Твари цвета ультрамарин

I

Из окон этого кабинета отлично просматривается и видовая часть Пир-Пойнта, и барьер, строящийся силами Повелителя Янтаря. Говорят, этот барьер нужен для того, чтобы не пустить во Вселенную угрозу «с той стороны», но Клипот уже так долго занимается своей стеной, что любое предположение о назначении является не более чем домыслами и слухами. Свет, проходящий через панорамные окна, раскладывается опаловыми бликами и падает на мебель, что выглядит гораздо комфортнее и качественнее, чем в большинстве кабинетов базы Корпорации. Авантюрин бы даже сказал, что это — лучший кабинет, что есть на базе, но лучшая точка обзора, разумеется, должна быть либо у Основателей, либо у Алмаза. Так уж заведено. Авантюрин убирает руки за спину, когда стоит посреди кабинета Опала и смотрит, как тот провожает взглядом чей-то звездолёт за горизонте. Обхватывает пальцами левой руки кольцо на второй фаланге среднего пальца правой, проворачивает; кожа перчаток хорошая, не скрипит под воздействием. Звездолёт серебристой точкой постепенно увеличивается, значит, летит в сторону обустроенной взлётно-посадочной полосы на снижение. В своё время решение Опала перевесило чашу весов в вопросе, брать ли авгина на работу в департамент стратегических инвестирований. Камней преткновения на пути этого решения было множество, начиная от того, что главный подозреваемый в чудовищном деле золотых песков Эгихазо несколько лет был на Пир-Пойнте в качестве пленника и арестанта, и заканчивая тем, что среди корпоратов очень быстро расползлась информация о том, что кандидат — с планеты Сигония-IV, а, значит, априори волк в овечьей шкуре. Якобы авгины сильно мешали тому, чтобы народы объединились в Сигонийское Владычество и подписали договор о вступлении в Конгресс межзвёздного мира. Авантюрин даже может назвать по имени и должности того, кто был больше всех против — Освальдо Шнайдер, руководитель департамента развития маркетинга. Освальдо ещё не дослужился до должности члена правления, но очень к ней стремится. Опал, наконец, отвлекается от созерцания и вновь поворачивается к коллеге, чтобы продолжить прерванный разговор: — С учётом того, что Топаз не справилась с порученным ей кейсом, касающимся планеты Ярило-VI, господином Алмазом было принято решение передать следующий проект тебе. Для работы необходим сотрудник с рангом не ниже сорок пятого. Интересно. Пару дней назад под персиковым цветом рассветного неба Топаз рассказывала о том, что ей передали дело, которым якобы должна была заниматься Жэйд, и ни словом не обмолвилась о том, что завалила какой-то кейс. Может быть тут и Жэйд вовсе не причём, а Топаз решила акцентировать внимание на своих достижениях, не поражениях? С неё станется. Впрочем, неплохой приём, если хочешь заработать себе репутацию хорошего менеджера. На этот факт указываете ещё и то, что нужен ранг не ниже сорок пятого, а Топаз… была сорок пятым. Понизили, вероятно. — Могу я узнать, что за проект? Опал слабо кивает на вопрос Авантюрина: — Касается давно утерянной для нас планеты. Информации немного, но информация исчерпывающая. Даже гадать не нужно, что за планета. В истории Корпорации Межзвёздного Мира не так уж много планет в конечном итоге не оказывались под контролем Конгресса, и ещё меньше — впоследствии каким-либо образом вырывались из-под контроля. — Пенакония. — Верно. — Опал снова кивает. — Нам необходимо, чтобы тюрьма вернулась в область нашей юрисдикции. «Нам» — это, конечно же, не Опалу конкретно. Это — Основателям, для которых потеря Пенаконии обернулась множеством финансовых и не только проблем. Это — Алмазу, который, как эманатор Сохранения, делает всё, чтобы КММ продолжала придерживаться выбранного множество янтарных эр назад Пути. То самое пятно на репутации Корпорации, которое усиленно подкрашивают белой краской. — И когда я говорю о том, что «нам необходимо», я имею в виду в первую очередь Корпорацию в целом, — заканчивает мысль Опал. — То есть в данном деле мы ожидаем в результате всё или ничего. Либо ты возвращаешь Корпорации планету-тюрьму, либо ты делаешь так, чтобы ни мятежников, ни самой Пенаконии больше не существовало. Радикальная постановка вопроса. Авантюрин обхватывает пальцами одной руки запястье другой, так и продолжая держать их за спиной. Всё или ничего. Это подходит. Попасть на Пенаконию будет непросто: по информации, тщательно собираемой и аккумулируемой, опуститься на поверхность планеты можно только по приглашению Семьи. Там, за окном, уже гораздо отчётливее слышен звук приближающегося звездолёта. Свои? Или партнёры? Отсюда сложно сказать наверняка, не видя эмблем на корпусе. — Почему именно сейчас? Авантюрин считает, что имеет право знать. Оценить риски и прикинуть, сколько ему понадобится активов, чтобы взяться за это дело. Одно дело — выиграть для КММ крупную сделку, и совсем другое — разобраться с целой планетой, на которой если не каждый первый, то каждый второй явно имеет что-нибудь против Корпорации или отдельных её представителей. Потребуется несколько очень хороших фишек. Вероятно, Опал тоже так считает. — Мы должны знать всё. Как они помогают своим сообщникам сбегать от правосудия. Как они провозят контрабанду на Пир-Пойнт, — он взмахивает рукой, не то показывая на пейзаж за окном, не то описывая ситуацию в целом. Там, в небе, звездолёт уже заходит на манёвр. — От гражданских это ещё удаётся скрывать, не озвучивая в трансляциях, но становится всё сложнее закрывать глаза на возросшую активность чувствопреступников. Сначала они маскируются среди нас, а потом они оказываются одними из нас. Опал говорит о Жэйд. Несложно догадаться. На уши подняли чуть ли не весь базовый персонал, когда обнаружили её труп в одной из закрытых аудиторий для проведения лекций, а рядом с ней ещё и заляпанный кровью сборник стихов. Тело тут же забрали на экспертизу [пулевое ранение, видимо, не самый красноречивый признак, указывающий на причину смерти, однако Авантюрин никогда не знал тонкостей проведения подобных мероприятий — может быть, по дырке от пули эксперты смогли уже сделать какие-то свои, дополнительные выводы], книгу тоже забрали, а также изъяли записи с внутренних камер аудитории. Результаты расследования ещё не объявлялись, как и не объявлялась, собственно, смерть одной из Десяти каменных сердец. Но слухами вся база полнится, и скрывать это долго всё равно не получится. Если об этом не знают сейчас, то узнают после, когда Жэйд слишком долго не будет появляться на публике или же когда этой самой публике представят новую Жэйд. Впрочем, стороннему наблюдателю наверняка будет невероятно сложно поверить в тот факт, что Жэйд могла предать КММ и самого Алмаза в придачу. Стать эмоциональной преступницей? Общественный резонанс будет сильнее, чем четыре года назад после смены Топаз на новую Топаз. Жаль ли Авантюрину? На Пир-Пойнте не существует слова «жаль», как и прочих синонимов, связанных с чувствами. Жэйд увидела в нём нечто иное, чем видели катиканцы и рабовладельцы. Сначала она предложила ему сделать себе новую личность и добровольно начать принимать «прозиум», чтобы доказать свою лояльность Корпорации, а через несколько лет принесла в своих руках изумительно переливающийся авантюрин — прямиком из пещер в звёздной системе Иманика, в которых Бешеный Бык и все его подчинённые проворачивали свои тёмные дела, дабы не вовлекать в них остальных военачальников и не пачкать полы синхронизированного орбитального поместья кровью. Из того авантюрина он и высек свой краеугольный камень. — Неслыханно, — негромко говорит Опал как будто бы про себя. — Убийство каменного сердца без трибунала Совета Директоров… Действительно. Некоторых эмоциональных преступников казнят без суда и следствия прямиком на месте, потому что ликвидаторы и группы по зачистке наделены необходимыми полномочиями. Не нужно никого разбирательства, когда преступление совершается буквально у тебя на глазах. Некоторых сжигают в специальных камерах: говорят, это гуманнее, и для захоронения требуется меньше места. Что же касается сотрудников КММ, особенно высокоранговых… над теми всегда проводится трибунал Совета Директоров, и только после окончательного признания вины их казнят. Корпорация не прощает предателей, даже если те клятвенно обещают вернуться к «прозиуму». Оступившийся однажды легко сойдёт на ту же дорожку снова. — Наверняка убийцу скоро поймают, — тихо замечает Авантюрин. Не даром столько систем охраны и контроля всех этапов жизнедеятельности базы. База — пожалуй, самое защищённое место на Пир-Пойнте, если не во всей Вселенной. Впрочем, и на эту систему охраны пару раз уже находилась управа, когда Охотники за стелларонами во главе с Кафкой устраивали налёты на Пир-Пойнт. Давно это было, но, тем не менее, было. Авантюрин даже застал один из налётов лично. — Уже. Вообще-то убийца сам сказал, где искать труп, — небрежно отмахивается Опал. Однако. — Кто? — осторожно задаёт вопрос Авантюрин. И так понятно, что это кто-то из своих. Но где это видано, чтобы убийца добровольно приходил и рассказывал, что он совершил. — Один из членов Гильдии эрудитов. Как его там… Доктор… Рацио, кажется. Ответ Опала, мягко говоря, оказывается не самым предсказуемым. — …неожиданно. — Для нас тоже. Яполи уже поручился за него, — Опал садится на кресло за широким рабочим столом и скрещивает руки на груди, — а Совет Директоров не может игнорировать его поручительство и предать подозреваемого казни немедленно. Мы обязаны провести тестирование, и только по его результатам будет вынесено решение о казни. Сейчас от тебя требуется дойти до допросной и в качестве независимого наблюдателя проследить, чтобы никто не вмешивался. Авантюрин кивает и, дождавшись возможности уйти, выходит из кабинета коллеги. Рацио. Интересно. Здесь не так уж и много вариантов. Либо он перестал принимать препарат и на поводу собственных чувств зачем-то убил Жэйд — тогда он определённо виновен и будет наказан по всей строгости, либо… Авантюрин, дожидаясь лифта, убирает ладони в карманы брюк. Либо Рацио тоже увидел, как Жэйд спрятала книгу в архиве, тогда он всего лишь выполнил свой гражданский долг слишком радикальным методом при том, что Гильдия Эрудитов всегда подчёркивает тот факт, что лишь номинально находится в подчинении КММ. К тому же Яполи поручился за него. Глава департамента технологий и, по совместительству, глава Гильдии эрудитов не стал бы рисковать собственной репутацией, если бы не был уверен наверняка. Что-то этому Яполи определённо известно. Допросные находятся на нижнем ярусе базы. Это весьма логично: с одной стороны близко до камер содержания арестантов, и, с другой стороны, если подозреваемый попытается сбежать, то его задержат быстрее, чем он доберётся до выхода. Авантюрин пробовал в своё время. На всём протяжении коридоров посты охраны бдительно следят за соблюдением порядка, и здесь нет окон — только двери на магнитных замках, которые не открыть без карт доступа. В примыкающем к допросной комнате наблюдательном помещении уже суетится персонал. Настраивают оборудование — камеры, микрофоны для записи, — негромко о чём-то переговариваются между собой. Когда срабатывает запорный механизм, и Авантюрин входит в наблюдательную, они резко и почтительно смолкают при виде старшего по рангу. — Господин Авантюрин, — сбиваясь, говорит оператор. — Нас не предупреждали о… —И не должны были, — ровно отвечает Авантюрин. — Делайте свою работу. Оператор, переглянувшись с ассистентами, кивает и возвращается к оборудованию. Присутствие одного из Десяти каменных сердец, ранее не заявленного на наблюдение за тестированием, как минимум должно сократить шанс возможных махинаций с итоговым результатом. Всё-таки, несмотря на поручительство Яполи, подозреваемый может оказаться эмоциональным преступником. Авантюрин же, повернувшись к прозрачному с этой стороны зеркалу Гезелла, наблюдает за тем, как в допросную к уже ожидающему внутри дознавателю заводят Веритаса Рацио.

II

— Доктор Рацио, присаживайтесь. Думаю, мы быстро закончим с этой… формальностью. Рацио кивает и садится за предложенное место. Комната переговоров — или, если выражаться точнее, камера допросов, — не самая большая, что можно найти на основной базе КММ. Стерильно-чистые стены, белый эргономичный стол, такие же белые, самые простые стулья — ровно два, для дознавателя и допрашиваемого. И, разумеется, зеркало Гезелла во всю стену: отсюда можно разглядеть разве что собственное отражение, а с той стороны, в небольшом подсобном помещении, помимо оператора, фиксирующего прохождение теста, ещё наверняка находится кто-нибудь из независимых наблюдателей. К нему подходит ассистентка дознавателя: ставит переносной прибор, который будет регистрировать ответы на вопросы и малейшие реакции, выбивающиеся из рамок «нормальности», подсоединяет провода к вискам, к шее и к запястьям, а также устанавливает экран на высоте головы, в котором Рацио теперь видит отражение собственных глаз. Любой импульс будет считан и интерпретирован точной машиной. Последним действием ассистентка ставит на стол стакан с прозрачной, голубоватой жидкостью — нужно выпить перед тестированием. Убийство одного из Десяти каменных сердец — это крайне тяжёлое преступление. Однако же, Рацио себя виновным не считает; это было не убийство, а, можно сказать, выполнение последней воли эмоциональной преступницы — её в любом случае казнили бы, она не собиралась отпираться. И если корпораты так уж хотят добраться до истины, то прямо сейчас они должны поднять записи с внутренних камер аудитории и самолично во всём убедиться, а не тратить ни своё, ни чужое время. Для наиболее точного результата достаточно двадцать-тридцать вопросов, в особо сложных случаях может требоваться около ста вопросов. Никто точно не знает, насколько большой тест Войта-Кампфа в целом: каждый раз дознаватели задают разные вопросы, и выучить их к следующему тесту нереально. Всё, что более-менее известно, так это то, что вопросы делятся на подгруппы: общие, направленные на выявление аномалий в поведении гражданина, направленные на личность — подобранные индивидуально к тестируемому, и ориентированные на эмоциональный отклик в целом. Дознаватель, сидящий напротив Рацио, открывает приложение на планшете и поднимает ничего не выражающий взгляд. Что же, началось. — Вы когда-нибудь были в учебном учреждении? — Да. Это просто. Сначала школа, в которую ходят все люди, которые не хотят закончить свою жизнь под забором, затем — Высшая академия истины, в которую подавал прошение ещё наставник Рацио до того, как его подопечный успел закончить среднюю школу. В Академии ему уже довелось получить несколько докторских степеней, не говоря уж о мемуарах на родной планете и отснятых фильмах о научных достижениях. Возможно, прямо сейчас дознаватель проверяет, насколько Рацио в принципе склонен лгать, едва ли этот вопрос хоть как-то относится к эмоциональному спектру. — Вы общаетесь с коллегой и понимаете, что он неправ. Вы исправите его? — Глупость жаждет исправления. Это уже личная убеждённость. Дело не в том, чтобы хранить и приумножать знания, а ещё и в том, чтобы делиться знаниями с другими. Только так можно искоренить невежество. Дознаватель медленно кивает, как будто бы понимая точку зрения подозреваемого, и продолжает тест: — Представьте, что вы опоздали на работу. Вы согласитесь на штраф или придумаете уважительную причину? — Я не опаздываю, — тихо хмыкает Рацио. — А этот тест длится уже сто семь системных секунд. Дознаватель вновь кивает и опускает взгляд в планшет. Сверяется со временем? Может не сверяться, у Рацио достаточно хорошее внутреннее ощущение времени. Под потолком тихо жужжат лампы. Их можно было бы давно заменить на светодиодные, но, судя по всему, этому департаменту не хватает финансирования. Хотя, казалось бы, основная цель Корпорации — множить и приумножать доход. Следующий вопрос. Прибор мерно щёлкает внутри своих технологичных внутренностей, но никаких ошибок или предупреждений не выдаёт. Тест Войта-Кампфа проводится в штатном режиме. — Ваша коллега не успевает подготовить доклад для конференции вовремя. Вы проникнетесь сочувствием и поможете ей? — Конкретизируйте ситуацию. — Тестировщик лишь машет рукой, мол «отвечайте на вопрос как его понимаете», поэтому Рацио коротко вздыхает прежде чем ответить: — Если это групповой проект, то в интересах всех участников закончить его вовремя. Если это одиночный проект, то коллеге нужно учиться распоряжаться собственным временем и расставлять приоритеты. Дознаватель, словно продолжая развивать мысль, задаёт ситуацию в продолжение прошлого вопроса: — Как вы отреагируете, если ваш коллега украдёт идею вашего проекта? В помещении становится даже жарко, если не сказать — душно. Здесь нет системы вентиляции или кондиционера? Рацио, прежде чем ответить, поднимает голову и скользит взглядом по стыкам потолка и стен: идеально ровные, выбеленные, несколько камер наблюдения, чтобы записывать происходящее в переговорной с разных ракурсов, а вот банального прямоугольника вентиляции, прикрытого решёткой, не видать. Заметив выжидательный взгляд дознавателя, Рацио говорит: — Подам прошение руководству Гильдии на разбирательство и дисциплинарное взыскание. Корпорат кивает. — Отвечайте не раздумывая слишком долго, пожалуйста. Ваш друг вдруг начинает действовать агрессивно. Как вы поступите? Что можно сделать с агрессивным человеком? У законопослушного гражданина не возникает сомнений: — Передам сведения об инциденте в правоохранительные органы, возможно агрессор не принял «прозиум» или является эмоциональным преступником. Прибор, регистрирующий эмоциональные колебания и реакцию зрачков, по-прежнему молчит о каких-либо аномалиях или сбоях. Так и должно быть: Рацио как положено уже не первый год принимает лекарство, а что касается убийства одной из Десяти каменных сердец — да, он никогда не был ни в составе оперативных групп по зачистке, ни тем более в числе ликвидаторов неработающих активов, но он лишь выполнил свой гражданский долг оберегать Пир-Пойнт от очередного падения в хаос вызванных низменными чувствами конфликтов и проблем. По реакции дознавателя не понять, как именно тот относится к происходящему. Ни на один ответ, следующий от Рацио, выражение лица корпората не меняется ни на йоту. В какой-то момент раздаётся стук в дверь, но даже на это корпорат внимание не обращает, продолжая тестирование. Стук, меж тем оставшись без отклика, прекращается. Дознаватель задаёт ещё несколько вопросов, направленных на поддержание общественного порядка или призванные вызвать определённый эмоциональный отклик, и уже после них меняет тактику теста, начиная спрашивать более напористо: — Как вы будете действовать, если вас обвинят в преступлении, которого вы не совершали? Ага. Вот оно. Направленные вопросы. Весь тест до этого был общей проверкой, а вот теперь похож на то, что действительно хотелось бы узнать руководству КММ прежде чем вынести решение по делу. Рацио, выпрямляясь на стуле, приподнимает подбородок и, спокойно глядя в глаза дознавателю, медленно и членораздельно произносит: — Так же, как и сейчас. Пойду на сотрудничество и буду сидеть перед вами, чтобы вы убедились, что я не совершал ничего противоправного. Ни единого механического писка. Рацио говорит правду, и Рацио спокоен, а прибор не регистрирует перепадов эмоционального состояния. Дознаватель, опуская взгляд в собственный планшет, тем временем продолжает тест: — Как вы поступите, если ваш знакомый попросит вас помочь ему скрыться от правосудия? — Опять же передам в правоохранительные органы, — также ровно говорит Рацио. — Вопросы повторяются? Пауза. Иногда так работают тесты: появляются вариации одних и тех же ситуаций, и тогда уже сличаются ответы тестируемого на предмет противоречий. Если тестируемый в одном случае ответил определённым образом, не ответит ли он как-то иначе, если поменять формулировку ситуации? Корпорат же продолжает как ни в чём не бывало, не утруждая себя ответом: — Когда вы не выполняете свои обязанности, вас запирают в маленькую коробку? — Простите, что? Рацио думает, что ему послышалось. Какая ещё маленькая коробка? Почему речь в принципе зашла за коробки? У этого теста как будто бы начинает пропадать всякая замеченная ранее система. Он едва хмурится, ожидая разъяснения. — Отвлечёмся, — говорит дознаватель, вновь игнорируя направленное на него уточнение. — Представьте, что вы видите на улице раненое животное. Вы поможете ему? И как будут засчитываться результаты, для которых не был дан однозначный ответ? Рацио не дают времени поразмыслить над этим, подгоняя не останавливаться и продолжать говорить, отвечать, разъяснять. Очевидно эта тактика призвана выбить его из колеи, но вместо волнения и страха [что такое страх?] вызывает лишь недоумение. — Позвоню в надзорный орган, — Рацио качает головой. — Я доктор биологических наук, но не ветеринар. — А если вы увидите раненого человека и, возможно, без вашей помощи он истечёт кровью и умрёт? Это уже вопрос сложнее. С одной стороны, в современном мире инициатива зачастую мгновенно наказуема, с другой стороны на кону человеческая жизнь. Рацио закидывает ногу на ногу, прикидывая ответ, но отлично помнит, что много времени на размышления тратить нельзя. — Наложу жгут до прибытия неотложной помощи, — говорит он. — У меня нет права помогать пострадавшему, не имея соответствующей квалификации. Да и ни у кого нет такого права. Потому что в случае, если пострадавший умрёт, всю вину сложат на человека, оказавшего неквалифицированную помощь. Та же самая ситуация и в случае, если помощь приведёт к каким-либо последствиям, там уже пострадавший имеет полной право подать на компенсацию ущерба. Следующий вопрос оказывается тематически связан с предыдущим, но ставящий опрашиваемого в иное положение: — Вы можете убить одного человека с иммунитетом к неизвестному заболеванию чтобы, возможно, спасти миллионы? — Гипотетические вопросы? — Рацио смыкает ладони перед собой на столе, аккуратно складывая палец к пальцу. Гипотетически, всё решают, разумеется, рамки морали конкретного учёного. — Зависит от шанса этой самой возможности. Он отвечает честно, несмотря на то, что убить человека — значит иметь склонность к насилию — может быть расценено считывающим прибором как отклонение от нормы. Если шанс более чем 90% на то, чтобы выделить антидот и действительно спасти этим миллионы разумных существ, то попытаться определённо стоит. Если шанс низок — то зачем брать на себя бремя убийцы, если все остальные в любом случае умрут? Прибор продолжает регистрировать реакцию и направлять на планшет дознавателя. Дознаватель, тут же проверяя результаты и сверяясь с гистограммами и полосой кардиограммы, не высказывает никаких явных признаков, по которым можно было бы считать, что именно он там видит на своём планшете и какие преждевременные выводы при этом делает. — Каково это — держать за руку того, кого ты любишь? Вопрос звучит невпопад и не к месту. Это точно продолжение теста? Рацио хмурится. — …Я не знаю. — Вас учили чувствовать это? Палец к пальцу? «Что за…» — Нет. Определённо это не случайность, потому что дознаватель как ни в чём не бывало продолжает сыпать вопросами даже несмотря на явное непонимание опрашиваемого: — Мечтаете ли вы, чтобы ваши сердца были связаны? Что за бред. — Это шутка какая-то? — Рацио всё же спрашивает вслух, надеясь получить ответ, но естественно корпорат игнорирует его уточнение как и все предыдущие до этого. — Чувствуете ли вы, что потеряли часть себя? Определённо бред. — Прямо сейчас я чувствую, что мы потеряли суть нашей с вами встречи. Корпорат, словно удовлетворённый последним ответом, нажимает что-то в своём планшете и гасит экран, после чего поднимает взгляд на Рацио. — Благодарю вас за прохождение теста. Вы подтверждаете, что ваши показания по поводу происшествия правдивы? — Конечно, подтверждаю. Рацио бы ещё спросил, с каких пор в тесте Войта-Кампфа используют настолько несистемные вопросы, но больше всего ему сейчас хочется покинуть помещение и заняться действительно важными делами. Например, вернуться к работе, которая явно принесла бы больше пользы, чем очевидный факт того, что Рацио не является эмоциональным преступником. Корпорат поднимается со своего места и выходит из помещения, перед этим приложив личную карточку к считывателю на косяке. Одновременно с тем, как дознаватель уходит, возвращается ассистентка, чтобы молчаливо отсоединить от Рацио все провода и убрать погаснувший экран. Что же. Зайдут ли прямо сейчас сюда охранники с оружием наперевес?