчаливыми. Теперь Чимин в них обретает голос. Среди тех же бордовых простыней, он лежит на спине, широко разведя ноги, и толкается в себя пальчиками. Толкается и стонет. Протяжно, просительно, сладко. Юнги просыпается взбудораженный и возбужденный. Вздрагивает, потому что на кровати не один. Потому что стоны ему не снились. Чимин рядом, прижимается вплотную, касается его шеи горячими губами и поскуливает. Его небольшой, но твердый член прижимается к бедру Юнги. Он пропитал смазкой кружевные трусики и домашние штаны. Юнги чувствует эту влагу и первые мгновения просто не понимает, как с этим можно бороться. Как перед таким Чимином устоять. Следующие мгновения не понимает тоже. Просто не может найти в себе сил, чтобы взять омегу на руки и вернуть обратно в гнездо. Юнги просто смотрит в потолок и старается не шевелиться. А после угрожающе рычит. Этот звук утробный, он формируется в груди и выходит через приоткрытые губы. Чимин не пугается. А, наоборот, прижимается теснее, стонет отчаяннее, умоляет без единого слова. Юнги не справляется. Переворачивается резко, подминает Чимина под себя, толкается меж услужливо раздвинутых бедер. Толкается прям так, через одежду, и снова рычит. Чимин заглушает агрессию своим желанием. Аромат ландыша выплескивается из него огромным сгустком, поднимается вверх, будто ядерный гриб. Юнги в зоне поражения, в самом эпицентре, жар пленит рассудок. Спрятаться и укрыться невозможно. Вокруг все охватывает белесым туманом. Двигаться можно только наощупь. Юнги двигается. Опускается ниже, захватывает пухлые губы своими, ведет рукой по узкой талии, сжимает бедро. Чимин под ним выгибается. Отвечает неумело, но с такой отдачей, что не дает даже задуматься. Юнги не понимает, кто под ним. Он знает лишь о том, что в его руках омега. Ароматная, течная, нуждающаяся и просящая. Она безумно вкусно пахнет ландышами, она влажная для Юнги, желающая, чтобы ее хорошенько оттрахали. Вся такая изящная, гибкая, тонкая и стройная. Это его омега. Только его и ничья больше. Никто не смеет касаться ее, никто не смеет даже смотреть на нее. Она принадлежит Юнги. Желание обладать настолько велико, настолько разрушительно, что сметает абсолютно все барьеры. Юнги склоняет голову, дышит ландышем, касаясь носом шеи, вдыхает как наркотик, а после кусает. Вгрызается в ароматную бархатную кожу, пускает яд скопившийся в слюне, помечает. И от громкого вскрика боли тут же приходит в себя. Приходит в себя, но не может разжать челюсть. И думает только о том, насколько же он, блядь, облажался.

***

Течка заканчивается, будто ее и не было к утру. Все это время Чимин лежит на кровати потерянный и будто глубоко в себе. Смотрит в потолок. С Юнги не разговаривает и вообще никак не реагирует. А потом опоминается. Поднимается на ноги неуклюже. Прикрывает себя руками неловко и сбегает на первый этаж в свою комнату. Одевается и выходит в коридор, семенит в ванную и замирает возле зеркала. Юнги все это время ходит по пятам. Ходит напряженный и понурый, как провинившийся пес. Говорить больше не пытается, просто идет, как привязанный. Чимин рассматривает свою шею, касается подушечками пальцев. На ней два углубления от клыков и синие отпечатки, от остальных зубов. Кожа припухшая, будто вздыбленная, покрасневшая. Чимин старается не трогать ранки, гладит по кругу, поджимает губы, а после резко разворачивается. Бросает взгляд на Юнги. Обиженный и обвиняющий. — Что ты натворил? — спрашивает. — Я просил тебя уехать в больницу. Чимин отводит взгляд и качает головой. — Я думал... Думал что мы просто... просто, — Чимин не проговаривает вслух, — А ты поставил метку! Ты мне всю жизнь испортил, — добивает. — Метка может зажить. Яд потихоньку нейтрализуется, припухлость спадет и побледнеет. Без альфы, который ее поставил, без постоянного контакта с ним, останутся только пара небольших шрамиков. Но никакого феромона и обозначения, что ты занят, не будет. Плюс, ты все еще девственнен. — Это не плюс! Мы не в том веке, когда замуж выходили чистыми и невинными! А вот метка и шрам от нее говорит о многом. — Чимин, если альфа заинтересуется тобой, ему будет абсолютно похуй, что там у тебя на шее. — Ты так говоришь, потому что на моей шее твой след! — Да, мой. И мне интересно, с чего ты вообще решил, что сможешь выйти замуж за кого-то другого? Чимин растерянно приоткрывает рот. Смотрит с сомнением, потом с наивным вопросом «не смогу?» и обнимает себя за плечи. — Я надеялся, что ты меня трахнешь, наиграешься наконец и отпустишь, — шипит раздраженно. Так это был заранее продуманный план? Интересно. Значит, облажался не только Юнги. Зайка пошел ва-банк и проебался точно так же. — Чимин, возможно, ты не понял, но я не хотел просто трахать тебя. Я мог сделать это давно. Я не коллекционирую омег, не записываю их имена в блокнотик и не хвастаю потом количеством. — А что ты тогда хотел? — Я хотел... Юнги не запинается, но делает паузу. Пытается подобрать слова, пытается найти ответ. Копает в глубь себя, прощупывает, старается прочувствовать. Он не любит Чимина. Любовь, она другая. Она больше, она тяжелее, она всеобъемлющая, но, несмотря на это, Юнги все равно хотел... — Взаимности. Чимин молчит, но начинает краснеть. И краснота эта не от смущения, она от негодования, от злости. — Я, черт возьми, тек! Я сам лез к тебе, терся об тебя, выпускал феромон, чтобы соблазнить. Какая еще тебе нужна взаимность?! Юнги не касается сердца, потому что это все еще не любовь, он стукает себя указательным пальцем по виску. — Вот здесь, зайка. В твоей голове. В ясной, не затуманенной, не из-за всплеска гормонов. Поэтому твоя течка не значит ничего. И все, чего ты добился, это того, что затуманил мой рассудок. Заставил не просто желать тебя, а обладать тобой. Навязал ревность, навязал чувство собственничества. Но не соблазнил, Чимин. Совсем нет. Чимину нечего ответить, он машет головой, отказываясь от слов Юнги. Не принимая их. Не соглашаясь с ними. Он выскакивает из ванны, отталкивая Юнги и бросает напоследок: — Конченый ублюдок! И убегает обратно на чердак. В свое гнездо. Скорее всего, плакать и ненавидеть Юнги еще больше, чем прежде. Проснувшийся Блоха трется о ноги Юнги и мяукает. Не понимает, что произошло. Легко быть маленьким котенком, ничего не смыслящим в жизни. Не обремененным проблемами и личностными отношениями. Юнги хочется Блоху пнуть, опять за Чимина. Но он стискивает зубы и выдыхает. Наклоняется, берет Блоху на руки и усаживает на свое плечо. — Ну что? Срать ты хотел на разборки кожаных, да? Хоть война, хоть апокалипсис, а завтрак по расписанию. Блоха ничерта не понимает и тычется носом в щеку Юнги. Ластится. А потом снова мяукает, теперь уже требовательно. Ему действительно плевать на разборки хозяев. Он просто хочет есть и больше его ничего не волнует. Да вообще-то и не должно. Юнги идет на кухню. Ссаживает Блоху на островок и косится на Камилу. Она делает вид, что ничего не слышала, что она часть кухонного гарнитура. Юнги достает кошачий паштет и по пути хватает с микроволновки блистер с блокаторами. Выкидывает его в мусорку. — Кофе мне сделай, — бросает. И усаживается на высокий стул. Двигает к Блохе тарелку с паштетом и тупо наблюдает, как он вгрызается в него своими маленькими зубками. Жует жадно, с аппетитом, мурчит в процессе от удовольствия. И почему Юнги не родился котом? Вопрос остается без ответа, потому он риторический и вообще тупой.