Поздравляю! Вы беременны!

Фан Добин никогда не был в таком ужасе. Ли Ляньхуа, наверное, тоже. Хотя он-то вообще чудом не отключается от боли. Добин понятия не имеет, что нужно сказать, пока Ли Ляньхуа сворачивается на тахте, обнимая совсем круглый (придурки, как они могли не заметить, что всё дошло до этой стадии) живот и немного подрагивает. Ли Ляньхуа не издаёт ни звука. Это пугает. Люди обычно кричат, когда им больно, разве нет? Потому что так становится легче. Но Сяохуа, как обычно, выбирает никому не показывать. Не хочет, чтобы они переживали, или переживает, что, если позволит хотя бы одному звуку прорваться во внешний мир, то не сможет остановиться? Фан Добин сидит рядом, поглаживая Ли Ляньхуа по волосам, пока тот не поднимает на него покрасневшие глаза, поверхностно и часто дыша. Ляньхуа кашляет, приподнимаясь с тахты, и отворачивается, оставляя Фан Добина гладить его по спине. По подбородку Сяохуа стекает струйка крови, которую он пытается стереть, но размазывает ещё сильнее. Видеть его в таком состоянии невыносимо тяжело. Как будто тысячи игл разом вонзаются в сердце Фан Добина. — Сяохуа... Фан Добин чувствует, как в горле встаёт ком. Он прижимает Ли Ляньхуа к себе, шепча извинения, стараясь как можно нежнее направить Янчжоумань по его меридианам. Несмотря на все его усилия, Ли Ляньхуа снова закашливается, сплёвывая кровь. Теперь он безнадежно испачкан. По его лицу стекает кровь и пот, но он по-прежнему не произносит ни слова. Он выглядит почти воинственно, почти так, как Фан Добин представлял себе пропавшего шифу, когда на ощупь ловит его запястье и вцепляется в него так, что костяшки белеют. Ли Ляньхуа это не очень помогает, а Фан Добину от этого очень больно, но он ни единым словом не выказывает возражения. Мертвая хватка чуть не заставляет кричать самого, но он терпит, потому что Ли Ляньхуа, конечно же, чувствует себя намного хуже. — Сяобао... Он меня разорвёт... — тихий стон коротко прорывается сквозь стиснутые зубы Ляньхуа, давая понять, что ситуация ухудшается с каждой минутой. Теперь это происходит чаще. Время с тех пор, как Ди Фэйшэн побежал — полетел за лекарем, тянется, как резина, и становится ужасно твёрдым и душным. Фан Добин сосредотачивается на том, чтобы вливать ци в Ли Ляньхуа и успокаивать его, в перерывах шепча что-то очень глупое, что Ли Ляньхуа обязательно бы осудил, если бы слушал, и гладя его по растрепавшимся волосам. Он вытирает пот со лба и кровь мягкой тканью, молясь, чтобы Ди Фэйшэн вернулся скорее. Даже изредка слышать болезненные стоны Ли Ляньхуа, который по-прежнему сдерживается и ожесточенно кусает губы, действительно тяжело. Ли Ляньхуа никогда не должен был переносить той боли, которую перенес в своей жизни, и Фан Добин чувствует себя ужасно виноватым за то, что из-за него Сяохуа должен пережить ещё одну. Добин молится всем богам, чтобы эта стала последней. — Чш-ш, сейчас придет Гуань Хэмэн, — как мантру, повторяет Фан Добин. Вряд ли Ли Ляньхуа его слышит — он тихо и невпопад мычит, все сильнее сжимая его руку. Фан Добин гладит его по волосам, чуть не плача — Ли Сянъи стойко переживал любую боль, будь то раны или приступы от яда, но таким никогда не был. Настолько хрупким и всем своим видом молящим о помощи. Они оба находятся за гранью понимания происходящего, когда возвращается Ди Фэйшэн с целителем Гуанем. Они не отлипают друг от друга и кидают такие отчаявшиеся взгляды, словно уже наступил апокалипсис, небеса упали, а земля разверзлась. О том, что это на самом деле не так, знает только Ди Фэйшэн, с силой разжимающий их руки. — Фан Добин, соберись! — рычит он. Добин тут же смаргивает пелену и, хоть кончики пальцев не перестают дрожать, принимается на автопилоте выполнять указания Гуань Хэмэна. Окоченевшие пальцы Ли Ляньхуа с трудом отцепляются от мальчишки, и Ди Фэйшэн заглядывает тому в глаза. — Ну, герой, давай. Твой последний бой. Доставай Ли Сянъи из недр своей памяти или где он там прячется! Ли Ляньхуа гневно уставляется на него исподлобья, и Ди Фэйшэн довольно усмехается. Так и нужно. Гуань Хэмэн расставляет по комнате успокаивающие благовония. Тёплая вода льётся в таз, сами собой появляются тряпки и необходимые инструменты. Они помогают Ли Ляньхуа удобно расположиться и снять мешающие одеяния. Фан Добин садится к изголовью, чтобы снова взять его за руку, поцеловать мокрый лоб и убрать мешающие пряди длинных волос. Вот теперь — теперь наступает конечная стадия. Потому что терпеть становится невозможно — нож разрезает его пополам. Ли Ляньхуа низко, надрывно кричит. Кровь течёт рекой, и вскоре всё становится красным — простыни, неубранная одежда, инструменты и руки Гуань Хэмэна. Фан Добин продолжает крепко держать Ли Ляньхуа, подавляя собственную дрожь. Ему кажется, что ещё одного такого крика он не выдержит. — Кусай, — в полубредовом состоянии шепчет он, поднося свободную руку ко рту Ли Сянъи. — Кусай, если тебе будет легче. Ли Ляньхуа не особенно думает, вцепляясь в кожу зубами. На глаза Фан Добина наворачиваются слёзы, но именно это его и отрезвляет. Картинка обретает чёткость, Ли Ляньхуа болезненно стонет в его ладонь, лекарь Гуань делает с его животом что-то ужасное, на что смотреть совершенно не хочется, а Ди Фэйшэн, плотно стиснув и без того тонкие губы, подаёт ему инструменты. Они не сразу понимают, что Ли Ляньхуа замолкает. Его челюсть расслаблена, и пусть он всё ещё держит руку Фан Добина в зубах, это больше не причиняет дискомфорта. Очередная странность превращается в кошмар, словно их и так не хватало, потому что Ли Ляньхуа, похоже, отключился. — Плохо дело, — как в бреду шепчет Гуань Хэмэн. — Влей ему Янчжоумань, срочно! Что-то не так, — проносится в голове Фан Добина. Что-то не так, не так, не так, — пока он направляет поток ци в меридианы Ли Ляньхуа. Что-то не... До его ушей доносится звонкий вой, плач младенца, только что увидевшего мир, но именно сейчас Фан Добину плевать, потому что Ли Ляньхуа лежит в его объятиях и не шевелится. Его лоб покрыт испариной, но она холодна. Фан Добин в ужасе понимает, что не только лоб, но и руки, и всё тело Ли Ляньхуа сейчас ледяные. — Лекарь Гуань, что с ним? — спрашивает Фан Добин. Лучше бы он этого не делал, потому что Гуань Хэмэн поднимает на него взгляд, полный муки, и не отвечает. Ци проходит сквозь тело Ляньхуа, не взаимодействуя с меридианами. О, нет. Нет-нет-нет, не хорошо, не хорошо! — Гуань Хэмэн?! В голосе Добина паника, во взгляде Гуань Хэмэна — тоже. На фоне беспрерывно орёт ребенок, что не упрощает ситуацию. Не. Хорошо. — Дай сюда, — внезапно отбирает окровавленного ребёнка у целителя хмурый и воинственный Ди Фэйшэн. — Ты, — кивает он Фан Добину. — Направляй Янчжоумань. А ты иди и сделай что-нибудь! Очухавшись, целитель Гуань встаёт, нет, подскакивает, одним движением оказываясь около Ли Сянъи, и нажимает на акупунктурные точки в его теле, пока Ди Фэйшэн кривыми стежками зашивает открытую рану. — Направить... Сердечный меридиан... Теперь цихай... — беспорядочно шепчет он. Фан Добин не слышит. Он пытается прощупать пульс Ли Ляньхуа, подносит пальцы к носу в надежде ощутить дыхание. Бесполезно — грудь Ли Ляньхуа не вздымается. Дыхания... дыхания нет! Внутри Фан Добина обрывается всё. Он бы кричал, кричал так громко, как только могут его связки, разорвал бы себе кожу, потому что Ли Ляньхуа умирает прямо перед ним, и он ничего не может с этим сделать. — Ли Ляньхуа! — бессмысленно пытаясь найти пульс. — Ляньхуа!! — обнимая ладонями линию челюсти. — ЛЯНЬХУА!!! Проходит много мучительных секунд, прежде чем Ли Ляньхуа, наконец, шумно вдыхает, позволяя лёгким наполниться кислородом. Тело распадается на части, отзываясь накатывающей тяжестью. Зрение размывается, веки кажутся невыносимо тяжёлыми — свинцовыми, их так хочется закрыть... Он почти удивляется, когда видит заплаканное лицо Фан Добина прямо перед собой. Фан Добин пребывает в истерике. — Ляньхуа! Ляньхуа, ты умер, — по лицу Сяобао стекают солёные капли, и это именно то, чего Ли Ляньхуа всегда боялся — причинить боль своей смертью. — Ты был мёртв. Твоё сердце не билось. Глупости. Ли Ляньхуа хочет провести костяшками пальцев по его нежной коже, размазать солёные дорожки и пообещать, что он никогда его не покинет, но сил не хватает даже чтобы просто поднять голову. Он слабо улыбается, надеясь, что улыбка не выглядит слишком вымученной. — М-м, — понимающе мычит Ляньхуа и наконец закрывает глаза, следуя за яркими красками, уносящими его в заоблачную даль.

***

Когда он открывает глаза снова, Фан Добин мирно сопит, прижав щёку к его руке. Рука, честно говоря, уже затекает. Ли Ляньхуа старается мягко, чтобы не разбудить Сяобао, отстраниться, но всё тело кажется окоченевшим, он как будто бы тренировался весь день или таскал тяжести, поэтому движения получаются какими-то нерасторопно-неуклюжими. Почему-то такое простое действие, как переместить руку, даётся с большим трудом, мышцы не хотят работать. Манёвр не удаётся. Почувствовав движение, Фан Добин резко вскидывает голову, чуть не стукаясь с Ли Ляньхуа носами. Его глаза совсем опухли. Плакса, усмехается про себя Ли Сянъи. Отобразить же хоть какое-то подобие эмоций на лице оказывается чрезмерно тяжело. — Ли Ляньхуа! Во имя небес, что с его рукой? Она перебинтована, и рана выглядит так, как будто бы это действительно очень больно. Ли Ляньхуа сонно щурится и медленно моргает, прежде чем вспомнить, что это его работа. Кожу разрезает нож, и собственный крик слышится сквозь какой-то абстрактный полузвон. В ушах шумит. Беспокойный Фан Добин и его движущиеся губы. Что-то в его зубах, что помогает оставаться в сознании. — Мне очень жаль, — почти неслышно шепчет Ляньхуа, глядя на бинт. Фан Добин чуть качает головой, бросает непринужденное "Пустяки" и прячет руку за спину. Фан Добин ненадолго исчезает из поля зрения и появляется с комочком чего-то сопящего и шевелящегося, чтобы торжественно передать его Ли Ляньхуа. О. У них есть ребёнок. Глядя на нечто очень маленькое и сморщенное, Ли Ляньхуа предполагает, что он будет плохим отцом, наверное, таким же плохим, каким был женихом и... И всё же мысль о том, что теперь у него есть кто-то, кто будет в нём отчаянно и перманентно нуждаться, отчего-то греет душу. От этой ответственности не хочется бежать. Особенно теперь, когда яд Бича наконец-то оставил его в покое, а воссозданные меридианы получили новый глоток жизни. Он никогда не думал о том, что будет делать, если вдруг будет жить. Но жизнь, кажется, не так плоха. Ли Ляньхуа сосредотачивается на движении ци, на Янчжоумань, которую сейчас ничто не сдерживает. Родная энергия если не прогоняет усталость, то залечивает раны после тяжёлых родов. Успокаивает. Наконец-то можно блаженно вздохнуть. Снова чувствовать себя живым и — о боже, эта мечта бы дико рассмешила его раньше — не беременным, поистине прекрасно. Он даже пропускает слова Фан Добина мимо ушей, наслаждаясь ощущением свободы и лёгкости. — Имя? — округляет рот Ли Ляньхуа. Фан Добин фыркает. Он правда не рассчитывал, что у них будет ребёнок? — Да, имя! У ребёнка должно быть имя. Это девочка, Ли Ляньхуа, так что подумай серьезнее. У девочки должно быть красивое имя. Ли Ляньхуа тыкает пальцем в заинтересованно шевелящегося младенца. Девочка совсем не смущается, а только бодро обхватывает его палец. Очень мило, как кажется Фан Добину. — Этот ребёнок полностью состоит из Янчжоумань, — полуулыбка трогает губы Ляньхуа. — Его энергии хватало на нас обоих всё это время. Как он может быть девочкой? — Это будет весьма талантливая девочка, — смеётся Фан Добин. — Первый меч цзянху. — Лучше бы ей быть красавицей, а не мечом... — тянет Ли Ляньхуа. Клонит в сон. Янчжоумань ласкает меридианы, мягко заживляя, а Ли Ляньхуа делает усилие, чтобы не заснуть прямо сейчас. Он отдаёт тут же завозившуюся девочку Фан Добину, боясь, что ненароком раздавит её во сне — она совсем крошечная, намного меньше, чем должны быть младенцы. — Ляньхуа... — М? Фан Добин мнётся секунду, собираясь с мыслями. Он волнуется — это видно по его потеющим ладоням, крепко сжимающим ладони Ляньхуа. — У тебя правда ничего не было с Шань Гудао? Ли Ляньхуа, уже находящийся на грани сна и реальности, усилием воли приоткрывает глаза. — Что? — со вздохом переспрашивает он. — Шань... — Ничего со мной не делал, — устало цокает Ляньхуа. — И если ты ещё раз спросишь, спал ли я с твоим отцом, я тебя стукну... — И в подвалах Цзяо Лицяо тоже? — Кого бы заинтересовало полумертвая слепая туша... — бормочет Ли Ляньхуа, роняя голову на подушку. Очень мягко... — Хорошо, — смеётся Фан Добин и тянется, чтобы поцеловать его. Ли Ляньхуа раздражённо закатывает глаза, отворачиваясь, и поцелуй приходится на его щёку. А затем ещё один, ещё и ещё. — Сяоба-ао, дай поспать, — прячет улыбку в подушку Ляньхуа. Фан Добин игриво хихикает, целует его в висок и уходит, забирая с собой девочку. Сложно осмыслить сегодняшний день, поэтому Ли Ляньхуа выбирает не осмыслять. Сегодня он отоспится так, как не отсыпался уже одиннадцать лет.