Долгие разговоры о французском

Джонатан ощутил поддерживающую ладонь на своей пояснице и неловко отстранился, сбегая взглядом вниз. Капли его спермы у Гийома были всюду — на животе, на бедрах, между ними. Словно он поставил метки в самых интимных местах. И от этого неожиданно еще одна волна наслаждения прокатилась по всем нервам. Удовлетворительное и приятное послевкусие, сладящее на кончике языка. Хорошо, очень хорошо. — Подай салфетки, — попросил Гийом, махнув рукой на стоящий под окном узкий светлый комод, на котором и лежала какая-то пачка. Джонатан неловко сгреб себя в штаны, ощутив, что все равно промочил белье, и грузно потопил в ту сторону. На комоде, помимо салфеток, были пара свечей в стаканах — одна из них почти выгорела, — и скульптурная ваза, из которой торчали серые стикеры с ручками. Впрочем, Гийом как раз походил на того, кто все еще пользуется записками вместо заметок в телефоне. Джонатан постарался бросить Гийому упаковку максимально небрежно, но тот поймал ее движением факира. Вытащенная им салфетка бесстыдно скользнула по всем меткам на теле, впитывая и стирая. Следя за этим, Джонатан никак не мог понять, что же теперь делать. Уйти? Сесть? Спросить, как ему было? Ну в смысле как, если все закончилось, значит, уже неплохо… — Открой окно, — невольно спас от необходимости что-то решать Гийом. Отодвинув бежевые жалюзи, Джонатан распахнул окно на максимум. Свежий воздух охолонул лицо, и он только в этот момент понял, как в комнате душно и как сильно пахло спермой. Он положил руки на подоконник, смотря на улицу. Неплохое место. Оздоровительный клуб через дорогу, небольшой магазинчик, еще что-то. В их районе еще нужно проехаться мимо рядов похожих друг на друга уютных домиков, чтобы добраться до куда-нибудь. Джонатан медленно обернулся, наконец отмечая про себя детали интерьера. Безусловно, кровать с высоким изголовьем, расчерченным кнопками на квадраты, занимала большую часть комнаты. Она была взята в окружение двумя тумбочками, увенчанными лампами с открытыми плафонами. На тумбочке ближе к двери лежала зарядка от телефона и книга — значит, Гийом спал с той стороны. Там же был и встроенный шкаф, соседствующий со странной вешалкой в форме безликого белого манекена. Сейчас на ней ничего не висело. Джонатан глянул на Гийома. Потянувшись, тот перевернулся на живот. Было сложно не отметить его голые подтянутые ягодицы, которые не закрывала и без того задравшаяся водолазка. — Как же громко ты думаешь, — пробормотал он, смотря на Джонатана в ответ. — Потому что не знаю, что сказать. Гийом пожал плечами, насколько позволяло то, что он опирался о локти, лежа на животе. — Не лучший минет в моей жизни, — сказал он. К лицу Джонатана прилила кровь. Все-таки без этого комментария не обошлось. Он не то чтобы разозлился или расстроился… хотя, пожалуй, и то, и другое. Но не представлял, как на это реагировать. Он хотел сказать что-нибудь типа того, что пропустил курсы по сосанию хуев, но понимал: так же хорошо, как в голове, вслух фраза не прозвучит. — Но и не худший, — закончил Гийом. Джонатану хотелось заметаться по комнате от противоречивых мыслей. Он напряженно уставился в окно, считая буквы в названии букмекерской конторы на углу. Семь. И чем больше он считал, тем больше убеждался, что их количество не меняется. — Ну и как тебе на другой стороне члена? — спросил Гийом, не услышав никакого ответа. Сложный вопрос. На самом деле. В голове Джонатана было много мыслей. Это оказалось странно… странно привлекательно. Вкус, запах, ощущения. Может быть, у него вышло и не впечатляюще, но с его стороны это был любопытный опыт. Не плохой. — Нормально, — постарался он ответить как можно более беспечно. — Только… рот быстро устает. — Слышал про выражение: «C'est en forgeant qu'on devient forgeron»? — Губы Гийома согнулись в улыбке. — Размечтался, — фыркнул он. — Ты что, меня учить еще будешь? — У меня нет столько времени. Можешь потренироваться на бананах. Джонатан закатил глаза. Флер интимной встречи вылетел в окно, оставив его озадаченным и сердитым. Это было уму непостижимо. И все равно он не мог отрицать, это вызывало в нем… интерес. Не позволяло ему затухнуть после оргазма, а желанию завернуться в теплое одеяло и выключиться, оставив все сложные мысли на другой день, — расцвести. — Ты издеваешься надо мной, верно? — Он остановился перед окном, загораживая свет, и на Гийома упала большая тень. — Ведь тебя это заводит? Я угадал? — Да, издеваюсь. И тебя это тоже заводит, так что не надо тут брутального кокетства. — Вовсе нет. — Вовсе да. — Сколько тебе лет? Пять? — Пять и еще несколько. Джонатан засмеялся, складывая руки на груди в бесплодной попытке собраться. Разглядывал Гийома и с каждой секундой ему все меньше хотелось улыбаться. В голове было пусто, а в груди — очень тяжело. — Я… — Он посмотрел вниз, рассматривая узор дерева на светлом ламинате. — Я никогда не делал такого раньше. — Я и с первого раза понял, необязательно оправдываться каждую минуту. — Я имею в виду не только это, — Джонатан повел плечами неуверенно. — Я никогда не изменял. Даже не думал об этом. — Никогда? — Гийом оперся щекой о кулак. — Звучит посредственно. — Это не посредственно, это нормально. Потому что я ее люблю. И… — Он посмотрел на входную дверь, которую видел даже отсюда. Сколько шагов их отделяло? — Тебе кажется, ты сделал большую глупость, потому что шел на поводу чувств, а не использовал мозг и установки, надетые вместе с кольцом на палец. Это удивительно походило на то, что он реально испытывал, и Джонатана коробила проницательность Гийома. Всегда и в этот момент конкретно. Он шел на поводу своих чувств, верно. Думал, что знает себя, но вместо этого потерялся в них, как в лабиринте, который никуда не вел. — Типа того. — И что говорят твои чувства сейчас? — Гийом сплел пальцы под подбородком, внимательно смотря на него. — Жалеешь? — Жалею, — кивнул он. — Наверное. Не уверен. Нет. Я пытаюсь понять, что случилось. Почему сейчас? Почему с ним? Столько почему и ни одной причины. — Это называется секс. То, что случилось. Если ты забыл слово. Гнев, размазанный по закоулкам головы внутри, собрался, будто магнитный песок. Почему он все портил? Почему заводил каждой своей фразой, как памятник первому трактору, который и не знал, что в нем есть столько жизни? Джонатан не думал, просто обошел кровать, рывком заскочил сверху, переворачивая его на спину и ловя запястья в замок над головой. Постель прогнулась под весом, а тело под ним — нет. Гийом смотрел на него с вызовом, как всегда. — И что ты намерен сделать? — прошелестел он змеиным шепотом. Его глаза не были такими грязно зелеными, как казалось сначала. Скорее темными, как августовская листва с золотой крапинкой. Они испытующе не моргали, заставляя чувствовать себя под прицелом. Им нельзя было солгать, они видели насквозь. Каждое волокно, из которого Джонатан сделан. — Не знаю, — шепнул он, продолжая прижимать Гийома к постели, и, осмелев, озвучил: — Поставить тебя на место. За все, что ты говоришь. Делаешь. — На место? — Тот ухмыльнулся. — Так ставь. А то пока я лежу. Джонатан проглотил неуместный смешок. Ему нравилось сидеть на Гийоме вот так. Грубо сминая, ощупывая его. Он не позволял подобного с женщинами, но мужчина это не то же самое. Он не лилейный цветок, который хочется оберегать. Он — молодой тополь, упруг, но его не сломить голыми руками и можно не бояться применить силу. — Если я скажу, что… — Джонатан облизнул пересохшие губы. Они все еще ощущались припухшими после того, что делали. — Если я скажу, что хочу еще. Если я хочу трахнуть тебя? — Я не удивлюсь. — Трахнуть тебя так, как ты трахал ее. Что, если так? Было невыносимо приятно оттого, как менялось выражение лица Гийома. Ехидная улыбка растворилась, губы разомкнулись. Воспользовавшись моментом смятения, Джонатан отпустил его запястья. Рука скользнула под водолазку Гийома, ощупывая худой торс, жаркую кожу. И он чуть не задрожал от удовольствия, когда поймал участившееся дыхание. Гийом молчал, смотря на него из-под полуопущенных век, и это был шанс взять верх. Растирая между пальцами горошину маленького соска, Джонатан не сводил с него взгляда. — Тобой тоже можно управлять, ты знаешь? — прошептал он. — Если давить где надо. — Тебе подсказывать горячо-холодно? Пока что довольно прохладно… Джонатан подавил раздраженный стон, наклоняясь ниже. — Иногда я тебя просто ненавижу. И… — вдох обжег легкие, — и все равно хочу. Он не лгал. Джонатан даже не помнил, когда возбуждение приходило после оргазма так скоро, но оно наливалось внизу живота, и он чувствовал, что каждое слово искренно. Может, когда-то в юности так и было. Точно не сейчас. — Сложно быть тобой, — сказал Гийом наконец. — Хорошо, что я не ты. — Хорошо, что я не ты. Джонатан скользнул рукой к паху Гийома, поглаживая везде, кроме самого чувствительного места. Он так хотел услышать еще стон, просьбу коснуться. Но слышал лишь дыхание сквозь трепещущие ноздри. — Скажи, — он опустил глаза, — ты больше любишь трахать, или когда тебя трахают? Втайне Джонатан хотел услышать первое. Хотел сломить его правило, подчинить и вывести из удивительно обширной зоны комфорта, которой Гийом опутал все. — Я же сказал, — Гийом облизнулся, — мне плевать на техническую часть, главное — получить удовольствие. — Да ты просто эгоистичная задница. — Эгоистичная задница лежит перед тобой без белья. Джонатан хмыкнул мягко. Не то чтобы об этом было так просто забыть. Не то чтобы он не забывал обо всем, пялясь в бесстыжие глаза. — Ты из тех, кто может только разговаривать, а не делать? — прошептал Гийом. — Неудивительно, что… — Что? — встрепенулся Джонатан. Ему показалось, Гийом мог сказать сейчас что-то важное, но тот вновь лишь облизнулся и откинул голову назад, оставляя открытое горло молчаливым приглашением. Возможно, это было оно. Ответ на вопрос, почему он. Гийом владел своим телом хорошо, как музыкальным инструментом, его язык был говорящ и открыт, а взгляды раздевали и ласкали. В постели с ним невозможно было остаться равнодушным, даже когда он просто лежал. Вернее… нет. Не просто лежал. Лежал без белья и дав согласие на все, что хотели с ним сделать. Джонатан нащупал его еще мягкий член, поглаживая и играя с ним. Это было знакомо и обычно, но теперь на такие движения откликалось не свое тело, а чужое — лежащее подле. Задержав дыхание, Джонатан смотрел ему в лицо, наблюдая за малейшими изменениями. Как Гийом сдается и приоткрывает рот, демонстрируя зубы в довольной улыбке. — Все еще прохладно? — выдохнул Джонатан, сглатывая. Гийом посмотрел в его глаза страстно, алчно, будто услышал грязный секрет. — Теплее. Продолжай искать. Сердце Джонатана забилось от его ответа. Разум протестовал, но тело тянулось продолжать. И продолжать, и продолжать. Искать и делать. Перевернуть его лицом вниз, раздвинув ноги, жадно запустить пальцы внутрь, ощутить жар и тесноту, и он думал, что разберется там быстро, тем более, у Гийома есть опыт. Он не будет упрямиться и подскажет, он… Заигравший рингтон на мобильном заставил Джонатана отдернуть руку, как от раскаленной плиты. Будто мир вторгся в маленькое огороженное пространство, где ничто не имело значение, где были они двое. Ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что это его телефон. Он звучал на полу, куда очевидно выскользнул из кармана, когда Джонатан опускался на колени. Пальцы дрожали, а внутри было месиво из невнятных эмоций. Подняв телефон, он посмотрел на экран. Конечно, конечно. — Это она, — быстро озвучил он. — Я не… я не сказал, что задержусь, и… я сейчас. Джонатан вышел в коридор, закрывая за собой дверь. По-детски, но он не знал, чего ожидать от Гийома. Вдруг тот подскочит и начнет громко говорить, выдав их? С ним нельзя сказать точно. Прикоснувшись подушечкой пальца к кнопке ответить, он дал себе несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. Сердце от этого однако безумно колотиться не перестало, отдаваясь пульсом всюду. — Алло, да, — произнес Джонатан, как ему хотелось верить, уверенно. — Привет. Задерживаешься сегодня? Он прислонился к теплому дереву двери, набирая в рот воздух. От ее мягкого голоса у него что-то скрутилось внутри, холодное, тяжелое, полное печали и сожаления. Что он натворил?.. — Да, много работы, — пробормотал Джонатан. — Прости, я не предупредил. Не заметил времени. Но я скоро буду. — Ставлю лазанью в духовку. — М-м-м, — обычно это вызывало в нем энтузиазм, но сейчас пришлось его имитировать. — Тогда я буду ехать очень быстро. — Купишь что-нибудь вкусненькое? — Заглянуть в пекарню? — Загляни... Джонатан не выдержал, тихо смеясь. Ему нравилось знать, что ее радует. Он представил, как Ребекка будет улыбаться, открывая крафтовый пакет с большой буквой «М» из «Медисин», вытаскивая картонные коробочки с вишневыми кронатами и шоколадно-банановыми капкейками и стараясь скрыть счастливые вздохи. Представил, как она будет закатывать глаза от удовольствия, а ее губы, перепачканные ягодно-сырным кремом, попросят поцелуя. Что он натворил? Ему было плохо. И хорошо. И все сразу. — Скоро буду, — повторил Джонатан. — Ладно, жду. Завершив звонок, он некоторое время просто смотрел на телефон в своих руках. И что ему было теперь со всем этим делать? Отдышавшись, Джонатан положил его в карман и приоткрыл дверь спальни, заглядывая туда, словно в первый раз. Гийом сидел на другом краю постели, свесив ноги и повернувшись к окну. Он держал в левой руке один из стаканов для свечей и стряхивал туда пепел со своей сигареты. Тонкая серебристая струйка дыма ускользала к приоткрытому окну. Хорошо, что не пришлось смотреть ему в глаза. — Ребекка звонила, — сказал Джонатан. — В общем, ну, мне пора. Он надеялся, совсем немного надеялся, что Гийом расстроится, пожалеет, что у них было недостаточно времени. Ведь он знал, тот тоже возбудился и… неужели ему не хотелось большего? Рассчитывать на более сложные эмоциональные реакции он не мог. Гийом повернулся, и закатный свет обогнул его профиль. Он помолчал и сказал только: — Тогда вали. Джонатан замер, поджимая губы. Не так он себе это представлял. Надеялся. Конечно у него не было времени смоделировать всю эту ситуацию. — Ладно. Он понюхал себя. — Я могу принять душ? Он не был уверен, что полностью избавится от пропитавшего его запаха секса, но хотя бы минимизирует ущерб. Если повезет, Ребекка будет отдыхать наверху, пока лазанья греется, и он успеет переодеться и забросить одежду в стиральную машину. — Дверь налево. Кивнув, Джонатан вернулся в коридор. Выключатель нашелся снаружи чуть ниже уровня глаз. Ванная была небольшая. Раковина, унитаз, сама ванна вдоль дальней стены. На двери с обратной стороны висел женский черный шелковый халатик, слева тулилась сушилка для полотенец и — он чуть не наступил, — коробка с какими-то отрубями. Если он еще и проростками пшеницы питается, то неудивительно, почему на его костях так мало мяса. Он разделся и встал под душ за стеклянной заслонкой. Включил воду попрохладнее, чтобы сбить остаточное возбуждение. Смотрел на свои руки, которые недавно ласкали Гийома во всех его местах. По телу Джонатана прошла дрожь. Он не верил, что делал это. Не верил, что едва не… Хорошо, что его не было видно в длинном зеркале почти во всю стену справа. На нише под ним выстраивались не столь многочисленные, как в их доме, средства для купания, пена для бритья, тонизирующий шампунь. Прополоскав рот мятным Листерином, чтобы избавиться от привкуса, Джонатан покрутил пару бутылочек и поставил на место. Ему хватило обычного геля для душа с запахом… вроде морской свежести или чего-то такого. Во всяком случае он надеялся пахнуть посвежее, надевая на себя грязную одежду. Джонатан причесал волосы рукой, не найдя расчески, и посмотрел в зеркало. — Знаешь, кто ты? — спросил он у себя. Отражение не ответило. Когда он вернулся в комнату, Гийом уже докурил и даже надел трусы — темно-синие боксеры с продольными голубыми полосками по бокам. — Как я выгляжу? — робко спросил Джонатан, не рассчитывая на что-то хорошее. Главное, чтобы не как тот, кто только вылез из чужой постели. Гийом оглянулся на него через плечо и вздернул бровь: — Как болван. Ты всегда так выглядишь. — Ну очень смешно. — Знаю. — Он ухмыльнулся, отворачиваясь. Джонатан посмотрел на комод перед ним. У него тревожно забилось сердце, он был уверен, что поступает неправильно, но он сделал уже слишком много неправильного за последнее время. И это то, как он хотел поступить. — Может, тебе нужен мой телефон… я… я оставлю. Он обошел кровать и, остановившись перед Гийомом, потянулся к фломастеру и стикерам в вазе. Конечно, у него был номер Гийома. Но Джонатан не был уверен, что у него хватит смелости на такой звонок. — Если захочешь мне позвонить, — закончил он тихо и, закрыв фломастер, протянул Гийому стикер. Тот смерил его тяжелым взглядом и склонил голову набок. — И зачем мне тебе звонить? Если мне потребуется администрирование бизнеса или чем ты там занимаешься?.. Джонатан тупо смотрел на стикер в своей руке, который Гийом так и не взял. Не смешно. — Не знаю. Ну… если ты захочешь… — Он сглотнул, кончилось дыхание. Он словно спускался по аду унижений все ниже, и ниже, и ниже. — Боже, не знаю. Забудь. Чувствуя, как лицо покрывается сердитым багрянцем, Джонатан смял бумажку и неаккуратно сунул в карман. Стыд и смятение сплелись вместе, преобразовываясь в гневного монстра. Слова в горле обернулись огнем, а кулаки зачесались, как в первый день. Только избить хотелось самого себя. У него горело лицо, и руки, и сводило желудок, словно внутри образовалась пустота. А от мысли, что он делал чуть ранее, стало отвратительно до тошноты. Все это время Гийом просто издевался над ним. И он надеялся хоть на один серьезный ответ? Дурак. Резко развернувшись, Джонатан чуть не уронил вешалку-манекен и тихо выругался. Плевать. На все плевать. Он просто хочет убраться отсюда и про все забыть. Пальцы не слушались, пока он пытался открыть замок, но он не хотел останавливаться ни на секунду. Наконец толкнув дверь, Джонатан ощутил прилив воздуха из коридора и вдохнул полной грудью. Вот тебе и герой-любовник. Готов упиваться жалостью к себе. Замер с вросшими в пол ногами в дверном проеме и глупой надеждой, что Гийом остановит его. Скажет что-нибудь, что облегчит его мысли, заставит почувствовать лучше. Ведь все ради этого? И еще более жалким Джонатан себя нашел, когда все же дождался его. Тихие шаги босых ног по полу, и он не мог сдвинуться с места. — Ты туда, или обратно? — Гийом обнял себя за плечи, останавливаясь рядом. — Сквозняк. Джонатан отвернулся, смотря на коридор и такие же двери, как и та, что открылась перед ним. Та, что он должен был закрыть. — Туда, — сказал он, проглатывая горький комок. И что стоило сказать, на чем закончить? Все казалось неудачным, бессмысленным, потерянным. Джонатан ответил так, будто уходил уже десятки раз. — Пока. Гийом не отвечал, упиваясь этой тишиной, каждый момент которой делал Джонатана слабее. И когда грань между реальностью и отчаянием истончилась, он просто ответил: — Ну пока. Джонатан не знал, чего он ожидал. Что бы сделало момент расставания не таким отчаянным и болезненным. В нем горела нужда, алчная необходимость в прикосновении. Хотя бы прикосновении, чтобы удержаться, раз подходящих слов нет. У Гийома не было для него прикосновений. Они все кончились там, на постели, укрытой серо-розовым покрывалом. «Ну пока», повторил Джонатан мысленно, оставляя за собой последнее слово хотя бы в фантазиях. Он ушел и не хотел оборачиваться. Но обернулся, когда услышал, что дверь закрылась. Еще никогда он не был на такой низкой ступени. L'étape la plus basse. Вот она.