Fraсtal

      Назавтра он решает двигаться дальше — не отклоняясь от пути. Сгустки памяти проносятся мимо, мелькают образы. Вот рядом сверкнул самородок — рай, обещанный преступником, но не утративший из-за этого имени. L минует его, не задерживаясь.       Чем больше воспоминаний о Кире он встречает, тем ближе он к ядру, тем громче стук тёмного сердца из соли, льда и тьмы.       L не знает, что будет там, когда он его найдёт. Что это будет? Что оно — то, что сделало примерного высокоморального ученика — массовым убийцей?       Кира, что же ты такое?       Ранее ему было безразлично — это не имело значения для раскрытия дела, но теперь это имеет значение для раскрытия Лайта. L должен знать.       Он должен знать, с кем — чем — он встретится.       Он составлял психологический портрет Киры — но этого мало, всего лишь размазанный набросок на плоском листе, тогда как личность даже не трёхмерна — каждое погружение открывает следующий уровень…       Лайт не сумасшедший, и его сознание целостно. Банальные гипотезы о безумном Хайде придётся сразу выбросить в урну. Лайт не психопат — во время этапа Ёцубы он со своим упрямым моральным кодексом даже ему, L, мешался под ногами.       Ментальная интервенция сотворила в Ягами, который сейчас сидит перед ним, накрепко прикованный ремнями к железному стулу, несколько надломов — не фатальных, подобных скорее на аккуратные надрезы скальпелем — Лайту было больше больно, недолго, чем действительно опасно — но сквозь них в нём стало просвечивать что-то более полное. Страх часто обнажает в нём ребёнка, срывает личины, как бы он ни пытался казаться другим — монстр же закрыл глаза и прислушивается.       Лайт не монстр.       L не верит в монстров — кроме тех, что ходят на двух ногах и умеют улыбаться. Он просто пытается убрать клише, действующее как шоры на глазах.       Кира прекрасно знал, что он делает. Шок после первых жертв говорит хотя бы об осознании. Идея, которую он потом выстроил, послужила плотиной, защищающей от волн мучительной совести, но понимание действий рассудком никуда не делось. Он слишком умён, чтобы скрыть от себя такое. И — достаточно же умён, чтобы создать истину, в которую сам же поверит.       Нет, он не заблудшая овца.       L прекрасно помнит: когда воспоминания вернулись, вместе с Тетрадью, Лайт кричал так, будто бы из него вырывали душу (так оно и было) — оба раза, второй раз с подачи L — но он же убил Хигути раньше, чем эхо этого крика растворилось в воздухе.       Возможно, удачным решением стало бы спросить его самого — лакомый кусочек расколоть не только преступление, но и преступника: Ягами — первый, кто заинтересован в успехе. У него нет выбора. Он будет отвечать.       Вкусно. Как кремовое пирожное.       Вот только L догадывается, что сам Лайт навряд ли это знает. Иначе ему не пришлось бы тут блуждать — ответ нашёлся и раскрылся бы сразу, на поверхности.       В этот момент детектив вдруг думает о Соитиро — насколько же проще полицейскому было бы думать, что это проклятая Тетрадь покорёжила мозги его сына; что он ошибся, что не отдавал отчёта, что он — первая жертва Тетради, раньше тех, кто оказался потом на её страницах.       Но L обманывать себя не может. Не имеет права, иначе их ждёт провал. А Лайт просил его не об этом.       Лишившись уже раз воспоминаний, Ягами не лишался себя. Точно так же не лишался, когда и вернул их. В какой-то момент своей жизни Лайт посмотрел на мир сквозь другую призму, полностью исказившую восприятие. Затем опустил её — а потом поднял снова. Тот Ягами, которого он видит перед собой — в той же мере Лайт, который ужасался идее играть с чувствами влюблённой девушки, как и Лайт, который делал это без зазрения совести. Он обладал всем — и абсолютно всем — необходимым, чтобы стать тем, кем он есть, задолго до падения блокнота. В нём просто будто пересобрался духовный конструктор, выставив на передний план одни элементы и спрятав другие — но сами элементы остались те же. Тетрадь не изменила сути Киры — только его организацию. Триггер мог бы быть и другим, просто способность лишать жизни каплей чернил — уж очень хороший катализатор…       Лайт не монстр.       Не только монстр?..       Сквозь Киру он стал видеть всё уродливым. Кира появился, когда с Лайта оказались ободраны ставшие тесными маски. На Кире устоял расшатанный ужасом преступления рассудок.       Что-то, несущее ответственность за рождение тени, питающую любовь к кровавым ритуалам, действительно обитает в подсознании Лайта Ягами — но это не паразит, коварно угнездившийся в теле молодого дерева.       L не удивится, если это ствол дерева и есть.       Что же ты такое?       Призма видения? Грань личности?       Ошибка?       Дефект?       Ребро жёсткости?       Элемент системы, равный с нею, но больше неё?       Лайт просит его устранить Киру. Да вот только…       Он никогда не переставал быть собой. Тетрадь ничем не наделяет, кроме самой Тетради.       Уравнение с двумя переменными совсем несложное.       …       Лайт не становился Кирой.       …       Он был им всегда.       L увлёкся размышлениями, двигаясь сквозь и “проматывая” обрывки мыслей, следовые вспышки эмоций, событийную память… Двигаясь к цели.       Она становится всё ближе, ещё немного — и хаос расступится, явив толщу, под которой лежит сердцевина того, на что они потратили год блужданий по смертям и ужасу… Почти.       Чем ближе к Кире, тем чаще L начинает находить рядом с ним… себя.