Хорошая девочка

      «Она снова здесь», — первое, что сказал модельер своей помощнице. Уютова подняла глаза сначала на своего руководителя, а затем перевела взгляд на Пушкареву застывшую в дверном проеме. Красные глаза за бликом очков, пряди волос, торчащие из-за ушей, поджатый рот. Отложив чертеж, женщина непонимающе нахмурилась. — Скажите, Милко, я правда такая… уродливая? — Ровным голосом. — Во мне правда нет ничего красивого?       Кудрявая голова Вукановича еще некоторое время склонялась над столом и молчание в мастерской нарушалось лишь чирканьем карандаша. Мужчина обернулся, оглядел Катю с ног до головы и сказал. — Красота е эластичное понятие. — Растяжимое. — Тихо подсказала Уютова, на что Милко элегантно отмахнулся ладонью.       Катя запрокинула голову, не давая пролиться слезам. Послышался приказной тон Вукановича: «Подойди». Вытянув ее за руку на свет, он снял с девушки очки. Два задумчивых лица тут же поплыли по берегам слез и близорукости. Катя сморгнула. — Зашто плачешь, девойко? Товарищ Жданов что-то ляпнул, не иначе.       Одно лицо пропало. Модельер же схватился за Катины руки, вытягивая их в стороны, снова к себе, присматриваясь к пальцам и ногтям. Небрежно покрутив ее, Милко распустил ей волосы, затем собрал те в кулак, снова распустил и заправил прядь за ухо. Как неодушевленную куклу. — Держите, Катя.       Ей под нос сунули кофе с крепко-сладким ароматом ликера. — Раздевайся!       Катя скривилась от привкуса алкоголя. От кофейного шота у нее разболелось в носу и потеплело в груди. Милко брезгливо тронул лацкан ее пиджака. — За-чем?       И снова поморщилась. От внутреннего мандража голос жалко слабел, а язык запинался. — Я все решил. Мы тебя исправим! — Я хоть и уродливая, но не сломанная вещь!       Уютова раздраженно цокнула. — Катя, вы не уродливы. Вы просто не умеете водить Феррари. — Женщина, послушная своему маэстро, принялась стягивать с нее слои одежды. — Можно иметь красоту, но не уметь ей пользоваться.       Нежные руки едва касались Катиной кожи, пока расстегивали пуговички на рубашке. Милко тихо заметил, что у той хороший материал. Катя схватилась за края ткани, закрывая грудь. Уютова спокойно развела ее руки, открывая вид на бежевый бюстгальтер, и натянутые до пупка черные колготки. — У вас роскошные глаза. Ресницы и брови бледные, но это вашей внешности «melting lady» и не нужны чернявость.       Ольга не церемонясь сорвала с плеч девушки рубашку и коснулась застежки на простой юбки ниже колен. Милко задумчиво стоял в стороне. — Очень красивый, аристократичный нос. Маленький, прямой, ровненький. — Женщина улыбнулась. — У меня нос как у утки клюв, но я вам почему-то страшной не кажусь. — Может вы никогда не замечали, но губы у вас бантиком. Необычная форма. Но не стоит на ней акцентировать внимание. Таким губам не подойдет яркая помада. А вот коричневая, бежевая, или просто бальзам.       Ольга уложила ей ладони на бедра, стоя совсем близко, обдавая пряным ароматом своих духов. — Во внешности бывают достоинства и особенности. Особенность нужно подчинять себе, делать из них достаток. У Киры например очень высокий лоб, но ее прическа, как ни странно, делает этот лоб гармоничным всему лицу. Я правильно говорю, Милко?       Вуканович тепло улыбнулся, не отводя круглых глаз от своей жертвы. — Правильно, душа моя. Но фигура у вас, Кетрин, тоже… у реду. Не модельная — очевидно.       «В переводе — хорошая». Уютова улыбнулась. Улыбка эта не касалась светло-карих глаз. — Сними колготки, мы смотреть на ноги. — Я стою почти голая, разве так не видно?       В мастерской оказалось холодно. Горячее сердце испуганно билось в грудной клетке, а кожа покрывалась мурашками. Катя прикрыла живот и грудь. — Если вы решили поиздеваться… — Вы издеваться над собой всю жизнь, Пушкарева! Раз хочешь стать женщиной, даже ради мужчины, то нельзя бояться. Слушайтесь! — Вспылил Милко. — Я уже обращалась за помощью! Вы, мастер, ничего мне не сказали! Рассмеялись. Правду сказал только Воропаев.       Раздраженно фыркнув, модельер отвернул голову в сторону. За него вступилась Ольга: — Это общество, Катерина, серпентарий. Для всего персонала сталонеожиданным появления такой персоны… — женщина многозначительно обвела фигуру Кати рукой, — как вы. У вас с рождения высокий статус, лучшее образование и вы, что странно, устраиваясь в модную индустрию, не подготовились. Все считали это плевком общественному вкусу. Вашим личным выбором, а не…       Катя переступила через юбку, в кругу которой стояла, и нерешительно взялась резинку капроновых колготок. К бежевому бюстгальтеру было надето темно синее нижнее белье с трогательными розовыми бабочками. — Мы дадим тебе новый костюм. Это все выкидываем. Кроме рубашки.       Уютова подобрала с пола пиджак и юбку, выдвинула ногой урну с изрисованными листами бумаги и бросила сверху комком. — Нужно что из двадцатых, или стиль Твигги! — Милко выдвинул стойку нарядов, принимаясь перебирать вешалки. — Тебе не подходит спорт или что-то сильно женственное. Нужны еностован стил платьев, прямые, как треугольник. Черный и коричневые цвета тебе подойдут. То платье в горошек было очень даже у реду. Леп-леп. И акцентима. Акцентима скажут, что ты не простая девойка, а что в твоем тихом омуте… А может?       Уютова накинула Кате не плечи свой платок. Холодный шелк сначала обжег кожу, а потом стало теплее. — Вы расстались с Андреем Павловичем?       Опустив глаза в чертежи лекал, Катя некоторое время молчала. — Нет. — Она покачала головой. — Почему вы с Милко подумали, что я пришла из-за него?       На раскройный стол прилетели несколько платьев и костюмов, затем набитая коробка рядом. Модельер устало выдохнул. На белом столе пестрели глубокий цвет синевы, переливался золотой, и завлекало черное кружево. Ольга Вячеславовна повелительно коснулась подбородка Кати, заставляя оторваться от разглядывания тканей. — Глаза — зеркало души. А ваши зеркала такие большие, что видно всю изнанку. И обиды и желания.       Катя выдернула подбородок из теплых пальцев. «Учту», — пробормотала она, плотнее запахиваясь в чужой палантин.       Милко выпнул из склада еще одну коробку, та свалилась, и на пол вывалилась туфля. — Слушай пажливо, Кетрин! — Мужчина деловито прислонился к столу, вытянул пустой лист из кипы бумаг и быстро начертил женскую фигуру. — Ты пешчаны часы. Носить мини юбки, завышенную талию и карандаши. Никаких узких брюк! Платья без бретель, никаких мешков, носи вторую кожу, кашемир, трикотаж, атлас — это будет сексуально. И умоляю, в следующий раз расстегни хотя бы две пуговицы на рубашке! Покажи сиськи!       Рука мастера ловко вырисовывала юбки и пояса на новых и новых фигурках «бумажных Кэтрин». Настоящая завороженно наблюдала и краснела. — На вот еще. — Мужчина притянул к себе коробку через все документы и раскиданные вещи, сминая и сваливая их. В коробке оказались шейные платки, бусы и пояса. — Дарю любые из них. Это стари коллекции, но мои вещи можно носить десятилетиями! Верно, Олечка?