Подчиниться шепоту

Юнги не покупает резиновых уточек, а вот маленького кита — да. Он светится, и если опустить в воду, начинает пускать маленький фонтанчик из спины. Юнги не знает, как оно будет Чимину, но пока тестирует, сам залипает. Можно смотреть вечно на три вещи: воду, огонь и игрушечных китят. А еще на Чимина, который пытается управиться с лопатой. Прошла неделя со дня его игрищ на лужайке. Часть ландышей действительно погибла и уже успела подсохнуть, выдавая свое местоположение. Чимин теперь пытается их все выкопать и убрать, чтобы после засадить новыми. Лопатку ему, видимо, стоило дать игрушечную, потому что рукояткой обычной он только что врезал себе по лбу. Юнги, наблюдая из окна, выплевывает чай прямо на стекло и еле сдерживает смех. Но на помощь не идет, Чимин натворил, пусть сам исправляет. А Юнги найдет, чем заняться. Например, сходит в джакузи, пока оно пустое, и развлечется с китенком. И, возможно, со своей рукой. Пошла вторая неделя без секса, но с безумно ароматным омегой в доме. У Юнги уже звенят яйца — тревожно, будто небо падает.

***

Пока Чимин разбирается с лужайкой, портит еще некоторые участки с ландышами. Юнги успел увидеть, как психованный Чимин молотил лопатой по листьям. Юнги открыл окно и окрикнул, Чимин мигом пришел в себя и успокоился. Правда, работы у него прибавилось. Поэтому в дом он вошел, только когда стемнело. Юнги ждал, сидя на кухне с ноутбуком. Просматривал счета. В целом, у Юнги не один бухгалтер в штате, и этим занимаются они. Но когда что-то идет не так, Юнги вмешивается сам. Например, как сейчас. В одной из закусочных после ревизии недостача оказывается запредельная. И Юнги знает, почему. Он ведет этот бизнес спустя рукава, потому что по сравнению с оборотами наркотиков, доход от его ресторанов быстрого питания смешной. Реальный доход, естественно, о котором знает Юнги, но не знает налоговая и власти. Точнее, они догадываются, но поймать не могут и соваться в целом боятся. А вот официальный доход, который получен совсем не булками и котлетами, совсем иной. И Юнги в основном плевать на недостачи и погрешности, но последняя ревизия за квартал показала несхождение в выручке и закупках в пятнадцать тысяч долларов, и такое Юнги уже простить не может. Пропустить такой оборот мимо кассы, как кассиры частенько делают, слишком жирно. Это они работают на Юнги, а не наоборот. Видимо, он слишком много им позволял. Юнги выгружает все видео с камеры, которая выходит на кассы, и отсылает своим людям. Они таким заниматься, конечно, не привыкли, но придется. Пусть поработают и слепят потом для Юнги нарезку — кто, где и когда брал наличку и не пробивал заказ. Юнги с этим обратится в полицию и в суд и стрясет с крыс в два раза больше. Потому что наглеть до такой степени не стоит. Пусть учатся на своих ошибках. — Я все выкопал! — рапортует ему Чимин. Он заперся на кухню прямо с лопатой и в кроксах. Ядовито-зеленых, с комьями грязи на подошве. Кроксы принадлежали Камиле, и их она Чимину не давала. Он взял сам. Пожалуй, зайку тоже надо отучать от воровства. Он, конечно, всю жизнь этим жил и, возможно, не знает, как иначе, но все должно меняться. Чимин тоже. Не нужно красть там, где и так дадут, если просто попросить. — Молодец. Я заказал семена. Завтра придут, будешь засеивать. Чимин вздыхает, но кивает. А потом опускает лопату с силой. Она страшно грохочет и оставляет на плитке трещину. Юнги смотрит на нее, после на Чимина. Поджимает губы. Чимин смотрит в ответ с вызовом и оповещает: — Плитку менять не буду, потому что не умею. А потом отпускает черенок и уходит. Лопата падает плашмя, но, кажется, все равно не заглушает скрежет зубов Юнги. Чимин сучонок. Маленький, противный, мстительный сучонок. На него Юнги бы тоже подал в суд, но не станет. У него свои методы.

***

Юнги будит зайку ранним утром. Очень ранним. И будит он его, стаскивая за ногу с кровати. Чимин, запутавшийся в одеяле, падает на пол мешком и верещит. Долбанулся лбом о каркас кровати, выпирающий из-под матраса. Юнги жаль, он не хотел так, но вида не подает. Смотрит на Чимина строго, смотрит недовольно и диктует: — Умылся и оделся. Быстро. У тебя пять минут, жду на кухне. И лучше не зли меня. Предупреждает и выходит из его спальни. Камила уже суетится на кухне. Ставит перед Юнги чашку дымящегося кофе и тако. Она заправила начинкой сама, потому что знает, что Юнги нравится, и потому что он попросил. Чимин выбирается из комнаты сонный. Во вчерашней одежде. Опять грязной, из-за копания в земле и ландышах. Юнги разворачивает его обратно. — Переоденься. В чистое. Мы едем в город. — Зачем? — Без вопросов, зайка. Пошел и сделал, как я сказал. Чимин смотрит на Юнги продолжительно. Крылья его маленького носика раздуваются. Он не выспался, на лбу две шишки. Одна от лопаты, вторая от недавнего падения. Юнги делает глоток кофе, чтобы не смеяться, и поднимает бровь: — Ты меня не понял? — Понял. Чимин передразнивает его тон, но уходит раньше, чем Юнги выпустит феромон. Вредная, но трусливая зайка. Хотя, может, и не трусливая, потому что возвращается Чимин на кухню в одном белье. Том самом кружевном комплекте, нежно голубого цвета. Лицо у Чимина красное от смущения, шея тоже, но глаза горят огнем и вызовом. — Чистое, как и просил, — заявляет он. Приподнимает бровь, то ли спрашивает, есть ли какие-то проблемы, то ли надменно говорит «выкуси». Юнги пожимает плечами. Его определенно точно коробит, что его зайку увидят в таком виде, но раз он так хочет... Юнги хмыкает и поднимается с места: — Отлично, поехали, — говорит. И на вытянувшееся лицо Чимина не смотрит. И сбежать не дает. Выпускает феромон раньше, чем тот даже успевает развернуться. Играть с Юнги в такие игры не стоило.

***

Чимин начинает хныкать уже в машине. Его смущает водитель, смущают двое охранников. Юнги тоже смущает, но не так. Чимин забирается на сидение с ногами, подтягивает коленки к груди, зажимается, закрывается и сначала сидит молча. После просит Юнги вернуться, чтобы переодеться. Обещает не чудить. Предлагает выбрать Юнги вещи. Одеть на свой вкус, чтобы нравилось ему. Но Юнги отказывает. — Я сказал, что мы выезжаем из дома, сказал тебе переодеться. Ты переоделся. Я разве просил тебя выходить в белье? — спрашивает Юнги строго. Ему не нравится, что Чимин в таком виде. Не нравится, что на него бросает взгляды охрана. Не сальные, но заинтересованные. Они быстро отводят глаза, чтобы Юнги не лишил их зрения, но даже этот мимолетный осмотр Юнги выбешивает. Точно так же, как и поведение Чимина в целом. Юнги не понимает, в чем проблема. Он забрал Чимина из богом забытого села с кучей наркоманов и неадекватных личностей. Он вернул Чимину его запах, что очень важно, потому что ни одни блокаторы не могут быть безопасны на сто процентов. Он дал возможность Чимину жить в нормальном доме, есть нормальную еду, одеваться в нормальные вещи. Ему не нужно скрываться, не нужно походить на тень, чтобы не заметили. Юнги снял повязку с его глаз, открыл вид на горизонт. Но все, что делает Чимин в ответ, это пакостит. Чего он добивается? И как он видит свою идеальную жизнь, в которую якобы стремится, пытаясь от Юнги сбежать? У Чимина ни денег, ни документов, ни образования. Чимин даже читает по слогам. Юнги выяснил это случайно, но когда обратил внимание, Чимин тут же пошел в агрессию. Скорее всего, из-за смущения или стыда, но больше Юнги про это не спрашивал. Им стоит сначала наладить общение, прежде чем переходить дальше. Но как его наладить — неизвестно. Чимин пакостит. Пакостит осознанно, потом, боясь получить по ушам за свои проделки, исправляется, а затем будто мстит за это исправление. Вытворяет что-то еще хлеще. Разве он не понимает, что добьется этим не своей свободы, а плохого отношения. Потому что столько поблажек Юнги не давал никому. И он пытается списывать на возраст, на трудности жизни, на предательство семьи и испорченное детство, но... Чимин живет в дерьме всю жизнь. Живет с дерьмовыми людьми и должен был осознать, что вся жизнь в целом может быть тем еще дерьмом. Потому что есть люди сильные, влиятельные и богатые, а есть неудачники. Есть те, кому не повезло. И в таком положении нужно забыть про гордость, про убеждения и искать плюсы. Потому что давать Чимину свободу Юнги не намерен. Разве что выписать билет на тот свет. Будет жалко, определенно. Потому что Чимин по прошествии времени кажется не просто симпатичным, а красивым. Он набрал немного вес, его глаза стали живее, цвет кожи — здоровее. И теперь Чимин — сказочное существо не только издали, не только среди темных, мокрых, голых стволов деревьев и сельской грязищи, а всегда. Каждый день, каждую минуту. Даже будучи пыльным, даже в панталонах Камилы. А еще Чимин потрясающе пахнет. Ландыши пропитали каждый угол дома, и когда Юнги возвращается, ему легче дышать. Легче и приятнее. И отпустить это просто так он не сможет. Но убивать жалко, ломать еще жальче. У Юнги не было хороших игрушек в детстве, у него их вообще почти не было, поэтому избавляться от Чимина не хочется. Чимин, конечно, не машинка на управлении, он не конструктор, он живой человек со своими эмоциями и мечтами, но это все еще жизнь, она все еще дерьмовая, и Чимину бы полагаться лучше на разум, а не на чувства. Где его омежье обаяние, где его хитрость? Где стреляющие лисьим прищуром глазки и глупое хлопанье ресничек? Где сладкий голосок, которым он может загонять альф под свою маленькую пяточку? И не то чтобы Юнги хочет, чтобы его загнали, он просто хочет спокойствия, а еще хочет Чимина. Целиком и полностью. Себе, под собой, рядом. А Чимин выделывается. — Юнги, пожалуйста... Вот может же, когда хочет. Смотреть проникновенно и просить жалобно. Заглядывать в глаза. Они уже приехали, остановились на парковке, и Юнги приказал выходить. А Чимин уперся. Все еще скрюченный, но уже не обнимающий себя руками, а цепляющийся за рукав Юнги. И Юнги может выкинуть его из машины в одном белье. Заставить идти прямо так, практически обнаженным, и сгорать со стыда. Поплатиться за характер и за глупость. Юнги даже думает так поступить. Но медлит. Потому что Чимин начинает хныкать и уже не играючи. Понимает, к чему это приведет. Понимает, как все будут смотреть, смотреть на него, на его тело. Как альфы будут пожирать его глазами. Какие слова будут ему говорить. Чимина это пугает, Чимина это доводит до слез. А Юнги приводит в бешенство. Ему нельзя устраивать перестрелки посреди города, на территории больницы. Поэтому он вздыхает и снимает с себя пиджак. Ждет, пока Чимин закутается, и берет его на руки. Потому что Чимин не обувался. Ведомый феромоном Юнги, он шел следом без возможности сделать ни одного лишнего движения. — Знаешь, почему так, зайка? Это не потому что я ужасный человек, как ты думаешь. А потому что ты бесконечно глупишь непонятно для чего и зачем. Измени свои взгляды, и мир вокруг тебя тоже изменится. Чимин шепчет тихое: — Ладно. И прячет свое лицо. Потому что на них все равно смотрят.

***

Юнги не ожидал такого поворота, но Чимин хлопается в обморок, когда у него берут кровь из вены на анализы. Он смотрит на иголки, как на самых страшных монстров, бледнеет и отключается. Юнги ловит, естественно. Но потом позволяет себе подшутить. Беззлобно, не жестоко, но ему хватает отвести душу. А Чимину хватает, чтобы обидеться и чтобы снова смотреть озлобленным волчонком. После Чимин закатывает истерику у гинеколога. Отказывается раздеваться, отказывается садиться на кресло. Запрещает себя трогать и брать мазки. Юнги пытается его утихомирить словами, уговаривает, старается в мягкость и даже ласку, но Чимин, кажется, теряется в своих криках и отрицании, не воспринимая никакие слова и убеждения. Юнги выпускает феромон. Придавливает им, заставляет замолчать, заставляет стать куклой в руках врача. И впервые его это действительно коробит. Но другого выхода он не видит. Нужно проверить его здоровье, и даже не для Юнги, а для него самого. Убедиться, что все в порядке и ничего не угрожает. Это слишком важно, чтобы Юнги мог поступиться этим. Потому что Юнги потерял маму. Она сгорела всего за несколько месяцев, и помочь не смогли никакие деньги мира. Было слишком поздно. Поэтому у Юнги медицинские осмотры проходят абсолютно все сотрудники на регулярной основе. Ему плевать на их жизни, но зачем терять сотрудников, если можно не? А Чимин не сотрудник. Чимин омега. Молодой, красивый и пахнущий любимыми ландышами. Потерять его из-за безалаберности и халатного отношения не хочется. Но Чимин ему спасибо за это не говорит. Он вообще больше ничего не говорит. Ни в больнице на остальных процедурах, ни в машине, ни даже дома. Он убегает в свою комнату. Не выходит на обед, на ужин тоже. Хотя его зовут. И Камила, и сам Юнги. Он выбирает оставаться голодным в эти сутки. Не отвечает. Притаивается. Но утром, ни свет ни заря, Юнги слышит грохот и крик Камилы и последующие ее причитания. Когда он выходит на кухню. Камила потрясает своими кастрюлями и сковородками, ругается на родном языке, пышет злобой и ненавистью. Шлет на Чимина всевозможные проклятия, а следом и на Юнги, за то что притащил это исчадие ада в дом. Юнги понимает причину не сразу. Но когда Камила немного успокаивается, выясняется, что Чимин выставил в ряд всю ее утварь для готовки и пожег упаковку соломинок, заливая кастрюли и сковородки расплавленным пластиком. Да еще и растер это все по ним ложками, оставляя их внутри прилипшими. Зайка Юнги досталась демоническая. Что поделать. Юнги почему-то не злится. Он запускает кофемашину, потому что турка тоже испорчена, и успокаивает бушующую Камилу. — Заканчивай истерику и просто закажи новые наборы. — Господин Мино! — Мне повторить? Камила тут же притихает. Но руками всплескивает недовольно. — Зайка вчера перенервничал и настрадался. Оставь его в покое. Если выйдет из комнаты, пока меня нет, накорми. Если не выйдет, оставь еду под дверью и скажи ему об этом. Корми нормально, не издевайся. Я все еще надеюсь на его благоразумие. — Лучше бы на свое понадеялись и вернули мальчишку домой. Господин Мино, мы с матерью не так вас воспитывали. — Если я верну его домой, его снова продадут, но теперь он чистым и невинным не останется. А возможно, и живым. Так что закажи чертову посуду и не делай мне мозги. Мне давно не пять. — Да, не пять. А капризы все те же. Юнги поднимает на Камилу тяжелый взгляд. Она не выдерживает даже его. Уводит глаза в сторону, опускает плечи. А после и вовсе отворачивается. Делает вид, что ничего не было. И собирает все кастрюли и сковороды, выстраивая пирамиды. Камила не египтянка, поэтому они кривые и неустойчивые. На них никто не станет любоваться, их не будут изучать. Они все пойдут на утилизацию. Юнги не жаль. У Юнги рабочий день впереди, а там проблемы посерьезнее испорченной посуды.