Сказка, рассказанная до конца

What will we do with the drunken whaler

Early in the morning?

      Хлопнула входная дверь, щёлкнул дверной замок. Сперроу с облегчением вздохнул.       Едва ли не впервые за эту грёбаную жизнь выходка сошла с рук. Когда Сперроу отсиживался в лесу, мать написала ему в «Таттле» и сказала, что ему ничего не угрожает. Что шварцвальдский коротышка даже не стал его обвинять. И действительно, несмотря на произошедшее, его не наказали. Хоть старик Бэдвольф схватил его за шкирку на крыльце школы и притащил в кабинет Гримма, дальше разговоров это не зашло. Гуд отделался только длинной нотацией. Неужели мать как-то повлияла? Неужели вспомнила о том, что кроме работы у неё, вообще-то, есть сын! Или дело в Культе? Не зря же Сперроу подписал эту грёбаную Книгу, и Мильтон теперь готов закрыть глаза на его выходки. Сдаётся, что так.       Сперроу прошёл вдоль узкого коридора, миновав дверь в ванную комнату, и оказался в основной части помещения. Комната в мужской общаге школы Эвер Афтер Хай никогда не была для него настоящим домом. Так, помещение, в котором можно бросить кости на ночь и собрать всю банду для важных переговоров. Места тут, правда, было фиг да нифига, весь вся правая половина комнаты принадлежала этому очкастому задроту Хампфри Дампти.       Всю стену, покрытую светло-голубой краской, скрывал огромный стеллаж с дюжиной металлических полок. И все они были завалены разным техническим барахлом. Провода, разных форм и расцветок, были разобраны по видам и скручены в кольца, будто змеи во время спячки. А деталей от миррорпадов и миррорбуков было столько, что, если их все укомплектовать в устройства, можно было бы нехило поднять бабла. Сперроу как-то предлагал толкнуть парочку таких устройств одному корешу в Бук-Энде, но Хампфри наотрез отказался. Якобы в разобранном виде все эти железки стоят гораздо больше, чем он может себе представить. Ага, как же… Самым ценным на этом стеллаже была керамическая шкатулка в форме яйца. Стояла она на самой верхней полке, почти касаясь потолка, и именно там очкатый задрот хранил свои карты и наличку.       Сперроу прошел в глубь комнаты, мимо письменного стол с открытым миррорбуком и старомодной видеокамерой. Та стояла на низком чёрном штативе и пялилась стеклянным глазом в самый центр комнаты. Тонкий провод ярко-жёлтого цвета был подведён к миррорбуку на письменном столе. Вот только на матово-чёрном прямоугольном экране не было никакой картинки. Ну и нафига это всё? Ответа Гуд не знал, но на всякий случай показал объективу видеокамеры средний палец. По левую сторону от письменного стола находилась пробковая доска на металлической треноге. На ней при помощи десятка разноцветных кнопок были приколоты записки, фотографии и какие-то формулы. И ладно бы этот очкарик изобретал что-то полезное, типа устройства по чтению мыслей или вечный аккумулятор для миррорфона. Так нет! Его яичные мозги были забиты всякой дичью типа теорий заговора, параллельных миров или двухголовом чернильном монстре, создавшем Вселенную. Грёбаный шизик! Но лучше уж иметь в соседях тихого шизика, чем буйного психа типа Лаваля.       Сперроу ускорил шаг и тотчас оказался на своей половине комнаты. У него всё устроено было куда проще, да и шмота было по минимуму. Настоящее его логово было скрыто глубоко в Зачарованном Лесу, но и здесь можно было неплохо отдохнуть. Стены на левой половине помещения были выкрашены в тёмно-зеленый цвет. Каждый свободный участок покрывали плакаты популярных рок-групп: «Arrows N 'Roses», «Green Floyd», «Red Zeppelin» и «Fuse». А там, где места для плакатов не осталось, пришлось украсить стены разными крутыми граффити типа собственного имени или логотипа «Веселых Висельников».       Пол из тёмной паркетной доски был покрыт множеством мелких царапин, притом что мебели тут было немного. Всего-то шкаф для одежды да пара длинных деревянных комодов для хранения остального. Спальное место Сперроу находилась высоко над полом, на втором уровне двухэтажной кровати. На месте же нижнего уровня был встроен письменный стол и высокий металлический стеллаж с кучей компакт-дисков. Правее от стола стоял плотный чехол с любимой электрогитарой. Неподалёку от кучи грязного белья находился безрукий манекен с ярко-красной мишенью на груди. На спине его висел колчан со стрелами, а ещё правее располагалась деревянная подставка с множеством луков для стрельбы.       Сперроу потянулся к заднему карману брюк и извлёк оттуда миррорфон в зелёном корпусе. Потёртый, с разбитым стеклом, он пережил столько всякого дерьма, что заслужил право хранить все тайны и секреты Гуда.       Большим пальцем юноша провел по экрану миррорфона и дождался полной разблокировки. На заставке стояло фото Дачес Свон. Самой горячей стервы во всей школе Эвер Афтер Хай. Лучше бы спасибо сказала за то, что он собственными руками проучил этого гребаного коротышку. Сына, блять, самого шварцвальдского узурпатора! И что она сделала? Спасибо сказала? А хер там плавал! Шварцвальдский коротышка быстро смекнул, что к чему, и засунул себе язык в задницу. А вот Дачес топила до последнего. Снова и снова повторяла о том, что именно он, Сперроу Гуд, столкнул её злейшего врага с лестницы. Ну и где тут, мать его, логика? А нет её! Да и кто ей поверит, если все знают, что нет более лживой сучки во всей школе Эвер Афтер Хай, чем Дачес Свон! Более лживой и более горячей.       Сперроу тяжело вздохнул и большим пальцем коснулся иконки приложения «TittleTattle». Новых сообщений от матери не было, а это значило только одно — никто за его задницей приходить не собирался. Да и кто ему что сделает? Всё-таки Культ Судьбы — охуенная штука! Подписал себе Книгу Наследия — и взятки гладки. Давно надо было это сделать и получить полное право давать по заслугам всяким зажравшимся принцам!       Внимание Сперроу привлекло странное движение. На долю секунды ему показалось, что кипа грязных футболок на полу зашевелилась. Складка на чёрной ткани чуть сдвинулась и тут же вернулась на прежнее место. Юноша отвел взгляд от экрана миррорфона и пристально посмотрел на кучу одежды. Ткань дернулась вновь. Осторожно, едва заметно, но дернулась. Не показалось. Несколько долгих секунд Гуд не мигая смотрел на кучу футболок, изумленно приподняв рыжие брови.       Ответ нашёлся также быстро, как стрела попадает в цель. Кто ещё это мог быть, если не грёбаный петух Король Бенедикт, которого очкастый задрот держал как домашнего питомца. И до хрипоты спорил о том, что это курица, а не петух, хотя и дебилу ясно, что только петух может так горлопанить с каждым восходом солнца!       Без лишних раздумий Сперроу опустил миррорфон в задний карман брюк. За пару быстрых шагов он приблизился к куче футболок почти вплотную и без раздумий отвёл правую ногу назад. Всего один удар и пропахшая потом одежда разлетелась в разные стороны. Никаких криков, никакого петушиного вопля. Только крыса. Огромная серая крыса с острой мордой и длинным лысым хвостом. Всего за долю секунды она успела протиснуться под платяной шкаф, но разглядеть её юноша успел.       Ох нихуя себе… Говорила же мать, что надо вовремя относить одежду в прачечную. Подзабил на это пару дней… недель… и на тебе. Реально живая крыса! А что, если её поймать и сделать живую мишень? Или посадить в гигантский лабиринт и обучить трюкам? На крайняк, можно будет подкинуть в раздевалку, когда девчонки пойдут принимать душ. Если спрятаться в одном из шкафчиков и всё правильно рассчитать, столько горячих фоток выйдет! А потом продавать их пацанам с рыцарского факультета. Или сразу продать в мидландские газеты за кучу бабла! Голые сиськи Эппл Уайт на первой полосе — это будет просто бомба!       С этой мыслью Сперроу поднял с пола тёмно-зелёный свитер и принялся стягивать горловину и рукава тугими узлами. Парочка ловких движений — и мешок готов. Остаётся только подумать о приманке. Что там любят крысы? Сыр? Наверное, всякую падаль. А что если поискать какие-нибудь объедки в клетке ручной ласки…       В дверь громко постучались. Дверная ручка дёрнулась, но не поддалась. Сперроу выждал несколько секунд. Голоса не прозвучало. Никакого требовательного ора, никакого заунывного бубнежа. Очкастый задрот торчит допоздна в своем клубе шизиков и припрётся не раньше полуночи. Может, это мать? Или старик Бэдвольф? Нет, этих двоих было бы слышно аж в соседнем королевстве. Кого же тогда ветер принёс?       Стук раздался вновь. Прозвучал твёрже, настойчивее. Может не открывать? Может сделать вид, что он ещё не вернулся и в комнате никого нет? А с хуя ли кого-то бояться? Особенно после того, как с него, Сперроу Гуда, сняли все претензии? А если решат наказать — пусть попробуют! Он же теперь Наследник и действовал точно по правилам своей Сказки. Проучил богатого, чтобы лучше жилось… ему самому.       Сперроу бросил свитер на пол и прошёл к выходу из комнаты. Ступил в небольшой коридор и вновь оказался у запертой входной двери. За время его пути стук повторился в третий раз, но голосов так и не прозвучала. Может, это кореша очкарика? Или двинутая на своих сенсациях Локс?       Гуд нехотя опустил правую ладонь на дверную ручку. Пальцы осторожно повернули металлическую защёлку и тотчас ухватились за основание ручки. Сперроу открыл дверь, впустив в комнату тусклый свет из школьного коридора.       На пороге стояли двое. Парень и девчонка. Парень был высокий, в белой рубашке, узких чёрных брюках и коротком жилете с карманом для часов. Рожу его Сперроу узнал с первых секунд и едва сдержался, чтобы в неё не плюнуть. Этот хмырь был сыном Гамельнского Крысолова и мнил себя ёбаным гением в музыке. Готов был загнобить любого, кто сыграет при нём хоть одну фальшивую ноту, а сам только и умел, что дудеть в свою дурацкую флейту.       Девчонку Гуд видел прежде на занятиях у Бэдвульфа, только понятия не имел, что она из себя представляет. Девчонка была низкого роста и доставала парню до середины груди. Бледная, с длинными светлыми волосами длиной до поясницы. Одета была в короткое чёрное платье, расшитое узором в виде мотыльков, и длинный серый плащ, струящийся до самого пола. Мрачно и пафосно обычно одеваются всякие колдуньи, а эта и выглядела соответствующе. Она стояла, чуть склонив голову набок, и улыбалась странно… даже крипово.       — Привет, — первой заговорила девчонка.       — Чё вам надо? — выпалил Сперроу, крепко сжав дверную ручку.       — Надо поговорить, — она качнула головой. — Но не здесь, разумеется.       — Ты пойдёшь с нами, — заявил Гамельтон, тоном, не терпящим возражений.       — Я никуда не пойду, отвалите.       Сперроу тут же дёрнул правой рукой и поспешил захлопнуть дверь. Полотно продвинулось вперёд на несколько дюймов, но Рэтт перехватил его левой рукой и тотчас оттянул в сторону, оставив проём открытым.       — Нет, нет, — девчонка погрозила указательным пальцем, не переставая улыбаться. — Тебе придётся пойти с нами. Хочешь ты этого или нет.       Гуд крепче сжал металлическую ручку и вновь попытался захлопнуть дверь. Дернул её с такой силой, что в запястье, точно в месте старого перелома, вспыхнула тупая боль. Гамельтон же дверь держал крепко. Ступил правой ногой вперёд и ловко подпер её краем ботинка.       — Идите нахер! Я с вами дел иметь не хочу!       — О, очень жаль. Мы пытались по-хорошему, — девчонка чуть запрокинула голову и пристально взглянула на Рэтта. — Твоя очередь приглашать.       — Тогда придержи дверь, Сенди.       Гамельтон плавно отступил на шаг, отвёл руку от входной двери и принялся расстёгивать жилетку. Длинные гибкие пальцы принялись выталкивать пуговицы из петель. Ровно три верхних, одну за другой. Правая же рука из внутреннего кармана жилета извлекла тонкую металлическую флейту-пикколо. Длиной этот инструмент был не больше одного фута. Узкий и чёрный, усыпанный серебряными клапанами, будто лепестками цветов.       Желудок Сперроу болезненно сжался. Только этой херни не хватало! Решил, значит, использовать свои колдовские штучки! А вот хер ему! Гуд вновь попытался захлопнуть входную дверь, но та девчонка, Сенди, быстро повернулась и, ухватившись на дверную ручку, буквально повисла на ней. Она не отводила от Сперроу взгляда и улыбалась так, что Гуду стало не по себе.       А затем полилась музыка. Едва коснувшись губами собственной флейты, Рэтт глубоко выдохнул и сыграл ноту ля. Затем повторил её трижды, но гораздо быстрее. Внимание Сперроу тотчас ухватилось за этот звук. Снова тройное ля. Затем быстрый переход в ре, фа, ля и плотная нота соль. Соль, соль, да соль всего три раза. Соль, соль да соль опять три раза. Ре, ми да фа… и опять была соль.       Гуд тотчас вспомнил, что раньше слышал эту песенку. Очень давно, ещё в младшей школе, когда батя со своими корешами хлестали джин в какой-то таверне на западе Мидланда. Жена хозяина пела её своим детям.       Вновь нота ля и опять три раза. Вновь нота ля и опять три раза. Вслед си, до, ре… и к до второй октавы. Ля, соль, ми, ре, ре звучит два раза…       Рэтт принялся выстукивать этот ритм каблуком узкой мужской туфли. Правая нога Сперроу тотчас дёрнулась, пятка приподнялась, и подошва сапога послушно ударила об пол.       Ля. Ля-ля-ля, повтори три раза. Ля. Ля-ля-ля повтори три раза. А затем ре-фа-ля…       Сперроу попытался захлопнуть входную дверь. Попытался вскинуть руки к голове и прижать ладони к ушам. Попытался пошевелить пальцем, но ни один из десяти не сдвинулся с места. Какого хера?!       Соль, соль, да соль и опять три раза. Соль, соль да соль звучит три раза. Ре, ми да фа… и вновь соль.       Рэтт отступил всего три шага. И Сперроу в коридор прошел три шага. Флейта в руках его звучала: ре, ми, фа и вновь соль. Сперроу прошёл вперёд три шага. Через порог ступил — и снова три шага, правой ногой отстучал от пола: ре, ми, фа и вновь соль.       Грёбаный колдун! Кто ему дал право припираться сюда и играть на своей проклятой дудке! Гуда переполнял гнев, неподдельная ярость. Дыхание сбилось с привычного ритма, сердце забилось быстрее, а в мозгах снова и снова звучала одна и та же бесконечная мелодия.       — Что нам делать с парнем этим? — пропела Сенди, хлопнув в ладоши и отступив чуть в сторону. — Рано утром, на рассвете?       Злобная малявка! Ещё и стебаться вздумала! Сперроу готов был поклясться собственной шляпой, что как только он выберется из ёбаных чар, этим двоим просто не жить. У Гамельтона давно пора отобрать флейту и засунуть ему в задницу. А с девчонкой… девчонкой можно придумать кое-что поинтереснее. Но уж точно простыми извинениями она не отделается! Раз так любит петь, так пусть споёт сначала для него, а потом для всей его банды!       Рэтт продолжал играть, ни на миг не сбившись с ритма. Пальцы его, длинные и гибкие, будто стали частью крохотной флейты-пикколо. Нажимали на серебряные клапаны в строгом порядке, заставляя их приподниматься и открывать аккуратные отверстия в теле инструмента. Губы юноши будто слились в поцелуе с пластинкой на краю флейты и безостановочно вдыхали в неё жизнь.       Ля. Ля-ля-ля, прозвучит три раза. Ля. Ля-ля-ля прозвучит три раза. Плавный ход к ре-фа-ля…       Ноги Сперроу сами несли его по коридору мужского общежития Эвер Автер Хай. Где-то за спиной хлопнула дверь в его комнату. Обернуться он не мог, но быстро смекнул, что это сделала Сенди. Охуеть, как вежливо с её стороны! Сковывать живого человека по рукам и ногам своими ебучими чарами и вести куда-то, как барана на веревочке!       С губ Гуда не сорвалось ни звука. Сколько бы он ни пытался напрячь голосовые связки, не мог издать даже писка. А флейта всё никак не затыкалась, снова и снова насвистывала своё: ре, ми, фа и вновь соль.       Рэтт шёл впереди, спиной к Сперроу. Поначалу ступал твёрдо, будто маршируя, а затем начал… танцевать. Точно подчиняясь ритму старой детской песенки, он ловко отбивал его каблуками туфель. Его ноги в узких чёрных брюках будто отделились от неподвижного торса и начали жить своей жизнью. Если правая нога ступала вперёд, то левая тотчас оказывалась позади неё, создавая идеальную восьмерку. Когда же левая выходила вперёд, то правая тотчас отступала назад. Сгибалась в колене так высоко, что каблук туфель на миг касался ягодиц.       Ноги Сперроу такой гибкостью похвастаться не могли. Суставы хрустели, а мышцы ныли от непривычного натяжения. Юноша что есть силы пытался остановиться, развернуться или хотя бы упасть. Тело его не слушалось. Ноги, будто чужие, несли его вперёд по коридору общежития, в точности повторяя те же самые движения, что совершал Гамельтон.       Раз-два — с пятки на носочек, два-три — вдруг согнуть в колене, три-четыре — шаг навстречу и начать сначала…       — Молодой человек, вы не стараетесь! — с улыбкой заявила Сенди, поравнявшись с Гудом. — Вы совершенно не стараетесь!       Ага, легко ей говорить! На саму-то чары не действуют! Или действуют? Ответа на этот вопрос Сперроу не знал. Сенди, будто крошечный мотылек, кружилась рядом по глянцевой плитке и при этом точно попадала в ритм песенки, так же отбивая низкими каблуками туфель ритм. Выпендривается, сучка белобрысая!       На втором этаже мужского общежития школы Эвер Афтер Хай стало многолюдно. Привлечённые музыкой и ритмом шагов, юноши стали открывать двери своих комнат и выглядывать в коридор. Те из них, что были посмелее, подходили почти вплотную и без стеснения снимали танцующих на камеры миррорфонов.       Да помогите же! Че вы все стоите? Трусливые выродки! Зажравшиеся мажоры! А потом дружно сделают вид, что ничего не видели, да?! Лицо Сперроу побагровело от гнева. Сердце забилось в два раза быстрее. Крик, застывший в груди плотным комом воздуха, всё сильнее и сильнее подбирался к горлу.       — Да пошли вы все на хуй! Поняли?! — выпалил Сперроу, не жалея громкости голоса.       Выпалил и не мог поверить собственным ушам. Этот голос… его собственный голос звучал с той же силой, что и раньше. Может… Может, этот самодовольный хмырь уже начал выдыхаться? Не, ну никакие ж лёгкие выдержат столько дуть в эту дудку.       Гуд попытался дёрнуться. Отвести ногу сторону и сбиться с танцевального ритма. Снова и снов пытался преодолеть чары, сковавшие его от макушки до кончиков пальцев. В последний раз он так напрягался, когда старик Бэдвольф заставил его на собственном горбу перетаскать все котлы из лабы до школьной столовой. Только в тот раз собственное тело во всём его слушалось, а теперь… теперь этот ёбаный колдун контролировал каждый волосок на его макушке.       Ля. Нота ля прозвучит три раза. Ля. Нота я прозвучит три раза. Ля. Нота ля прозвучит при рада и уйдет в ре-фа-ля…       Коридор мужского общежития подходил к концу. Сперроу точно знал, что дальше их ждал сдвоенный лестничный пролет. Лестница вниз вела на первый этаж, откуда можно было попасть в главный холл школы Эвер Афтер Хай. А вот лестница наверх выводила на третий этаж, где жили студенты третьего и четвертого курса.       Ну и куда эти ублюдки собирались его вести? Не станут же они до талого водить его по всем коридорам школы. Силёнок не хватит, чтобы не захлебнуться за своей дуделкой. А ещё скоро должен был начаться комендантский час. И если на дежурстве окажется старик Бэдвольф, коротышка Румпель или ёбнутый профессор Чарминг, то с этих выродков быстро спустят шкуру!       Рэтт ловко перенёс вес собственного тела с левой ноги на правую и тотчас начал подниматься по лестнице. Вверх, снова вверх на одну ступеньку. Вверх, ещё вверх, шаг чуть-чуть правее. Вверх ещё вверх ступай же смелее, ре, ми, фа и вновь соль.       Сперроу попытался напрячь руки. Безвольно застывшие, будто у деревянного манекена, они держались на уровне груди. Худые гибкие пальцы похрустывали костяшками, пытаясь повторить каждое нажатие на клапаны флейты. А хер там! В локтях руки не двигались совсем. Если бы чары хоть немного ослабли, если бы только можно было выставить их в стороны в форме буквы «Т». Тогда появилась бы возможность ухватиться за перила, без страха ёбнуться вниз по ступенькам и свернуть себе шею.       — О, надеюсь, ты случайно не упадёшь, — послышался голос Сенди, будто она прочла его мысли.       Только теперь Гуд обратил внимание на то, что она поднималась по лестнице, не касаясь самих ступенек. Парила всего в паре дюймов от мраморного покрытия, как… как привидение. Вокруг её ног тонкими змейками струились потоки песка. По спине Сперроу пробежали мурашки, уже не в первый раз за последние полчаса. И чем дольше он находился в компании этих колдовских выродков, тем больше мог переживать за собственную шкуру. Кем бы они ни были, доебались до него не просто так. Уж точно не за херовую игру на электрогитаре.       Ноты, уже успевшие проделать дыру в его мозге, плавно замедлились. Звучали в том же, задолбавшем порядке, но спокойнее, размереннее. Походка Гамельтона тоже изменилась. Он ступал медленнее, ровнее и больше не пытался отплясывать всякие финты. Может ему уже наскучила вся эта игра в кукловода?       Преодолев последнюю ступеньку, Рэтт оказался в коридоре третьего этажа мужского общежития школы Эвер Афтер Хай. Сперроу знал это место очень смутно. Бывал, может, от силы пару раз, но готов был признать, что ремонт старик Гримм здесь отгрохал зачётный.       Стены здесь были окрашены в тёмные, холодные оттенки. От самого плинтуса и по всей нижней трети стены краска была тёмно-синей. Чуть выше переходила в пурпурный, затем в фиолетовый. На потолке она чернела настолько, что множество точечных светильников создавали полный эффект ночного неба. Гулять по ночному лесу Сперроу нравилось всегда. В детстве он, ещё будучи сопляком, часто забирался на плечи своего бати и мог часами слушать про то, как искать стороны света, если видишь только несколько созвездий.       Любоваться всеми этими красотами долго ему не пришлось. Сенди заметно ускорилась и без труда обогнала обоих юношей. Опустилась на пол где-то в середине коридора и терпеливо ждала, пока Гамельнский Крысолов подведет добычу прямо к ней.       Что именно эти двое собирались с ним сделать, Сперроу так и не догонял. Перед началом нового семестра он подписал Книгу Наследия и официально стал для всякой знати полной занозой в заднице. Вот только колдун, гоняющий крыс, и какая-то песочная ведьма корон на башках не носили. Стало быть, работали на кого-то, кому золотая корона пережала все мозги. Ну-ну, хотелось бы уже поскорее взглянуть на этого выродка.       Как только Рэтт оказался перед Сенди всего в паре шагов, она без промедлений повернула ручку и распахнула перед ним дверь в одну из комнат. Дверь была высокая, толстая, из цельного куска дерева. На долю секунды Сперроу показалось, то он не успеет затормозить и со всей дури врежется в дверь так, что расквасит себе нос. Ноги, впрочем, его не подвели. Даже под чарами они ловко обогнули поворот и быстро вбежали через порог внутрь одной из комнат мужской общаги.       В помещении было темно, как у огра в заднице. Кроме тусклой потолочной люстры, ярким источником света здесь служила высокая латунная лампа. Лампочка в ней горела так ярко, что освещала собой всю правую половину комнаты. Там, на фоне огромного стеллажа, уставленного херовой тучей механических часов, сидел какой-то тощий хмырь. Он склонился над письменным столом и старательно ковырял отверткой какую-то железку. Уж не кореш ли это очкастого задрота-соседа? Если так, то Хампфри сегодня же вечером отхватит по самые яйца.       Флейта в руках Рэтта затихала. В грёбаный тысячный раз она издала своё ре, ми, фа и вновь соль, проведя Сперроу в глубь комнаты.       Рядом с письменным столом тощего уже стоял механический стул. С круглым сидением, высокой спинкой и широкими подлокотниками. Как только Гуд уместил свою задницу на мягкое вельветовое сидение, музыка прекратилась.       Руки юноши безвольно опустились вдоль тела, будто куски старой веревки. Тело обмякло, словно из него разом вытащили все кости. Голова кружилась перед глазами всё плыло так, что хотелось блевать. А в мозгах, будто заезженная пластинка, снова и снова играла это грёбаная ля. Нота ля прозвучит три раза и уйдет в ре-фа-ля.       Входная дверь закрылась. Отрезали путь, значит. А хер там! Если он решит драть отсюда когти, то ни один колдун со своей дуделкой его уже не остановит. Если нет пути к двери, значит, можно будет воспользоваться окнами. А рядом с окнами всегда найдется выход на балкон. А балкон уж точно самый быстрый и относительно безопасный путь наружу. Только бы придумать, как смягчить падение.       — А, мистер Гуд, — вмешался в его мысли мягкий мужской голос. — Хорошо, что вы пришли.       — Вообще-то, он не хотел идти, — пожаловалась Сенди, обходя письменный стол с другого края.       — И почему же? — юноша за столом тепло улыбнулся. — Мы же просто хотим поговорить.       Сперроу что есть силы пытался вспомнить о том, где мог раньше видеть этого тощего задрота. На вид он был точно старше девчонки и, походу, учился на одном курсе с Гамельтоном. Только выглядел сильно смазливее, чем тот. Мягкий, почти бабский голос, худое бледное лицо, длинные чёрные волосы, собранные в низкий хвост. Ещё и половина рожи закрыта какой-то железной хреновиной, похожей на деталь микроскопа. Каких только уродов не зовут учиться в Эвер Афтер Хай.       — И что тут, бля, происходит? Какие нахер разговоры? — с вызовом выпалил Сперроу, чуть подавшись вперёд. — И ты ещё кто такой?       — О, прошу прощения. Я Стефан Дроссельмейер, крёстный Натаниэля, — цилиндр монокуляра плавно выдвинулся вперед. — Уж его-то вы знаете. Он упал сегодня с лестницы, и вы присутствовали при этом, так?       Так вот оно что! Значит все эти трое — прихвостни шварцвальдского принца. Вот те раз! Теперь ясно, чего они так вскипятились. Завалились прямо в комнату, притащили на допрос к своему боссу. Только хер там упал! Всей школе уже известно, что мальчик-кукла от всех претензий отказался и виноват в падении сам. Значит, на это и нужно напирать, чтобы шварцвальдские выродки от него отстали.       — Ну да. И чё? — переспросил Сперроу, вальяжно откинувшись на спинку стула. — Он сам упал. Я тут не при чём.       Тощий посмотрел на него с сомнением. Губы поджал, бровь чуть изогнул. Не доверяет, значит… ну и похер. Пацанчик никого не обвинял, и это факт. А Гримм и Бэдвульф уже промыли ему мозги нравоучительной лекцией. А раз так, то и докапываться нечего. Признается он, как же.       — Верно ли я понимаю, что вы не хотели ему причинять вред? — Дроссельмейер недоверчиво прищурил левый глаз. — Мисс Свон утверждает, что вы стали причиной его падения. Это правда?       — Дачес трындит, — без раздумий ответил Гуд. — Она всё выдумала.       — Для чего ей это надо? Подставлять вас?       — А хрен его знает, — Сперроу выразительно пожал плечами. — Наверное, обиделась на то, что я её бросил.       Сенди тотчас разразилась смехом. Таким звонким, заливистым, что хотелось взять и затолкать ей его прямо в глотку. Лучше бы и дальше делала вид, что разглядывает одну из стрёмных механических штуковин на стеллаже.       — Это ты её бросил? — переспросила Сенди, утирая слезинку в уголке глаза. — Во имя всех птиц, да я бы руки на себя наложила после такого расставания.       — Пожалуй, это… интересная версия, — отметил Стефан, едва подавив смешок.       Ну и что за хуйня тут творится? Ради чего все эти разборки? Просто перетереть последние сплетни можно и со своими корешами, а тут торчать больше нет никакого смысла. Беспокоятся они, как же, няньки херовы. Раньше трястись было надо, когда их драгоценный шварцвальдский выродок летел вниз по лестничному проёму. Пусть ещё скажут спасибо, что он только ногу сломал. А если сунется к Дачес ещё раз, то быстро потеряет ещё и голову.       — Если это всё, я пошёл, — заявил Сперроу и попытался подняться со своего стула.       На плечи ему тотчас тяжело опустились ладони с тонкими бледными пальцами. Гамельтон, ебучая крыса, и без своей флейты достал по самую глотку. Пока остальные несли тут свою воспитательную чушь, он, значит, стоял позади. И теперь впился в плечи Гуда своими длинными пальцами, будто хищная птица когтями.       — Э, полегче! — возмущённо выпалил Сперроу, но на сидение всё же вернулся.       — Понимаете, мы очень любим Натаниэля. Он хороший мальчик, очень добрый. И всех жалеет, — Дроссельмейер чуть отстранился от письменного стола и переплёл пальцы обеих рук. — Он не просто наш принц. Мы — одна большая семья. И если член нашей семьи пострадал, мы не можем остаться в стороне.       — Ну ясен пень, — Сперроу утвердительно кивнул головой.       — Видите ли, мы склонны полагать, что вы нас обманываете. И что именно вы толкнули Натаниэля с лестницы, — блестящий латунный цилиндр вновь вернулся в монокуляр. — У вас был конфликт с Дачес. Натаниэль вмешался, а это вам не понравилось.       Гуд молчал. Молчал и пытался понять происходящее. Ну и чего эти шварцвальдские фрики добиваются? Признания? Ну и как это будет выглядеть после того, как его, Сперроу Гуда, признали невиновным? Щас, как же! Походу эти трое были ничуть не умнее матери или старика Гримма. Потрындят, поноют, что так делать нельзя, и погонят отсюда на все четыре стороны. Поскорее бы…       — Признайся уже, что ты обидел Натанчика, — Сенди подошла вплотную к Сперроу и бесцеремонно ткнула ему в грудь указательным пальцем. — Из-за тебя он сломал ногу.       — Да сказал же: я тут не причём! Старик Гримм, между прочим, подтвердит, — Гуд возмущенно взмахнул руками и тут же ощутил, как хрустнуло в локтях. — А свои домыслы засуньте себе в задницу!       — Я же говорила, что не сознается, — Сенди обернулась, обратившись к Стефану.       — Тем хуже для него, — невозмутимо добавил Рэтт.       По спине Сперроу пробежал холодок. Угрожают, значит… Ну и чё они сделают? Пожалуются старику Бэдвульфу или сразу пойдут к Гримму? Настучат матери? А вот хрен там! Вины нет. Значит, и наказания нет. А если докажут, что мальчик-кукла слетел с лестницы не сам, так это всё было по правилам Сказки. Батя вон только и делал, что портил кровь зажравшимся богатеям, и всё всегда сходило ему с рук…       — В смысле?! Ну и чё от меня надо? — спросил Гуд, пытаясь подняться со стула.       — Твой глаз, — Сенди улыбнулась.       — Чего?! Какой ещё глаз?!       — Правый или левый, — палец девушки указал поочередно на каждый. — Я даю тебе право выбрать.       Сердце Сперроу пропустило удар. Брови изумлённо выгнулись, а глаза широко распахнулись. Губы дрогнули, а затем обронили короткий, нервный смешок.       — Вы охренели?! — он резко отпрянул и вскочил со стула. — Я ухожу!       — Боюсь, вы не уйдёте, пока не расплатитесь, — твердо возразил Стефан Дроссельмейер.       Гуд резко ударил локтем и оттолкнул Сенди к краю стола, затем бросился к центру комнаты. Гамельтон, к его удивлению, даже не попытался встать у него на пути. Чокнутые! Шутили они или нет, а лучше держаться от них подальше. И пусть засунут все претензии себе в задницу! Себе и своему деревянному принцу!       Стоило Сперроу оказаться в центре комнаты, как слуха его коснулись звуки флейты. Нота си громкая и резкая, влетела в его голову длинной стрелой. Ми ударила с такой силой, будто на спину юноши упала каменная плита. Тройная нота си, плавно перетекла в протяжную ми. Ноги юноши сами собой развернулись тело к письменному столу.       Хотелось кричать. Орать во всю глотку. Звать на помощь. Но с губ Сперроу не сорвалось ни звука.       Они же не собираются вырвать ему глаз живьём? Они же просто пугают, чтобы он извинился и признал свою вину у Гримма? Ведь так?!       Ноты си и ми поочередно сменяли друг друга, точно соответствуя ритму шагов. Быстрых, частых, будто первые капли дождя перед грозой. На смену им, завыванием холодного ведра, распелись ре-ре-фа-ре-ми, а затем вновь фа-ми-фа-ре-фа. Обратный порядок нот создавал иллюзию вращения, оттого ноги Сперроу лихо повернули тело вокруг своей оси.       Мелодия нарастала, ритмичное повторение ми-ре-ре-фа-ми заставило юношу двигаться в сторону письменного стола и пустующего металлического кресла. Лишь на фрагменте фа-ми-фа-ре-фа ноги Гуда остановились, и он против воли сделал резкий оборот вокруг своей оси.       Шварцвальдцы смеялись. До слуха юноши отчётливо доносился смех тех двоих — длинного задрота и криповой девчонки. Гамельтон же без устали дудел в свою флейту и даже не думал останавливаться. Надо было разозлиться. Заматериться как тогда, в коридоре. Заорать во всю глотку так, чтобы хоть кто-нибудь пришел на помощь. Хоть кто-нибудь.       К ноте ми добавилась нота соль, и его шаги сделались более частыми. Темп музыки нарастал, завывания невидимого ветра сделались громкими и отчётливыми. Они звучали, пока Сперроу вновь не опустился на вельветовое сидение перед Дроссельмейером.       — Не пойми нас неправильно, — спокойно произнес тот, чуть склонив голову набок. — Ты обидел нашего принца. И потому должен заплатить.       — Я съем твой глаз.       Перед Сперроу снова появилась Сенди.       Да у белобрысой сучки на это не хватит сил! Как она вообще собирается забрать глаз? Вырвать? Да у неё кишка тонка!       Девушка повернулась к столу Дроссельмейера и, осмотрев содержимое ящичка для инструментов, достала из него полукруглую стамеску с тёмной, деревянной рукоятью, покрытой лаком. Осмотрев её и перехватив поудобнее, она спросила длинного:       — Стефан, можно?       Тот лишь коротко кивнул, но смотрел на происходящее с интересом.       В этот миг Сперроу напряг все возможные силы и попытался вскочить. Тело его не послушалось. Даже собственные веки упрямо отказывались смыкаться, а ресницы будто приклеились к бровям. Ёбаная флейта не унималась, пела прямо над головой. Следующая партия жуткой мелодии была спокойнее. Две ноты ре, две ноты до, две парные си надежно удерживали каждую мышцу в теле строго в одном положении. Или не каждую? Гуд только сейчас задумался о том, что даже под чарами он может дышать. А раз может дышать, значит и будет и всё чувствовать…       — Так какой? Правый или левый? — спросила Сенди, даже не пытаясь скрыть издёвки, и сделала шаг ближе. — А… не можешь определиться? Тогда сама выберу.       Указательным пальцем левой руки она принялась водить по воздуху точно в паре дюймов от лица Сперроу. Указывала то на один глаз, то на второй, точно попадая в ритм поющей флейты и приговаривая:

В тёмном лесу, среди сосен и елей,

Три странные чёрные птицы сидели.

В чаще они собирали совет,

Чтобы решить, кто чужой, а кто нет…

      Зрачки Гуда расширились от ужаса. Он следили за каждым движением её указательного пальца, будто привязанные к нему невидимой ниткой. Левый или правый, правый или левый. Всё это походило на какой-то бред. Какой-то ёбаный ночной кошмар. А что если… Что если всё это реально сон? Он сейчас проснётся и окажется у себя в комнате. Да, точно так и будет. Пусть его кто-то ущипнёт!       Закончив считалку, Сенди опустила подушечку указательного пальца точно под его левым глазом. Ногтем она плавно оттянула нижнее веко, обнажив склеру и сеточку красных капилляров, а затем… облизнулась. Кончиком языка медленно провела по собственным губам. Сперроу тяжело сглотнул. Сенди же придвинулась ближе, упёрлась коленом в край стула, точно между ногами юноши.       — И ты знаешь, нам жаль, — голос Дроссельмейера раздался где-то в стороне. — У тебя был шанс во всем сознаться.       Сознаться?! Сознаться в чем?! В том, что задал трёпку этому мелкому засранцу?! Да он всего лишь ногу сломал! А эта психопатка хочет вырвать глаз!       — Обычно я использую песок, — пояснила Сенди, нарочно надавливая коленом на пах юноши. — Ну, чтобы забрать глаз, пока человек спит. Но с этой штукой будет даже удобнее.       В левой руке Сенди показалась инструмент с деревянной ручкой и длинным лезвием. Края его, в отличие от обычного резца, были загнуты вверх, а самый конец был скруглен.       Сперроу постоянно колол пары по прикладному ремеслу. Но даже он точно знал, что видит перед собой стамеску, которую обычно используют для резьбы по дереву. Подобной он порой очищал рукоять и плечи нового лука от сучков и других неровностей.       Какого хрена?! Она же не… она же остановится? Остановится прямо сейчас…       Когда острый, выгнутый край стамески вошёл под нижнее веко и рассёк конъюнктиву, боль была такая, что Сперроу чуть не отключился. Его зрачки заметались из стороны в сторону, губы разомкнулись, и с них сорвался крик. Мир подёрнулся красным: Сенди, фигура Дроссельмейера за её спиной, очертания комнаты. Боль была нестерпимой. Острой. Острее, чем режущий край проклятой стамески. Это был сон, настоящий кошмар, но Гуд почему-то никак не мог проснуться. Хотелось потерять сознание или… просто сдохнуть. Прямо тут, на стуле. Слёзы обожгли глаза и щёки, но Сперроу даже не попытался их сдержать — боль была сильнее стыда.       Рука Сенди не дрогнула. Инструмент, предназначенный для работы по дереву, без труда справился с тонкими тканями, не повредив при этом основное тело глаза. Девчонка вновь облизнула собственные губы и сдвинула лезвие в глубь глазницы. Она была полностью поглощена процессом, но и растягивать его не собиралась. Продолжая оттягивать пальцем веко, Сенди чуть надавила на рукоять стамески, чтобы отсечь нижний хрящ. Затем плавно повернула инструмент, отделяя складки конъюнктивы у уголка глаза.       Сперроу кричал. И практически не ощущал собственного тела. Перед взором плыла плотная красная пелена. Когда стамеска сделала очередной поворот в левой глазнице, Гуду показалось, что в неё воткнули зажжённую петарду, которая лопнула и обожгла голову изнутри. Сознание его, наконец, не выдержало, и юноша провалился в темноту.