Ветер над волнами

Прикоснись ко мне, сердце обними Чувствуешь – волны бьются на висках По моим венам плывут корабли Но всё однажды обернётся в прах* – И что я, по-твоему, должен сделать с этой пакостью? – скептически фыркнул вампир, недоверчиво глядя, как Рафаил возвращает череп в шкатулку и ставит ее на столик. – Швырнуть им в Касадора? – Уверен, что ты разберёшься, – дьявол откинулся на спинку кресла, скрещивая руки на груди. – Итак, я дал тебе всё, что требуется для победы, теперь дело за тобой. Твоя свобода ещё никогда не была так близко, мой кровожадный друг, вопрос – сможешь ли ты ее взять? – Вероятность была бы больше, прекрати ты говорить загадками! Этера видела, как вампиру не терпится подтянуть шкатулку к себе и изучить череп со всех сторон, но он не решается сделать это при постороннем. – И лишить себя удовольствия наблюдать за твоими душевными метаниями? – Рафаил засмеялся и встал, снова подходя к окну, в которое продолжали биться ледяные осколки. – Ну уж нет. Процесс не менее важен, чем результат – ты поймёшь, когда сам начнёшь играть в эту игру. А пока просто иди и сделай то, что должен по условиям нашего договора – ни одна из душ, подготовленных для Мефистофеля, не должна к нему попасть. С самим Касадором делай всё, что тебе заблагорассудится. Этера подавила желание нервно обернуться к спутнику, только любезно улыбнулась дьяволу, путь он даже и не смотрел в ее сторону. В задумке Астариона было много слабых мест, но ни одно из них не могло сравниться с идеей разозлить камбиона нарушением сделки. В глубине души чародейка надеялась, что они ещё столкнутся с условиями, делающими проведение ритуала невозможным, но пока вампир шёл к своей внезапной мечте с целеустремлённостью снежной лавины. – На этом не буду больше злоупотреблять вашим временем, господа, – Рафаил повернулся и чуть поклонился своим гостям. – Надеюсь, что совсем скоро мы будем праздновать твой триумф в Красном Замке, а пока можете оставаться здесь – номер оплачен до утра. Театрально щёлкнув пальцами, он исчез, оставляя собеседников в роскошном тёплом номере, наедине с потрескиванием камина и воем ветра снаружи. Астарион извлёк из шкатулки череп и принялся вертеть его в руках. Ничего особенного не происходило – кость оставалась простой костью: не превратилась в оружие, не заговорила, и вообще вела себя соответственно своему неживому состоянию. – Да Рафаил просто издевается надо мной! – он эмоционально взмахнул рукой, отчего в ней осталась только нижняя челюсть, а сам череп упал на пол и покатился по ковру. – Проклятье! Как это вообще можно использовать? Сделать стрелы из клыков? Или показать его Касадору из-за угла?! Чтобы я ещё раз доверился дьяволу! – продолжал распаляться вампир, швырнув челюсть на диван и вскакивая с места. – Может, мы должны выяснить, кто это, чтобы понять, что делать дальше? – предположила Этера. – Каким образом? Поболтать с ним? – вампир сделал пренебрежительный жест. Он принялся загнанным зверем ходить вперёд-назад по гостиной, а чародейка подтянула к себе отброшенную кость, хотя вовсе не горела желанием к ней прикасаться. Но кое-что в ней показалось ей странным, поэтому девушка встала подобрать и укатившийся череп тоже. Соединив голову, как положено, она поставила ее на столик, внимательно вглядываясь в пустые глазницы. И, чем больше она смотрела, тем больше ей чудилось, что внутри них пляшут золотые искры. – Аст? – негромко окликнула она вампира, но он ее даже не услышал. – Астарион! Со второй попытки мужчина всё-таки к ней повернулся, сверля таким недовольным взглядом, будто чародейка отвлекла его по меньшей мере от проведения ритуала, а не от беспорядочного метания по комнате. Этера скептически приподняла бровь, и вампир шумно выдохнул, придавая лицу нейтральное выражение. – Извини, – он подошёл ближе. – Что ты хотела сказать? – Он ещё живой, – поделилась своими наблюдениями девушка. – Что? Как это возможно? – Астарион сел рядом, смотря на дар Рафаила с новым усердием, но для его взгляда ничего не поменялось. – Ни один вампир не может быть живым в таком состоянии! – Он… как Гоуди или что-то вроде того, сложно сказать, – попыталась простыми словами описать ощущения чародейка. – Это только пародия на жизнь, конечно же, но магия не позволяет его сознанию окончательно распасться. – Он разумен? – Я не знаю, мне нужен более плотный контакт. – Идём, – он взял ладонь Этеры, второй рукой сгребая череп, и повёл девушку в спальню. Сбросив обувь, Астарион забрался на кровать, скрещивая ноги. Чародейка устроилась напротив, и вампир разместил голову посередине, чтобы они оба могли дотянуться до нее руками. – Что ж, надеюсь, это будет чуточку веселее, чем смотреть лихорадочный бред Мартина, – мужчина первым положил ладонь на костяную макушку. Девушка его мнения не разделяла – если уж они должны увидеть то, чего боится даже Касадор, то вряд ли их ждёт что-то особенно приятное. Но она повторила жест Астариона и переплела с ним пальцы, ощущая под рукой отполированную поверхность кости. С закрытыми глазами настраиваться было проще, и, хоть раньше ей не приходилось взаимодействовать с подобным предметом… или существом – Этера даже терялась, как правильно его охарактеризовать – принцип оказался тот же. Это не был разум в его привычном понимании – чародейка не чувствовала в нём ни эмоций, ни желаний – скорей, осколок воспоминаний, чьей-то злой волей запертый в своём вместилище. Ей казалось, что она пробирается сквозь непроглядную тьму, но, если в случае с отродьем это было похоже на застревание в мутном гнилом болоте, то здесь она ощущала просто пустоту, окружившую ее со всех сторон. Откуда-то сбоку вспыхнул крохотный огонёк, как будто кто-то зажёг лучину, и стал отдаляться, приглашая девушку за собой. Этера послушно последовала за ним, и вскоре огонёк распался на три части, разлетевшиеся друг от друга и осветившие три одинаковые деревянные двери прямо посреди пустоты. – Есть пожелания? – мысленно обратилась чародейка к молчаливо наблюдающему всё это Астариону. – Заходи в ближайшую, – решил вампир, и девушка шагнула к центральной двери, у которой стояла. Стоило ей потянуть на себя ручку, как темнота снова накрыла Этеру с головой, чтобы в следующую секунду рассеяться перед полотном воспоминания. Шаги по лестнице эхом отдавались в пустынном коридоре. Ступени вели вниз, в подземелье, которое почти не освещалось факелами, но Велиоту и не нужен был их свет – он превосходно видел бы даже в самой кромешной тьме. Светильники установили для смертных слуг, таких же, как те двое, что сейчас сопровождали лорда вампиров. Люди были бестолковой и недолговечной, зато очень дешёвой рабочей силой. Велиот даже не знал их имён, про себя называя мужчин “правый” и ”левый”, да и сами они не спешили привлекать к себе внимание своего господина, что, несомненно, позволит им прожить в его обществе чуть дольше. Темница насквозь пропиталась запахом крови, въевшейся в камень настолько, что не отмылась бы уже ничем и никогда, но вампира это не взволновало – он был сыт. Остановившись перед одной из решёток, он достал из кармана бархатную ленту и стал собирать в хвост свои роскошные длинные волосы, платиновыми кудрями спускающиеся ниже плеч. Затем вытащил из-за пояса шелковые белые перчатки, надел их и с тоской посмотрел на безупречно вычищенные сапоги: обычно после визитов сюда обувь приходилось выбрасывать. Повинуясь едва заметному кивку головой, Правый загремел ключами и принялся отпирать дверь, услужливо распахивая ее перед хозяином. Велиот зашёл внутрь, сразу отметив, что с прошлого визита практически ничего не изменилось: Касадор – его возлюбленное порождение, его страсть, его наказание и тайная гордость – всё так же неподвижно висел на цепях в центре пыточной комнаты. Мужчина даже не открыл глаз, чтобы взглянуть на своего создателя и палача, хотя лорд знал, что он снова пришёл в сознание. Но сегодня у него было хорошее настроение, и вампир готов был простить пленнику этот маленький неуважительный жест. Он приблизился к Касадору вплотную, в который раз отмечая, насколько его восхищает исполинское тело своего избранного раба – сам Велиот рядом с ним казался тонким и хрупким, как женщина, и очень любил играть с этим контрастом. Он обошёл свою жертву кругом, с удовлетворением отмечая, что следы от бича на спине почти затянулись – кости рёбер уже практически не были видны – и эту пытку можно повторить. Но, пожалуй, не сегодня – сегодня Велиоту хотелось чего-нибудь романтичного. – Довольно притворства, – приказал лорд, проведя пальцем по губам Касадора и наблюдая, как на белом шёлке появляются первые красные пятна. – Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю. Его раб повиновался – просто не мог не повиноваться – и Велиота ужалил полный ненависти и голода алый взгляд. – Так-то лучше, – он почти любящим жестом притянул голову отродья к себе и впился в него поцелуем, хотя ради этого ему пришлось встать на цыпочки. Лёгкий укол клыков, и на языке заскользили первые капельки крови – не такие горячие и сладкие, как кровь разумных смертных, но ничуть не менее желанные… с эмоциональной точки зрения. Резкое и неожиданное движение со стороны отродья вынудило Велиота отшатнуться и со всего размаху влепить Касадору пощёчину, а затем ещё одну – в обратном направлении. Челюсть мужчины хрустнула и перекосилась от силы ударов, но это было меньшее наказание за попытку укусить своего господина. Представив, что способна была сделать даже единственная капля его благородной крови, лорд недовольно поморщился и схватил раба за волосы. – А ты совсем не учишься на своих ошибках, мой мальчик, – Велиот говорил спокойно и мягко, стараясь не выдать гнева, что клокотал сейчас внутри. Не выдать секундной слабости и той оплошности, что едва не допустил, увлёкшись своей игрушкой без должной воспитательной подготовки. В ответ на его слова тени по углам камеры стали сгущаться, двигаться и извиваться змеями, обретая материальную форму. Правый и Левый на страже входа встревоженно заозирались, впервые увидев вампирскую магию крови, а вот Касадор точно понял, что вскоре произойдёт, и его мускулистое тело в цепях забилось дрожью. Он силился что-то сказать, испуганно глядя на хозяина – и куда только делась вся его бравада? – но вывернутая кость позволяла только бессвязно мычать. – Неужели ты так и не понял, почему уже которую ночь я держу тебя здесь? – Велиот отступил на несколько шагов, чтобы иметь возможность видеть всю картину просходящего. Тонкие нити и толстые лианы воплощённой тьмы подползли к пленнику, опутывая голые ноги. Они прошивали его мышцы иглами, пробирались под кожу и распускались сотней шипов, скользя всё выше и выше по телу. – Я не виню тебя за попытку меня убить, я даже… в некотором роде восхищён твоей смелостью, – невозмутимо продолжал вампир, глядя, как мучается раб, не в силах терпеть разрушительную мощь его магии. – Ты ошибся лишь в том, что потерпел неудачу, и теперь испытываешь на себе закономерные последствия. И так будет всегда, до тех пор, пока ты не запомнишь урок и не научишься строить планы без изъянов. Пока Велиот говорил, режущая тьма захватила тело Касадора практически до середины, но ни единой капли крови не пролилось на пол – гибкие чёрные лезвия с жадностью поглощали ее сами, подпитывая тем самым действие магии. Длинные тёмные волосы мужчины разметались по груди, и всё вместе это выглядело так, будто нити мрака тянутся друг к другу сверху и снизу. Чарующее, восхитительное зрелище. – Слабые всегда проигрывают и умирают, мальчик, но ты – мой любимец, и я не желаю тебе такой судьбы, так что даю шанс осознать свои ошибки, – лорд практически шептал, но был уверен, что порождение его услышит. Ведь их связь гораздо глубже и крепче, чем все слова, речь, жесты и действия. Они способны чувствовать друг друга – на пике наслаждения, в объятьях страха или агонии, прижимаясь кожа к коже или будучи разделёнными десятком километров. Они – творец и его творение, единое целое. И их взаимные любовь и ненависть настолько сильны, что между этими чувствами давно истёрлись границы. – Я не всегда буду рядом, чтобы наставить тебя на путь, но не переживай – отныне у тебя будет достаточно времени на размышления. В последний раз полюбовавшись фигурой мужчины, пронзённого тьмой, Велиот развернулся к выходу. Кровь отродья будет поддерживать в чарах жизнь сколь угодно долго, поэтому можно на время забыть о заносчивом сыне и переключить внимание на другие дела. А мысль о том, что сегодня он не испортил одежду, сделала его настроение ещё чуточку лучше. Картинка подёрнулась мраком, возвращая зрителей к тому, с чего они начали – пятачку света посреди пустоты и трём одинаковым дверям. Этера застыла в смятении, не зная, что делать или думать дальше: то, что ей рассказывал про хозяина Астарион, то, что она увидела в памяти Мартина, твердило о том, что Касадор всю жизнь был просто чокнутым садистом. Но в воспоминаниях Велиота – отчаявшийся, израненный, скованный – он не вызывал ни ужаса, ни злобы, скорее… – Сочувствуешь ему? – конечно же, от вампира, объединившего с девушкой разум, не укрылись ее эмоции. – Да, пожалуй, – призналась чародейка, не найдя причин отрицать очевидное. – Я никогда не задумывалась над тем, какой была его собственная жизнь в роли отродья. Он когда-нибудь упоминал своего хозяина? – Нет, ни разу. Даже имени такого не звучало, – откликнулся Астарион. – Но вот ведь мерзавец! Все эти дурацкие правила и ритуалы поклонения ему, которыми он нас изводил: я-то считал его злобным самодуром, а он просто скопировал поведение своего собственного господина. – А тот – своего, и так до бесконечности? До самого первого вампира в мире? – У нас ещё будет время порефлексировать, я уверен, – напомнил мужчина, зачем они сюда пришли, и чародейка развернулась к следующей двери. Как ни странно, при виде страданий Касадора Этера уже практически ничего не испытывала. Если в первые разы она реагировала на подобные зрелища бурно и остро, то сейчас поняла, что слишком устала переживать. Петрас, Мартин, Шаграт… за последние пару дней в ее жизни стало так много крови, что уже было нечему впечатляться. Ведь так обычно и вырабатывается безразличие? Когда чего-то болезненного становится слишком много, ты просто перестаешь это замечать, отключаешься… – Милая? Утомлённый голос Астариона намекнул девушке, что она замерла перед дверью и увлеклась размышлениями, так и не донеся ладонь до ручки. Чародейка чувствовала, что вампиру и самому не по себе от увиденного, но он был полностью сосредоточен на цели, отложив переживания до более удачного времени. – Извини, – девушка тряхнула головой и вошла во второе воспоминание. Велиот открыл шкатулку с коллекцией драгоценных запонок и, недолго думая, выбрал одну пару – сегодня ему нравились изумруды. Он вышел из-за стола, на ходу застёгивая белоснежные манжеты, и приблизился к картине, вот уже многие годы служившей ему зеркалом: с изображения в полный рост ему улыбалось собственное лицо. Пускай настоящее отражение для лорда уже давно недоступно, к его услугам всё ещё лучшие портретисты и скульпторы Врат, способные сохранить его идеальную внешность в веках. Длинные волнистые волосы цвета платины, благородного оттенка кожа, рубиновые глаза – когда-то простого эльфа, но теперь совсем иного, совершенного существа, которым сделала его ночь. Велиот всегда знал, что красив, и всегда умел этим пользоваться. – Как я выгляжу? – поинтересовался вампир у сгорбленной фигуры, сидящей на полу в углу кабинета. Касадор поднял на хозяина лицо, на котором слезы щедро перемешались с кровью, и в его глазах мелькнула мольба. – Вы прекрасны… – прохрипел мужчина, прямо на коленях подползая ближе к Велиоту и падая перед ним ниц. Так низко, что длинные волосы чёрными змеями проскользили по полу. – Вы всегда прекрасны, Мастер… только, прошу вас, не делайте этого! Лорд только презрительно фыркнул, хотя вид униженного раба потешил его самолюбие. – Умоляю! – продолжал бормотать Касадор, разговаривая с паркетом. – Я сделаю всё, что вы прикажете, только отпустите Гоуди! Велиот с недовольным шипением наклонился и дёрнул отродье за волосы вверх, чтобы видеть его глаза. – Ты и так сделаешь всё, что я прикажу! – напомнил он забывшемуся слуге. –Ты мой. Твои душа, тело и разум принадлежат мне, – вампир отшвырнул раба прочь от себя. – Мне, а не сопливому смертному мальчишке, с которым ты пытался сбежать! И сейчас ты узнаешь, что ждёт тебя за такую глупую оплошность… стража! – Нет-нет-нет! – бессвязно бормоча, Касадор попытался встать, но вернулся на пол, наткнувшись на жёсткий взгляд своего создателя. – Накажите меня, прошу! Только меня одного, Гоуди ни в чём не виноват, он ничего не знал! Велиот только разочарованно покачал головой. Несмышлёный щенок! Он действительно не понимает, что своим скулежом закапывает себя ещё глубже – чем больше он демонстрирует привязанность к этому никчёмному смертному, тем больнее сделает ему лорд вампиров. Воспринимать человека равным себе – что за глупость, что за позор! Стражники дворца вошли в кабинет, заталкивая внутрь побитого, но ещё живого и полного сил молодого человека – солдата или искателя приключений, судя по осанке и крепкому телосложению. Его взгляд испуганно скользнул по обстановке кабинета, его владельцу, и остановился на фигуре раба, сгорбившегося у ног лорда. – Кас? – мужчина дёрнулся в руках слуг. – Касадор! Что, чёрт возьми, происходит! – Так ты ему не сказал? – озарило Велиота внезапной догадкой, подтверждённой затравленным взглядом раба. – Ты даже не уточнил, кто ты теперь такой? Лорд вампиров расхохотался, весело переводя взгляд со смертного Гоуди на собственного отпрыска, скрывшего от друга такую незначительную деталь, как свой вампиризм. Отсмеявшись, Велиот разочарованно покачал головой – он обратил Касадора совсем недавно, но этот юнец уже обещает стать его головной болью. Что ж, пришло время преподать мальчишке первый урок: дружбы больше не существует. – Будь здесь и смотри. Я запрещаю тебе двигаться с места или пытаться мне помешать, – приказал порождению лорд и приблизился к смертному, удерживаемому слугами за обе руки. – На колени. Единственная капелька магии в голосе, и простые слова превращаются в приказ, которому невозможно противиться. Гоуди повис на руках у конвоиров, опускаясь на пол, позади Велиота беспомощно заскулил Касадор. Вампир за волосы наклонил человеку голову и впился клыками в открывшуюся шею, капля за каплей вытягивая из мужчины жизнь вместе с кровью. Велиоту больше всего нравился этот момент – когда тело жертвы холодеет в руках и обмякает тряпичной куклой, давая понять, что всё кончено. Прекрасная точка в завершении трагичной картины… вот только вой отродья, превратившийся в надрывные рыдания, немного смазал лорду удовольствие. – Ты просто невыносим, глупый мальчишка! – рыкнул на своего раба вампир. – Тебе так нужен был друг? – забирай его себе. Стража! В одну камеру их обоих. Когда слуги уводили Касадора в темницы, он даже не сопротивлялся. Немного позже Велиот зашёл в подземелье его навестить и замер на пороге клетки, неприятно удивлённый открывшейся картиной: его раб положил голову трупа себе на колени и тихонько бормотал себе под нос, перебирая волосы мёртвого человека. Своего хозяина он, казалось, даже не замечал, и лорд развернулся на выход, так и не сказав ни слова. Он приходил сюда снова, спустя дни, месяцы и даже годы, но каждый раз заставал неизменно жалкую картину страданий своего слуги. Тело Гоуди за это время покрывалось трупными пятнами, распухало, тлело. Его плоть распадалась, обнажая кости и распространяя по темнице зловоние, но Касадор продолжал смотреть на него с какой-то одержимой преданностью, природу которой Велиот никак не мог понять. Да и не хотел. Изображение снова померкло, оставляя Этеру в темноте разума мёртвого лорда вампиров. Будь она здесь во плоти, ее бы уже подташнивало: от жалости, отвращения и гнетущего ощущения какой-то бессмысленности всех этих страданий. Бесцельности пыток ради пыток и убийств ради убийства. – Признаться, в этот раз даже я под впечатлением, – раздался тихий шёпот Астариона. – Мне сложно было представить себе Касадора так искренне к кому-то привязавшимся. Теперь ясно, почему этот скелет таскается за ним везде – кто бы мог подумать, что их связывает настолько давняя история. Хочешь сделать перерыв? Чародейка отрицательно покачала головой. – Хочу покончить с этим скорее, – она подошла к третьей, последней двери. – Ты готов? – Да. Велиот потянулся в постели, удобней устраиваясь на груди мужчины, с которым провёл день. “Уже который день подряд” – мелькнула и тут же исчезла мысль. У лорда нет слабостей, не было и не будет, а мальчишка в его объятьях… мимолётная прихоть – не более. Он игриво провёл ногтями по коже Касадора, от мышц пресса и вверх, запуская руку в длинные чёрные волосы, поворачивая к себе его лицо. Сколько лет ему потребовалось, чтобы полностью укротить своё порождение? Сделать его послушным и внимательным, чутким к желаниям своего хозяина. Сорок? Сорок пять? Ничтожный срок для бессмертного, и долгожданная награда стоила всех его мучений над упрямством и твердолобостью своего любимого раба. И теперь он наконец-то может пожинать плоды своих многолетних трудов. Воспоминание мелькнуло и растаяло, сменившись другим. Касадор помогал господину облачиться в парадный костюм – сегодня в замке важный приём, и выглядеть нужно блистательно. Его отпрыск и сам больше не похож на оборванца, кочующего между тюрьмой и пыточной: он научился достойно подавать себя в обществе и быть украшением свиты Велиота, а не ее позором. Закончив одеваться, лорд двинулся к выходу, уверенный, что отродье молчаливой тенью следует за ним, но Касадор неожиданно замер перед портретом, раньше служившим его хозяину зеркалом. Краски от времени потускнели и местами потрескались, раму тоже давно требовалось обновить, но Велиот никак не мог решиться убрать картину отсюда или заменить другой. – Что? – поинтересовался причиной задержки вампир, гадая, что его рабу пришло в голову. – Я хотел бы написать ваш портрет, Мастер, – слуга повернулся и почтительно склонил голову. – Этот уже совсем потерял вид. – Вот как? – откровение отродья было неожиданным: Велиот и не подозревал в нем таких талантов. – Ты художник? – Я хорошо рисовал, когда был… другим, – поклон стал ещё чуть более выразительным. – Зачем тебе это? – прищурился лорд, теперь по-настоящему заинтересованный. – Я хочу сделать вам приятное. Пристальный взгляд, в котором ни тени лжи. Всё-таки Велиот проделал огромную работу над этим мальчишкой. – Вернёмся к этому вопросу после приёма. Видение снова изменилось. Велиот неподвижно стоял у драпированной бархатом стены, задумчиво глядя вдаль – шёл уже второй месяц, как он позировал отпрыску. Признаться, сначала он отнёсся к идее отродья скептически, пообещав, что, если картина ему не понравится, то он украсит ее рамой из собственных кишок Касадора. Но, увидев первый же набросок, вынужден был признать, что мальчишка действительно талантлив, поэтому теперь ежедневно уделял немного времени созданию портрета. В такие моменты, как этот, Велиот даже мог бы сказать, что он счастлив – у него в этой не-жизни было всё: богатство, сила, обожание слуг и зависть соперников. Сказал бы, если бы не кошмары, с пугающей регулярностью начавшие посещать его во снах. Иногда настолько правдоподобные и яркие, что он подскакивал на постели, пугая криками раба, и ещё долго не позволяя ему к себе прикоснуться, чтобы утешить. Однажды он даже сломал Касадору руку, когда ему показалось, что тот хочет напасть, а затем поступился принципами, позволив отродью выпить крови человеческого слуги, чтобы восстановиться быстрее. К ночи влияние взявшихся из ниоткуда видений ослабевало, и Велиот снова чувствовал себя сносно. Вот только сегодня ему стало плохо прямо во время позирования: глаза на пару секунд заволокло туманом, лорд прислонился спиной к бархату и так и сполз бы по нему вниз, если бы Касадор не отбросил свои кисти и не кинулся на помощь. После этого случая лорд обеспокоился всерьёз и начал искать любую информацию по вампирским недугам, но все источники были едины в своем мнении – вампиры не болеют. Оставалось только одно разумное объяснение происходящему – Велиота прокляли. И, как только он выяснит, кто – для этого смертного или сородича распахнутся все двери ада. Новая картинка. Сегодня Касадор должен закончить его портрет. Раб утверждает, что Велиот по-прежнему прекрасен – прекрасней всех ныне живущих – но вампир чувствует, что тот говорит так лишь из страха прогневать господина. Лорд не может наблюдать своё отражение, но видит, как морщится и шелушится безупречная некогда кожа, выпадают клочьями платиновые пряди, кровоточат его собственные дёсны при попытке напиться. Он тщательно скрывает изменения одеждой и косметикой, он даже изгнал порождение из своей постели, чтобы тот не видел его в таком состоянии, но чем дальше – тем хуже становится, а виновника Велиот так и не нашёл. Он был уверен, что теперь Касадору приходится писать портрет по памяти, но всё равно каждый день соглашался позировать ему. Тишину нарушал только шорох кисточки по холсту, когда лорд вампиров ощутил, что не в силах больше держаться на ногах. Он обмяк и съехал на пол по стене, только в этот раз любимый раб не спешил ему помогать. Слуга бросил на хозяина оценивающий, практически довольный взгляд, и сделал ещё пару мазков. Внутри Велиота яркой вспышкой родился гнев, но сил ему, к сожалению, не придал. – По… помоги мне, немедленно! – стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, приказал он, но отродье только нагловато усмехнулось. – Подождите ещё немного, Ма-а-астер, – последнее слово он протянул с откровенно издевательской интонацией. – Мне осталась всего пара штрихов. – Ты хоть представляешь себе, червь, что тебя ждёт после этого? – злобно зашипел вампир, не понимая, почему порождение не подчинилось приказу сию же секунду. – О да! – мужчина театрально взмахнул кистью. – Могущество, величие… Вознесение, быть может. Чего совсем нельзя сказать о тебе, хозяин. Выглядишь ты как-то неважно. Улыбка мужчины была такой надменной и расслабленной, что Велиот наконец-то всё понял. В первую минуту его захлестнула новая волна злобы, но затем так же быстро схлынула, оставив после себя привкус мрачного удовлетворения. Его возлюбленный раб и лучший ученик хорошо усвоил свои уроки и всё-таки превзошёл своего создателя – научился терпеливо выжидать, притворяться покорным и строить планы без изъянов. – Это ты меня проклял, – Велиот утверждал, а не спрашивал, по-новому глядя на своё отродье. – Как тебе это удалось? – Просто делал всё то, чему ты меня учил, – Касадор отложил кисти, убрал палитру и развернул мольберт с холстом к лорду. – Ты только взгляни на это. Законченный портрет оказался прекрасен – если это была не лесть со стороны слуги, и Велиот на самом деле такой, то ему даже жаль, что совсем скоро мир лишится этой красоты в его лице. – Знаешь, пожалуй, я даже его сохраню, – отпрыск задумчиво сравнивал картину с оригиналом. – На этом холсте останется лучшее, что в тебе когда-либо было… вместе с твоей силой, конечно же. Ритуал Идеального Убийства потому так и называется, что может быть облачён в любую форму. Разве кто-то заподозрит в своих бедах краски и кисти, верно? Касадор приблизился к создателю и встал на одно колено, чтобы их глаза были на одном уровне. – Не переживай, Мастер, быстро ты не умрёшь, – раб самоуверенно откинул волосы с шеи поверженной жертвы. – Но кое-что я хочу забрать у тебя прямо сейчас. Он потянулся вперёд, и Велиоту стоило огромных трудов собрать остатки всех своих сил, чтобы впиться пальцами в подбородок мужчины. Касадор вскрикнул и отшатнулся, вызвав у лорда приступ истерического смеха. – Ты боишься… – губы Велиота растянулись в улыбке, возможно, последней в его жизни. – Даже сейчас, даже в момент своего триумфа, ты всё ещё меня боишься… Ответом ему было злобное рычание, и клыки раба впились в тонкую шею. Раба, который сумел победить, но который никогда не станет бывшим. Показав всё, что было в его силах, осколок памяти Велиота погас, возвращая Этеру и Астариона в реальный мир. Видя, в каком раздрае вернулась девушка, вампир вытащил из-под их переплетённых рук череп и выбросил его на пол. Затем обхватил кисть чародейки обеими ладонями и поцеловал кончики пальцев. – Давай вернёмся к огню, тут прохладно. Из-за продолжающейся метели за окном в спальне действительно стало менее комфортно, чем в гостиной, но руки девушки были холодны и подрагивали вовсе не поэтому. Астарион усадил Этеру в кресло у камина, а сам поворошил угли кочергой и подкинул ещё дров. – Схожу вниз, куплю тебе вина, – решил Астарион, с сомнением глядя на спутницу, будто размышлял, безопасно ли оставлять ее одну. – Лучше просто чая с травами. Успокаивающими, – озвучила своё пожелание чародейка, боясь, что алкоголь только усугубит ее терзания. Вампир молча кивнул и вышел, накинув куртку с капюшоном. Этера и сама не могла внятно объяснить, что из увиденного её настолько задело. Сцены крови и пыток уже не пугали так сильно, а оригинальный способ, который Касадор выбрал для расправы над Велиотом, девушка могла бы даже назвать красивым. По меньшей мере, изящным, и в других обстоятельствах она бы непременно им восхитилась. Но в данный момент чувствовала себя на редкость паршиво – несоразмерно увиденному. Возможно, дело было в том, что она не рассчитывала разглядеть в Касадоре кого-то, кроме врага, которого нужно уничтожить, и это выбило ее из без того хрупкого равновесия. Астарион вернулся, ведя за собой разносчицу. Девушка водрузила на столик поднос с заварником, чайной парой и блюдцем сладостей, и с лёгким поклоном вышла обратно в коридор. – Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, – видя, что настроение чародейки ничуть не изменилось, вампир уселся в соседнее кресло, налил чай в чашку и передал ей в руки. Но, вопреки заботливым жестам, голос его зазвучал крайне недовольно. – Чувствовал это в твоих мыслях, а теперь читаю по глазам – ты всё ещё жалеешь ублюдка! – Можно сказать и так, – призналась Этера, пригубив горячий напиток, и морально уже приготовилась обороняться: Астарион в таком настроении не разбирал, с кем воюет, бросаясь и на своих, и на чужих. – Но, кажется, это недостаточный повод для упрёков, ты не находишь? – А ты предлагаешь мне подождать, когда тебя озарит мыслью о том, что мы не будем вредить Касадору, потому что “о, боже, он ведь тоже страдал! Совсем как ты, Астарион”? Чародейка вздохнула и вернула чашку на блюдце. В целом, он был не так уж и не прав, пародируя ее реакцию: к примеру, дроу в темнице она помогла именно по этой причине – увидела в нём сходство с мужчиной, которого любила. Но иногда вампир заходил в своих мнительных гипотезах так далеко, и накручивал себя настолько, что Этере хотелось бесхитростно придушить подозрительную и вспыльчивую нежить. – Я предлагаю тебе для начала остыть и подумать, кому ты это говоришь, – спокойно, но твёрдо произнесла девушка, отставляя чай на столик. – Я в первую очередь твой главный союзник, и только во вторую – подружка, готовая прощать твою грубость. Астарион недовольно засопел, явно заготовив новый язвительный комментарий, но так и не решился его озвучить. И это уже было неплохо. – Касадор погибнет в любом случае, Аст, – уже мягче продолжила чародейка. – Неважно, что я о нём думаю: хороший он или плохой, жертва он или садист. Он умрёт, потому что он наш враг – твой враг. А я выбираю мужчин не по принципу “кто кого перестрадает”! Мне жаль его, это правда. Жаль, потому что, возможно, он – в отличие от тебя самого – не выбирал становиться мерзавцем, – Этера как раз вспомнила, о чём мечтал ее мужчина до того, как стал отродьем. – Но, если ты ещё не заметил – я сейчас здесь, с тобой, а не с кем-либо ещё. Не с Уиллом, не с Вестаром, не с Марой и не с Касадором, чёрт тебя дери! Так что хватит по любому поводу записывать меня в предатели. В завершение своего эмоционального монолога девушка подхватила чашку и опустошила наполовину, не дожидаясь, пока напиток станет менее горячим. Астарион хищным плавным движением поднялся со своего места и навис над Этерой, уперевшись руками в подлокотники ее кресла. – Вот как? И что же держит тебя с таким мерзавцем, как я? – прошипел он гневно. – Это, – чародейка положила ладонь себе на сердце, а затем потянулась к лицу вампира. – И это. Она вовлекла его в поцелуй, ожидая какой угодно реакции: что он гордо выпрямится и отойдёт, что будет груб, до крови прокусывая ее губы, но Астарион ответил ей удивительно чутко. – И какая же личность говорит в тебе это: союзника или подружки? – успокоившись, усмехнулся он, потянув Этеру к своему креслу и усаживая себе на колени. – Это неважно – они обе не слишком умные, раз уж связались с тобой, моя возлюбленная нежить, – тепло улыбнулась девушка ему в ответ, проводя пальцами по острой скуле. – Ну ладно, – примирительно резюмировал мужчина. – Поскольку мы выяснили, кто здесь любимчик, давай перейдём к обсуждению моих менее популярных сородичей? Тебе ничего не показалось странным во внешности Велиота? – Если ты про ваше с ним сходство, то да, я его заметила. Астарион был выше и сложен менее женоподобно, но черты лица, оттенок волос, взгляд – у них с создателем Касадора было очень много общего, что наводило девушку на определенные выводы. – Мне, знаешь ли, сложно судить – впервые за сотни лет я видел себя только мимолётным отражением в твоём сознании, – признался вампир с ожидаемой ноткой грусти в голосе. – Но теперь эта мысль не даёт мне покоя. – Ты считаешь, Касадор с самого начала задумал сделать тебя отродьем? Из-за сходства с Велиотом? – А как иначе? Разве ты отказалась бы от возможности поиздеваться над копией того, кого ненавидела и боялась долгие годы? Чародейка только вопросительно подняла брови – уж кому, как не Астариону, было знать, что она предпочитает другие методы. – Согласен, глупое вышло сравнение, – рассмеялся ее недоумению мужчина. – Но зато теперь я понимаю, отчего Касадора так перекосило, едва он впервые меня увидел – разве что не затрясся. А я-то, дурак, ещё наивно подумал, что он впечатлён моей красотой… – Но, если он сразу задумал тебя поработить, к чему было столько времени изображать дружбу? – не укладывалось в голове у Этеры. – Он могущественный вампирский лорд, зачем ему уловки, когда можно просто взять желаемое? Касадор нашёл тебя в подворотне, что мешало сразу там подкараулить? – Дело именно в том, что он – вампирский лорд, как ты и сказала, – пожал плечами Астарион, словно объясняя очевидное. – Возможно, хотел поиграть со мной подольше: ведь разрушить привязанность гораздо интересней, чем сразу вызвать к себе ненависть, если хочешь сделать больно. Возможно – взять с меня как можно больше материальных ресурсов, не знаю. Но, когда ты сильный и бессмертный, просто брать быстро становится скучно. Как бы то ни было – своё он получил, а я теперь понял, почему мне доставалось чаще всех прочих отродий. – Интересно разрушить привязанность, говоришь? – подозрительно прищурилась чародейка, слух которой резанула эта фраза. – Тебе не нужно примерять это на себя, драгоценная, – Астарион поспешил коснуться ее лица ладонью. – Признаю, в некоторых обстоятельствах мне очень приятна твоя боль, но я не хочу, чтобы ты меня ненавидела – я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда. Не только телом, которое легко принудить, но ещё этим и этим, – он по очереди дотронулся до ее лба и груди напротив сердца. – Кажется, у смертных такой набор эмоций принято называть… любовь? – Слышу в твоих словах интонации Густаво, – со смешком отметила девушка, хотя не могла не признать, что слова вампира что-то в ней задели. – Ты бы предпочла, чтобы я продолжал учиться у Касадора, м? – Нет, – Этера покачала головой. – После того, что Касадор делал с вами, он не кажется мне эффективным правителем. – Причём здесь мы? – удивился вампир. – Мы были просто его рабами, только и всего. В политические игры он играет со смертными. Девушка лукаво улыбнулась ему, вспомнив кое-что занятное. – Я ведь уже упоминала, что рабство в Амне легально? – Да, и что? – В Аткатле самых ценных и дорогих рабов никто не ловит на улицах и не сажает в клетки, хотя такое тоже бывает в порядке исключения: тебя бы, например, точно похитили, – ехидно уточнила она. – Но в целом там понимают, что тот, кто раньше был свободным, никогда не станет хорошим слугой. Свобода всегда зовёт обратно, поэтому придётся постоянно следить, чтобы человек не сбежал, не предал или даже не воткнул нож в спину своему хозяину. Зачем тратить столько сил на подавление чужой воли, если рабов можно просто выращивать? – Как скотину? – хохотнул мужчина, демонстрируя клыки. – Звучит цинично, но да, в общих чертах ты прав. Если человек… любой смертный не знал иной жизни, кроме как быть рабом, он не будет к ней стремиться. Его можно с детства обучить любым навыкам, вылепить кого угодно: от рудокопа до куртизана. Его не нужно заковывать в цепи, ломать и сажать в подвал – он будет подчиняться хозяевам добровольно, потому что именно хозяин для него источник всех благ. А некоторые рабы преданы своим господам настолько, что готовы защищать до последнего вздоха. Какого слугу ты сам предпочтёшь видеть рядом с собой? Того, кто ради тебя бросится на нож, или того, кто только и думает, как бы вцепиться тебе в глотку? – вопрос, естественно, был риторическим. – На этой нехитрой логике держится экономическая и политическая стабильность всего Амна, поэтому – да – я никогда не пойму Касадора, как правителя. Он слишком много энергии сливает в канализацию… – Теперь я слышу в твоей речи интонации Густаво, – довольно прищурился Астарион. – Ты точно не бейнит? Твои слова звучат очень правильно применительно к смертным, драгоценная, – возразил он. – Но Касадор – вампир, и ему от слуг нужна не только эффективность. Последние дни ты и сама имела возможность наблюдать, какие развлечения предпочитают в Красном Дворце, каких наслаждений ищут мои сородичи. Ты знаешь правду и о моих удовольствиях тоже… когда в твоих руках сосредоточена абсолютная власть над другим существом, очень сложно ей не злоупотребить. – То, что ты описал, в полной мере применимо и к смертным, – фыркнула Этера. – Вспомни себя до превращения в отродье, драгоценный, о чём ты мечтал? Проблема Касадора не в том, чего он хочет, а в том, что пытается усидеть одновременно на двух стульях: доводит своих рабов до белого каления и требует от них же преданности и работоспособности. – И как бы на его месте поступили амнийцы? – Не смешивали бы две этих категории. Хочешь издеваться над людьми, пытать, убивать их? – делай это, если приспичило. Но не допускай того, чтобы униженный и озлобленный раб после твоих развлечений имел возможность приблизиться к тебе на расстояние удара. И, тем более, не доверяй ему тайны или важную работу – чем всё это закончится, нам сегодня любезно показал Велиот. Астарион весело рассмеялся, глядя на Этеру с мрачным восхищением. – Знаешь, иногда твоя трогательная симпатия ко мне заставляет забывать, какая ты на самом деле дрянь, моя милая ведьма, – он любовно заправил прядь волос ей за ухо. – После всех этих речей мне даже странно, что вид крови привлекает тебя только на своём собственном теле, – пальцы вампира заскользили вниз от ее шеи до выреза рубашки. – Я правда не люблю пытки, это… варварство, – призналась чародейка, силясь описать свои мысли на этот счёт. – Ещё они будят слишком много воспоминаний, которых я предпочла бы никогда не иметь. Но я тебя не осуждаю, – она провела рукой по платиновым кудрям. – Я бы скорей удивилась, если бы после жизни у Касадора тебя не манила жестокость. Как и он сам просто не мог стать другим после Велиота. – Зато теперь я выяснил, почему наш лорд так кичился своим талантом художника – после той-то милой шутки, которую он провернул со своим создателем! – Астарион забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Жаль, что мы не сможем повторить этот фокус на нём самом, а всё, что нам досталось от дьявола – старый череп с горсткой воспоминаний. Ну, узнали мы, как Касадор боится своего хозяина, что с того? Он ведь всё равно мёртв. – Тем страшнее будет для него встретить Велиота снова, – задумчиво протянула девушка. – Что ты имеешь в виду? – мгновенно заинтересовался вампир. – Пока не знаю точно, – призналась Этера, постукивая ногтем по подбородку. – Я уверена, что Рафаил не дурак, и дал нам достаточно зацепок для решения этой головоломки. Но об этом я согласна думать только на свежую голову. Чародейка допила остывший чай и вместе с вампиром забралась под тёплое одеяло в спальне, но сон всё никак не шёл. Девушка знала, что у Астариона к ней особенное отношение – знала не только по словам, но и чувствовала это в его разуме, когда они соединялись. Она не знала только, как долго ещё это способно продлиться. Вампирское отродье и лорд вампиров не были какими-то принципиально разными видами, и главное их различие заключалось только в наличии или отсутствии возможностей. И теперь Этера вынуждена была размышлять, как получение мужчиной могущества лорда отразится на ней самой – когда его желания станут ещё более изощрёнными, а укусы по-настоящему опасными. И какой смысл он уже сейчас вкладывает в слово ”всегда”. *** Утром их разбудила горничная, вежливо намекнув, что пора освобождать или продлять аренду номера. Хмурый Астарион хотел было бросить ей горсть монет, но Этера рассудила, что, раз уж их всё равно подняли, оставаться здесь дольше не имеет смысла. Быстро собрав свои вещи и упаковав череп обратно в шкатулку, они – чертыхаясь и зевая – спустились вниз к завтраку. Постояльцев в зале в такую рань было немного: явно опохмеляющийся бледный дворф с кружкой пива в руке да угрюмый лесной эльф, тоскливо размазывающий кашу по тарелке. Презрительно оглядев такую компанию, вампир выбрал столик ближе к эльфу, а чародейка подошла полюбоваться видом из окна: за ночь метель закончилась, но снег никуда не исчез, запорошив улицы, клумбы и кроны зелёных деревьев. Яркое солнце слепящими искрами отражалось от сугробов, так что наружу было даже больно смотреть, но девушка не могла не признать, что зрелище великолепно. Заказав у разносчика омлет с ветчиной и зеленью, Этера устроилась рядом с вампиром. Лесной эльф в углу начал надсадно кашлять, прикрывая рот рукавом, чем заслужил новый неодобрительный взгляд Астариона, очень выразительный даже под надвинутым капюшоном. – Надо попросить владельца, чтобы его вывели, – даже не пытаясь приглушить голос, заявил вампир. – Как мы вчера выяснили, заболеть тебе всё равно не светит, – мягко напомнила ему девушка. – А тебе? – капюшон качнулся в ее сторону. – Ещё скажи, что у чародеев иммунитет к лёгочной гнили или что там такое у этого проходимца. Этера с улыбкой взяла его кисть обеими руками и поцеловала раскрытую ладонь, затем прижав ее к своей щеке. – Никогда не перестану удивляться тому, какие любопытные формы способна принимать твоя забота, – промурлыкала чародейка, глядя в тень под капюшоном. – Но я правда не думаю, что того, кто способен оплатить номер в Песне, можно назвать проходимцем. Она говорила тише, чем вампир, но в целом ей было наплевать, слышит ее эльф или нет. Впрочем, их вынужденный утренний сосед выглядел настолько неважно, что вряд ли ему было дело до болтовни за другим столиком. И дело было не только в простуде – мужчина явно мучился какими-то душевными терзаниями, то решительно отворачиваясь и отодвигая от себя миску с кашей, то стекленеющим взглядом изучая улицу за окном, то притягивая тарелку обратно и заставляя себя проглотить ещё ложку. А, зная уровень кухни в этом заведении – проблема точно была не в том, что каша невкусная. Когда девушка уже наполовину съела свой собственный завтрак, с улицы в таверну забежал мальчишка в запорошенных снегом ботинках и стопкой свежих газет в руках. Бармен отсчитал ему горсть монет и положил Балдурский Вестник на полку под доской объявлений – для постояльцев и посетителей Песни газета была за счёт заведения. Поманив служанку, Астарион потребовал себе один экземпляр, быстро пробежался по статьям и раздражённо фыркнул. – Ого, как нынче популярны дроу, – он протянул Этере пергамент и добавил уже тише. – Ну и нам немного славы досталось. Заинтригованная чародейка подтянула Вестник к себе и сразу увидела кричащий заголовок: “Серийные убийства во славу Абсолют продолжаются! Предупреждение от редакции: статья содержит описания сцен насилия, не рекомендуется к прочтению впечатлительным особам, беременным женщинам и детям”. Уже на этом моменте девушка криво усмехнулась – лучшего способа привлечь внимание к тексту сложно было и придумать, поэтому уже к обеду о его содержании будет знать и говорить весь город. “Секта Абсолют, уже многие месяцы терроризирующая Врата Балдура, потрясла нас новым, на этот раз двойным убийством. Первой ее жертвой стал почётный гость города – добропорядочный наёмник, ни разу не запятнавший своё имя недостойными делами – полуорк по имени Шаграт. Вечером второго дня мужчина арендовал номер в Ласке Шаресс и отправился в него отдыхать после тяжёлого заказа. Работники заведения не вспоминали о нем ещё несколько часов, ровно до тех пор, пока он не спустился из своей комнаты в совершенно неприглядном виде: кровавым дождем пролившись на головы другим посетителям. Разобравшись с паникой в зале и поднявшись в номер полуорка, сотрудники Ласки обнаружили гостя с содранной кожей и в буквальном смысле вывернутым наизнанку (Примечание редакции: это были не единственные травмы, но газета не может дать подробностей по этическим соображениям. Более того, журналиста, прибывшего туда на вызов, потом пришлось выносить и отпаивать успокоительным). Медицинская экспертиза показала наличие в его организме паралитика, что вкупе с отрезанной рукой даёт нам прямую наводку на деятельность вышеупомянутой секты. Следствие передано всполоху Лиаре Портир: по предварительному заключению, в преступлении виноват дроу-абсолютист. Незадолго до убийства Шаграта посетители бара видели мужчину в доспехе дроу, сопровождаемого молодой женщиной, которую приняли за работницу заведения. Огненные Кулаки арестовали также двух тёмных эльфов, оказывающих в Ласке интимные услуги. На момент преступления у них имелось алиби, но следователь не исключает, что они с убийцей могли быть сообщниками. Второе преступление произошло на следующий день, и явно связано с первым: на этот раз погибла сотрудница увеселительного заведения – эльфийка, настоящее имя которой нам так и не удалось выяснить. По словам своей начальницы, девушка провела ночь с гостем-полуорком, но ушла раньше конца своей смены, а наутро прислала записку, что приболела. Уже в обед соседи по общежитию нашли ее мёртвой – истерзанной и так же лишившейся руки. Связь между двумя этими случаями устанавливается. Всем, кто знает что-то о происшествии…”. Дочитывать рекомендации газеты Этера не стала, отложив пергамент на край стола. Эльф в углу продолжал заливаться булькающим кашлем, прерываясь лишь на то, чтобы попытаться заглушить приступ глотком кофе, а потом поднялся и тоже взял экземпляр газеты. – Меня приняли за проститутку, – недовольно поморщилась чародейка, возвращаясь к омлету. – Согласись, тебе повезло больше, чем Астрее? – цинично отметил вампир. – Я предупреждал дроу, что шлюха уже не жилец, но ему приспичило поиграть в милосердие. Хотя было бы гораздо милосердней прикончить ее во сне. Из угла с кашляющим эльфом послышался хлопок и скрип отодвигаемого стула: мужчина сердито бросил газету на столешницу и быстрым шагом вышел за дверь. – Кажется, новости этому эльфу по вкусу не больше, чем местная еда, – насмешливо усмехнулся вампир ему вслед. *Green Apelsin – “Прикоснись ко мне”