Только здесь и сейчас

      Лорд-капитан и свита толпятся у гололитической карты, решая, что делать дальше. Корабль кружит по системе Провидение Орселлио уже два дня. Здесь все как обычно, они не раз посещали ее во время своих путешествий. И новых маршрутов отсюда нет. Но леди Кассия уверена, что именно тут можно отыскать дорогу к таинственному Дворцу Атласа. Распространяться о проблемах дома Орселлио Кассия до поры до времени не хочет, поэтому о цели путешествия знает только Эльрина.       Паскаль выражает сомнение в необходимости тратить здесь время — навигационные системы не могут врать.       — Запрашиваю разрешение на проверку механизмов в Палатах Навигатора на предмет ошибок, — говорит он.       Но и Эльрина, и Кассия знают, что дело совсем не в машинах. Леди-Навигатор собирается провести ритуал, который мог бы помочь в обнаружении пути, и лишние свидетели вовсе не нужны. Надо отвлечь Паскаля от этой проблемы. Тем более он и так проявляет повышенное внимание к Эльрине после посещения логова контрабандистов.       — Не стоит, Паскаль, — говорит Эльрина, — помоги лучше… Хейнриксу?       Она понятия не имеет, с чем, но надеется, что Хейнрикс сможет занять техножреца.       — Запрос отклонен, — отвечает Паскаль и переводит взгляд на дознавателя. — Я удовлетворен тем, как ты исполняешь таинства ухода за своей экипировкой. Однако среди твоих молитв есть те, что неизвестны мне.       — Это ритуалы, принятые среди пилотов Имперских Рыцарей моего мира, — отвечает Хейнрикс. — Не могу не отметить, с какой дипломатичностью ты высказал подозрение, что я отклоняюсь от догм.       В голосе Хейнрикса неприкрытое веселье напополам с легким изумлением. Вот уж действительно, обвинять агента Золотого Трона в схизме, да еще и техножрецу, которого хлебом не корми, дай потрогать что-нибудь запретное.       — Когда-то, еще в детстве, я был посвящен в некоторые таинства служения технологиям, — тем временем продолжает дознаватель с усмешкой. — Но у меня до сих пор есть вопросы, на которые вы, магос, могли бы дать ответ…       — Знание, переданное мирянам без должного посвящения — прискорбная необходимость, а не знак доверия, — высокомерно хрипит вокс. — Я не вправе разглашать таинства, дарованные мне с получением сана.       — Тогда, может вы поведаете, магос, исследования аугментов, извлеченных из ваших собратьев, принесли какие-либо плоды?       — Единица Хейнрикс ван Калокс не обладает допуском к данной информации.       Очень интересно дослушать, как Паскаль отпирается от пока не очень явных нарушений протоколов и намеков агента Инквизиции, но пока эти двое спорят, Эльрина решает улизнуть с мостика незамеченной.       В Санктум Навис Эльрина и Кассия остаются вдвоем. Это странно, но Кассия не хочет делиться секретами даже со слугами, хотя просто собирается рисовать. Эльрина же недоумевает, чем может помочь обыкновенная картина. Однажды Кассия уже рисовала ее портрет. Они с Хейнриксом провели немало занимательных часов за его разглядыванием и попытками понять, где именно на картине изображено ее лицо, а где — нога, и изображены ли они в принципе.       Но все идет, как всегда, не по плану. В какой-то момент чудовищная картина словно оживает: воспоминания Тисифоны, воспоминания Кассии, сонмы лиц ксеносов-эльдаров — все это всплывает, перемешивается и исчезает в клубящейся серости. Водоворот слов, образов, фигур и теней засасывавет Лорд-капитана и Леди-Навигатора, пытается поглотить их. Мешанина красок, сорвавшихся из палитры то режет глаза яркими всполохами, то бросает в бурую мглу. Стоит чудовищных усилий удержать сознание в попытке не захлебнуться в этом омуте. Спастись самой и спасти Кассию.       Когда Эльрина наконец находит ее, то видит, что тело Кассии покрыто сотнями тонки порезов, губы разбиты, а на щеках следы от острых когтей. Эльрина не думает, откуда в ее руке появляется ритуальный кинжал. Ведь это происходит не в первый раз. Она не думает, сможет ли он убить призрака Новатора, вцепившегося в Кассию. Привычка, отточенная последними месяцами тренировок, заставляет руку стиснуть оружие и нанести удар. Как им удается выбраться, она не помнит, потому что мрак затапливает сознание обеих.       Эльрина открывает глаза и опять видит свет медицинских люменов над собой. Чьи-то руки так сильно стискивают ее, что у нее вырывается стон.       — Прости, — говорит он, чуть расслабляясь.       — Что случилось? — спрашивает она и хмурится, глядя на него.       Он выглядит таким же уставшим, как после ее возвращения из Комморры.       — Двадцать дней, — шепчет он, опять прижимая ее к себе.       — Что?       — Двадцать дней… — сбивчиво повторяет он. — Тебя не было двадцать дней. Двадцать дней корабль несся неизвестно куда через Имматериум, а я не знал, где ты. Ты опять это сделала — исчезла прямо у меня из-под носа.       — Не может быть, мы же только…       Шумной гурьбой вваливаются остальные члены свиты. И тревожные, и радостные возгласы наполняют палату.       — Так что все-таки произошло? — спрашивает Эльрина остальных, выглядывая поверх плеча Хейнрикса.       — Лорд-капитан, вас и леди Кассию обнаружили без сознания в Санктум Навис спустя двадцать терранских дней после исчезновения, как только корабль совершил трансляцию из варпа в неизвестной системе, — докладывает Абеляр.       — Как Кассия?       — С ней все хорошо, как и с тобой, шерин, — говорит Джай.       — Вы можете рассказать, что произошло? — все с любопытством смотрят на Эльрину.       — Кажется, мы убили Тисифону Орселлио, — отвечает она, понимая, как дико это может звучать. — А еще там были эльдары.       Любопытно, как ксеносы связаны с одним из домов Навигаторов. Возможно, удастся это выяснить при исследовании системы. Но сейчас нужно хотя бы вылезти из постели. И из объятий Хейнрикса. Эльрина красноречиво смотрит на свиту, и они один за одним потихоньку удаляются. Эльрина отодвигается и берет в руки его лицо.       — Ужасно выглядишь. Ты опять не спал все это время?       — Спал… наверное. Немного. Это неважно, — он опять утыкается в ее плечо. — Я больше ни на шаг не отойду от тебя.       — Хейнрикс, так не пойдет — тебе нужен отдых.       — Знаю, знаю. Я для тебя сейчас полностью бесполезен в таком состоянии, — он наконец отстраняется. — Мне действительно надо привести себя в порядок. Я буду в своей каюте. Я попрошу леди Кибеллу присмотреть за тобой.       Отправив Хейнрикса отдыхать, Эльрина появляется на мостике. Абеляр тут же вручает ей отчет о произошедших событиях и берет с нее обещание составить свой. Эльрина включает вокс-запись допросов свидетелей происшествия.       — Мы совершили аварийный прыжок в варп, едва успели запустить поле Геллера и направляемся Трон знает куда, ведомые неизвестной силой! Леди-Навигатор и Лорд-капитан до сих пор не обнаружены. Расскажи. Мне. Еще раз. Что произошло в Санктум Навис?       — Пальцы-ы-ы... Мои пальцы!       — Я буду ломать по одному за каждое лживое слово. А теперь говори!       — П-прошу, поверьте! Мы всего лишь подготовили холст и смешали краски с кровью Леди-Навигатора! Затем нам приказали зафиксировать ставни, дабы Лорд-капитан могла видеть происходящее в Санктум Навис из палат созерцателей и...       Раздается голос Хейнрикса, способный заморозить любого даже на записи:       — Дальше я займусь допросом.       — Поверьте, я невиновен! — раздаются в ответ испуганные всхлипы.       — Я видел много невиновных людей. Но еще ни разу не видел, чтобы кто-то оставался невиновным после допроса.       Наступает короткое молчание, а затем слышится вскрик Идиры:       — Ледышка, стой! Он же ничего не знает!       И следом вопль двух людей.       Эльрина выключает запись. «Теперь я, наверное, буду бояться не только зеркал, но и картин», — думает она.       Несмотря на свою усталость, Хейнрикс настаивает на сопровождении Эльрины при спуске на Первый Мир. Эльрина рассеянно слушает Арлекинов, предоставив Кассии решать все самой. Она стоит рядом с Хейнриксом и почти пытается подставить ему плечо, хоть и знает, что не удержит его. Хочется побыстрее закончить эту катавасию и увести его обратно на корабль. Она пытается расспросить о Ноктюрне, хотя сейчас ей немного не до этого. Ожидаемо ответом ей служат лишь презрительные ухмылки масок и смешки. Она поглаживает рукоятку болт-пистолета и считает до пяти.       — Раз уж вы не хотите отвечать на вопросы, передайте Ноктюрну Забвения, что у меня есть для него подарок.       — Ты вступаешь в опасный танец, мон-кай, — после краткого раздумья отвечает маска.       — Это не я его начала. Но я его закончу.       Спорить с высокомерными ксеносами больше нет ни сил, ни желания.

***

      Весь день Хейнрикс отсутствует на мостике. Эльрина слегка беспокоится, но все еще не хочет навязываться и мешать ему. Он, наверное, отсыпается за прошедшие двадцать дней. Он сказал, что не отойдет от нее, но ему действительно нужно отдохнуть. Когда к следующему вечеру Хейнрикс так и не появляется, Эльрина после раздачи поручений твердо намеревается вломиться с визитом. По пути к подъемнику ее отвлекает Абеляр.       — Лорд-капитан, смею предположить, вы направляетесь к господину ван Калоксу?       — Да, — отвечает она, удивленная его догадкой.       Абеляр явно колеблется.       — Так, Абеляр, что случилось? Я не знаю чего-то, что должна?       Сенешаль откашливается.       — Тут такое дело, Ваша Светлость… Я получил отчет, которого не должно было быть. Но, похоже, некоторые медикусы боятся моего гнева больше, чем гнева господина дознавателя.       Эльрина нетерпеливо ждет продолжения, и Абеляр опускает глаза на инфопланшет:       — Я зачитаю: «Дознаватель Хейнрикс ван Калокс больше суток не выходил из своей каюты, после чего, ослабевший от кровопотери и истощения, обратился в медицинский отсек за помощью. Под затылком, в шее и спине мужчины появились разверстые кровоточащие раны. Когда один из медикусов заметил, что расположение стигматов напоминает размещение нейронных разъемов на теле пилотов Имперских Рыцарей, ван Калокс в самых некорректных выражениях рекомендовал ему держать досужие выдумки при себе».       Эльрина не успевает дослушать, потому что уже несется к подъемнику.       Код доступа в каюту Хейнрикса все тот же. Она осторожно заходит и прислушивается. Внутри темно и холодно, как в склепе. Не горит ни одной свечи, и ей приходится идти на звук тяжелого дыхания.       — Хейнрикс!       Звук тут же прерывается.       — Что ты здесь делаешь? — отрывисто спрашивает он.       — Ты еще спрашиваешь? Что с тобой?       Эльрина включает свет. Он ничком лежит на кровати. На нем его обычная белая рубашка без воротника, расстегнутая наполовину и чем-то запачканная. Хейнрикс поворачивается и заслоняется рукой от света вспыхнувших люменов.       — Выключи, — требует он.       Она оставляет самый неяркий и садится на кровать.       — Я узнала, что с тобой произошло.       — Как? — в голосе Хейнрикса появляется нотка гнева.       — Неважно.       — Тебе не стоит видеть меня в таком... сейчас мне уже лучше.       — Может, мне вообще тогда не стоит… встречаться с тобой в таком случае? — раздраженно бросает Эльрина, расшнуровывая ботинки.       — Встречаться, — повторяет он со странной интонацией.       Эльрина до сих пор не знает, как назвать то, что между ними происходит, что думает по этому поводу он, чего на самом деле хочет она, но сейчас не время для точных формулировок. Она забирается к нему на кровать. Приходится какое-то время повозиться — он тяжелый и неподатливый. И явно уставший. Неудивительно, с такой-то кровопотерей. Эльрина старается не потревожить влажные на ощупь повязки. Наконец, им обоим вроде становится удобно.       — Тебе так комфортно? Может ляжешь на живот?       — Нет, так хорошо, — говорит он.       Его руки расслабленно лежат по обе стороны от ее коленей. Затылок приятно давит на живот. Она водит пальцами по слегка небритым щекам, нахмуренному лбу, по его подбородку, который она так любит целовать, ерошит мягкие волосы. Его глаза закрыты, а на губах наконец появляется тень улыбки. Но печать страшной усталости никуда не уходит.       — Тебе опять снились Рыцари, дом? — осторожно спрашивает она.       — Не только, — коротко отвечает он.       Хейнрикс никогда не рассказывает о доме. Только говорит, что помнит его.       — Почему твои силы не работают?       — Работают. Просто в этот раз варп оказался сильнее меня, — он прикладывает руку к виску.       — Ты сам это с собой сделал?       — Не знаю. Такое случилось впервые.       Неужели, он опять потерял контроль. И даже не помнит этого. Или не хочет говорить.       — Медикус сказал, раны очень глубокие. Может опять отправимся в медотсек?       — Я могу исцелять глубокие или застарелые раны с помощью биомантии, но это занимает время. Это медленный, кропотливый процесс. Особенно если надо выращивать новую ткань.       — Приходилось делать подобное?       — Да, верно, — Хейнрикс невесело ухмыляется. — Приходилось и не раз.       — Ты говоришь явно со знанием дела.       — Когда от меня отказался мой род, из меня извлекли те импланты, которые необходимы пилотам Рыцарей. С колдунами не церемонятся, поэтому после вивисекции у меня была парализована рука и отсутствовал значительный кусок черепной коробки — дыру заделали пластиной. Когда Лорд-инквизитор изъял меня из Гвардии, он приказал снять аугментацию, устанавливаемую псайкерам при санкционировании. Так я расстался с глазом и приобрел пару парезов.       Эльрина оторопело молчит и не знает, как реагировать на подобную откровенность. Железный дознаватель впервые… жалуется? Ищет сочувствия? Или просто рассказывает об обыкновенных и привычных вещах в своей жизни? Она никогда не задумывалась о том, через что проходят псайкеры. Слово «санкционирование» звучало обычно. Да и псайкеров в своей жизни она видела немного. Ей вдруг приходят на ум незрячие глаза Заккари Вайса и остальных астропатов. И Эльрина может лишь крепче обнять Хейнрикса, пока он продолжает рассказ.       — Ксавьера не волновало, что я был увечным уродом — от меня ему требовалось мое колдовство. Я решил, что буду полезнее, если начну снова напоминать человека, — Хейнрикс подносит руку к левой щеке. — Дольше всего я восстанавливал глазное яблоко. Даже нервные связи не требовали таких долгих усилий. Ушло много лет на то, чтобы избавиться от зрительных аберраций и начать видеть так же хорошо, как в детстве.       Эльрина почти перестает дышать, слушая каким обыденным тоном он говорит об этом. Она ожидала рассказа о его планете, о гигантских машинах, о семье. Но не о том, как над ним полжизни издевались. Она всегда считала его гетерохромию врожденной и никогда не спрашивала. Его левый глаз, более холодного оттенка… Сколько лет у него ушло, чтобы вырастить его?       — И после всего этого ты все еще предан Империуму и Инквизиции? — вырывается у нее.       Хейнрикс запрокидывает голову, пытаясь взглянуть на нее, и морщится.       — Ра... разумеется? Империум счел меня достаточно стабильным, чтобы оставить в роли санкционированного псайкера. Инквизиция дала мне новую, еще более высокую и достойную роль. Как я могу не выплачивать эти долги?       — Тебя уродовали и калечили лишь за то, каким ты родился!       Эльрина неосознанно стискивает руки. У него вырывается слабый стон, и она ослабляет хватку.       — Я — псайкер, Эльрина. Сам факт моего существования — анафема, которую оправдывает лишь польза, которую я могу принести, пока не превращусь в мутанта или портал в варп. Я не обманываю себя — санкционированный или нет, это будущее любого колдуна.       Эльрина не находится с ответом. Она знает, что пилоты Имперских Рыцарей оканчивают свою жизнь не менее страшно, чем псайкеры. Но не хочет спрашивать, что бы он выбрал, если бы мог.       Хейнрикс смотрит куда-то в сторону, на его лице написано непонимание и сомнение.       — Когда-то с тобой я впервые задумался, чего я хочу. Я точно помню, что тогда, давно, я хотел жить. Мне выпал такой шанс. Это уже великий дар Того, кто стоит над всеми нами. Было бы... аморально... хотеть от своей судьбы чего-то большего.       Ее руки проскальзывают под его рубашку на груди. Ладонь натыкается на розетту, и Эльрина чуть не отдергивает руку. Чем дольше он говорит, тем больше она начинает опять ненавидеть Инквизицию. Она почти смирилась с тем, что делали с ней, хотя паника периодически и накатывала. Но то, что они делали друг с другом, никак не укладывалось в голове. В порыве злости мелькает мысль, что стоило вонзить подаренный кинжал Лорд-инквизитору в горло. Хотя бы за те мучения, что испытал Хейнрикс. Она вряд ли когда-нибудь на это отважится. И, конечно же, не озвучивает ему свое внезапное желание.       — Мне больно тебя даже слушать, — шепчет она. — Не представляю, сколько боли испытал ты.       Хейнрикс несколько секунд не может найти слов.       — Эльрина... боль неизбежна. Постыдно страшиться ее. — После паузы он добавляет едва слышно. — Я никогда не слышал подобных слов. Спасибо.       — Вовсе не постыдно, — возражает Эльрина. – Боль и страдания уродуют и тело и душу, ожесточают и выжигают ее. Гасят тот свет, который в тебе есть.       Она вспоминает все то, через что прошла в руках Инквизиции, и ей становится отвратительно от осознания того, каким трусливым и запуганным существом она стала после этого. А пребывание в Комморре стократно усилило этот страх. Он же, пройдя через еще более страшные вещи, стал идеальным оружием, превосходящим в пытках даже Лорд-Инквизитора. Он точно знал, что делает, когда занимался своей работой. Она пытается сдержать дрожь.       — Свет? — усмехается он. — Ты видишь что-то подобное во мне?       — Не только я. Я говорила с Кассией…       — Леди Кассия, — задумчиво говорит он. — Она так любит романтические книжки. И что же она про меня говорила?       — «За мыслями цвета вороненой стали, за блеклым холодом сизых эмоций... В душе господина ван Калокса тлеет янтарный уголек — столь теплый и яркий, что хочется к нему прикоснуться».       — Как поэтично, — пытается съязвить он, но по голосу чувствуется, что он удивлен и… тронут?       Он словно чувствует, как жалость внутри Эльрины готова вырваться и затопить комнату, поэтому в своей обычной манере резко меняет тему разговора.       — Теперь ты.       — Что я?       — Рассказ за рассказ.       — Шантажист, — вздыхает Эльрина.       — Иначе из тебя слова не вытянешь, — в голосе Хейнрикса почти звучит обида.       — Да уж, не надо иначе, — Эльрине вспоминается запись допроса служек. — Что ты хочешь услышать?       — Комморра.       — Такое ощущение, что Комморра не дает покоя тебе больше, чем мне. Хорошо, я могу рассказать тебе, что со мной произошло.       Хейнрикс кивает:       — Я слушаю тебя.       Рассказ не занимает долгое время. Впервые Эльрина рассказывает ему о всей той боли, отчаянии и ужасе, пережитых там. Даже о своих сомнениях по поводу него. А также о том, что мысли о нем немало помогли ей. Иногда только желание увидеть его хотя бы еще раз толкало ее вперед. До этого она всегда стремилась уйти от ответа, ведь он неизбежно начнет чувствовать себя виноватым. Но сейчас слова льются потоком. Как на исповеди, на которой она никогда не была. И только о своих нынешних кошмарах и беспокойстве она пока не распространяется. Когда она заканчивает, Хейнрикс молчит несколько секунд.       — Значит, друкари посчитали, что ты сотрудничала с кем-то из их проклятого рода... и все — из-за Ахиллеаса? — он вздыхает. — Я говорил, что я, помимо прочих, виноват в том, что вы попались в ловушку.       — Я говорила, что ты здесь не при чем.       На губах Хейнрикса появляется печальная улыбка.       — Нет, Эльрина. Дела Инквизиции нередко привлекают внимание врагов Человечества к тем, кто столкнулся с агентами Золотого Трона. Это сложно признавать, но, если бы я не запросил помощь Ахиллеаса, был бы шанс избежать... всего этого.       — Мы все еще не знаем, кто настоящий виновник в сговоре с друкари.       — Тому, кто стоит за этим, сильно не поздоровится, когда я докопаюсь до истины, — Хейнрикс сжимает кулаки.       Словно обессилев опять, он замолкает. Но Эльрине приходится его потревожить.       — Твоя рубашка — она вся мокрая. Нужно сменить повязки. Я сейчас.       Среди его вещей Эльрина находит медкомплект. Хейнрикс терпит и даже не морщится. Потом опять притягивает ее в объятья. Эльрина хочет отстраниться.       — Может все же…       — Нет, никаких медикусов, а также вопросов на сегодня, — он прикладывает ее руку к губам и опять закрывает глаза.       Она согласно затихает. В любом случае, он под ее наблюдением, и больше ни варп, ни он сам не навредят ему сегодня. Она твердо решает охранять его сон и какое-то время честно слушает размеренное дыхание, слегка водя пальцами по коже. Но, пригревшись на его груди, она сама не замечает, как засыпает.