Я обещал

Утром Володя приехал на работу пораньше — проснулся уже в 6 и спать дальше было ни к чему, а в офисе ждёт его белая коробка с выпуклым монитором. И он её ждал. По коридорам звенело эхо громких шагов и жадного, холодного с улицы дыхания. Сев за свой стол и скинув пальто, быстро стал набирать ответное сообщение. К сожалению, не ручкой на бумаге, но такой ответ шёл бы до адресата слишком долго. Поблагодарил за тёплые слова, а затем мучительно думал, что можно написать, а что нет, но в конце концов сдался: к чему эта скрытность, игра в прятки, когда техника давным давно стала его личной собственностью, в которую мало того, что никто не осмелится сунуться, так ещё и если хватит наглости — защитит пароль. Наконец в голове сложилась стройная картина: «Дурак! Даже бумажную почту вскрыть и прочесть легче, чем мою электронную!» Строчил долго и откровенно, удивляясь, что такие мысли и чувства оседали в голове и не находили выхода. Может вообще причина всей головной боли, бессонницы, кошмаров и тревоги за последние годы была в том, что эти слова громоздились в памяти, как пыль на контактах платы? Любой компьютер бы от такого перегрелся, заглючил, а может даже загорелся — а чем мозг от него отличается? Наконец нежности не вертелись на языке непроизнесённые, не превращались в нервные расстройства и панику, а были высказаны. Пальцы гудели, ударяясь по клавишам как ошалелые, в глазах рябили буквы, выводящиеся на экран. О том, как соскучился, как любит, переживает, мечтает только о том, чтобы опять увидеться и снова обняться, побыть рядом. В этом сообщении вывалил всё, что хотел, сам от себя был в шоке, а насколько в шоке был бы Юра? Он ведь, может, и видел его самые откровенные проявления, но они и близко не выражали истинных порывов его души. Последняя мысль перед отправкой: «А смелости хватит?» Хватило. В обеденный перерыв пришёл ответ, высветился между двумя другими новыми сообщениями по поводу обвалившейся постройки в строящемся районе. Открывать было волнительно, даже страшно, но, оглядев пустой светлый кабинет и не заметив причин медлить, кликнул на письмо. «Даже не ожидал, что ты такое можешь написать. Но мне очень приятно, что ты решил откликнуться на мою откровенность так. Я тоже скучаю, не меньше тебя, но у меня совсем нет возможности тебя навестить. 4 рабочих дня в неделю я всё ещё провожу в училище и занят академом со студентами, в свободное время при любой возможности пишу заказы, которые сыплются один за одним. Если у тебя получится взять отпуск — я всегда рад тебя увидеть, даже в завал. Сейчас поискал всю нужную информацию по поводу перелёта, прикрепил ссылки, почитай, если интересно. Я с удовольствием покажу тебе город, ты только приезжай. Я так понял, теперь мы можем общаться более открыто? Надеюсь, что да, устал прятаться непонятно от кого. Это ты остался в бывшем союзе, я-то давно в обществе, которое спокойно принимает мои понятия о любви, оттого ещё более тоскливо читать твои сухие относительно настоящих чувств сообщения. Но спасибо большое, что всё же написал так, как я хотел. Мне спокойнее от этого. Хорошего дня» «Куда же я поеду, Юрочка…» — только и крутились в голове. Ни знаний языка, ни времени на документы и поездку. Хотя накопления были, хватило бы с головой. От мыслей о том, чтобы погостить, стало пусто на сердце: они могут гостить друг у друга сколько угодно, но пока быт Володи и Юры сосредоточен в разных городах, в разных странах — разве могут у них завязаться взрослые отношения? Семья, о которой Володя так грезил?... Сгоняя с себя эти мысли силой, только больше задумался. Может быть, Юра мог бы оставить всё и переехать — его талант не прибит гвоздями к полу, как компания, в которой Володя проводит большую часть времени. Но разве это — жизнь? Вечно как предатели родины озираясь скрываться по углам и искать тысячи оправданий? Нет, так жить нельзя. Ещё и лишать любимого человека его близких ради этого. Вот в Германии, если всё так, как говорил Юра — дружелюбно и располагает к проявлению чувств, — действительно можно остаться. Но как бросить друзей, работу, семью, всё устроенное и налаженное? Из этих тяжёлых и густых, как болото, рассуждений Володю вырвал хлопок двери и крик Брагинского. — Чего ты скрылся где-то в тени и прохлаждаешься?! Работа стоит, а заместитель сидит на ж… стуле ровно? — Через ещё несколько возмущений наконец увидел, что собеседник смотрит сквозь него и куда-то ниже глаз, бледный, тревожный и рассеянный. Немного сбавил обороты и сказал чуть мягче: — Эй, ты нормально себя чувствуешь вообще? — Да… да, да, всё хорошо. Простите, задумался. В чём проблема? — Уже час назад тебе выслали все нужные выкладки, а ты никак не ответишь, даже из кабинета не выходишь. — Час?... Сколько времени? — Три часа дня! Сколько ещё? — Увидев шок на лице Володи, изначально злой и раздражённый Брагинский окончательно убедился, что что-то не так. — Ты если заболел, может не стоило приходить? Отлежись дома и выходи нормальным человеком, а-то сидишь, и сам мучаешься, и работу не двигаешь. — Нет, со мной всё в порядке. Не выспался, наверное. Пять минут на анализ и я сообщу своё решение. — Как скажешь. Беспокойство друга отца в любой другой ситуации показалось бы даже милым, но сейчас Володя не обратил никакого внимания. Сразу закопался в задачи, вчитался в письма и ответил всем, кому задолжал, поручил выяснить вопрос о качестве материалов и запросить отчёты о работе компаний-партнёров, запланировал пару встреч для обсуждения форс-мажора и выяснения дальнейшего плана действий, включая вопрос возможных денежных компенсаций пострадавшим от аварии. До конца дня провёл время, погрузившись в ситуацию и не отводя глаз от монитора или бумажной волокиты. А к вечеру, как по заказу, разболелась голова, появился мерзкий озноб, ломота в теле. То ли продул вездесущий осенний ветер, то ли стресс действительно так сильно влияет на самочувствие, в любом случае — приятного мало. Дома выпил чая, залил в сухое горло аспирин и грохнулся в кровать, даже не успев сообщить отцу, что уйдёт на больничный — сразу сморило. Сперва он провалился как мёртвый, в одно мгновение, и не чувствовал даже своего дыхания. Но это продолжалось недолго. Образы были навязчивыми, яркими и бредовыми, события и лица менялись каждую секунду, мелькали в глазах и смазывались, вертелись вокруг головы как мухи. Наконец вращение прекратилось, Володя упёр ногу в траву, остановив скрипучую деревянную карусель с красными поручнями. Глубоко вздохнул и засмеялся, борясь с тошнотой и головокружением. Посмотрел перед собой — Юрка внимательно рассматривает его с ног до головы и улыбается, после чего слезает на землю и издает долгий зевок. Гудит издалека горн, призывая разойтись по кроватям. — Мне пора. Отбой, всё-таки. — Нет, погоди, нам же детей ещё укладывать и переписывать сценарий. Ещё ведь даже не стемнело, куда бежать? — Какой сценарий?... Не знаю, о чём Вы. Я побежал. — Юра! Что за шутки такие? Мальчик действительно убежал, хихикая вслед так невинно, будто правда не понимает, чего к нему вдруг привязались. Володя встал с места и только хотел сойти с платформы, как порыв ветра снова закружил карусель, не давая даже спрыгнуть. Еле как, цепляясь руками за железное основание и стараясь не слететь прочь, Володя опустил одну ногу на землю и удержался в моменте, пионер с перекошенным галстуком посмотрел ему в глаза. — Пусть кружится, зачем тормозить? Сил остановить всё равно не хватит. — Да как ты со мной разговариваешь? Вернись назад! — Кружитесь в этом колесе дальше. Не догоните, мне вооон в ту сторону. — Он смеясь указал куда-то далеко в сторону пальцем, — А Вы так и останетесь здесь, у Вас же «вся жизнь тут». Я побежал! — Да стой ты! Нам сценарий для выступления… — Сценарий жизни Вам не переписать, Владимир Львович. Смиритесь уже, что мне надо уходить, а Вам — оставаться. — Как ты меня назвал, Юра?... — Владимир Львович. Что-то не так? Вы же вожатый, а я вроде как ребёнок, — опять смеётся, — чего вы молчите, Владимир Львович? Владимир Львович! Сын! Проснись ты, чего с тобой такое? Володя вздёрнулся и увидел перед собой обеспокоенное лицо отца. — Ты заболел? — Да… Да, заболел, забыл предупредить, что сегодня не выйду… — Вот как. Хорошо, я уехал. Надо было поответственнее относится к этому вопросу, будущий начальник же… а, Владимир Львович? С тихим вздохом он ушёл прочь, а Володя зажмурился и протёр глаза, прогоняя от себя кошмар. Встал, пошёл на кухню и взял градусник — от ощущения холодного стекла подмышкой руку аж свело. Пока тот нагревался, Володя почти заснул снова, но смешок Юрки вдалеке опять вырвал из дрёмы. 38,7. Выпил побольше горячего, через силу затолкал в себя аспирин и ибупрофен, лёг снова. — Володь, совсем забыла. Сегодня смотрела в почтовый ящик. Как ты мне это объяснишь? «Люблю до потери пульса»… «Хочу поцеловать»… «Любимый Володя»… — Кто ж тебе… Кто ж тебе разрешил вскрывать мою почту?! — Не ори на мать! Позор какой, что за сын вообще… Надо было в психушку сдать сразу, больной! — Я не больной… — Уверен? — в этот момент очередное видение рассыпалось как не бывало, вместо лица матери появилось другое, а запах кухни и ужина перебился сперва шампанским, а затем просто галимым спиртом. — Смотрите на фотографию. Сейчас будет тошнить. Володя опустил глаза и увидел перед собой зеркало. И в правду: весь красный, отёкший, усталый, заспанный и несчастный. Вызывает либо жалость, либо отвращение. Прошиб пот, по лицу потекли слёзы, но никаких позывов не появилось. «Ну коли уже быстрее…» Медленно открыл глаза. По ощущениям, температура спала и стало получше, хоть и не полностью. Ложиться больше не хотелось. Пообедал, выпил ещё чая — столько, сколько смог. Три часа дня. Не зная, чем себя занять, включил телевизор, даже не вникая, что за новость рассказывается и какая передача идёт. Скучно. Никакая книга на полках не заинтересовала, только за одну зацепился взгляд — вузовский учебник по английскому языку. Иронично, хотел уехать в Америку, а жизнь так и требует в Германию. Хотя в институте оказалось, что учить языки не слишком трудно и новые слова схватываются быстро при должном стремлении к познанию и постоянном повторении. Может, раз так сложилось, попытаться снова? День прошёл как в тумане, толком ничего сделать не вышло: хотя температура не поднималась выше 37,5, самочувствие всё равно было не лучшее. Вечером опять выпил сколько влезло и лёг спать. В том же режиме прошла и суббота. А вот в воскресенье полегчало. Видимо, полежать спокойно и восстановиться действительно отличный вариант лечения недомогания. Откровенный бред больше не снился, да и наутро видения сразу забывались. Зато кошмар про карусель в памяти засел надолго. Как только вышел с больничного, Володя сделал усилие над собой и купил базовый самоучитель по немецкому. Травить душу зря, понимая, что это ни к чему не приведёт, не хотелось, но далёкая надежда скрашивала все опасения. С этих пор нагрузки прибавилось: работа работой, а учёба по расписанию, регулярно. Если было возможно освободиться раньше — Володя занимался. Если был шанс прогуляться — брал с собой учебник (конечно, когда не было осадков — до порчи имущества усердие не доходило). Поначалу было непривычно и трудно втянуться в совершенно новые правила чтения, грамматику, артикли, но медленно появлялась уверенность. Конечно, без преподавателя и постоянной практики живой речи эффективность была небольшой, но главное — не нулевой. Бубнил сам себе выученные диалоги, писал мелкие тексты в пределах знакомой лексики, прилежно выполнял задания. Сперва казалось, что из-за постоянной занятости на язык категорически не останется сил или Володя будет сильнее уставать, но вышло наоборот — понимание, что после стресса на работе у него будет важное и приятное дело дома, добавляло жизни красок после многих лет постоянного выполнения обязанностей. А время шло. Выпал снег, улицы расцвели гирляндами, дома появилась небольшая ёлка, люди в компании, казалось, стали как-то добрее и старательнее — все хотели мирно закрыть этот год и пахали как могли, чтобы не оставить себе работы на праздники. И переписка продолжалась. Спокойная, местами чувственная и яркая, она всё ещё содержала много рассказов просто об образе жизни, бытовых ситуациях, смешных моментах, но эти мелочи не надоедали. Несколько раз они оба рассматривали все возможные варианты, чтобы встретиться, но так и не нашли подходящего: конечно, просто увидеть друг друга, коснуться не клавиш, а человека — тоже дорогого стоит, но объективно приезжать в Харьков Юре попросту неудобно и невыгодно — ни к чему не приведёт, только лишние нервы, — а оформить все нужные документы, чтобы прилететь к новому году, Володя не успел бы даже близко и в самых смелых мечтах. Оставалось с грустью обмениваться письмами, довольствуясь тем общением, которое было доступно. В очередном таком письме в последнем абзаце Володя задал вопрос, о котором раньше даже не думал: «… Сейчас я понял, что мы не сможем общаться по почте в новогодние праздники. Я ведь не поеду на работу первого и второго января, только чтобы поговорить с тобой. Как поступим?» В ответе оказалась подробная инструкция по установке и скачиванию «аськи» на телефон, а также объяснения, что это вообще такое, с чем его едят, откуда взялось и зачем нужно. «… Не знаю, как в Украине, но здесь это распространилось быстро. Удобно же. Ещё в ноябре появилась, но я тогда не слишком заинтересовался, только сейчас понял, как облегчил бы нам обоим жизнь. Если что-то непонятно — пиши, я отвечу. Ник свой тоже оставлю, жду сообщения. …» Повозиться пришлось, но недолго — видимо, у Юры настоящий дар к обучению, ведь Володя раньше с таким не сталкивался, но сразу всё понял. Не зря в училище работает. Печатать на телефоне было совсем неудобно: кнопки маленькие, ещё и отвечают сразу за несколько букв. Но сам факт скорости отправки и получения информации, ещё и с телефона и дешевле СМС, поражал воображение. «Сказал, что ждёшь. Пишу. Привет» «О, как быстро! Хорошо, что разобрался. Сможем общаться не только через компьютер. Там правда ещё удобнее аськой пользоваться, но раз у тебя нет личного…» «Нет. И, скорее всего, нескоро появится. Но меня всё устраивает» — долго думал и добавил улыбающийся смайлик — надо же пользоваться новыми возможностями. Переписывались всё ещё редко: оба очень заняты, тем более — к концу года. Но на душе стало ещё немного легче от понимания, что даже при потере одного из способов контакта найдётся второй, третий и четвёртый. Новогодняя суета прошла в одну секунду — казалось, только что поймал в руку первую снежинку, а уже бьют куранты. Только успел подумать, что написать в поздравлении, как на сердце оно отозвалось тихой тоской по невозможности спокойно поговорить. В ту же секунду раздался звонок телефона. Быстро ушёл из кухни к себе. — С новым годом! — Юра смеялся в трубке, снова услышать это спустя столько времени было приятно. — С наступающим. Рад, что ты позвонил. Я думал ты ещё занят, готовишься. Всего час же остался. — И что? Я вообще к друзьям на новый год уйду, чего мне готовиться? Тем более это не помешает тебе позвонить. — Как скажешь. А я только успел бокал замахнуть и ты тут как тут. Не ожидал, что ты решишь на моё время ориентироваться. — А как ещё? Вдруг через час позвоню — а ты уже спишь, я ж твой график не знаю! — Умеешь продумать до мелочей. Ну как скажешь. Мне тоже звонить поздравлять тебя через час? — Да ладно, чего уж, считай поздравил. Или давай просто весь час проговорим, тогда не придётся перезванивать… — Сдурел совсем, ты сбросишь вызов с долгами на весь следующий год! — Оба звонко засмеялись, чувствуя единение и спокойствие. — А с кем праздновать собрался? — Пойду в гости к коллегам, бывшим сокурсникам из института, мы до сих пор неплохо общаемся. А может и из комьюнити кто придёт, но это вряд ли. Эти два круга связывает только общение со мной, им будет неинтересно друг с другом. — Хорошо вам провести время, — на мгновение повисла тишина. Почти хором вышло сказать: — Жаль, я не с вами. — Жаль, ты не со мной. Ой, — в трубке послышался шорох и приглушённый смех — видимо, Юра прикрыл микрофон, чтобы не оглушить собеседника. Наконец оба перевели дыхание. — Душой — конечно, с тобой. Frohes neues Jahr, Schatz. — Снова недолгое молчание на том конце провода. — Was hast du gesagt? — Frohes neues Jahr?... — Неужели правда немецкий учить решил? — Конечно. — Володя долго составлял фразу в голове, прежде чем сказать, — Ich möchte näher bei dir sein. — Ich bin stolz auf dich. — Stolz? — не поняв незнакомое слово, тихо переспросил Володя. — Горжусь тобой, говорю, — Юра явно был поражён таким стремлением, было слышно, что он улыбается. — Я не ожидал... такого. Но мне приятно. Теперь жди, будешь со мной практиковать! — А если ничего не пойму? — Вот поэтому учи в два раза усерднее! — после тихого смешка, Юра резко спохватился: — Блин, время... Увлёкся, пора бежать. — Ну и беги к своим немцам, а я спать пошёл. — Gute Nacht, Liebling. Володя сел в кровать, сам не свой от радости. Давно они не разговаривали по телефону, и после привычных букв на экране эта беседа ощущалась такой живой, будто они стояли совсем рядом, в нескольких сантиметрах. В груди разлилось тепло и уют, будто Володя стал единственной батареей в доме или самой яркой лампочкой на ёлке. Родители поинтересовались, с кем это он так мило беседовал, но сказать «С другом» хватило для объяснения. Тем более, все ласковые слова остались за пределами чьего-то понимания. Этот факт дал ещё больше мотивации учиться — неужели они упускали такую банальную возможность не прятать свои чувства и говорить как есть, в лицо? Нужно скорее начать пользоваться.