Ода смерти в белых тонах

«Мама всегда говорила, что человек должен проститься с прошлым, прежде чем идти дальше.»

©Форрест Гамп

***

      Я очнулся и смотрел, можно сказать, вдыхал забытое некогда прошлое и благоговейно его касался. Маленькая комнатушка над «баром» тёти Крис, односпальная кровать в углу, у единственного окна узкий рабочий стол. К двадцати годам он был совсем мне не по размеру, над ним приходилось сгибатся и колени с локтями деть было некуда. Прямо рядом с дверью ютился комод с самыми минимумом вещей. Странно вернутся в незапыленное помещение, лечь на свою старую кровать и слушать пьяные звуки снизу через тонкую дверь.       После того как одна из бабочек соблазинала (Крис утверждала что изнасиловала) пятнадцатилетнего меня, она заменила двери везде. В мою комнату стало не ворваться, своего рода «крепость Брикс» в борделе, смешно даже. В полевых условиях я спал на земле без четырёх стен и одного потолка и там где забота тёти не добралась бы до меня, я в ней стал нуждатся. Мне в кошмарах снились давно почившие мать и отец и от того было поганее, словно эта женщина чьего лица я не помню, меня осуждала.       Вероятно Риза была права и я должен был хоть как-нибудь лечить постоянную головную боль, но на посту фюрера было слишком много дел. Мне казалось что хватит того что я засыпал в час ночи (порой и в три), а просыпался в пять утра. Казалось, а теперь Централ остался без Фюрера, моя жена без мужа, а дети без отца. Из жопы вытащив Аместрис и её же порвав ради своих людей я сейчас лежу и не могу понять, что случилось? Последним воспоминанием был щелчек в затылке и это точно не убийство, тётя говорила, что отец умер так же. Вероятно это была аневризма. Пережив Ишвар, переворот и почти всех друзей и врагов я проиграл своему же телу.       Интересно что меня ждёт? Я бы хотел гореть в аду, чтобы пламя жарило меня до пепла и так до бесконечности. Если ада нет, я бы хотел превратится в дождевого червя и провести жизнь под землёй и умереть став ничем. Аделаида вероятно сейчас разрыдалась бы услышав мои мысли, если вспомнить, я очень удивился что кузина Ризе такая плакса. Идеальная добродетельная жена для Фюрера из сливок общества, свецкая львица и известный филантроп. Так посмотреть, и в ней не было минусов, хотя нет, я был одним большим минусом её жизни который она поддерживала.       Даже странно что мне не удавалось сейчас уловить хоть нить размышлений, что-то будто мешало. Тело такое лёгкое, словно обновился и спина не болит я даже попробовал отжатся десяток раз, после смерти оказывается так хорошо. От дальнейших отбрывчатых размышлений меня отвлек настойчивый стук в дверь, я нерешительно оглядел её и подумал, что время пришло. Но стоило распахнуть дверь, как тётя, точно фурия ворвалась в комнату крестив руки встала передо мной. Такая непривычно молодая, что я даже растерялся. — Маленький засранец! — Она своими увешанными кольцами пальцами схватила меня за ухо и потаскала туда-сюда, — Ты спалил клиенту все волосы на голове и лице!       Я хотел было недоверчиво оглядется, но тётя сильнее взбесившись, больше для виду, хлопнула себя по бедру. Это была её неизменная привычка, чтобы показать игривость, когда я был ребёноком она напускала строгости и хлопала себя, а я верил что она злилась. Верил и плакал, а её алые губы безудержное начинали дрожать и она сжимала меня в самых крепких объятьях и сильно-сильно целовала в лоб. Она обожала меня доводить и умилялась с того весьма долго, лет до четырнадцати. А потом прекратила и потихоньку очертила мои и чужие границы. — О чём речь?! Какой к черту клиент?! — Мне пришлось отдернуть от себя цепкие пальцы и только потом я застыл словно последняя деталь пазла встала на место.       Не знаю почему, но я взял тётину руку и проверил безымянный палец и на нём было то злосчастное кольцо которое она выкинула, когда мне было двадцать два. Яркий бриллиант переливался и блестел. А дальше пустона поселилась в мозгу, я словно сошёл с ума окончательно, рванув в сторону дома Ризы. В одной рубашке и брюках я бежал два квартала, то и дело оглядываясь на старые здания и вывески. Время было к часу ночи но я не стесняясь колотил в дверь одной рукой, а другой нажимал на звонок.       И стоило только учителю Бертольду открыть дверь, я робко застыл, как кролик перед удавом. Последнее что сказал, когда встревоженная тётя настигла меня и я стал окружён живыми мертвецами, было: — О, Блядский Боже-Истина…