Лёгкое поведение

Эдик проснулся от странного шороха. Нависнув на ним стояла чëрная тень. Эдик и вскрикнуть не успел – тень тут же зажала ладонью ему рот. - Не ори! – приказала тень знакомым голосом. – Это я. - Боря. - прошептал в ладонь с облегчением. Рука сползла с его рта, возвращая возможность говорить внятно. – Ты пришёл? - Да, пришёл. Бежим? - Да, бежим. - Собирайся, - скомандовал Борис, - быстрее. Эдик уже давно был готов, он тайком стащил у бабушки её холщовую сумку, сложил в неё свои вещи и книги, свои «заработки» не тратил на пластинки, а бережно прятал под подушку. Одевшись, мальчик достал из-под неё целый ворох купюр. Пересчитал – почти пятнадцать рублей. Пока хватит. Сердце от страха стояло у него в глотке. Он бежал из дома от человека, который кормил, поил и возможно даже л ю б и л его к человеку, с которым общался от силы час, в неизвестность. Чувство страха и пьянящий азарт переполняли его, когда он вместе с Борисом быстро бежал по коридору к двери. Единственное чего он боялся – что его очень громкий топот может разбудить бабушку. Открыв дверь они выскочили на улицу. Шёл сильный дождь, громыхал гром, уличный фонарь озябши освещал двух парней, громко и тяжело дышащих после короткого, но быстрого бега. - А теперь…на вокзал, - сказал Борис. Они сделали шаг и вдруг спины пронзил громкий голос: - Эдик, ты куда намылился? У Эдика сердце рухнуло в пятки. В двери стояла бабушка, в сорочке, небрежно намотав на голову пуховый платок. Медленно мальчик повернулся на голос бабушки. Фонарь равнодушно поливал светом тонкую миниатюрную фигуру, дрожащую каждой своей клеточкой (не от холода, а от страха). Лицо бандерши выражало смесь злобы и удивления. - Иди сюда! – скомандовала старуха. Эдик посмотрел на Бориса, молча прощаясь с ним и со своим шансом на свободу и сделал шаг к бабушке. Безвольный, покорный, послушный внук. Дождь нещадно бил мальчика по лицу тяжёлыми каплями. Выстрел прозвучал синхронно с раскатом грома. Эдик вздрогнул и застыл на месте в двух шагах от бабушки. Старуха дёрнулась всем телом вперёд, затем закинула голову назад и широко раскинув руки рухнула всем телом на мокрый асфальт. С уголка дряблых губ потекла струйка крови. Эдик в ужасе закрыл рот руками, подавляя крик и обернулся на Бориса. Но вместо лица нового знакомого он увидел дуло пистолета, смотрящее на него. - Боря… - обречённо прошелестел мальчик. Гребень опустил пистолет и схватив мальчишку за руку потащил за собой. - Идём! Быстро! На вокзал! – командовал он. Бабушка ещё была жива. Она подняла голову, пытаясь сконцентрировать ускользающий взор на внуке. - Эдик… - прохрипела она, отхаркивая кровь. – Не надо… Голова старухи дёрнулась и тело недвижимости застыло в луже. Она была жестока, сурова, без моральных принципов. Но она была мудра.Она до последнего пыталась удержать внука от ошибки… Стоя в тамбуре поезда Эдик бился лбом об забрызганное крупными каплями окно. Момент смерти бабушки стоял перед глазами до этого момента не знающими что такое смерть и как страшно она выглядит. В ушах беспрестанно громыхал то ли раскат грома то ли звук выстрела. - Ты чего тут стоишь? Пошли у купе, - раздалось за плечом Эдика. - Зачем ты это сделал? – не отрываясь от окна спросил мальчик. - Она получила то что заслуживала. Нельзя ребёнка использовать как вещь и позволять другим им пользоваться как вещью. Ты поймёшь потом. На худые плечи легли сильные пальцы, Эдика словно током ударило, он сразу отлип от холодного стекла. Повернулся к парню – худой, невзрачный, жалкий. Глаза мокрые, губы синие. - Каждому своё. - сказал Борис, снисходительно улыбнулся и обнял мальчишку. *** Оружие, оружие, оружие… Мировые политологии грустно шутили что единственное место в мире, где сейчас нет войн и конфликтов – это Антарктида. И тут же добавляли с пессимизмом что это явление, скорей всего, временное и скоро и в самом холодном месте Земли возникнет война пингвинов и моржей. Оружие, оружие, оружие… Караваны с «орчемками» опоясали погрязшей в войнах планету, словно тонкие, изящные и крепкие нити паутины. А паук сидит в центре паутины и следит за каждой ниточкой и реагирует если хоть одна нить непрочная и готова порваться. Сравнение с пауком льстило Марату и он лично разработал эмблему своего оружия. На стволе каждой «эмкашки» был выгравирован золотом паук и личный девиз Марата «Quisque», что может восприниматься и как «каждый получит свою пулю». Август месяц был для Марата жарким. После короткого перерыва для пополнения запасов мир снова вернулся в состояние войны. Корчемный только вернулся из Сирии, где уже год шла гражданская война. Сирийские повстанцы всегда ждут самолёты с оружием как манну небесную. С бешеными глазами, с дикими криками мужчины хватали автоматы из рук Марата и его помощников и вздымали их вверх, неистово радуясь. Этим людям не надо хлеба, им хватит и одних зрелищ. Вернувшись из одной горячей точки, Марат тут же поехал в другую. На корабле «Сцилла» он плыл в Японию. В паспорте корабля было написано что «Сцилла» занимается транспортировкой морской капусты. Ламинария и правда была в огромных бочках, но на дне их плавали непромокаемые коробки с патронами. Своё оружие Марат умудрялся пихать в страну Восходящего Солнца, несмотря на запрет министра Кокоцу. В Японии Корчемный побыл сутки, затем вернулся в Петербург. Следующий шаг – Пномпень. Генеральный секретарь, премьер-министр и лидер движения Красных Кхмеров Пол Пот играл с Маратом в странную игру: нам нужно твоё оружие но на наших условиях, а на твоих условиях твоё оружие нам не нужно. Тонны автоматов, пистолетов, гранатомётов сжигались сразу же после выгрузки потому что Марат посмел поднять цену в два раза. С сердечным стоном смотрел Корчемный как горит его детище, но цену не сбивал. Пытаясь сломить сопротивление и оголтелую жадность главы Камбоджи Марат сам полетел в Пномпень. До него в столицу Красных Кхмеров летала Елена, но она не смогла уговорить Пота на их условия, контракт не был заключён, а соратницу Корчемного фактически выгнали из страны. Шесть часов в личном самолёте и посадка в аэропорту Пномпеня. «Оружейного барона» встретила целая армия, вооружённая его же оружием. Марата, его охрану и весь эскорт беспардонно обыскали, Алина, стиснув зубы, терпела бесцеремонные хлопки по её спине и груди, Елену же заставили поднять подол её платья и показать ноги – вдруг у женщины в чулках спрятан яд или бомба для лидера страны. Затем всю корчемновскую компанию запихнули в крытый брезентом грузовик и повезли в столицу. Сквозь дырки в брезента Марат с брезгливостью рассматривал Пномпень. Не город, а пустыня развернулась перед ними. Людей нет, только ветер гудит в открытых ставных брошенных домов, да редкие перекати-поле пролетят перед машинами. Ставка генсека Камбоджи располагалась в здании железнодорожного вокзала, окружённая тройным кольцом охраны. Марата и его эскорт снова обыскали, снова бесцеремонно облапали женщин и затем только барона и его секретаршу допустили до священного тела генсека. Навстречу Марата выкатился невысокий круглый мужчинка в солдатской одежде, с патронажем, перекинутым через плечо. Поросячьи глазки главы Камбоджи смотрели прищурено, недоверчиво. Говорил «большой брат» на чистом французском, Марат отвечал по-русски, Алина служила переводчиком. - Мои условия прежние – сто долларов за штуку и не меньше. Толстый генсек покачал головой. - Иначе, предсказываю что ваш режим падёт быстрее чем я доберусь до Питера. Пол Пот не доверял России и не доверял поставщику оружия из России. Сто долларов за штуку – это чересчур много для страны, которая вся согнана в деревни и существует лишь благодаря кредитам Америки. Чтобы окончательно сломить сопротивление главы Камбоджи Марат показал ему новый вид пистолета, который умел складываться и автоматы с умным наведением цели. Главного Кхмера игрушки заинтересовали. Марат стоял на своём – сто баксов за штуку. Ударили по рукам. Сколько придётся отдать жизней многострадальных камбоджийцев чтобы оплатить поставку ни Пол Пота ни Марата не волновало. Важно лишь то что контракт заключён, Корчемный получит деньги, Кхмеры получат оружие. Каждому своё. Поезд летел по путям, перерезающим безжизненную пустыню. Марат стоял у окна и смотрел как за окном мелькают то нежилые заимки, то редкие деревушки, то мелкие вокзальчики и полустанки крошечных городков. Оружейные заводы «Орчема» находились за Уралом. Марат ехал смотреть новую сборку автомата с самонаводящейся мушкой. Все эти недели, которые он проводил между самолётом и пароходом он и не вспомнил об Эдмунде. Но глядя паучьих взором на безмолвную Россию вспомнился ему порочный образ питерской звезды панели. Прошёл уже месяц с их последней встречи, которая закончилась почти ссорой. Марата снедала тоска по Эдмунду, но он понимал что их встреча пойдёт уже по проложенному ими самими пути: холодное приветствие, жаркий секс, полное отчуждение и прощание. А хотелось чего-то другого.Поезд уносил его всё дальше от Петербурга… Каждому своё. Эдмунд в Питере, который оделся серыми тучами, тоже не сидел без дела. Клиентов было много, но у каждого была своя припездь. Один, снявшие его в клубе «Блу» оказался фут-фетишистом и во время секса вдруг начал целовать и облизывать ноги проститута, а потом попросил Эда обхватить своими ступнями его член и так и кончил. А второй клиент едва только скинул трусы и явил Эдмунду своё достоинство, как Шклярскому сразу стало ясно что тут всё серьёзно. Генитальный герпес. Эдмунд поморщился. - Ага, ясно, мне пытаются впарить тухлый хер. Иди к чëрту. Трахилова не будет. И ушёл, радуясь что едва избежал крутых проблем. Утром после бурной трудовой ночи его поднял звонок на телефон. Рапунцель не говорил, а орал в трубку, рыдал и верещал, понять его было невозможно. Но Эд смог разобрать среди истерики коллеги человеческую речь и от услышанного пришёл в ужас. На такси он прилетел к Елизаветинской больнице, где и застал Ильгиза с распухшими глазами (от слёз и от кокаина). Путаны обнялись и долго сидели молча. Анатолий чувствовал что всё его тело превратилось в одну большую болевую точку. Даже моргать было больно. У каждой профессии есть своя тёмная сторона и проститутки не исключение. Их тёмной стороной являются «маруськи». В местах не столь отдалённых так называют зеков из низшей касты «опущенных», а так как многие проституты прошли через эту унизительную касту и носили позорную татуировку чёрной розы на пояснице то, словно мстя за свои унижения, слово «маруськи» перетекло в жаргон проститутов и стало обозначать подставных клиентов. И вот на таких нарвался Кис, когда приехав на вызов обнаружил не истекающего страстью клиента, а трёх бородачей. Вся троица из одного Трифонова сделала отбивную котлету – врачи искренне удивлялись как он выжил. Эдмунд метался по палате, то и дело сшибая стойку капельницы. - Сколько раз я тебе, сука, говорил, не ведись на кошельков с кавказским говором, говно ты тупорылое! Это точно подстава! Но нет, тебе же бабло важнее. Ну что, много заработал, хуеплёт?.. Обернувшись Эд увидел что забинтованной полностью Анатолий плачет. Маэстро стало жаль идиота. Он аккуратно присел на край койки Киса. - Ладно, не ссы. Лечись давай. А то что в Питере опять объявились «маруськи» - это херово. Надо предупредить Кондрашку, Кострому и Снежка, пусть держат жопу по ветру. Хочешь апельсин? Кис с трудом кивнул. Из всего его тела не покрытыми бинтами были лишь рот, часть носа и глаза. Эдмунд чистил апельсин, отрывал дольки и давал Толику – тот медленно жевал тремя оставшимися зубами. На прощание Эд пообещал коллеге привезти ещё апельсинов, пожелал ему скорейшего возвращения в профессию и ушёл. С больницы он поехал к дому Марианны Петровны Слизовой. В фойе он долго препирался с прислугой пожилой бизнес-вумен что привлекло внимание хозяйки. Из комнаты медленно выползла сухопарая грымза в рыжем парике, набекрень напяленном на седую голову. Завидев Эдмунда Марианна Петровна взялась за виски: - Ах это вы – Эдмонт! Сколько шуму от вас! Что вам надо, мой Митенька ещё спит. - Марьян Петровна, позовите вашего Митеньку. Дело срочное. Старуха скрылась в спальне и через минуту оттуда вышел зевающий Кондрусев. - Пожар? Война? Чума? Чё случилось? Ты чё припёрся, старый? - Давай отойдём, поговорим. Новости есть. Дима привёл гостя на кухню. Эдмунд рассказал коллеге про «марусек» и Киса. Дима задумчиво поводил желваками. - Херня. - Ещё какая. Будь осторожен. На черномазых не клюй – отпиздят как котёнка. - Я понял, - кивнул Дима. Эд решил подколоть коллегу. - Ну как молодуха твоя? Дима бросил на коллегу такой свирепый взгляд что Эдмунд чуть не подавился собственным смехом. Дима как к кресту был приколот к Слизовой, а если быть точнее – к её деньгам, но роль молодого любовника при престарелой милфе тяготила Диму и он всё чаще уходил от неё на вольные хлеба проститута. Из дома Слизовой Эдмунд поехал к Снежку, предупредил её чтобы внимательней фильтровала клиентов для своих «девочек», затем предупредил сутенёра Романа по кличке Кострома, чьи мальчики шастали по кабакам и барам Васильевского острова, затем с чувством выполненного долга поехал домой. Едва голова коснулась подушки – звонок. Голос клиента молодой, почти детский. Его вызывали в общежитие Политехнического института. Всё тело передёрнулось от нахлынувших воспоминаний. Сквозь зубы Эд процедил что будет в девять и оплата наличкой. Молодой голос согласился и закончил звонок. Эд отложил телефон и окунул руки в волосы. Опять общага Политеха. - Где мы? – спросил Эдик, осматривая с любопытством обстановку комнаты. Обстановка небогатая: двуспальная кровать на шарнирах, стол, шкаф, тумбочка и холодильник «Саратов» с отломанной ручкой. - Живу я тут, - ответил Борис, снимая куртку, - это общага Политехнического института, я учусь и живу тут. Проходи. Эдик прошёлся по комнате. На всей мебели лежал здоровенный слой пыли. Заметив пристальный взгляд мальчика на грязном столе Гребень пояснил: - Я на гастролях был. Я музыкант. - Ты музыкант? – воскликнул мальчишка. – А что ты играешь? - Всё, - гордо ответил Борис. Разобрав вещи Эдик заглянул в холодильник, но не нашёл там ничего съедобного кроме засохшей морковки, покрытой плесенью. Борис достал из тумбочки кастрюлю и ушёл с ней из комнаты. Спустя пару минут он вернулся и бухнул кастрюлю на стол. - Налетай! Надеюсь ты любишь комочки. Кастрюля была полна манной каши. Вдвоём они ели кашу грязными ложками прям из кастрюли. Голодный Эдик черпал полную ложку и отправлял её в рот, но вкуса он не чувствовал. Желудок сводило не от голода, а от чарующего взгляда Бориса. Блондин ел мало и больше разглядывал мальчика. Голубые глаза искрились электричеством. После так называемого обеда Эдик тщательно вымыл кастрюлю и ложки и решил что неплохо было бы убраться в комнате. Борис взял гитару и сел на кровать. Из-под его пальцев полилась приятная мелодия. Эдик забыл про мысли об уборке, его заворожили звуки, рождающиеся от скольжения тонких пальцев по струнам. Он сел рядом и заслушался. Мелодия прервалась неожиданно. Борис отложил гитару и устало вытер выступивший пот со лба. Эдику показалось что его новый друг резко в секунду вдруг стал уставшим. - Ты в порядке? – спросил Эдик. - Д-да, - Борис тяжело дышал, на лбу его появились капельки испарины, - сиди тут, я сейчас вернусь. И ушёл. Эдик чтобы занять себя потянулся к гитаре и попытался поиграть. Но струны больно царапали пальцы, а ни одного путёвого звука не выходило. Странно, но когда Боря учил его играть, у него получалось. Борис вернулся другой – снова весь сосредоточенный и спокойный. - Ты как? – снова спросил Эдик. - Уже хорошо. Со мной такое…бывает, - и Гребень привычным отточенным движением потёр нос. На ужин Борис снова принёс откуда-то кастрюлю, но на этот раз с варёной картошкой. А после ужина он подошёл к Эдику, который тщательно намывал кастрюлю и обнял его за плечи. У мальчика сердце икнуло и встало в горле. - Давай займемся сексом? – предложил Борис спокойным тоном. - Д-давай, - согласился Эдик. Борис развернул мальчишку к себе лицом и стал целовать – жарко, страстно, не давая вздохнуть. Затем властно толкнул его в сторону кровати. - Раздевайся, - скомандовал он, скидывая майку. Дрожащими пальцами Эдик снимал с себя джинсы, стягивал свитер. Скинув последнюю тряпку с себя Борис хищником прыгнул на мальчонка, прижал его руки к изголовью. Кровать надрывно всхлипнула. Эдик почувствовал что у него краснеют щёки. Борис заметил это и хмыкнул саркастически: - Чего стремаешься? Ты ж не целка уже давно. Несмотря на возраст тело у Эдика было совсем детское: молочная кожа, полное отсутствие какой-либо мужской поросли на лице и теле и совсем крошечный член. Но Борис так умело ласкал его, что вся стеснительность Эдика растворялась в этой страсти, которая с ног до головы окатывала его от каждого движения грубых пальцев по головке его члена. - Пожалуйста… - стонал Эдик и метался по постели, - пожалуйста, Борь… - Сейчас, сейчас. Через секунду Эдик очутился лежащим на животе, с раздвинутыми ногами. - Красив, - заключил Борис, смачивая слюной свой член, - не ори только и подушку мне не порви, ладно? Эдик не успел ответить – Борис вошёл сразу до упора и подросток потерял окончательно связь с реальностью. Со всем пылом и страстью, свойственной первой любви Эдик отдался Борису…просто так. Потому что полюбил. И стонал он почти также громко как и скрипела эта чёртова кровать на шарнирах… Уставший Эдик, тихо всхлипывая, заснул на плече у любовника. Тёплая мозолистая ладонь держала его пальцы в своём капкане всю ночь. Рука которая ласкала его. Рука которая будет его распинать. Увидев снова общежитие Политеха Эдмунд сморщился как от лимона. Воспоминания коснулись его разума грязной лапой и испарились, оставив чёрное пятно на сознании. В фойе его встретил типичный студент – щуплый задохлик в очках и прыщах, нервно кусающий губы. Прошли в его комнату и там парняга, краснея от стыда, сообщил Эдмунду что попал в щекотливую ситуацию: влюбился в своего однокурсника и дело у них идёт к первому перепихону, но он не знаеткак вести себя в постели с мужчиной. - Научите меня, - попросил студент, полностью покрывшись красным цветом. Эдмунд и бровью не повёл. Он сам был такими что удивительно – в этом же самом здании. Властным тоном он велел молодому раздеваться и сам тоже принялся снимать «рабочий» наряд. То что апостолов горизонтальной любви порой вызывают чтобы они «научили» клиента этой самой любви – это дело привычное, но Маэстро теперь окончательно стало ясно что он стареет… …Одеваясь Эд посмотрел на довольного студента и мысленно заметил что плохо когда много усердия, но мало фантазии. Это был, наверное, самый скучный секс в его жизни и удивительно как он не уснул, лёжа под юным прыщавым девственником. Получив оплату и пожелав молодому человеку счастья в личной жизни Эд покинул общагу так быстро как только смог. Нет, не стирает время шрамы с сердца… Сидя на Московском вокзале Эдмунд ел мороженое и наблюдал за жизнью. Сновали туда-сюда люди с чемоданами и сумками. Жизнь кипела, а ему было скучно. Ехать на точку? Хватит на сегодня клиентов. Ехать домой? Там скучно. Позвонить Марату? Об этом не могло быть и речи. Вот и оставалось лишь есть мороженое и смотреть на жизнь, недоступную ему. На перроне начали скапливаться люди: женщины, дети, старики и все с одинаковыми скорбными лицами. Они явно кого-то ждали. Наконец, вдалеке из-за горизонта медленно выплыл поезд с деревянными вагонами. Толпа пришла в движение, донеслись женские всхлипы и детские вопли. - Кто едет? – поинтересовался Эдмунд у случайного прохожего. - Афганцы.- ответили ему. Поезд остановился на перроне, открылись деревянные двери вагонов и оттуда стали выходить прошедшие через ад русско-афганской войны. Выходили «трёхсотые» с незначительными ранениями: без одного уха, без носа или без глаза, среди них стучали самодельными костылями лишившиеся одной ноги, другие бережно прятали под солдатский бушлат отрубок, бывший некогда рукой, вывозили на инвалидных колясках дембелей без обеих ног, среди них вертелись волчками, беззащитно выставив вперед руки солдаты ослепшие, было много контуженных, которые, вывалившись из вагонов, бились головой об землю, рвали на себе волосы и одежду, требовали подкрепления, кричали на подошедших к ним женщин что они не сдадутся в плен. И они всё шли, шли, шли, шли… Искалеченные, изуродованные, искромсанные войной люди. Их тоже рожали матери, кормили с ложечки, расчесывали им волосы, они ходили в школу, играли в мяч и трепетали от первого поцелуя. А теперь бывший человек, катался по земле, орал и просил подкрепления…

Пятый день

В простреленной голове

Поезда выкручивают за изгибом изгиб.

В гниющем вагоне

На сорок человек –

Четыре ноги.

Эдмунд услышал случайный диалог двух дембелей. У одного было обожжено лицо, у другого лица не было вовсе – одна каша. - Из чего тебя так? – спросил обожжённый. Из всего месива на лице солдата шевелилась лишь ноздря и полторы губы: - Из «эмкашки» разрывной. Мы в «зелёнку» вышли, а там стадо «бабаев» и мне прям в лицо прилетело. - Ты из Пенджаба? - Нет, из Баграма. Сто тридцатая мотострелковая бригада. Один остался, всех положили. Эдмунду стало дурно от вида искалеченных людей, а этот разговор и упоминание уже знакомого ему оружия окончательно его добил. Сжав под рубашкой цепочку с гильзой он быстро покинул здание вокзала. Страна вела свою войну. Эдмунд вёл свою войну. Вот уже месяц он обдумывал план по поимке Юрия Шевчука. Он думал о Шевчуке постоянно, даже когда ел, засыпал, сидел на унитазе или лежал под клиентом. Его занимал этот хищнический азарт, ему казалось что если Елена уничтожит своего самого злейшего врага и успокоит свою душу, то успокоится душа и Эдмунда. Он отомстит не только за гибель дочки Елены, но и за гибель своей дочки. Время шло, до приезда Шевчука в Москву оставалось всё меньше времени и за три дня того как самолёт с учёным-убийцей совершит посадку в Домодедово, решение пришло. *** До сих пор неизвестно умён ли или глуп человек, который хочет получить максимально, при этом делая минимально. Но именно таким человеком был Дмитрий Хакимов – завсегдатай московских баров и ночных клубов, одна из самых ярких звёзд столичной панели, валютная проститутка высшей категории. Но в отличии от Шклярского его московский «коллега» не мог дать клиенту ничего кроме секса. Холодный и нелюдимый эгоист, которого интересовали лишь деньги и генитальные удовольствия, он не мог завести разговор с клиентом, не способен был улыбнуться в нужный момент и состроить чинную и благонравную мину когда это было нужно. За эту холодность, алчность и умение извернуться из любой ситуации Дмитрий Хакимов получил прозвище Снэйк. Другие «мотыльки» Снэйка недолюбливали за его высокомерность и неразборчивость в клиентуре, которое скоро и вышло ему боком. От случайного «кошелька» Хакимов заболел позорной болезнью. Эдмунд со смехом наблюдал как его «коллега» мечется по Питеру в поисках хорошего венеролога, так как в Москве ему помочь отказались, а за границу выезд ему был заказан, так как Снэйк находился под следствием за махинации с криптовалютой… Эдмунд вспомнил о Хакимова случайно и его озарило. Страдающий от болезни и недостатка клиентов, живущий на подсосе у оставшихся ещё «кошельков» Снэйк ради денег соблазнит кого угодно. Хорошая наживка на внушительных размеров рыбёшку. Рано утром Эд позвонил Елене и выложил свой план. Женщина молчала, Шклярский слышал в трубке её неровное дыхание. Она думала. - Ты уверен в нём? – спросила женщина. - Уверен. Ему деваться некуда. Он гниет заживо и чтобы не сдохнуть ему нужны деньги. Я дам ему сколько попросит в обмен на бошку Шевчука. Не рыпнется. Елена ещё помолчала. - Действуй, - наконец сказала она. …Московские путаны недолюбливали питерских коллег, считая их заносчивыми, питерские проституты в ответ считали столичных более жадными до денег и зажравшимися от более состоятельной клиентуры. Эдмунд приехал в Москву инкогнито, спрятавшись в капюшон и тёмные очки. С Хакимовым он встретился в кофейне на Комсомольской площади. Его визави был очень худ, бледен, он сосал толстую сигарету и кашлял в платочек. Эдмунд молча сел напротив Снэйка, молча стал доставать из рюкзака пачки денег. Одна, вторая, третья…бумажки хрустели меж его пальцев, Снэйк смотрел на деньги не отрывая взгляд. - Вот, - подытожил Эд, выложив последнюю пачку, - считай это задаток, ещё столько же получишь потом. - Что за тема? – прохрипел Хакимов. Эдмунд выложил рядом с деньгами фотографию Шевчука и пальцем пододвинул её и к проституту. «Змей» вонзил свой гадючий взгляд в лицо мужчины на фото. - Ебабельный, - заключил, изучив портрет. - Соображаешь, - кивнул Эдмунд. - Через три дня он прилетит в Домодедово. Твоя задача его напоить, соблазнить, очаровать, а потом заставить его проглотить вот это. На фото лёг блистер с одной синей таблеткой. Снэйк испугался. - Я жопу под статью подставлять не буду! - Не ссы! Это снотворное. Он уснёт, а ты отыщешь его портфель, найдёшь там чёрную флэшку и потом позвонишь мне. - А дальше? - А дальше не твоё дело. Твоё дело телячье – отсоси и заглоти. Хакимов посмотрел на фото, затем на деньги, снова посмотрел на фото и глянул изумрудами глаз на Эдмунда. Его питерский коллега сидел перед ним - чеканно-прямой, волевой и уверенный. Серый табачный дым окутывал мужчину, который годился Диме в отцы. - Хорошо. - Вот и умничка, сладкий. - и Эдмунд начал складывать деньги обратно в рюкзак. Одну пачку он отдал Снэйку. – Это тебе на мелкие расходы. Потом получишь остальное, если работу хорошо выполнишь. Хватит и на лечение и на реабилитацию. Не подведи. Снэйк не подвёл.Юрий Шевчук ступил на российскую землю ровно в 12:15 по московскому времени. Руки его, по локоть измазанные кровью семьи Елены, крепко держали коричневый кожаный портфель, где лежали важные бумаги и флэшка с ключами от «Гидры». Выходя из аэропорта он сразу увидел Диму. Симпатичный парнишка стоял скромно у оградки и кокетливо стрелял глазками в сторону мужчины. Бац-бац и в точку! Познакомились, поехали в бар, выпили, поехали в гостиницу «Ленинградская», где Шевчука ждал шикарный номер с огромной кроватью. Там знакомство продолжилось. Эмигрант, физик-ядерщик и убийца в одном лице жадно лобызал руки лежащего рядом с ним жреца любви и клялся ему в любви, обещал положить к ногам Димы что он пожелает, исполнить любое его желание. Снэйк змейкой вывернулся из его рук, тихо хихикая. - Подожди, Хоттабыч. Я хочу ещё вина. Выпьешь со мной? Встав так, чтобы клиент не видел его манипуляций, Хакимов быстро кинул таблетку снотворного в бокал с вином. Шевчук выпил – и всё. - Дим-мочка…что со мной? - Спи, спи-и, - шептал на ухо его змей-искуситель. Через минуту он спал. Дима взял телефон и посветил в окно номера. Эдмунд с несколькими доверенными людьми Елены и с охранником Марата Сергеем ждали внизу. Увидев сигнал они всей толпой вошли в гостиницу, представились перепуганному портье отрядом ОМОНа и ворвавшись в номер Шевчука застали полураздетого растерянного Снэйка и сладко спящего на кровати Шевчука. Увидев кровника Лены Эд почувствовал как поднимается снизу злость, захотелось тут же задушить этого ублюдка подушкой, но он обещал Елене. Трясясь от страха Хакимов отдал Шклярскому чёрную флэшку. Эд отдал Дмитрию пакет, набитый деньгами и сказал: - А теперь, советую тебе скрыться. Езжай в Америку, там «венерку» лечат. И ещё… Лучше смени фамилию и имя. Всё. Пошёл вон! …Территория возле бывшего стекольного завода в Петербурге настоящее гиблое место. Справа – заброшенные гаражи, слева – мусорный полигон, сзади небольшой пролесок, а за ним болото. Ори – не услышат, убьют – не найдут. Именно сюда, в один из разбитых гаражей и привезли Юрия Юлиановича Шевчука. По дороге псы Елены не отказали себе в удовольствии слегка подубасить голого ядерщика, но Эдмунд сдержался, не стал марать руки об эту сволочь. Связанный Шевчук стоял на коленях на железном полу, низко опустив голову, вокруг него стояли вооружённые люди. Эдмунд скромно жался к стене у двери. Ждали Елену. О прибытии оружейной сестры Марата возвестила быстрая дробь каблуков. Она ворвалась в гараж вихрем. Зелёное платье до пола, туфли на каблуках, на плечи накинута чёрная шаль, а в пальцах один из её ручных ножей, которые она вонзала в портрет Шевчука. Валькирия, а не женщина! Эдмунд ощутил холодок по спине. Подойдя к голому мужчине она остановилась. Выражение её лица изменилось несколько раз. То вдруг на нём отражалась ненасытная ярость, то почти монашеская скорбь, то вдовья печаль. От осознания того что самый ненавистный человек на свете сейчас находится перед ней в таком унизительном положении она повеселела. Шевчук поднял голову, с разбитой брови потекла по лицу струйка крови. Лицо мужчины исказилось шоком: - Т-ты? Елена игриво намотала на палец кончик пряди (почти также как Марат): - Да, воскресла. Не ожидал? А моя дочь? – красивое лицо снова озарилось яростью. – А моя мать? Мой муж? Помнишь их? Помнишь? – почти кричала она в лицо своему убийце. Увидев в её руке нож, Юрий задрожал. - Я дам тебе всё что попросишь. - залепетал он. – Деньги, бриллианты, шубы. Всё. У меня деньги. Много денег. Всё что захочешь. Лена иронично склонила голову набок, слегка улыбнулась и взмахнув рукой со всей силы вонзила нож в ногу Шевчука. Тот заорал. Нож с характерным хрустом вошёл в плоть по самую рукоять. Эдмунд ощутил прилив тошноты. Елена рывком вытащила нож из жертвы, Шевчук завалился набок, истошно воя. - Нет, ты не умрёшь сразу, - спокойно сказала женщина, - ты помучаешься также как мучилась я. Как мучилась моя семья. Обойдя его по дуге она снова вонзила нож. На этот раз в плечо. Капли крови летели в разные стороны, но Лена этого не видела. Месть захватила её, опьянила, задурманила разум. Снова взмах – клинок вошёл Юрию в правую лопатку. Он катался по полу в собственной крови, кричал, рычал, молил. А она, словно львица, ходила вокруг него и снова и снова вонзала нож. Её разум совсем помутился от крови. Она велела своим приспешникам полностью раздеть своего врага, завалить его на спину и держать. Когда последнюю тряпку, всю в крови стянули с Шевчука, Елена осмотрела прижатое к полу тело, остановила взгляд на мужском достоинстве. И снова на её лицо легла скорбь. Взмах ножом и кровь брызнула настоящим фонтаном. Кусок плоти лежал на полу, а мужчина отползал от него, держа руки у себя между ног. Он скулил, он выл, он плакал. - Держите его! – снова скомандовала Елена, обтирая нож о край платья. Её псы снова накинулись на изувеченного изрезанного оскоплённого Шевчука. Его швырнули на холодный пол так что затрещали его кости. - Зубы разожмите! «Что она делает?» испугался Эдмунд. Казалось что женщина вконец обезумела. Широко в ужасе были выпущены глаза бывшего ядерщика. Один из охранников просунул свой могучий кулак в рот Шевчука, раздвинул челюсти. Что-то хрустнуло… По гаражу прокатился стон ужаса… Трое мужчин держали Шевчука, четвёртый разжимал ему рот. Над беспомощным мужчиной склонилась Елена с ножом. Торжествующей улыбкой одарила она своего кровника. Видела она распаленный рот Юрия, его кривые зубы и язык весь в пене, дрожащий. - Вытащите язык! Амбал, разжимающий рот, двумя пальцами вытянул язык наружу. Ещё один взмах ножа и язык улетел под ноги Лене. Встали псы, отряхнулись. Перевели дух. Эдмунду стало совсем дурно. Он послушал как исходится воем безъязычный Шевчук и развернувшись вышел из гаража на свежий воздух. На небе сияли звёзды, стрекотали цикады. И если бы не истошные вопли мужчины, было бы совсем хорошо, тихо и безмятежно. Шевчук выл ещё где-то минут пятнадцать, Эдмунд сидя прям на земле курил и слушал этот ор. Странно, но у него не было ни крупицы жалости к этому монстру. Через пятнадцать минут наступила тишина – резкая и давящая на уши. Эд обернулся - из гаража медленно вышла Елена. Вся она была, словно мясник на скотобойне, в крови. Кровь была на платье, на волосах, шаль из чёрной превратилась в красную. Она вышла и устало опустилась на землю, смотря бесцветным взглядом на небо. Эд сел рядом с ней, протянул ей влажную салфетку. - Я убила всю расстрельную команду. – говорила женщина механическим, как у робота, голосом. – Я убила Юрия Шевчука. Я отомщена. Моя девочка отомщена. - Ты отомщена, - кивнул Эдмунд. Женщина закинула в бурьян испачканную салфетку и поправила причёску: - Чёрт, - сказала, усмехнувшись, - надеюсь получится отмыть кровь с платья. Флэшка у тебя? - Да. - Отвези её Марату сам. - Я?? - Да, ты. Я хочу принять душ и лечь спать. А ты езжай в особняк, он там. Ждёт. Возможно, даже тебя. И подмигнула. За их спинами цепные псы Елены щедро поливали бензином бывший гараж с истерзанным телом бывшего эмигранта… Огонь всё скроет. …Марат играл сам с собой в бильярд, когда ему сообщили о приезде Эдмунда. Барон удивился, как обычно, в себе, внешне не изменив своё привычное лицо царя мира. Эдмунд сидел в гостиной и смотрел на огонь камина. Марат подошёл сзади неслышно. - Не ждал. Эдмунд вздрогнул и встал на ноги. Протянул барону флэшку. - Твоё спасение, - сказал с гордостью в тоне. - Что это? - Ключи от «Гидры». Голубые глаза блондина передёрнулись чернотой. - Что с Шевчуком? – спросил, понизив голос. - В аду кормит чертей, зато Лена отомщена, а ты спасён. - Зачем тебе это? – Марат взял флэшку, случайно коснувшись пальцем тёплой ладони куртизана. - Из-за Елены. Жёлтый свет хрустальной люстры заливал гостиную, окутывал две мужские фигуры, застывшие друг перед другом. Громко трещали в камине дрова. - И всё? – спросил Марат, явно разочарованный ответом. - Да. Я пойду, поздно уже. Он сделал два шага к двери, но Марат резво забежав впереди него, заслонил её могучей спиной. - Выпусти меня! - потребовал Шклярский и несильно пихнул Корчемного ладонями в грудь. Пихнул и испугался. В искусственном свете лицо клиента, близкое от его лица, казалось одеревенело. Марату вдруг захотелось со всей силы врезать этой шлюхе. Эд на уровне интуиции почувствовал его желания. - Ну, бей…- сказал, - убивай. Тебе же это сделать так просто. И тут Марату стало его жаль. Он поднял его на руки и понёс в спальню, широко ступая и ударом ноги распахивая двери, заставляя прислугу испуганно шарахаться в разные стороны. Эдмунд покорился ему. - Что хочешь делай со мной… Рви, терзай… Только не отвергай. Я твоя шлюха… Твоя… Утром был новый день. Эдмунд проснулся в объятиях светловолосого ангела. Марат за завтраком вручил пластиковую прозрачную карточку, похожую на банковскую: - Это ключ от дома. Можешь приходить когда захочешь. Ты никуда не спешишь? - Нет. - Давай прогуляемся. Они вышли на задний двор, прошли через сад и пришли к искусственному озерцу, вырытому по желанию Марата. У берега стояла деревянная лодчонка с двумя вёслами. Эдмунд аккуратно сел в лодку, Марат взялся за вёсла. В несколько сильных гребков он загнал лодку на середину острова. Эдмунд зачерпнул в ладонь воду с левого борта и сунул её барону под нос: - Пей. Марат выпил. Эдмунд зачерпнул воду с правого борта и снова поднёс ладонь к его лицу: - Пей. Марат снова выпил. Маэстро улыбнулся: - Вода везде одинаковая, видишь?Так и мы все одинаковые. Что шлюха, что оружейный барон. Нет никакой разницы… После прогулки Марата вызвали срочные дела. Прощаясь с Эдмундом он отдал ему заработок и долго держал его за руку. - Тебе пора, - тихо напомнил Шклярский. - Да, пора… Давай встретимся как-нибудь? Не для перепиха. Просто посидим, поговорим, выпьем… Ты мне нужен. Эдмунд согласно кивнул и вытащил свою руку из его пальцев. - Я позвоню, окей? Ты мне нужен, - повторил Марат. - Хорошо. До встречи. - Пока. Не заезжая домой Эдмунд поехал в «Розовый дворец» чтобы вместе с Рапунцель поехать в больницу к Трифонову. Во дворе он увидел Ильгиза, который деловито засовывал пузатые чемоданы со своим шмотьём в багажник тёмно-синего «Рено». - Ты куда намылился, проблядок? Юнусов и головы не поднял. - О, это ты. Ты где шароебился? Я тут чуть очко не порвал, обслуживая всех твоих «кошельков». - Не твоё дело. - Уезжаю я. - Куда это? Черновласый выпрямился, откинул волосы назад, презрительно задрал голову. - Папика я подцепил. Забирает меня к себе в Выборг. Эдмунд подавил смешок. Это кто ж такой сумасшедший что решил построить любовь с этим недоразумением!? - О, - воскликнул Юнусов, - вон чешет ягодка моя. Из подъезда, тащя чемодан, вышел пухленький мужчина с такими же чёрными как у Ильгиза волосами, только более короткими. Лицо его, круглое как тарелка, светилось доброй. Такая смесь гота и ботана. Дотащив чемодан до машины и впихнув его в багажник пухлик обратился к Юнусову: - Это последний, котёнок. - Спасибо, малыш. - умилился Ильгиз. – Познакомься, это Эдмунд. Толстячок сжал жирной рукой руку Эдмунда: - Горшенёв. Алексей Горшенёв. Рад познакомиться. - Эдмунд Шклярский, тоже рад. А кто вы по профессии, Алексей, если не секрет? - Я писатель. - Лауреат Нобелевской премии, - вставил свои пять копеек Рапунцель. - Пулитцеровской премии, - поправил своего «котёнка» Алексей. Тут Эдмунду стало всё ясно. Не блещущий умом и сообразительностью Юнусов, который путает Нобелевскую премию с Пулитцеровской повёлся на громкое слово «лауреат», решив что оно является синонимом слова «богач». Эд понял что счастливый союз этих двоих брюнетов продлится недолго… …Кис уже начал понемногу ходить по палате, используя ходунки. Эдмунд привёз ему апельсины, помог прогуляться по коридору, рассказал про Юнусова и его округлую «ягодку», они вдвоём от души посмеялись над недалёкостью коллеги. Приехав домой Эдмунд выпил стакан воды и завалился в постель. Чересчур много впечатлений за сутки. С широченной улыбкой, поглаживая через майку гильзу на цепочке Эдмунд засыпал счастливый и безмятежный. Так спокойно и легко на душе ему давно не было. И, будто издеваясь над ним, его разум, каждый раз когда он засыпал с легкостью на душе, посылал ему кошмар в качестве сна. Мол, мучайся хотя бы во сне! День за днём, месяц за месяцем, прошёл год совместной жизни Эдика с Борисом. Он многому научился у любовника, мог играть на гитаре простые мелодии, научился готовить элементарные блюда и постиг в совершенстве главную науку добывания еды в условиях общежития – отбирать еду у других студентов, как это регулярно делал Борис. Гребня боялись и уважали и его юному сожителю отдавали всё что он попросит. Эдик не учился и не работал, постоянно сидел дома, благо у Бориса была большая библиотека – мальчишка читал постоянно, читал много и тогда же открыл для себя Ницше. И вроде бы жизнь была тихая и безмятежная, но одно её портило – странная «болезнь» Бориса, когда у него резко менялось настроение, появлялась отдышка и он резко становился очень уставшим. Эдик до определенного момента не понимал что происходит с любовником, пока одним утром не застал Гребня в общей ванне за странным занятием. Борис стоял наклонившись над раковиной и нюхал белый порошок, рассыпанный по раковине. - Боря, что это? – удивился мальчишка. Гребенщиков поднял голову, вытер белые следы с носа. - Моё лекарство, малыш. - Оно помогает тебе? - О, да. Хочешь попробовать? - Зачем мне, - удивился Эдик, - я ж не болею. Борис оскалил жёлтые зубы: - Это пока что… Это был первый раз когда Эдик увидел кокаин. Вскоре «болезнь» Бориса стала серьёзнее и обычные дозы «лекарства» уже не помогали. Эдик, забившись в угол, наблюдал как любовника терзает ломка. Борис метался по комнате, швырял вещи, ругался, бил кулаками в стену, а увидев зажатого Эдика, он схватил его за шкирку и со всей силы швырнул на кровать. Мальчик больно ударился боком о край железной кровати, стёк на пол и заплакал. Это слегка отрезвило Бориса. Он подошёл к мальчишке и обнял его. - Прости, прости… - Да что с тобой такое? – плакал Эдик в плечо возлюбленному. - Прости, прости… Мне просто очень плохо и я не контролирую себя. - Больше так не делай, ладно? – с детской наивностью попросил Эдик. - Ладно, - ответил Борис и улыбнулся. Что-то неестественно-порочное было в этой улыбке. Он был очень хитрый…демон! Регулярно в гости к ним приходили друзья Бориса, такие же музыканты как и он. Они сидели за столом допоздна, ели, пили, играли на гитаре, резались в карты. Эдик в такие минуты старался прикинуться ветошью и не отсвечивать. Пока компания гульбанила, он сидел в углу с книжкой и пережидал это нашествие. В то страшное утро Борис растолкал Эдика рано, почти стащил его с кровати и велел одеваться. Мальчик безропотно подчинился. Его ещё немного потряхивало после вчерашнего кошмара. Вчера Борис очень громко разговаривал с кем-то по телефону, орал так что слышало всё общежитие, Эдик иногда слышал отчётливые фразы: «ты не посмеешь так со мной поступить», «у меня нет денег», «я найду чем заплатить»… Он понял что речь идёт о «лекарстве», без которого Борис превращался в зверя. Закончив разговор Гребенщиков влетел в комнату и начал уже привычный при ломке ритуал расшвыривания вещей в разные стороны. Гремела посуда, летали книги, гитара описала дугу и приземлилась на кровать. Перешвыряв всё что можно, Борис вдобавок схватив юного любовника за его жидкие волосы протащил мальчика по полу и наградил сочным пинком. После этого абстиненция пошла на спад, Борис потом долго извинялся, после страстного секса Эдик уснул и не видел каким масляным взглядом рассматривает его Борис. «Получить можно всё что угодно, если знать что предложить взамен». Пока они тряслись в трамвае Эдик разглядывал любимого и не мог наглядеться. Борис же смотрел в окно… Они вышли на серой остановке, долго плутали среди лабиринта домов-колодцей и наконец зашли в подъезд, поднялись на этаж. Борис толкнул оббитую по тёртым рыжим дерматином дверь. В нос Эдику ударил резкий травяной запах. Он ещё не понимал что попал в ад. В свой персональный ад… Борис прошёл через широкую залу, наполненную людьми и все они без движения лежали кто где, дым стоял такой что топор можно легко вешать. Борис отворил белую облупившуюся дверь и вошёл. Эдик за ним. В комнате сидели несколько парней. Один из них, забравшись с ногами в кресло теребонькал струны гитары и надрывно выл: «Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет» - Джордж! – тихо пискнул Гребень, сразу став тихоньким и покорным. Парень с гитарой вытянул шею, оскалился. - А вот и наш петушок – золотой гребешок! - Джордж…я вот… привёл. Вот он… - Борис мямлил, переваливался с ноги на ногу и сильно потел. Джордж встал с кресла, чем оживил и остальных парней, они начали медленно подбираться поближе к двум стоящим парням. Эдик пока мало что понимал, с интересом смотрел на людей, на комнату, на гитару. Подойдя к мальчику Джордж двумя пальцами взял его за подбородок и резко дёрнул на себя. Мальчишка недовольно сморщил нос и ойкнул. Парень внимательно всматривался в его лицо. - Джордж…- хныкал Борис. – Джордж, пожалуйста… Дай! - Хорошо, он сойдёт, - кивнул Джордж, отпуская лицо Эдика из своих крепких пальцев. - Дай…- Бориса начинало трясти. Джордж влепил затрещину первому попавшемуся парню: - Дюша, дай ему дозу и пусть убирается. Парень, которого Джордж назвал «Дюшей» вручил Гребенщикову белый пакетик и стал выталкивать его за дверь. И в этот момент Эдику стало страшно. Точно также как было страшно год назад под дождём от яростного взора бабушки. - Боря, - пробормотал мальчик, - что происходит? Получивший заветный пакетик Борис лишь развёл руки: - Прости, извини, малыш, мне нужен кокс чтоб не сдохнуть, а мне нечем за него заплатить, кроме как тобой.Но тебе же не привыкать быть вещью, да? Они парни ласковые. Извини. Без обид. Каждому своё. Подталкиваемый Дюшей Борис ушёл. Эдик стоял в ступоре, оглушенный его словами и не сразу заметил что он в ловушке. Дюша встал у двери, преграждая путь, а Джордж и остальные окружили его, словно стая тигров беспомощного кролика. Эдик вжал голову в плечи и вдруг…побежал! Но уже возле самого окна его перехватил парень с волосами до плеч. - Куда собралась, шлюха? Эдик рвался из тонких но цепких рук: - Пустите меня! Нет! Боря, помоги! - Эй, Сева, я первый буду, - хмыкнул Джордж. Волосатый швырнул мальчика на кровать. - Держи! Эдик попытался сползти с кровати, но Джордж за ноги затащил его обратно на засаленный матрас. С ужасом смотрел Эдик как Джордж снимает с себя одежду. А как только он снял с себя трусы – мальчик закричал истошно: - Помогите-е! Бо-оря!! Помоги-и. Не понимал глупый влюбленный мальчонка что его первая любовь продала его безжалостно за пакет кокаина. Звал он любимого, дрыгал ногами, норовил лягнуть… - Ах, ты, сука! – выругался Джордж получив удар ногой в голый живот. – Ну всё, падла! Удар в висок опрокинул на Эдика давящую тьму. Очнулся он от сильнейшей боли. Открыл глаза и увидел над собой довольного Джорджа. Резкими болезненными движениями на сухую он всаживал свой внушительный член в неподготовленный анус мальчика. Эдик в разодранной одежде лежал под телом, пахнущим потом и табаком в неприятной сырости и всё ниже пояса горело от боли. Очнувшись он снова закричал, но тут же получил пощёчину. - Заткнись, блядь. Зажмурив глаза он слышал громкое протяжное постанывание Джорджа возле уха и от гадости и стыда хотел умереть. Его несколько лет трахали разные мужчины и это было нормально, потому что он был на это согласен. Но никогда в его жизни не было принуждения. И он не знал насколько это мерзко. «Боря…Боря…спаси…» шептал Эдик и затем снова провалился во тьму. Он не знал что Борис сидел в соседней комнате на полу и быстрыми движениями втирал в дёсны полученный за живую «оплату» порошок. Ему стало хорошо, ломка прошла и снова мир стал розовым, счастливым и ярким. И наивному Эдику в нём места не было… …Ранним утром случайные прохожие обнаружили в проулке среди мешков с мусором едва живого мальчика. Он был весь в крови, лицо в крови, кровавыми пятнами усеяны были его джинсы-«варёнки» в районе паха и колен. По очереди изнасиловав мальчика Джордж и его «шестёрки» стали думать что с ним делать. Тогда они крепко избили подростка и выкинули на улицу, авось не переживёт ночь, замёрзнет. Но Эдик, назло всему, выжил. Синего от холода мальчика спасли неравнодушные люди. Один из прохожих накинул на мальчишку своё пальто, пока другой бежал к телефонной будке чтобы вызвать скорую. Сквозь боль и мрак Эдик чувствовал тёплую ладонь, которая нежно гладила его по голове. И ему казалось что это бабушка. Да, Эдик, любящее сердце может испытать и другое чувство. Чувство как его предают и продают…безжалостно.