Долгие разговоры о французском

Ерзая на сиденье, Джонатан иногда поглядывал на Гийома. Тот не издавал никаких звуков, кроме пары указаний, куда свернуть. Неужели это так и произойдет? Они не скажут друг другу ни слова? Это просто случится? Как это там случается между мужчинами… Джонатан тут был теоретиком, но безусловно знал, как все происходит чисто технически. Он даже смотрел несколько видео однажды, но остался к ним равнодушен. Мужские тела в вульгарных фильмах были и близко не так горячи, как женские. Простые, понятные, в основном подтянутые, накачанные, обритые. Одномерные, обезличенные. Ему никогда не нравилось просто порно, поэтому по нему он делать вывод не спешил. Но это все физика, а что происходит до того? Вряд ли грязные разговоры из разряда: «‎ого, у вас большой инструмент, мистер сантехник, не терпится увидеть его в деле». И каков Гийом под одеждой? Таков ли, каким представлял его Джонатан? Он бросил на него взгляд и подумал, как неловко будет, если все, что скрывается под темной водолазкой и джинсами, оттолкнет его, напугает, заставит… очнуться. Но это в любом случае решит вопрос. — Arrêt, — сказал Гийом, сбивая. — Мы приехали. Дом, где он жил, был семиэтажным, из темно-коричневого кирпича. Фасад украшала крупная надпись названия жилого комплекса и синие вывески в окнах спортзала на первом этаже, а глаза дома — большие квадратные окна — были бесчисленны. Дорогу от лестницы и входа отделяла лишь маленькая полоска тротуара — всего три-четыре фута. Джонатан заглушил двигатель, припарковавшись на небольшой стоянке справа. Гийом просто встал и пошел. Он не задавал вопросов, не говорил «пойдем», не оборачивался. Словно Джонатан был таксистом, который довез его до дома и теперь мог убираться. Он со вздохом откинулся на подголовник, смотря, как Гийом удаляется. А вдруг так и следует поступить? Боже, что он делает… Ведь он так злился на Ребекку за то, что она совершила, а теперь собирался сам… Он действительно собирался. Логическая часть мозга Джонатана не могла проанализировать его поступок, она пикала и отключалась, отдавая бразды правления эмоциональной: безрассудной и решительной. Будь что будет. Джонатан выскочил из машины, нажимая на сигналку не глядя, и поспешил за Гийомом. Ступени скользили под его ногами, и Джонатан пытался их считать, чтобы забить голову цифрами, но сбивался после каждой пятой. Тут был лифт, он заметил его в фойе, но Гийом или не пользовался им и привычно шел по лестнице, или решил подразнить. Джонатан поднимал взгляд и видел спину его, идущего выше, и не знал, что чувствует по этому поводу. И знал. Хорошо, что это был не лифт и им не пришлось просто стоять друг напротив друга, дыша одним воздухом. Следуя за ним в квартиру, Джонатан почти физически ощущал, как сдвигаются стрелки на его часах. Щелк-щелк-щелк. Точка невозврата. Вот она. Щелк-щелк. Или вот эта? Щелк. — Добро пожаловать в mon humble demeure, — сказал Гийом, небрежно махнув рукой. Учитывая количество окон с той стороны, Джонатан ожидал здесь больше света. Но вертикальные жалюзи укрывали глаза-окна, придавая современной английской застройке с минималистичным ремонтом какой-то интимности. Признаться, он мало что рассмотрел, потому как прямо напротив была открыта дверь, и он видел кусок постели, устланной серо-розовым покрывалом. Его мысли истончились только до дорожки к ней, и он не мог оценить ничего вокруг трезво. — У тебя уютно, — бросил Джонатан невпопад, хотя спроси, какого цвета пол, он бы не ответил. Его взгляд беспомощно наткнулся на коврик у входа. Надписи «Добро пожаловать» на нем не было. — Мне разуться? — Как хочешь. Он сделал шаг ближе к двери в спальню и мельком глянул на, очевидно, кухню-гостиную слева. Квартира была угловая: он увидел большое окно на две стены. Он замер, когда Гийом сбросил с себя пиджак, неаккуратно кидая его на вешалку в коридоре, и повел плечами. Под водолазкой проступили острые лопатки. — Ты приводишь ее сюда? — выпалил Джонатан. Гийом оглянулся на него с любопытством и развернулся, кладя правую руку на дверную раму, а левую — упирая в талию. — Пытаешься спросить, не бывал ли я в вашем доме? Он знал, что они жили в доме, а не в квартире. Впрочем, об этом можно догадаться. — Нет, не бывал, — сказал Гийом, когда пауза затянулась. — Она меня никогда не приглашала. — А если бы пригласила? Тот ничего не ответил, широко улыбаясь. Джонатан поджал губы, стараясь смотреть в окно, за жалюзи где-то там позади его фигуры. Фон комнаты был здесь, и воображение рисовало Ребекку поверх. Опирающуюся на широкий подоконник под ласкающим ее изгибы светом, томно лежащую посреди кровати с высоким вельветовым изголовьем — в его мыслях она растянулась на животе, откинув волосы с плеча, а Гийом целовал ее обнажающуюся спину, расстегивая молнию на платье, — сидящую на краю кухонной стойки, которую он заметил ранее. Она игриво притягивала к себе и ее поцелуи расцветали на всем его лице: впалых щеках, тонких губах, кончике длинного носа. — Не могу перестать думать об этом, — признался Джонатан, выдыхая, словно, озвученная, проблема бы исчезла. — Закрываю глаза и… — Ты хочешь, чтобы я заставил тебя думать о чем-то другом? Он шагнул вперед. Движения его стройных ног походили на батман тандю. Взгляд Джонатана взобрался по ним к лицу, словно ленивая мартышка. Это добавило еще больше красок в картины фантазии. — Заставь. Джонатан ахнул и надеялся, что очень тихо, когда рука Гийома легла ему на затылок. Губы коснулись его, секунда пристойного поцелуя, прежде чем они открылись, углубляя контакт. Он отшатнулся бы назад, если бы не боялся упасть, и поэтому прислонился к стене слева, пока Гийом не отпускал его, совращая этим baiser français. Покусывал нижнюю губу, обхватывал кончик языка своим, щекоча, лизал внутри рта. Пульс Джонатана перешел на скорость света, а член напрягся столь сильно, что он едва мог устоять. Так его еще не целовали. — Я никогда не был с мужчиной, — прошептал он, оттягивая воротник потесневшей рубашки, — и представляю все… очень условно. — И что же такого ты там условно представляешь? — Гийом засмеялся и потянул его за собой в спальню. Наконец в спальню. — Ну, есть член и… зад, — Джонатан чуть не споткнулся о собственные ноги, — это мне понятно. Я такое уже делал, но… в плане с женщиной, конечно. Не знаю, большая ли разница? — Не такая большая. Перед глазами стояла лишь сизая постель с несколькими наброшенными поверх подушками. Гийом остановился у нее, отодвигая покрывало. Делал он это нарочито медленно, словно давая налюбоваться собой, и, о, Джонатан пользовался моментом. — И мы как… мы просто… сделаем это? — Можем сделать сложно. Если не боишься. Сглотнув, Джонатан решился и ступил ближе, наконец прижимаясь к Гийому сзади. Тот ощущался теплым и упругим, и таким гибким под слоями одежды. Джонатан потерся о него меж непривычно твердых ягодиц, и его повело от возбуждения. — Тебе нравится? — прошептал Гийом, лаская бедро кончиками пальцев. Он не мог понять. Не на самом деле. Тело Гийома в руках танцевало, и он сам льнул к Джонатану, это мешало взглянуть на ситуацию сверху и дать себе отчет. Маленькие мысли, развратные образы, которые зажигались в голове, родом из старых просмотренных видео, уже создали в мозгу одну картину. Он быстро подумал о том, как было бы здорово взять его сейчас, заведенного наверняка так же, уязвимого и не ждущего подвоха. Заломить ему руку, валя на постель, содрать штаны и трахнуть, как он трахал их брак. Наплевать на него, как он плевал на их брак. Получить злое удовольствие, склонив его перед собой. Но взволнованное сердце порхало в груди осатаневшим мотыльком, и Джонатан не мог двинуться. Он не хотел так. Он не мог так. Не мог. Человек, а не животное. Это всегда было с ним. Гийом медленно развернулся в его объятьях. — Все бывает впервые, — шепнул он. — Вопрос в том, чего хочешь ты, Джонатан? Как ты хочешь меня? Ты знаешь? Он был насквозь поражен ядом, ядом Гийома, втекшим в вены и омывшим все изнутри. Вот почему он не двигался. Яд парализовал. Джонатан смотрел в его хищные глаза и боялся даже подумать о чем-то из того, что было в голове ранее, словно Гийом может услышать мысли, посмеяться над ним. — Не знаю. Нет. Как-нибудь. — Звучит не очень вдохновляюще. — Он погладил Джонатана по плечам, словно ободряя. — На твое счастье, мне все равно, что будет происходить, если это кончится моим оргазмом. Но… может быть, тебе даст пищу для размышлений и натолкнет на мысль это... Его паучьи длинные пальцы скользнули к паху, и Джонатан вынужденно отступил, чтобы не упустить ни секунды из открывающейся картины. Пряжка расстегнутого ремня ударилась о бедро, маленькая золотистая пуговица на джинсах многообещающе выскользнула из петельки. Джонатан чувствовал, как сохнут расширившиеся глаза, потому что не хотел моргать. Вот сейчас. Он увидит. Сейчас. Член, который удовлетворял Ребекку. Колени ослабли, и он положил руку на стенку шкафа справа. Ткани брюк и белья откровенно сползли по бедрам, обнажая Гийома ниже пояса. Он не останавливался, пока и вовсе не избавился от них, оставаясь в одной водолазке — носки он стянул тогда же, — а потом медленно опустился на край постели и оперся о руки, отклоняясь назад и смотря на Джонатана с вызовом. Его член не был таким уж большим. Не то, что в порно, не то, что Джонатан успел себе напредставлять. Но он был привлекательный. Красивый. На тон темнее внутренней стороны бедер, в обрамлении густых лобковых волос. Еще не полностью возбудился, но венчик кожи, закрывавшей головку, уже разомкнулся. У Джонатана вспотели руки, подмышки, кажется, даже ступни. Про себя он пытался шутить: вот он, нарушитель моего спокойствия! — Чего ты хочешь теперь, Джонатан? — спросил Гийом, раздвигая бедра шире. Толстый неповоротливый язык не слушался. Он попытался помотать головой, но мог лишь стоять, как истукан, не зная, с чего начать. Гийом погладил себя медленно, искушающе. От его прикосновений член затвердел больше, поднимаясь. Джонатан едва нашел в себе силы на еще один шаг, и они точно покинули его, стоило ему сесть. Он чувствовал тепло, исходящее от кожи Гийома рядом, его запах, а места, где их бедра прикасались, горели. Он не знал, чего хотел. Совсем не знал. Ноги Гийома не походили на то, с чем Джонатан привык иметь дело. Ни капли женственности и элегантности. Они были угловатые, с ярко выраженными мышцами лодыжек. Белую кожу покрывали темные волосы, истончаясь только у острых торчащих коленей. Но стоило взгляду скользнуть выше… Они остались один на один. Он и член Гийома. Он потянул воздух носом, ощущая интимный запах. Приятный, чтобы вдохнуть поглубже. Язык прилип к небу. Член Гийома трахал Ребекку. Возможно, она даже брала его в рот. Джонатан раскраснелся от смятения и похоти, легкие выжали, словно половую тряпку. У него все горело, яйца от возбуждения сводило. Куда ниже он мог пасть? — Давай, — прошептал Гийом, дотрагиваясь до его виска у линии волос, и этого хватило. Чтобы пасть. Волна облегчения омыла его, когда он сделал это — оказался чуть ближе, в мгновении от укуса плода, обещавшего знания. Колени коснулись твердого пола. Рука оплелась пальцами вокруг чужого пениса. Нежная плоть приоткрыла свои секреты. Он не знал. Но он хотел идти до конца. Так низко. Стать грязным, стать хуже, чем… Джонатан наклонился и обхватил его губами, чувствуя ужас, стыд и сжигающее желание. Куда дальше?.. Где было дно? Он хотел знать точку, ниже которой ничего нет, чтобы перестать бояться. Страшась встретиться взглядом с Гийомом, он зажмурился и пощупал его языком. Необычно. Непонятно. Не пугает. Чуть влажно, где щель. Играть губами с колечком собравшейся кожи было интересно. Не похоже ни на что из того, что он когда-либо пробовал. Теперь вздувшаяся головка оказалась твердой. Понятной. Джонатан облизнул ее, словно текущее мороженое, и услышал тихий вздох. Не поднимая взгляда, он просто продолжил. Рот быстро уставал, и Джонатан помогал себе рукой, ощущая, как мягко щекочет ребро ладони волосы у основания. Краем глаза он видел, как Гийом оперся о постель локтями, откидываясь назад. Он зажмурился, его лицо было спокойно, а губы растягивались в улыбке. Посасывая маленькую дырочку, Джонатан с любопытством открыл, что, стоит ему отвести язык, за ним следует вязкая ленточка слюны и смазки. Ее вкус был скорее нейтральный, неопределимый, тягучий. И по какой-то причине хотелось пробовать ее вновь и вновь. Лакать, прокатывая по кончику языка вглубь, где она прочувствуется всеми рецепторами, и ее телесная основа вскружит голову. Джонатан сел на полу удобнее, опустил руки, поглаживая колени и лодыжки, на которых под его пальцами волоски вставали дыбом. Сглотнув, он наконец решился и посмотрел наверх. Глаза Гийома были наполовину прикрыты, а губы разомкнулись. Заметив взгляд, тот облизнулся и вновь поджал их. Он пытался управлять ситуацией, но Джонатан видел, чувствовал, как он погружен во все. Ему нравилось. Все получалось. И он почти не думал о том, как она стоит так же, и он гладит ее по волосам, погружаясь в чудесный сладкий рот. Он был здесь сейчас. Они были. Осознание омыло его теплым вдохновением, поднимающимся вверх от паха до кончиков пальцев. Он использовал все, на что был способен рот, вылизывая, пощипывая губами, сжимая, вращая языком, и наконец заслужил награду. — Très bien, — прошептал Гийом, прежде чем полностью откинуться на спину, ложась. Его бедра были напряжены, он приподнял ноги на мыски, мышцы в щиколотках дрожали. Он оказался таким. Слабым, как все мужчины на пороге экстаза. Цепляющимся за него и старающимся на нем сосредоточиться. Джонатан крепко обхватил его член, рассматривая, как хаотично сжимаются мышцы живота под задранной водолазкой. Гийом запрокинул голову и часто дышал ртом. Джонатан подстроил ритм руки и губ под его дыхание, и это стало ключиком к последней двери. Хотя Гийом предупредил — своим горячим шепотом: «Сейчас… сейчас», — это все равно было неожиданно. Семя плеснуло в глотку на вдохе, и он закашлялся, отплевываясь. Капли упали на пол и немного — на кожу Гийома. Джонатан поднял глаза с досадой и легкой надеждой не получить очередной укол в свой адрес, теперь о безыскусности умений. Но Гийом просто лежал распластанный, разведя бедра в стороны, его рука касалась груди, глаза были блаженно прикрыты. Его теперь совсем не беспокоили никакие капли и умения. Джонатан сидел перед ним на коленях, глубоко дыша. То, каким Гийом был сейчас — беззащитным, мягким, лишенным флера своей самоуверенности, подстегивало его темную сторону. Ведь теперь еще проще было сделать то, о чем он мечтал раньше. Смять, сжать, унизить. Заставить почувствовать на своем месте. Эти мысли грели, эти мысли обжигали. Но он не искал ожогов. Поднявшись на ноги, Джонатан расстегнул штаны, сжимавшие его как тиски. Тяжелые яйца сдавливало изнутри, а член просто впрыгнул в руку. Он выдохнул от облегчения, обхватывая себя. Наконец. Гийом приоткрыл глаза, смотря на него, и его взгляд контролировал, словно поводок, словно строгая шлейка, обвивающаяся вокруг шеи и корпуса. Джонатан ощутил себя голым до кожи, голым до костей, вывернутым наизнанку вместе со своими маленькими грязными мыслями. Издеваясь или помогая, или и то, и другое, Гийом задрал водолазку выше, открывая больше нагой кожи, и взгляду предстал впалый бледный живот с отчетливой тропинкой волос от пупка. Гийом сел, и рука без стеснения потянулась к нему. — Мой бог, Джонатан, это впечатляет, — прошептал Гийом, лаская. Знакомым уверенным движением, как опытный скрипач сжимает смычок. Пробные движения, разогрев. И мелодия полилась. Скорая, громкая, кружащая. — Большой мальчик. Горячо, порывисто. И это было именно тем, что хотелось услышать. Ладонь заскользила по стволу быстрее и быстрее, налитая головка пульсировала, и низменное удовольствие прострелило в паху так резко, что Джонатан согнулся, опираясь о постель рядом и утыкаясь лицом в плечо перед собой. Ноги тряслись, а колени тепло дрожали. Он замер в этом моменте, наполняясь запахом водолазки Гийома. Сигареты, одеколон, тело. Ох-х-х. Как же все кружит. Было бы хорошо остаться тут, чтобы не смотреть в глаза, не возвращаться в его комнату, не вспоминать, кто они и что происходит. Плыть по волнам, наслаждаясь закатом страстного чувства, обуревавшего его столько времени. Très bien. Действительно. Если он уже на дне, то там хорошо. Но что будет дальше?