Долгие разговоры о французском

Джонатан едва ли мог сосредоточиться всю последующую неделю. Забывался он лишь на работе, она поглощала его, и он старался не думать ни о чем, кроме поставок и цифр в отчетах. Это помогало, поэтому он даже взялся за курирование еще одного проекта. Приходя домой, Джонатан ел, не разбирая вкус еды, просто чтобы забить пустоту в желудке, и пытался максимально быстро заснуть. Но сон не шел, и он часами смотрел в потолок, слушая дыхание Ребекки. Он воображал их разговор. Вот, они лежат в темноте своей спальни, как и последние семь лет (до этого четыре года они жили на съемной квартире, а потом еще пять — в бунгало). За то время сменились и кровать, и матрац, и даже обои, но за окном все так же рос вяз с корявой длинной веткой; Джонатан думал, что на ней повесит качели для ребенка, когда тот появится. Конечно, он хотел сына, он всегда представлял, как будет играть с ним в машинки, собирать модели роботов или что-нибудь модное у малышей — Джонатан с сожалением понимал, что его детские коллекции динозавров и самолетов, сохранившиеся в ящиках на родительском чердаке, это рухлядь, которая стоит только воспоминаний. А потом они будут вместе ходить на футбол и болеть, конечно, за «синих», родной Бирмингем Сити. Мальчики были понятны, он любил понятное. И вот, они лежат в темноте этой спальни, как и последние семь лет, Ребекка засыпает, а он говорит: — Я все знаю. Конечно, она бы сначала делала вид, что ничего не понимает. Может быть, спорила и пыталась оправдываться. Может быть, винила за то, что полез в ее телефон. Джонатан никогда так не делал — любопытства в числе его пороков не было, — но недвусмысленное сообщение заставило поступиться правилами. Когда-то потребовался бы частный детектив, или слежка, и, наверное, ему подошел бы тренч. Но сейчас хватило приложения по распознаванию телефонного номера. «Гийом». «Профессор Летерье». «Гийом Летерье». «Гийом Бирмингем». «Сладкий котик» (нет, в телефоне Ребекки имя контакта отсутствовало, и котиком он был для кого-то еще). «Гийом История искусств». Нет, это неправда. Какая-то ошибка. Он написал не той женщине… Розыгрыш в конце концов! Джонатан убеждал себя довольно долго. И до, и после. Изучал Ребекку, пытаясь понять, что в ней изменилось. Что в них изменилось, приведя к этому. Ребекка всегда выглядела роскошно. Самая красивая девушка в школе, Джонатан с ума от нее сходил все старшие классы, пока она отшивала его, чтобы встречаться с каким-нибудь франтом из драмкружка. И годы делали ее лишь красивее. Округлили ее формы, наполнили соком ее груди и бедра, добавили в каштановое золото волос серебристой капели, которую она старательно закрашивала. Джонатан был влюблен в нее, как безумец. Джонатан не знал, что делать. У него вновь началась мигрень, и он встал, чтобы принять золмитриптан. Прошла неделя с тех пор, как он увидел Гийома Летерье лично. Неделя с тех пор, как Джонатан узнал, с кем проводит время Ребекка, пока он утопает в работе, беспокоясь о нуждах семьи. Прошла неделя, и ничего не изменилось. Джонатан приходил поздно, Ребекка ждала дома, а он не мог выбросить из головы, что она делит постель не только с ним. Зато по крайней мере перестал гадать, рассказал ли Гийом ей об их встрече. Нет, не рассказал, хоть за что-то ему можно сказать спасибо. Поболтав воду, недопитую после таблетки, Джонатан поборол желание расколотить стакан. Смачно швырнуть в стену, чтобы осколки разлетелись во все стороны, со звоном, который разнесется по дому. Но он не хотел будить Ребекку, не хотел скандалить, не хотел ничего выяснять. Не хотел, чтобы она наступила на осколки босыми ногами, потому что ходила дома без обуви. Джонатан вылил остатки воды в раковину, помыл стакан и аккуратно поставил его на полку сверху к пяти таким же. Что он должен был делать, чтобы ничего не разрушить? Как пройти по этому минному полю, не задев ни одного снаряда? Он хотел жить так, как жил. Он не мог все потерять.

***

Маленькое кафе в отдалении от кампуса Джонатан нашел не сразу, и всю дорогу он задавался вопросом, почему оно. Кафе приткнулось крошечным кирпичным сараем между двумя магазинами, тут вряд ли предоставляли скидки студентам и преподавателям, да и название было непримечательное, вроде паба «У Джо». Без навигатора он его бы не нашел, хорошо, что те, кто мог подсказать ему, где проводит перерыв профессор Летерье, подсказали и дорогу. — Я вам ничего не говорила, — шепнула студентка, показавшая место. Джонатан кивнул, провожая ее взглядом. Студентки факультета искусств были на диво хороши. На любой вкус и цвет, с этим мечтательным выражением лица и надеждой на будущее, в котором они непременно оставят свой след. Почему Гийом не трахал одну из них? А, может, и трахал. «Сладкий котик». Его профиль Джонатан различил тут же. Гийом сидел в углу на открытой веранде. На столике на витых ножках стояли лишь недопитая чашка кофе и пепельница, заполненная коричневыми окурками. Гийом читал книгу, бумажную, с однотонной красной обложкой, держа ее тремя пальцами за корешок. Садясь напротив, Джонатан прочитал название: «Les Possédés». Стулья оказались неудобными: жесткими и слишком узкими. Летом еще наверняка нагревались, так как были полностью коваными. Гийом обвел его взглядом, словно не особенно и удивился присутствию. Джонатан даже растерялся, хотя и постарался не подавать вида. Гийом сделал глоток кофе, бесшумно ставя маленькую белую чашку на блюдце, и, очевидно, дочитав какой-то параграф, наконец заговорил. — Меня напрягает твое присутствие в моей жизни. Он не спросил, откуда Джонатан узнал, где он отдыхает в свой обеденный перерыв. Вероятно, эта информация была общедоступна, несмотря на заговорщицкий тон той студентки. — Я предлагаю решить этот вопрос, — сказал Джонатан, сглотнув. Он хотел сложить перед собой руки, но столешница была весьма мала, и половину уже заняли кофе Гийома, книга, которую он отложил, заправив меж страниц желтый стикер, и мобильный телефон (судя по камере, ему было уже года четыре). Поэтому Джонатан откинулся на стуле назад и, хотя спинка неприятно давила на лопатки, позицию не изменил, чтобы выглядеть внушительнее. — Ты еще не все сказал? — Гийом прищурился, изучая его лицо. — Хочешь устроить скандал в публичном месте? Джонатан никогда не жаловался на нехватку уверенности. Не зная себе цену, он бы не смог стать тем, кем стал. Но Гийом наверняка почувствовал бы себя комфортно и на гильотине. Сидел тут весь в черном и походил на литеру из какого-нибудь изысканного шрифта. Он казался расслабленным, словно такие ситуации происходили каждый день. Кто знает, может быть, так и было. — Нет, мне не нужен скандал. — Хорошо. Гийом сложил руки на верхнем колене скрещенных ног и поиграл большими пальцами. — Значит, у тебя есть причина, по которой ты портишь мне обед. Оглядев чашку с кружевом кофейных разводов на внутренней стороне и три — он посчитал, — коричневых окурка, источавших странный запах, в пепельнице, Джонатан невольно приподнял бровь. По крайней мере эта диета объясняла, почему тот тощий, как палка. Но он не позволил себе отклониться от курса. — У нас есть проблема. — Джонатан посмотрел в глаза Гийому. — И я предлагаю ее решить. — Он глубоко вдохнул. — Могу ли я попросить тебя как мужчина перестать видеться с моей женой? — Я так понимаю, с ней как с женщиной поговорить не удалось. Джонатан стиснул зубы, буравя его взглядом. Он был почти уверен, что услышал издевку. — Это тебя не касается. Уголок рта Гийома дрогнул, у носа образовалась маленькая морщинка. — Думаю, в таком случае я отвечу нет. Джонатан спрятал руку между бедер, сжимая и разжимая кулак. Обычно это успокаивало. Сейчас не работало. Но ему казалось, что никто не был в такой ситуации, поэтому средства под нее не существовало и ничто не сработало бы. Вся сущность Джонатана пустилась в фантазии, как было бы хорошо схватить Гийома за воротник и ударить лицом о столик. Прямо о чашку, чтобы осколок впился ему в щеку, а край столешницы впечатался в нос. Но, во-первых, в долгосрочной перспективе проблем от этого будет больше, чем удовлетворения. Во-вторых… конечно, Ребекка ничего не должна знать. — Причина? — тупо спросил он, оставив картины наказания Гийома в голове. Тот покачал ногой, обутой в туфлю с острым узким носком. Движение было не нервным, а каким-то дразнящим, будто Гийом тянул время, прекрасно зная, как Джонатана раздражает каждая минута в его присутствии. — Мне это нравится, ей это нравится, — сказал Гийом тоном, который говорил: «Этого разве мало?». — До того, как ты узнал, тебя тоже все устраивало. К тому же это просто… встречи, ничего серьезного. Так что я бы не придавал этому значения. Джонатан часто задышал. Он думал, что успокоит его этим? Правда? Сраный лягушатник. Вот в чем все дело. Адюльтер для них это что-то типа ланча, а вдохновенное воспевание неверности Миттеранов и прочих ликов нации и вовсе не поддается логике. Он даже не понимал, что делает что-то не так, иначе не сидел бы тут надменно, как будто они обсуждают партию в гольф. Джонатан знал не слишком много французов, но сейчас был уверен, что все, что о них говорят, правда. — Это тебе не Париж, — выдавил он сквозь зубы, — здесь быть замужем и иметь любовников не принято. — Не Париж? — Гийом обвел уличное кафе взглядом, будто действительно задумался о том, где он. — Да… я догадался. Кофе тут намного хуже. Он издевался, вне всяких сомнений. Джонатан не хотел к этому прибегать, но других выходов не осталось. Последнее из законного, что он мог предложить. Сглотнув тяжесть, скопившуюся на сердце и рвущуюся через горло как желчь, он сказал вкрадчиво: — Я заплачу. И ты съебываешь. — О. — Гийом вскинул бровь. — Это любопытно. — Скажи сколько. Он допил свой кофе и отодвинул чашку, постукивая короткими ногтями по обложке «Les Possédés». Опустив глаза, изучая свою руку, словно раздумывая. Джонатан смотрел на его старый телефон и был уверен, что следующая фраза, которую он услышит, начнется с числительного. — Ты ведь понимаешь, что если отвалю я, может привалить кто-нибудь другой, — сказал Гийом негромко. — Думал об этом? Или у тебя хватит денег, чтобы откупаться каждый раз? Джонатан сжал губы, в виске забилась боль. Он провел столько времени, размышляя о единственной проблеме в его жизни — Гийоме, — что не мог позволить себе заглянуть столь далеко. Страшная мысль о том, что он не один, пронзила под ребрами. — Мне твои деньги не нужны. — Гийом пожал плечами в подтверждение своего безразличия. — А на твоем месте я бы подумал. И если ей не хватает секса или внимания… — Да пошел ты, — грубо отрезал Джонатан, в гневе пиная ни в чем не повинную ножку стола, от чего чашка сверху зазвенела. Мысли в голове метались ураганами, затрагивая все, что он знал ранее, и поднимая вверх, словно коров и домики в Канзасе. Но его мысли не привели бы к дороге из желтого кирпича. Они приводили лишь к сценам насилия и жестокости, проигрываемым в воображении с потрясающей четкостью. — У нас все в порядке с сексом, — закончил Джонатан, не слыша ничего в ответ. — И это не твое собачье дело. Вот уж с чем-чем, а с этим проблем быть не должно. В свое время они Камасутру от корки до корки исследовали и точно знали, что любит каждый. Возможно, с годами из их близости исчезла та необузданная страсть, но остались стабильность, хорошо изученные тела и понятные ласки. И спустя столько лет Ребекка выгибалась дугой, когда он обхватывал ее грудь, обнимая сзади, и спустя столько лет он реагировал мгновенно, стоило ей пробежаться ноготками по его пояснице. Или не пояснице. Ее прикосновения поднимали в нем нежность, любовь, восторг. Может быть, теперь не так часто, как раньше, но все же годы брали свое, и в нем уже было не столько энергии, как в двадцать или даже тридцать. Да и работа высасывала из него львиную долю запала… Но и потребности же снижались, да? Неужели ей захотелось больше, чем он теперь мог дать, и они дошли до точки, когда просто их двоих стало мало? Гийом также сказал «не хватает внимания», и Джонатан совсем запутался. Что вообще значит не хватает внимания? Они виделись каждый день, говорили, проводили вместе время. Внимания было предостаточно. И почему он всерьез размышляет над словами этого козла? — Ну да, — промычал Гийом, вырывая его из накрывающей лавины беспокойства. Джонатан вновь сомкнул руки, зыркая на него сердито. Гийом трогал то, что принадлежало ему, и от этого все внутри ныло, извивалось, как змеи, сплеталось вокруг сердца и холодило. — Ну да, — передразнил он. — Ты меня еще поучи трахаться, — выплюнул, чтобы оставить за собой последнее слово. Гийом приподнял брови, на его щеке вновь возникла эта морщинка от зажатой спрятанной улыбки. Он наклонился вперед, опираясь локтями о стол по обе стороны от своей книги. — Будь мы в какой-нибудь другой ситуации, — протянул Гийом медленно, смакуя каждое слово, но замолчал на середине фразы. Над головами раздалась встревоженная трель стрижей, к концу апреля вернувшихся со своих каникул. Джонатан сосредоточился на этих звуках, пока неспешно анализировал сказанное Гийомом. Перевел взгляд на него, пытаясь прочитать по его лицу, насколько он серьезен. Такие вещи он смешными не находил ни вообще, ни тем более сейчас. — Ты вообще о чем? — Слова давались Джонатану с трудом. — Да так, ни о чем. Мысли вслух. Он смотрел на непроницаемое лицо Гийома, силясь обнаружить затаившуюся ухмылку. Пусть это будет глупой шуткой. Невозможностью удержать в себе иронию и не подтрунить над ним, чем… чем-то. — Нет. Что ты сейчас сказал? — напряженно выдавил он. — То, что ты услышал. Не больше. Смахнув книгу под мышку, Гийом поднялся из-за стола. Джонатан возмущенно смотрел на него. Он определенно… ему странно было думать об этом, но ему показалось, что Гийом с ним заигрывал. В такой ситуации? Что с ним не так? И с ним ли?.. Наверное, у него просто уже едет крыша от всего того супа, что варится в голове. — И совет, Джонатан, — произнес Гийом, когда спрятал книгу и телефон в маленькой сумке на длинном ремне, — я — не корень проблемы. Я — ее следствие. Разбирайся внутри своей семьи. Он не задумывался о том, что Гийом действительно мог быть лишь побегом, ростком, который пробился над землей и показал себя. Все это, нахлынувшее в один миг, окатило Джонатана холодным потом. Что еще он мог знать? Могла ли Ребекка рассказать ему, почему делает это? Могли ли они обсуждать их брак? Могли ли быть у него ответы? Безусловно. Джонатан рывком поднялся, чуть не перевернув кованый стул, и поспешил за Гийомом. — Подожди, мы не закончили. — Мы закончили. Ему пришлось отстать, чтобы пропустить официантку с подносом, но он догнал Гийома почти сразу же. Дорожка мимо дома, по которой они шли, была слишком узкой, чтобы комфортно идти рядом, но слишком широкой, чтобы Джонатан не пытался его достать. — Ну и что это значит: ты — не корень проблемы? — упрямо спросил Джонатан и все же озвучил пугающую мысль. — Что ты знаешь? Она тебе что-то говорила? Или ты… ты у нее не один, еще есть кто-то? Ему подурнело, перед глазами мир зарябил и даже в ногах как-то потяжелело. — Мне наплевать, Джонатан, — устало ответил Гийом, не сбавляя шага. — Если тебе нет — решай это сам. Но не надо меня во все… Джонатан не смог сдержаться, хватая Гийома за плечо. Под тканью пиджака, визуально дающего ему фактуры и формы, оно оказалось худым, как и запястья. И Гийом от неожиданности дернулся назад, будто Джонатан применил силу. — Не трогай меня, — сквозь зубы потребовал он. — А ты не уходи от разговора. — Я не хочу в нем участвовать. Джонатан раздраженно толкнул его к стене, и Гийом громко выдохнул, ударившись спиной о серую кирпичную кладку. От нее веяло теневым холодом, волоски под рубашкой вставали дыбом. Он поднял на Джонатана глаза и смотрел, не мигая. — И что теперь? — Ответь, — потребовал Джонатан, хотя уже сам не был уверен, на какой именно вопрос. Он держал руку перед собой вытянутой, едва касаясь его груди, чтобы не вздумал сбежать. Гийом смотрел на нее, потом — ему в лицо, и от взгляда вновь стало неловко, будто Джонатан был каким-то овощем в упаковке, у которого пытались найти гнильцу. И он сам ее чувствовал, перейдя эту черту. — Похоже, у тебя тоже проблемы с сексом, — заметил Гийом, наконец наглядевшись. — Слишком много агрессии. Оборона Джонатана рухнула, как крепость, под основание которой заложили взрывчатый заряд. Посыпалась кирпичик за кирпичиком, обнажая его растерянность, уязвимость и слабость. Он не знал, за что хвататься. Песок утекал сквозь пальцы. — Да как ты смеешь, — выдохнул он пораженно, сжимая ткань водолазки, и следом его дыхание замерло. Замерло, потому что, не сводя с него глаз, Гийом сделал шаг вперед. Джонатан никогда не ощущал себя настолько безоружным. Он разжал пальцы, и грудина уперлась в его ладонь. Гийом был немного ниже, наверное, шесть футов. Он приподнял подбородок, и Джонатан чувствовал, что ему бросают вызов, и это было так странно. Самый странный момент на его памяти. Остались лишь глаза, и Гийом смотрел на него не как на человека, который мог причинить ему боль. Не как на человека, которому портил жизнь утолением своих утех. Джонатан не мог описать этот взгляд, потому что не чувствовал его на себе никогда. И витающий рядом запах кофе — и почему-то гвоздики, — не тонизировал, а отравлял. Черт побери. Джонатан оттолкнул его обратно и в один шаг отступил от Гийома. Он открыл рот, чтобы высказать, что думает, но растерял все слова, кроме сдавленного «какого хера?». Гийом поправил пиджак, отошел от него, и вновь ступил на дорожку, продолжая путь. Джонатан за ним не последовал. Он стоял, приоткрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Запоздало (учитывая, что теперь тела там не было) он ударил кулаком по стене, у которой только что стоял Гийом. Не так сильно, как ему бы хотелось, но даже от этого засаднили костяшки. Он знал больше, намного больше, чем говорил. И просто он не скажет. С этим придется иметь дело. Как бы сильно ни хотелось обратного.