Let It Burn

Люцерис не нашел самостоятельно Эймонда в социальных сетях, потому пришлось спросить у Эйгона — еще одного дяди, отношения с которым были близки к дружеским. Люцерис виделся с ним иногда, когда хотелось напиться до беспамятства или развлекаться всю ночь напролет в ночном клубе. Эйгон, пребывающий в глубоком похмелье, даже не стал интересоваться, зачем Люцерису контакт Эймонда. Он без лишних вопросов переслал Инстаграм и даже номер телефона, пожелав Люцерису удачи невзначай. «Конечно, что, как не удача, может мне пригодиться», — саркастично фыркнул Люцерис, переходя по ссылке. Он не рискнул подписаться на Эймонда, но пристально разглядывал его фотографии, сидя на подоконнике с кружкой остывшего кофе и раскуривая сигарету. Ни на каком из немногочисленных снимков не было четкого изображение лица, лишь только образы. Смазанные, мрачные, но стильные образы. Люцерис усмехнулся, вспоминая, как и раньше Эймонд ненавидел фотографироваться. Он не присутствовал ни на одном семейном портрете — только в тайном альбоме Люцериса. Да, Люцерис с завидной частотой фотографировал его беззвучно, прячась то за углом в доме деда, то за диваном, то за деревом, то за окном. Увлечение не было навязчивым преследованием, но Люцерис не мог заставить себя перестать ходить за Эймондом по пятам, когда тот находился рядом. Как-то раз Эймонд боковым зрением заметил Люцериса, однако, многозначительно хмыкнув, развернулся в противоположную сторону и ушел. Снимок получился нечетким, размытым, но Люцерис не стал удалять его. Иногда он просматривал альбом своего тайного интереса и улыбался мечтательно, лелея надежду, что однажды между ним и Эймондом настанет мир. Даже не поссорившись толком, они объявили друг другу войну, почти смертельно ранив поцелуями и лаской. Люцерису было одиноко в выходной. Джекейрис второй день ночевал у своего парня, Кригана, вернувшегося с севера. Сводные сестры Бейла и Рейна были заняты на работе, с Хелейной и Дейроном Люцерис совсем не общался. Если бы Эйгон был в здравии, Люцерис предпочел бы его компанию, а пока оставался лишь единственный вариант. Подписав себе смертный приговор, отправить сообщение Эймонду или позвонить ему. Люцерис набирался решимости, готовя обед, принимая ванну, переодеваясь и расчесываясь в бесчисленный раз. Ему была необходима причина для беспокойства Эймонда. Проталкивая серебряную сережку в мочку уха, Люцерис зацепился взглядом за куртку, висящую со вчера на стуле, и открыл профиль Эймонда в следующий момент. Он бегло напечатал сообщение и положил телефон на стол экраном вниз, сосредоточенно выдыхая. Luc_thesinger: Привет. Ты забыл свою куртку вчера. И мы, кажется, не с того начали. Он готовил себе чай, когда телефон отозвался заветной вибрацией. Aem.T: Ты как меня нашел? Люцерис закатил глаза, печатая ответ, пока Эймонд был в режиме онлайн. Luc_thesinger: Спросил у Эйгона. Так что насчет куртки? Вопрос был завуалированным предложением встретиться. Эймонд был умен, коварен и проницателен, потому Люцерис волнительно прикусил нижнюю губу изнутри в ожидании следующего сообщения. Aem.T: Ты общаешься с Эйгоном? Впрочем, неважно. Я не поеду к тебе. Luc_thesinger: Тогда где? Aem.T: На площади через полчаса. Люцерису казалось, что мир пошатнулся. Либо Эймонд переосмыслил вчерашний вечер, либо прозаично пребывал в благом расположении духа. Люцерис туманно помнил редкую улыбку Эймонда и его сдержанный смех — в такие моменты он обычно являлся объектом жестокой подростковой потехи. Он был бастардом, отродьем шлюхи и слабаком. Эймонд шипел, словно змей. Когда-то давно едкие колкости задевали Люцериса, когда-то давно ему было обидно и стыдно за свое происхождение, но не теперь. Люцерис любил настоящего отца, трагически погибшего в пожаре, любил отчима и мать, а главное — себя. Повзрослев, он осознал, насколько прочна была зависть Эймонда. Люцерис, в отличие от него, рос в гармонии и любви, и отныне не таил обиду. Стемнело. До площади Люцерис шел пешком, накинув кожанку Эймонда на плечи. Он закурил, когда телефон вновь завибрировал. Скорее всего, Эймонд ошибся, поставив лайк на последнее фото со сцены в профиле Люцериса, но сам факт внимания забавлял. Губы растянулись в легкой улыбке. Один лайк мог быть совпадением, но два — закономерностью. Эймонд рассматривал профиль Люцериса прямо сейчас. Вторая фотография была сделана во время съемок еще не вышедшего клипа. Люцерис был в белом, как и сейчас. Его ресницы были опущены, а губы приоткрыты. Это был момент недолговременной тишины, паузы в трагичной песне. «Тебе нравится моя лживая невинность, Эйм?» Так и тянуло задать щекотливый, провокационный вопрос напрямую, но Люцерис пообещал себе быть хладнокровным. Неизменно пунктуальный Эймонд приехал к назначенному часу. Люцерис стабильно опаздывал. — Ты заставил меня ждать, taoba, — Эймонд курил, стоя возле массивного черного мотоцикла. — Прости. Это… Это твой? — Люцерис восторженно охнул, без спроса прикасаясь к полированной поверхности Харлея. — Он прекрасен. Люцерис завороженно провел ладонью по корпусу мотоцикла, не заметив одобрительную усмешку на тонких губах Эймонда. — Мой, естественно. Я всегда получаю желаемое, — Эймонд повернулся к Люцерису, пронзая его притягательной синевой глаза. «Так вот с чего надо было начинать. Я должен гладить твое самолюбие и быть милым?» Эймонд, как и вчера, оглядел Люцериса с ног до головы и односложно хмыкнул. — Держи, кстати. Спасибо, — Люцерис снял с себя куртку и протянул ее Эймонду. Пальцы соприкоснулись. Электрический разряд пустился по коже. — А ты можешь прокатить меня? Люцерис разумно отошел на полшага от Эймонда, не сводя с него восторженного взгляда. Стойкость, элегантность и статность околдовывали. Люцерис склонил голову вбок, преднамеренно даря теплую улыбку. — Вчера, по-моему, ты уже прокатился, — Эймонд прищурился и скривил губы. — Тебе не удастся одурачить меня своим обаянием, Люк. Вижу тебя насквозь. — Правда? То есть я могу не притворяться и не пытаться услужить тебе? — Люцерис облегченно выдохнул и, отзеркалив позу Эймонда, прислонился к мотоциклу и закурил. — Не знал, как вести себя с тобой после вчерашнего заезда. — Ненавижу фальшь. Оставь ее для идиотов, с которыми ты трахаешься, — Эймонд отобрал сигарету у Люцериса, победно ухмыляясь. Как ни прискорбно, провокационная реплика нисколько не задела Люцериса. Он был свободен в своих предпочтениях, не обременен отношениями и никому не мешал, активно пользуясь несомненной привлекательностью. — Тебе не нравится, что они идиоты или что я с ними трахаюсь? И вообще, с чего ты взял множественное число? — Люцерис тоже не отставал, ловко отражая удары в вербальном поединке. — Я видел, как на тебя смотрят твои поклонники. И твоя страница выглядит как приманка, — Эймонд привычно хмыкнул, глядя на профиль Люцериса, отвлекшегося на фонтан с ночной подсветкой. Лето заканчивалось, и люди ловили моменты любимого сезона, резвясь возле воды. Люцерису вдруг захотелось окунуться в реку — снять с себя напряжение и очиститься от грязи вчерашней ночи. — Я артист, Эймонд. И имею право на личную жизнь, — Люцерис повернулся к нему. — Поехали к реке. Сегодня относительно тепло. — Тебе больше не страшно вдали от людей? А вдруг у меня нож за поясом? — но Люцерис уже не слушал, залезая на мотоцикл. — А у меня геолокация для Джейса всегда включена, — Люцерис похлопал по кожаной поверхности. — Я вижу, что ты перебесился. Давай же, не ломай кайф. — Черт с тобой, Стронг, — Эймонд, задумавшись на пару секунд, закатил глаз, собрал распущенные волосы в хвост и с демонстративной неохотой сел в сидение. — Держись крепко. Сердце бешено заколотилось, когда завелся мотор, и мощная вибрация разошлась по телу. Люцерис обвил руки вокруг талии Эймонда и сцепил пальцы в замок. Мотоцикл двинулся с места. Люцерис мгновенно прижался к спине Эймонда. Поначалу сковал неизведанный страх, а вслед за ним вспыхнул азарт. Люцерису внезапно стало весело, даже если он намертво прилип к Эймонду. Ночной город остался позади, а впереди простилались зеленые просторы. Эймонд ловко маневрировал между машин на проезжей части и, похоже, совсем не пытался скинуть Люцериса на асфальт. Эймонд выбрал самый безлюдный берег. Вдали остались подростки, зажигающие фейерверки, собирающие палатки пары и пьяные мужчины и женщины. Он умело затормозил на песке, оставляя фары горящими. Ноги Люцериса дрожали, а грудь до сих пор вздымалась часто. Эймонд, явно адаптированный к экстриму, первым ступил на берег, с заученной галантностью подавая Люцерису руку. — Это было круто! Правда круто! — Люцерис принял его помощь и выпрямился, потягиваясь. Река казалась безмятежным морем. В ночи не было видно ее границ, а слабый ветер пригонял волны к песчаному берегу. Люцерис глубоко вдохнул свежий воздух, пропитанный запахом пресной воды и цветений. Эймонд, безразлично хмыкнув, закурил. Люцерис первым делом скинул с плеч пиджак, а затем разулся. — Ты что делаешь? — Эймонд вопросительно изогнул бровь, неотрывно глядя на него. — Собираюсь окунуться. Ты против? — Люцерис усмехнулся, не думая останавливаться. Брюки упали к ногам, и Люцерис остался в одной белой рубашке и белье, не дождавшись реакции Эймонда. Он подмигнул ему и, не страшась холода, шагнул в воду. Люцерис чувствовал на себе внимательный взгляд, когда погрузился в реку по пояс. Он быстро привык к температуре воды и смело нырнул. Эймонд машинально сделал шаг вперед, но остался стоять на месте. Люцерис не видел, как он поднял его вещи, стряхнул с них песок и вдохнул запах ненавязчивого парфюма у ворота пиджака. Мгновенно избавившись от наваждения, он положил вещи на сиденье и достал из багажника бутылку выдержанного рома. Ему было плевать на правила трезвого вождения, установленные в столице — всегда можно было откупиться незначительным штрафом. Он, сделав пару глотков, закурил, когда Люцерис вышел из воды. — Если ты заболеешь, придется отменить дальнейшие выступления, — на удивление Эймонд заговорил первым, смотря нарочито в небо, не на Люцериса. Мокрая ткань рубашки прилипла к телу, капли воды стекали по волосам и телу. Люцерис нисколько не смутился, останавливаясь рядом с Эймондом. Он бесцеремонно отобрал у него бутылку рома и жадно приложился к ее горлышку. Эймонд, все-таки взглянув на него, строго проследил за нахальным действием. — Зато отдохну, — тепло мгновенно разлилось по нутру, а кожа покрылась мелкими мурашками. — Это было хорошо. — И совсем не холодно, да? — Эймонд цокнул. Вызывающий вид Люцериса нервировал его. — Холодно. Хочешь согреть? — Люцерис прикусил язык, среагировав запоздало, когда слова уже обрели жизнь. — Я не нарочно, Эймонд. Запоздалым было и оправдание. Голубой глаз сверкнул недобрым блеском. Эймонд встал напротив Люцериса и смял мокрую ткань его рубашки в ладонях, шипя: — Вот так ты хочешь начать сначала, да, Люк? Люцерис снова оказался в бедственном, безвыходном положении из-за собственной нелепой шутки, глупости и… облеченного желания. Он прижался задом к мотоциклу и отвернулся, опуская ресницы. Сомнительной была защитная реакция, хрупкой была ментальная броня. Он выдохнул, возвращая равновесие пошатнувшемуся миру. «Будь что будет. Я волен делать, что хочу». Он повернулся к Эймонду, обезоруживая его непредсказуемым бесстрашием. — И ты. Хочешь. Вот так, — Люцерис отважно прильнул к губам Эймонда, приложив холодные ладони к его шее. Алкоголь впитывался в песок под ногами. Бутылка упала незаметно и бесшумно. Он не ошибся. Эймонд ответил на дерзкий поцелуй мгновенно и отчаянно, скользнув языком между пухлых губ. Подхватив Люцериса под бедра, он усадил его на мотоцикл и встал между разведенных в стороны ног. Люцерис стонал сквозь поцелуй, притягивая Эймонда к себе за ворот его куртки, цепляясь за серебряные волосы и царапая по груди через ткань рубашки. Нервно, порывисто и бесцельно. Он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме поцелуя. Эймонд гладил его ноги и сминал ягодицы, целуя глубже, яростнее. Он недолго колебался между диким, хаотичным голодом тела и трезвой сознательностью. Люцерис впитывал жар Эймонда, льнул к нему податливо и уже не понимал, чьей инициативе он следовал. Слюна текла из уголков рта. Они целовались долго, развязно и влажно, играясь языками, кусаясь. Пошлые звуки поцелуев бились в висках, а возбуждение необратимо устремилось с кровью к бедрам. — Ненавижу тебя, Люцерис, — Эймонд прошептал между соприкосновений губ и слизал слюну с подбородка, смыкая пальцы на шее. — И ужасно хочу трахнуть. Это моя прихоть. «Больше не можешь сопротивляться, Таргариен? Надо было действовать еще вчера». — Знаю, Эймонд. Только давай не здесь, ладно? — Люцерис тихо простонал, когда Эймонд прикусил мочку его уха, поигравшись с сережкой. Свежий воздух и холод вернули Люцерису рассудок. Он приложил ладони к груди Эймонда, мягко отталкивая его от себя. — Хм, — Эймонд сделал шаг назад, терпя возбуждение. Он закурил, наблюдая, как Люцерис одевается. — На мягкой горизонтальной поверхности? «Злопамятный ублюдок». — Там, где тепло, Эймонд, — Люцерис усмехнулся, надевая на себя пиджак. — Только не у меня. Я живу с Джейсом. — Ты слишком быстро согласился. Есть подвох? — Эймонд, зажав сигарету между губ, демонстративно ослабил ремень на поясе брюк, глядя на Люцериса опустившегося перед ним, чтобы обуться. — Подвох и запреты только в твоей голове, — Люцерис нарочито сосредоточил взгляд на паху Эймонда, удовлетворенно улыбнувшись. О, он помнил внушительного размера член у себя во рту. Помнил, как отсасывал Эймонду самозабвенно. — Тебя снова смущает мой возраст? Или наша родственная связь? Забудь о крови. И вообще, если хочешь, могу и поломаться для вида. — Бессмысленно, — Эймонд затоптал сигарету носком кожаного ботинка. — Поехали. Загадочная немногословность Эймонда только раззадорила Люцериса. Безуспешно и убого он силился держать ситуацию под контролем, не ведая, что показным безразличием только выдает непримиримую тягу. Люцерис снова обнимал Эймонда, когда мотоцикл тронулся с места. Эймонд подвез Люцериса до дома. В этот раз он, предпочитая словам действие, коротко поцеловал Эймонда на прощание и, не дождавшись ответа, скрылся за парадной дверью. Губы заинтригованного Эймонда растянулись в одобрительной усмешке.