Подчиниться шепоту

Контингент торгового центра разношерстный, поэтому Чимин в шортах, футболке и кедах ничем не выделяется. Кеды тоже принадлежат Юнги, они на Чимина большеваты на несколько размеров, но это единственная обувь, которая сидела более-менее гармонично на его миниатюрной ножке и не превращала стопу в ласту. По двору Чимин гонял в обычных сланцах, тоже здоровых. Постоянно спотыкался и периодически терял их по дороге, что дополнительно смешило. Но то дома. А в люди все же стоит выходить в более презентабельном виде. По-хорошему, Юнги мог заказать вещи для Чимина на дом. Но это пришлось бы снимать с него мерки, половину подбирать на глаз, и неизвестно, что из этого бы вышло. А еще, Юнги хотелось Чимина выгулять. Когда он последний раз выходил в люди? Единственный, на чьем фоне Чимин выделялся, это сам Юнги. Одетый по-привычному в строгие брюки и темно-синюю рубашку, неплотную из-за жары, с рукавами три четверти. Юнги нравилось открывать руки. Это смотрелось красиво и выгодно. Но если закатывать самые обычные рукава, то часто выглядело несколько неряшливо, а еще оставляло ненужные заломы на ткани. Они не разглаживались после стирки, и утюжить приходилось с особым усердием. Юнги этим не занимался. Зачастую его одежду отвозили в прачечную. Но также в этом деле периодически участвовала Камила, которая потом могла отругать Юнги, как малое дитя, при этом добавляя свое извечное «господин Мино». Звучало странно. Но не раздражало. У Юнги уже давно достаточно денег, чтобы одеваться каждый день в новое, не заморачиваясь. Но он относится бережно к своему гардеробу. Ему нравится чистота, аккуратность и порядок. Чимин в этот порядок не вписывается никакой своей частью, но он красив и пахнет ландышами, что является ключевыми моментами. А еще он пуглив. Пуглив по сути своей и все норовит убежать от опасности. Первая опасность для него — Юнги. Поэтому Чимин дает драпу еще на парковке. Его быстро ловят, но потом он повторяет свою попытку уже при входе в торговый центр. Его ловят снова. Чимин сдается и больше не убегает. А через пару минут, наоборот, прибивается к Юнги поближе. Вертит головой. Дергается от резких вскриков детей и от громкого голоса из колонок, когда администрация просит подойти кого-то к стойке информации. Такая пугливость Юнги уже нравится, и он даже протягивает Чимину ладонь на пробу. Вдруг возьмется? Чимин не берется. Морщит свой аккуратный носик, а потом тянет ладошку Ёнсону. Назло. Из вредности. Юнги кивает Ёнсону, дает разрешение. Теперь Чимин точно не сбежит. — Зачем мы здесь? — спрашивает Чимин и тормозит у искусственного дерева. Сегодня здесь то ли праздник какой, то ли ярмарка, и на этих деревьях ленточками привязаны крендельки. Самые настоящие, съедобные, посыпанные кунжутом. Чимин видел, как их отвязывают и едят. Он тоже хочет. Юнги не уверен, что эта хорошая затея. Кто их привязывал и насколько у этого кого-то были чистые руки, неизвестно. А еще все ходят в уличной обуви, и если запустить сюда солнечный свет, скорее всего, будет видно столпы пыли. Но Чимин стоит, как вкопанный, и не хочет идти дальше. Смотрит на кренделек, потом на Юнги. Снова на кренделек. — Мы здесь за покупками, для тебя, — отвечает на вопрос, а после вздыхает, — Сорвать тебе или сам хочешь? Чимин оглядывается по сторонам. И начинает вдруг стесняться. Непонятно чего, потому что эти лакомства для посетителей, как раз чтобы пробовать. Но после он перебарывает волнение и тянет Ёнсона за руку, чтобы подойти ближе. А после его же просит чтоб достал. Тычет пальцем, показывает чуть ли не на самую верхушку, где висит кренделек, никем не тронутый, не надкусанный, как некоторые, и точно не облапанный. Ёнсон достает. Для этого отпускает Чимина и развязывает ленточку, чтобы не поломать кренделек на части. Когда Чимин получает свое лакомство, начинает улыбаться. И говорит спасибо. Почему-то и Ёнсону и Юнги. И грызет потом этот кренделек долго, откусывая по маленькому кусочку, продолжая разглядывать витрины. — Можешь сам выбирать, куда заходить, — предлагает Юнги, чтобы не тащить Чимина сразу в люксовые бутики, где тихо, безлюдно и скучно. Юнги там нравится, потому что подбирают ему все быстро, обслуживают качественно и не отнимают время. Но сегодня Юнги специально освободил день, поэтому торопиться некуда, и Чимин может засунуть свой прелестный носик куда ему только вздумается. Первым Чимин выбирает туалет, потому что не сходил перед выходом. Он дает Юнги свой погрызенный кренделек, чтобы подержал. Минует писуары мужского туалета и запирается в кабинке. А когда выходит, сразу тянется за едой. Юнги поднимает кренделек над головой и кивает на раковины: — Руки помой после унитаза, а то станешь местом обитания живых организмов. Чимин опоминается и тут же меняет траекторию. Не возмущается, не закатывает глаза. Хорошо, значит, понимание есть, а вот привычки, увы, нет. Хотя, в одиннадцать и сам Юнги мыл руки только с указания, а именно в этом возрасте Чимина продали. Потом, видимо, учить было некому. Юнги возвращает ему лакомство и выводит из закутка с туалетами. В одной руке у Чимина теперь кренделек, а в другой ладонь Юнги. Чимин, видимо, отвлекся и забыл, что вредничал. Юнги не напоминает. Молчит, для себя же старается. Чимина тянет на все яркое. Игрушки, детская одежда, магазины для творчества и островки со сладостями. Он ничего не просит купить, только подходит и рассматривает. Иногда принюхивается. — Если что-то хочешь, то говори. Мы пришли не только посмотреть. Чимин отрицательное качает головой. — Мне не нужно. — Почему? — спрашивает Юнги. — Потому что должен буду расплатиться. — Это естественно, но у меня есть деньги, зайка. — Да, у тебя, и я должен буду расплатиться с тобой. Юнги хмурится. Ему такая постановка слов не нравится. Но после он ухмыляется и наклоняется ближе к Чимину, чтобы негромко сказать: — Мы вроде сошлись на том, что я буду тебя насиловать, а не требовать оплату натурой. Чимин дуется, забирает свою ладошку у Юнги и отходит от островка с какими-то безделушками. Догрызает свой кренделек и хватается опять за Ёнсона, вспоминает, что нужно вредничать. А еще он перестает смотреть по сторонам, опускает глаза в пол и интереса ни к чему не проявляет. Юнги вздыхает. Шутка была такой себе, аргумент еще гаже. Как исправлять, не ясно. Юнги говорит Ёнсону, чтобы тот достал Чимину еще один кренделек. Крендельки бесплатные.

***

— Давай договоримся, что я не попрошу ничего взамен? — предлагает Юнги. Потому что третий кренделек в Чимина уже просто не лезет. — Ты лжешь. — Нет. — Первый хозяин дал мне красивую цепочку с маленькой птичкой. Я не хотел брать, но он сказал, что это просто подарок. Застегнул мне его на шее, а потом приказал потрогать его член, потому что меня порадовали и я должен ответить тем же. Юнги молчит. Ему не нравится то, что он услышал. Чимин пробыл у первого альфы три года. С одиннадцати до четырнадцати, и не важно, что в двенадцать его запах раскрылся, во-первых, Чимин пил блокаторы, во-вторых, все равно был еще дитем. И физически, и морально. И Юнги абсолютно непонятно, как можно дрочить себе руками ребенка. Чимин и сейчас выглядит миниатюрным. Его можно спутать с совсем еще юным мальчишкой. Потому что невысокий и хрупкий. Потому что изящный. Но запах выдает в нем уже зрелого омегу. Омегу, у которого запах раскрылся полностью. Он не еле заметный, не слабенький, он вкусный и сильный. Он выдает в Чимине невинного, но взрослого парня. И Юнги хочет его. Определенно хочет. Но если бы он увидел Чимина лет пять назад, то, скорее всего, бы не покусился. А если бы и решил забрать, то исключительно с надеждой на будущее. Чтобы узнать, насколько красивым и притягательным мальчиком он вырастет. А член бы Юнги трогали совсем другие омеги. Которые знают, на что идут. Пожалуй, один конкретный человек в скором времени своего члена лишится. Потому что Юнги расстраивает, что Чимин отказывается от шопинга, и потому что Юнги ненавидит ебаных педофилов. — Зайка? — М? — Чисто технически, ты сегодня полапал меня за член, пусть и через штаны. Так что должен тебе я. Чимин вскидывает голову и смотрит на Юнги вообще не убежденно, а еще кривится. Кривится и краснеет. Навряд ли из-за стеснения, скорее, от неприятных воспоминаний. А после спокойно говорит: — Я не верю тебе. Потом ты захочешь больше. — Тогда ты сможешь вернуть мне все купленное и должным не будешь. Чимин хмурится и теперь смотрит непонимающе. — Зачем тебе это? — спрашивает. Юнги пожимает плечами. — Просто хочется. Хочется, чтобы Чимин себе что-то выбрал. Чтобы указывал пальчиком на то, что ему нравится и чтобы Юнги это оплачивал. Абсолютно все. Потому что он помнит, как они с мамой пару раз выбирались на барахолку. Помнит, как она смотрела на платья, убогие, не особенно красивые и даже кем-то ношенные, но даже их она не могла себе позволить. Потому что Юнги рос, и одевать нужно было его. Нужно было покупать ему обувь, потому что ходить со скрюченными пальцами было невыносимо. И Юнги думал, что он вырастет, станет самым сильным, самым крутым и самым богатым. Будет маму защищать, оберегать и заботиться о ней. Что купит ей самые красивые платья и самые дорогие украшения. Но мама умерла в тот момент, когда Юнги только успел поверить, что действительно сможет всего добиться. И после этого покупать ничего и никому больше не хотелось. Камиле он платит зарплату. Полноценную, за все ее старания и труды. И Камила самостоятельно ходит по магазинам. Покупает, что ей нужно, без участия Юнги. Шлюхам он тоже, естественно, ничего не покупает. Он им тоже просто платит. А точнее, платит компании, когда их заказывает. Парочке омег Юнги дарил подарки, дорогие побрякушки, которые отправлял курьером. Это за особое поведение в постели, которое не оставляло равнодушным. Но никого... никого еще он не выводил вот так, ни с кем не ходил бок о бок, и уж тем более не уговаривал потратить его деньги. Хочется на Чимина наорать, обвинить в неблагодарности и в капризности. Какого хуя он ведет себя так, когда для него стараются. Юнги ведь действительно из лучших побуждений. Но он прекрасно понимает, что если начнет давить, если снова напугает, то все станет еще хуже и день будет испорчен. Испорчен совсем. И, возможно, их отношения, которым ничего не светит еще даже в перспективе, шанса так и не получат. И Чимин вместо томления и мариновки просто стухнет. Стухнет и завоняется. Такого Юнги допустить не может. Потому что запах ландыша въелся в его мозг и не отпускает. — Ну давай же, Чимин. Что ты хочешь? Клянусь своим членом, что ничего не потребую от тебя. Чимин закатывает глаза. Вздыхает. Будто Юнги банный лист, который прицепился к заднице, и просто так не отлепишь. Но потом все-таки негромко говорит: — Хочу пить, очень сильно. Маршрут перестраивается. Юнги ведет его к фудкорту. И спрашивает по пути: — Что бы ты хотел? Чай, кофе, газировку? Может, молочный коктейль? Юнги вдруг становится это жутко важным. — Что такое бабл-ти? — спрашивает Чимин. — Я видел вывеску. Там было что-то цветное. — Чай с добавками и сладкими шариками, грубо говоря. — Ты пил такой? — Да, однажды. — И как? — По мне, это больше забава, чем реальный напиток. Но ты можешь попробовать. Чимин кивает. Он хочет. И да, это забава. Потому что Чимину в целом плевать на сам сок, который он выбрал вместо чая. Ему просто нравится гонять по стакану тапиоку и всасывать ее через широкую трубочку. Первый раз он втянул ее так, что чуть не подавился. А теперь просто играется. Они обходят уже третий круг по торговому центру, будто они не по магазинам пошли, а в парк прогуляться. Чимин снова тормозит у островков. Снова вглядывается в товары и снова ничего не выбирает. Юнги делает это сам, когда Чимин задерживается у цветов. Самых обычных, как в любых цветочных. Девушка омега за прилавком тут же приветливо улыбается и говорит, что у них как раз новая поставка. Все свежее и простоит дома еще очень долго. Юнги спрашивает, какие цветы у Чимина любимые. Чимин пожимает плечами, и тогда Юнги начинает присматриваться сам. Нужно что-то не помпезное, скорее, нежное и элегантное, например... — Гортензии. Вот эти голубые, давайте три. Юнги смотрит на пушистые шапки цветов и думает, что они идеально подходят. — Чем-то разбавим? — Да. Белые кустовые розы. Немного гипсофил и может... — Юнги рассматривает веточки с зелеными листьями и указывает на них, как они называются, он уже не знает. — Эвкалипт, очень хороший выбор, получится красивый букет, — помогает омега. Она достает все, что продиктовал Юнги. Формирует букет, показывает его на каждом этапе, чтобы оценил. Юнги нравится. Получается объемно и красиво. Чимину должно подойти. Омега упаковывает все в бумагу, обвязывает голубой лентой. Юнги забирает сам, а потом протягивает Чимину. Чимин смотрит, прячет руки за спиной. Юнги улыбается и продолжает протягивать. Он может стоять так до вечера. Чимин сдается всего через минуту, и Юнги даже не думает, как по-идиотские выглядит эта заминка. Потому что в руках Чимина этот букет смотрится внушающим. Чимин держит его одной ладонью, а второй рукой просто обнимает. Медлит еще немного, а после все-таки утыкается носиком в цветы. Нюхает все и... улыбается. Наконец-то улыбается искренне и шепчет второе за сегодня «спасибо». Кричать и обвинять его больше не хочется. Хочется обнять и забрать домой. Уложить в свою кровать и заставить стонать. Чимин, должно быть, стонет так же, как и улыбается — прелестно. Юнги ловит себя на озабоченности и возросшем либидо. Оно, конечно, никогда не страдало, но здравому рассудку обычно уступало. Чимин все сломал. Сломал, когда вышел из душа всего лишь с голыми коленками. Это становится опасным.

***

Сам Чимин так ничего и не выбирает, поэтому Юнги берет это дело на себя. Отводит в парочку своих любимых бутиков. Диктует, что Чимину нужно подобрать. И повседневное, и на выход. Потому что Юнги Чимина обязательно куда-нибудь сводит. Но пока он только располагается на диванчике перед раздевалкой и ждет, пока Чимин покажется в новой одежде. Юнги не критикует, но все же парочку вещей бракует. Он бы забраковал больше, но видит, по глазам, что Чимину нравится, поэтому говорит пробивать. Пакеты несет Ёнсон, цветы остаются у Чимина, но Юнги все-таки отвоевывает одну его ладошку себе. А после заводит в магазин нижнего белья. И как бы Чимин не упирался и не краснел, его Юнги тоже заставляет показывать. Но на этот раз стоит у шторки в кабинку и ждет, когда Чимин позовет. Красный и смущенный. Смотрящий на Юнги с неодобрением и даже презрением. Но Юнги плевать, он любуется. И дает Чимину примерить один кружевной комплект. Голубой, как гортензии. С трусиками-танго и кружевным топом с короткими рукавчиками. Чимин за шторкой ругается, просит Юнги не заглядывать, а потом тихонько жалуется, что это стыд, срам и если Юнги не настолько ублюдок, то не заставит Чимина позировать. — Я ублюдок, зайка, — сознается Юнги тут же и сует голову за шторку. Чимин пищит и прикрывает пах ладонями, сжимается и скукоживается. Топ закрытый, с круглым очень скромным вырезом, который показывает только ключицы, закрывает плечи и доходит до середины ребер. Но сквозь него все равно видно обласканную солнцем кожу и темные соски. — А ну-ка, повернись. Чимин теперь смотрит с ненавистью, но разворачивается. Голубое кружево закрывает треугольником верхнюю часть попки и уходит в межягодичку, дополнительно подчеркивая округлость форм. — Ты зря так стесняешься. Светить попкой всем, конечно, не стоит, но у тебя прекрасная фигура. — Лучше бы это было не так, — шепчет Чимин, — Лучше бы я был жирным и уродливым. Чтобы на меня никто и никогда не смотрел, как смотришь сейчас ты. — Сейчас я смотрю без вожделения, а только любуюсь. Юнги высовывает голову из раздевалки и задергивает шторку, чтобы не было даже щелочки, чтобы Чимина таким больше никто не увидел. — Можешь одеваться, — разрешает. А потом возвращается в зал и берет еще несколько трусиков по такому же образу и подобию, но разных цветов. Чимин обязательно их наденет. Обязательно для Юнги. И обязательно по своему желанию, пусть даже и не скоро. Юнги подождет. Домой они возвращаются только поздним вечером, потому что Юнги решил заехать в ресторан. Он довольно сильно проголодался. Чимин тоже, пусть и молчал. Он вообще не сказал больше ни слова и букет отдал Ёнсону. Но все равно поужинал, а дома, только разувшись, унесся в свою комнату, не взяв ничего из покупок. Юнги приказал Ёнсону оставить пока все в гостиной, и только цветы унес. Набрал воды в большую кастрюлю и запихнул туда, потому что где у него в доме вазы и есть ли они вообще, он не в курсе. К Чимину ломиться не стал. Оставил его в покое. Пусть побесится, возможно, поплачет и успокоится. Ничего страшного не произошло, ничего ужасного Юнги не сделал. Вот если бы трахнул его в раздевалке, был бы другой вопрос. А так... Зайка обязательно оправится. А потом еще и научится взглядами Юнги наслаждаться. Чимин просто глупенький еще, многого не понимает, потому что не испытывал. Юнги ему покажет и научит. И даже будет держать в узде свой феромон, чтобы Чимин смог выдержать и чтобы ему понравилось. Всего трое суток, а у Юнги что ни вопрос, то уступки. Это становится не просто опасным, а угрожающим, но Юнги отмахивается. Это все ландыши и их пьянящий аромат.