Let It Burn

— Ты в самом деле уволился ради контракта? — Джекейрис, готовя латте, наблюдал, как Люцерис собирает вещи для путешествия. Пришлось соврать, что недельное отсутствие — часть работы. Да, отчасти так оно и было. Люцерис понимал, что Джекейрис в любом случае увидит его выступления на мероприятиях в аккаунте Эйгона и узнает винодельню Визериса, однако решил, что правду лучше отложить до возвращения. — Да, мне это нужно, Джейс. Твой Криган был прав, говоря о новом старте, — Люцерис скрупулезно выбирал одежду, стоя у открытого шкафа. — Как думаешь, в какой цветовой гамме я буду выглядеть относительно дорого? — Мой Криган… — Джекейрис волнительно прикусил нижнюю губу. — М, в бордовом, черном? Люк, я же совсем не разбираюсь в цветах, тем более стилях. С этим тебе надо к Эйгону. — Да я уже у него пару костюмов одолжил и до сих пор не вернул, — Люцерис щелкнул языком. Эйгон… Люцерис не виделся с ним с момента неловкого предложения. Да, он отвечал на звонки, сообщения, но обходил стороной любую шутку или намек на что-то сексуальное. — Тогда Эймонд. Ты же с ним общаешься, так? Не знал, что он пианист, пока не увидел репост у Эйгона с твоего концерта, — Джекейрис молчал целых три дня и, видимо, наконец осмелился спросить. Джекейрис поставил латте для Люцериса на письменный стол и подошел ближе к нему, разворачивая к себе. Люцерис столкнулся с пытливым взглядом карих глаз, заранее ведая, что Джекейрис хотел предостеречь его от необдуманных поступков. Знал бы он, насколько поздно и бессмысленно было переживать за Люцериса. Давным-давно падшего Люцериса. — Общаюсь, — Люцерис кивнул, сокрушенно вздыхая. — Но он не такой, как ты думаешь. — Погоди, — Джекейрис приложил ладони к щекам Люцериса, вглядываясь в его лицо. — Ты что… Он тебе нравится? Ты же лишил его глаза! А сколько издевательств натерпелся! Люк… — Да это же он натерпелся от нас, Джейс! Взгляни действительности в глаза. Если бы не Бейла и ты тогда, я бы мог стать ему другом! — Люцерис одернул руки Джекейриса, силясь унять искрящую дерзость. — Во-первых, успокойся. Во-вторых, что происходит? Ты никогда себя так не вел со мной, — Джекейрис сел за стол и постучал пальцами по деревянной поверхности. Он тоже был на нервах, но, в отличие от Люцериса, мудро сдерживал свои порывы. — Да мы все набросились на него, как свора бешеных собак. А знаешь, что бывает, когда приходится сражаться за себя в одиночку?.. — Не делай жертву из того, кто ей не является, Люк, — Джекейрис перебил Люцериса, закатив глаза. — О, конечно. Легко сказать, когда не ты пустил кровь, а я. Нам стоило изначально держаться вместе. Ты же знаешь, какая семья у Эйгона и Эйма… Эймонда. Мы сами сотворили чудовище и поверили в его существование, — Люцерис нервно снимал одежду с вешалок. «А я не только не поверил». — Неужели тебе приятно было слышать, какая шлюха наша мать? Какие мы отродья, дети, которых она нагуляла на стороне? Или приятно было, когда он насмехался над смертью нашего отца? — Джекейрис обычно не курил, но потянулся к пачке сигарет Люцериса. — Знаешь, я бы поступил так же. Привлекал бы к себе внимание именно таким образом. Слова, все эти детские обиды и глупые драки — мелочь по сравнению с тем, что сделал я. И это не только про глаз, — Люцерис повернулся к Джекейрису. — Курение не поможет, Джейс. — Поможет, — Джекейрис щелкнул зажигалкой. — Понимаю, что ты хочешь сказать. Ладно, допустим. Но что ты сделал? — Я не могу тебе сказать, — Люцерис тоже закурил, сделав глоток латте. — Вкусно. Он улыбнулся с теплой тоской, не желая более ссориться с родным человеком. — Признаться честно, я и сам до сих пор жалею о содеянном, — Джекейрис горько усмехнулся. — Мне стоило извиниться, но я был слишком увлечен заботой о тебе. Не буду больше вмешиваться в твои отношения, но будь осторожен впредь. — Да нет никаких отн… — Люцерис приложил ладони к горящему лицу. — Спасибо, Джейс. Кригану повезло, что ты у него есть. И мне тоже. — Люблю тебя, братишка, хоть ты несносен и еще многого не знаешь, — Джекейрис раскрыл объятия. — Ты не первый, кто говорит мне это, — Люцерис обнял Джекейриса, облегченно выдыхая. — Никто не верит, что я вырос. — Не в этом дело, Люк. Кстати, твой день рождения уже совсем скоро! — Джекейрис воодушевился. — Отметим, как в прошлом году, у Эйгона? Правда, ты будешь еще в отъезде. Придется позже. Да, Люцерису исполнится девятнадцать уже через несколько дней. Если бы не Джекейрис, он бы и не вспомнил. — Не хочу отмечать. Не вижу смысла. Но соглашусь на подарки, — Люцерис подмигнул Джекейрису и вернулся к своему прежнему занятию. Такси должно было прибыть через двадцать минут, а вещи еще толком не были собраны. — Как скажешь, — Джекейрис пожал плечами. — В любом случае, приходи к нам с Криганом хотя бы на чай. Наверное, мне пора? Он затушил сигарету в пепельнице и встал. — Увидимся через неделю, Джейс. Передавай привет Кригану, — Люцерис снова обнял Джекейриса. Крепко настолько, что он охнул в замешательстве. — Не знал, что ты такой сильный, братишка, — Джекейрис сдавленно рассмеялся, хлопая Люцериса по плечам. — До встречи. «Ты тоже много не знаешь. Прости меня». — Ну… Пока? — Люцерис отпустил Джекейриса, мягко улыбаясь ему напоследок. — Не люблю долго прощаться. Люцерис остался один на один с волнением и не собранным чемоданом. Вещи, как мысли, наслаивались друг на друга и выводили из равновесия. Люцерис не ведал, поступал ли он верно или опрометчиво, ведь себе он мог признаться честно, что плевать ему было и на выступление, и на винодельню, и на свой день рождения. Он просто хотел провести время с Эймондом без ссор и обид, спеть для него. Прошлые ошибки не перечеркнуть, главное сейчас не свершить новые. Люцерис впервые стоял перед дверью квартиры Эймонда. Он жил в сердце города, в одном из самых дорогих районов. «Кто бы сомневался», — Люцерис только хмыкнул, выходя из такси перед парадной дверью многоэтажного здания. Странно только, что Эймонд предпочел девятый из тридцати, как посчитал Люцерис, этажей, а не самый верх. Консьерж вежливо поздоровался с Люцерисом и вызвал ему лифт. «Я и сам могу», — чуть не огрызнулся Люцерис. Он вовремя осекся, отвечая на обезоруживающую улыбку кивком. Взрослея в богатой семье, он привык к подобному обслуживанию, но ненавидел им пользоваться. Равноправие было дороже статуса. Эймонд же, как истинно гордая и царственная натура, не пренебрегал своим положением в обществе. Люцерис нажал на звонок, переминаясь с ноги на ногу. — Заходи, Люк, — раздался знакомый голос. — Ты даже не встретишь? — Люцерис открыл дверь, нерешительно перешагивая за порог. — Немного занят, подожди, — Эймонд разговаривал по телефону и вышел на балкон, оставляя Люцериса наедине со своей квартирой. Просторной, двухкомнатной квартирой с высокими стенами и окнами. Люцерис узнавал вкус Эймонда буквально во всем. Начиная от интерьера, заканчивая мебелью. Эймонд предпочитал выдержанные тона, минимализм и порядок. Люцерис будто бы находился не в квартире, где на постоянной основе жил человек, а в номере отеле, который снимали от силы раз в неделю. Не то чтобы здесь не было уютно, нет, здесь просто не хватало жизни. Люцерис вздрогнул, когда из второй комнаты вышла женщина в форме домработницы. Люцерис не сдержал смешок. О, он знал, что Эймонд никогда не снизойдет до уборки или приготовления блюд. Максимум, на что он был способен — на наполнение бокалов льдом и алкоголем. Даже будучи дома у Люцериса, он не притрагивался ни к фруктам, которыми Люцерис любил закусывать вино, ни к любой другой еде. Люцерису приходить кормить его с десертной вилки практически насильно. То ли дело было в стеснении, то ли Эймонд брезговал. Иногда после секса аппетит Люцериса был зверским, и тогда Эймонд мог позволить себе что-то за компанию, но только в ресторанах, которые они отныне часто посещали. — Вам что-нибудь налить? — женщина прошла на кухню, обращаясь скромно к Люцерису. — М… Вина. Любого. И побольше, — Люцерис растерялся на пару секунд. — Спасибо. Домработница безропотно кивнула, выполняя просьбу. Люцерис предусмотрительно разулся и прошел к барной стойке на кухне, чтобы принять бокал с высокой ножкой, наполненный белым вином. Женщина, поклонившись, ушла в коридор. Она поставила обувь Люцериса на нужную полку и вышла за дверь. Люцерис решил выйти на балкон, чтобы покурить. Эймонд тоже курил, все еще выясняя дела по телефону. Люцерис даже не вслушивался в разговор, оглядывая дневной город с высоты. Ветер раздувал его волосы и раскачивал многочисленные растения, которые украшали периметр балкона. Люцерис не заметил, как опустошил половину бокала. Он помнил вкус вина с винодельни. Оно отличалось особой кислинкой и имело ярко выраженный вкус белого муската. Он являлся первым, кто в четырнадцать лет украл бутылку из партии, и только Эймонд был свидетелем его проступка. Тогда пришлось поделиться и с ним, даже если Люцерис знал, что он никогда бы не сдал его. Они молчали, бутылка кочевала из рук в руки, а потом Эймонд зачем-то вплел полевой цветок в непослушные кудри Люцериса и ушел. «Это был жест перемирия, не иначе». — Вижу, ты время даром не терял, — Эймонд встал рядом с Люцерисом, опустив взгляд на бокал. — А были какие-то еще варианты? — Люцерис усмехнулся беззлобно. — Вспомнил, как мы распивали с тобой вино летом неподалеку от сада. Оба были в школьной форме, и ты напоследок вплел цветок мне в волосы. Что это было? — Люк, — Эймонд закатил глаз. — Зачем ты вспомнил? Иногда мои действия не имеют мотивов. — Не верю, — Люцерис потушил сигарету в пепельнице, отпил вино и передал бокал Эймонду. — Хм, дело твое, — Эймонд нарочито приложил бокал к губам той стороной, где остался отпечаток губ Люцериса. Люцерис прищурился, лукаво усмехнувшись. Он научился считывать сигналы Эймонда. — И какие у нас планы? — он прикоснулся к распущенным серебряным волосам и накрутил прядь на указательный палец. — Можем поехать прямо сейчас. Можем позже, — Эймонд пригубил вино и поставил бокал на стеклянный стол. Он, не моргая, смотрел на Люцериса, будто выискивая во взгляде карих глаз ответы на свои вопросы. — Я вижу, о чем ты думаешь. Приступай. Люцерис сглотнул мгновенно скопившуюся во рту слюну. Ему нравилось, когда Эймонд командовал, направлял его и заглядывал в него настолько глубоко, что угадывал каждое желание, блеском отражающееся в глазах. Это было только начало дня — позднее утро в обычном ритме жизни Люцериса и старт для новых свершений. Когда Люцерис прильнул к приоткрытым губам Эймонда, ему было плевать на прозрачное стекло ограждений, было плевать, что кто-то из соседей или живущих напротив людей увидит их поцелуй. Эймонду тоже было плевать. Он обнял Люцериса одной рукой за талию, а другой надавил на его затылок, затягивая поцелуй в мучительно сладкую длительность. Не отрываясь от губ Эймонда, сплетая язык с его языком, Люцерис дернул за пряжку его ремня и расстегнул его. Вырывая из груди Эймонда стон, он запустил ладонь под ткань его белья. С нарастающим возбуждением и ласками зарождался новый поцелуй. Люцерис был непреклонен, самоотверженно следуя внутреннему позыву. Он обожал терзать губы Эймонда, обожал его глубокие поцелуи, обожал… — О, Эймонд, — Люцерис выдохнул в его губы и облизнул их кончиком языка. — Я готов целоваться с тобой вечно. — Да? Хм, но ведь не только целоваться, правда? — Эймонд многозначительно опустил взгляд вниз, наблюдая за ласкающей его рукой Люцериса. Люцерис многообещающе улыбнулся, прежде чем плавно опуститься перед Эймондом на колени. — Каким был твой типаж, м, Эймонд? — Люцерис расстегнул ширинку Эймонда и поднял на него преданный взгляд. Карие глаза стали абсолютно черными и блестели под солнечными лучами. — Похожим на тебя, Люк. А теперь заткнись, — Эймонд вплел длинные пальцы в темные локоны Люцериса, притягивая его к себе. Люцерис удовлетворенно хмыкнул, приспуская брюки Эймонда. Эймонд неотрывно следил за действиями Люцериса, видел, как шаловливый язык скользнул между губ и… Эймонд запрокинул голову назад, когда Люцерис, даже не подразнив толком, пропустил его возбужденный член в рот. Люцерис вцепился в бедра Эймонда, позволяя ему вести. Люцерис не мог быть хуже человека, продающего удовольствие за немалые деньги. Он не придал значение фразе Эймонда о схожести типажа. Эймонд лишь дернул за поводок, спустил триггер. Люцерис простонал, когда Эймонд вошел глубже в его рот, гладя его по щекам. Люцерису не стыдно было смотреть на него в такие моменты. И он смотрел, самостоятельно пропуская твердый член в горло. Эймонд прошипел и прикусил нижнюю губу, удовлетворенно усмехнувшись на пару секунд. Люцерис не заботился о том, как он выглядел сейчас, стоя на коленях перед Эймондом, как перед своим хозяином. Слезы скопились в уголках глаз. Эймонд был аккуратен, контролируя движения бедер, не давая Люцерису подавиться. Хоть он и доминировал, Люцерис не чувствовал себя униженным, самовольно отдаваясь в его власть. Впрочем, так происходило зачастую. Дивной, наверное, была картина за стеклом балкона. Люцерис представил себя в сюжете откровенного фильма, и одна только мысль о том, что кто-то смотрит сейчас на него и Эймонда, будоражила сознание и заводила. Люцерис задрожал, и Эймонд дал ему мгновение на передышку, гладя его по волосам. — Тебе нравится видеть меня таким покорным? — Люцерис развязно облизывал член Эймонда, дразня кончиком языка головку. — Или чувствовать? Эймонд едва сдерживал стоны и больше шипел. — Разве это покорность, Люк? — Эймонд снова надавил на его затылок. — Продолжай. Люцерис успел усмехнуться в ответ, безропотно накрывая член губами и пропуская его вглубь рта снова. «Нравится и то, и другое значит». Люцерил был доволен собой, доволен реакцией Эймонда и его гортанным стоном. Он сжал ягодицы Эймонда, ускоряясь. Его голод по Эймонду был неукротим, когда возбуждение достигло своего пика, полностью пленяя разум и тело. Эймонд сжал в кулак темные волосы, но больше не направлял. Его полностью устраивал ритм Люцериса и контрастирующая со скоростью глубина. Эймонд закатил глаз, когда Люцерис заглотил его член до основания. Момент не продлился дольше пары секунд, но Эймонд затрепетал. О, он больше не управлял собственным удовольствием. Люцерис высунул язык, наслаждаясь приятной тяжестью на нем, обводя выступающие венки. — Nyke raqagon aōha orvorta, qȳbor, — Люцерис улыбнулся Эймонду и потерся щекой о его член. — Nyke ūndegon. Ao issi raqagon nykeā rene, — Эймонд охнул и сжал губы, чтобы не простонать. Он был близок к оргазму, снова погружаясь в горячий влажный рот Люцериса. Он тонул в ощущениях, млея от ласк и откровенности. Люцерис выглядел развратно с его членом во рту, с блестящими глазами и вытекающей из уголков губ слюной. Люцерис пошло причмокивал, беспрестанно постанывая и улавливая неуемную дрожь. Эймонд вновь прижал Люцериса к себе и запрокинул голову назад, кончая. Люцерис отстранился, сглатывая, только тогда, когда Эймонд полностью успокоился. — Иди сюда, — Эймонд помог Люцерису подняться и обхватил его бедра, шепча в губы. — Теперь я. — М… Уже поздно, — Люцерис потупил взгляд, едва сдерживая глупый смешок. — Я слегка перевозбудился. Люцерис выпил остатки вина и закурил, не отходя от Эймонда. Приятно было ощущать тепло его тела, особенно когда жар сменился прохладой. — Слегка? Хм, — Эймонд скептически изогнул бровь. — Ладно. Можешь принять душ, пока я собираю вещи. — Как думаешь, нас кто-нибудь видел? — Люцерис развернулся и прижался к Эймонду спиной, закидывая голову ему на плечо. — Мне совершенно безразлично, — Эймонд обнял Люцериса поперек живота, целуя его в шею. — Хочешь еще вина? Эймонд был стабильно мягок и снисходителен после оргазма, и Люцерис не пренебрегал пользоваться его расположением. — Конечно, — он кивнул, подставляя шею под поцелуи. — Продолжишь в том же духе, я поверю в сказку. «В сказку о том, что между нами что-то есть. Что между нами не просто животная страсть». Эймонду не требовалось дополнительное объяснение. — Ты хоть одну знаешь? — он многозначительно хмыкнул и прикусил мочку уха разомлевшего Люцериса, поиграв кончиком языка с сережкой. — Кроме той, что Визерис читал нам в детстве про белых ходоков. — Знаю. Жил был принц, которому нравился другой принц, но вместо того, чтобы ухаживать за ним как подобает и признаться в своей симпатии, он достал кинжал… — Хватит. Ты все портишь. Всегда портишь, когда вспоминаешь, — Эймонд вспыльчиво перебил Люцериса, прорычав над его ухом и отстраняясь. — Ты такая с… — Не смей оскорблять меня больше. И дослушай. Это не про нас вовсе, — Люцерис крепко сжал руку Эймонда. — Твою мать, — Эймонд закатил глаз и щелкнул языком, садясь на кресло и смотря на Люцериса исподлобья. — Так вот. Он достал кинжал и, угрожая младшему принцу расправой, похитил его. Он заточил его в темнице и навещал три раза в день. За ним ухаживали слуги, поили, кормили, но в один из дней младшему принцу стало плохо. По-моему, его из жалости отравили, не помню точно… Старший принц не знал, как спасти его и только шептал о своей безумной любви, — Люцерис деликатно прочистил горло и, сев на подлокотник кресла, прикоснулся к груди Эймонда. — Младший принц тоже признался ему и умер на его руках. Старший от горя вырезал свое сердце, шепча, что отныне оно навечно принадлежит его умершей любви… Такую сказку я знаю. М, кажется, мне книгу Деймон подарил. — И к чему ты это? Совершенно бессмысленная и нереалистичная история. Человек не может сам себе вырезать сердце, — Эймонд красноречиво опустил взгляд на ладонь Люцериса. — Ты сам спросил, какую сказку я знаю! В общем, нельзя терять ни минуты, если человек нравится, иначе поглотит безумие. Вот после таких сказок с минорной моралью трудно поверить в какую-то обычную, приземленную любовь, — Люцерис ощущал, как неспокойно бьется сердце Эймонда. «Похоже, я промахнулся с выбором истории». — Ага, поверишь в нее, когда тебя похитят и будут морально и физически истязать? А ведь мне казалось, что в нашей семье псих это я, — Эймонд сковал запястье Люцериса, заставляя его прекратить. — Очень остроумно, Эймонд, — Люцерис сардонически усмехнулся. — Иди в душ. Налью тебе вина, — Эймонд, не дав Люцерису поцеловать себя, первым ушел в комнату. — Своенравный хрен, — Люцерис оскорбленно цокнул, но неожиданно для себя улыбнулся едва заметно в следующий момент. Резкие перемены в настроении, нетерпимость и характерная прямолинейность Эймонда больше не досаждали. Люцерис не стыдился ни нелепой улыбки на губах, ни своих действий. Он демонстративно и гордо сбросил с себя одежду посередине комнаты и, вильнув бедрами, скрылся в ванной. Эймонд замер на короткое мгновение с бутылкой вина в руках и, покачав головой, издал тихий смешок. Они определенно стоили друг друга.