Поздравляю! Вы беременны!

Утренние лучи проникают в комнату, вынуждая поморщиться. Лотосовый терем кряхтит, пробуждаясь ото сна, пока его хозяин мило сопит под боком. Наверное, именно в этот момент Фан Добин счастлив, как никогда. Просыпаться в кровати Ли Ляньхуа (а не на обочине) уютно и тепло, а когда тот прячет нос и плотнее заворачивается в одеяло, Добина охватывает необъятное чувство ласки. Ли Ляньхуа ворочается, просыпаясь, его брови сходятся на переносице, а потом снова расслабляются. Он очарователен. Фан Добин обнимает его, наслаждаясь теплом. Легонько чмокает в лоб. Мягкая энергия струится между ними, пропитывая воздух свежестью. Бича постепенно покидает тело Ли Ляньхуа, позволяя расслабиться и насладиться комфортным миром снов. Если бы Фан Добин и хотел, он бы не смог спастись от этой любви. — Сяобао... — тянет Ли Ляньхуа. — Поспи ещё. — Не могу, у меня грядки... Как всегда, Ли Ляньхуа думает только о своем огороде. С другой стороны, чудо, что он не вспоминает о готовке, — Добин действительно этому рад. Повинуясь необъяснимому порыву, Фан Добин мягко прижимается к губам Ли Ляньхуа. Фан Добин ждёт, что старый лис засмущается, как и вчера вечером, но вместо этого тот приподнимается на локтях и, игриво усмехаясь, выгибает бровь. — Больше не торопишься сбегать, Сяобао? Теперь смущён уже сам Фан Добин, щёки предательски вспыхивают красным, и Ли Ляньхуа это прекрасно видит. — Я и не собирался сбегать! Это ты... не умеешь давать намёки! Ли Сянъи наклоняет голову, задумчиво рассматривая Фан Добина, а потом слегка надавливает на его плечо, заставляя опуститься на постель. Так Фан Добин смущается ещё больше. Ли Ляньхуа оказывается сверху, покрывая шею поцелуями, и дрожь проходится по всему Фан Добину, вынуждая издать тихий стон и прижать Ляньхуа за шею ближе к коже. Он почти растворяется в ощущениях, но Ли Ляньхуа немного хмурится и отстраняется, прикладывая палец к губам в призыве быть тише. Теперь и Фан Добин это слышит. В тереме кто-то есть. Нарушительницей спокойствия оказывается Хэ Сяохуэй, ворвавшаяся в Лотосовый терем, как воин на поле боя. Фан Добин вскакивает с кровати, начиная натягивать одежду. Его волосы напоминают гнездо, но это не самая большая его проблема. Они с Ли Ляньхуа не должны спать в одной кровати, верно? Поэтому, едва накинув на нижнее одеяние халат, Фан Добин накрывает одеялом Ли Ляньхуа в отчаянной надежде, что он останется незамеченным. Судя по лицу Ли Ляньхуа, тот тоже считает его дураком. — Полежи тихо, — шепотом успевает сказать Фан Добин перед тем, как в спальню ворвётся его мать. — Фан Сяобао! — указывает на него пальцем госпожа Хэ. — Бесстыдник! Уже ворвалась! Эта женщина когда-либо задумывалась о приличиях? Фан Добин ждёт, что его начнут отчитывать за неприглядный внешний вид и, может быть, немного за то, что он оказался в кровати Ли Ляньхуа раздетым и с самого утра, хотя, напоминает себе он, никто не смог бы догадаться об их связи. Однако он всё равно идёт в атаку первым. — Я же просил не заходить! — ...ты же задушишь несчастного целителя Ли! — продолжает она, подскакивая к кровати, и сдергивает с Ли Сянъи одеяло. И аккуратно усаживает Ли Ляньхуа, придерживая его за спину. Тот бы и сам мог сесть, всё же не умирает уже, но не перечит. — Госпожа Хэ, — кивает Ли Ляньхуа в знак приветствия. — Да какая госпожа, можно матушка, — говорит госпожа Хэ, всё ещё приобнимая Ляньхуа за плечи. — Совсем исхудал, бедненький. — Матушка?! — разевает рот Фан Добин. — С чего такая щедрость? — А то я не знаю, что вы играете в тучку и дождик! Негодник, — прилетает Добину оплеуха. — Я думала, ты не даёшь мне устроить свадьбу тётушки и целителя Ли из-за того, что хочешь путешествовать с ним по цзянху, а ты просто для себя его приберёг! — Мам! После неловкой паузы первым в себя приходит Ли Ляньхуа. — Госпожа Хэ весьма осведомлена, — отмечает он, откашлявшись. — И как давно вы знаете? — Догадывалась с самого начала, — горделиво говорит Хэ Сяохуэй и угрожающе смотрит на сына. — Ещё когда мы в первый раз тебя вернули, мальчишка! Но недавно лекарь Гуань подтвердил мои догадки. Ляньхуа, — наклоняясь, шёпотом добавляет госпожа Хэ. — Гуань Хэмэн сказал, что... — Ляньхуа! — доносится взволнованный окрик из коридора, видимо, чтобы сделать ситуацию ещё хуже. Фан Добин закашливается, и Ляньхуа похлопывает по его спине чуть сильнее, чем следует. — Братец Хэмэн сказал, что ты заболел, но не сообщил причину! Я сразу же пошла к тебе! Проклятый Гуань Хэмэн, язык без костей, чтоб его туда и сюда, а потом налево! В комнату, подобно вихрю, влетает Су Сяоюн, так что никто из троих присутствующих не успевает её остановить. — А, — уставляется в стену Ли Ляньхуа. Фан Добин фыркает — дайте уже награду этому артисту! Даже интересно, как он будет выкручиваться перед этой выскочкой (которую Фан Добин, кстати, считает тем ещё банным листом). В том, что он сможет, Добин даже не сомневается. — Ничего серьёзного. Су Сяоюн обрадованно кивает. Её взгляд, прежде сосредоточенный на одном Ли Ляньхуа, обшаривает пространство и находит полуобнаженного Добина в нижних одеждах. И в халате, справедливости ради. — Ой! — закрывает глаза рукой юная барышня. — Ты! Почему ты в таком виде? — Ты сама ворвалась в мужскую спальню! — вскидывается Фан Добин, указывая на девушку пальцем. — Это спальня Ли Ляньхуа! В комнате повисает молчание, когда сказанная фраза оседает в сознании. — А. Дело в том, что мне нельзя выходить из комнаты, чтобы не распространять болезнь, — поясняет Ли Ляньхуа, внутренне радуясь, что одеяло прячет и его непристойный вид. В связи с некоторыми обстоятельствами последних месяцев, вероятно, даже слишком непристойный. Милая Сяоюн может не пережить. — А Фан Добин, возможно, уже заразился от меня, поэтому временно живёт здесь, чтобы не распространять её дальше, на случай, если кто-то заглянет в терем, — улыбается он. И так естественно, паразит, что прямо хочется поверить. — Барышня Су, тебе стоит немного отойти, если не хочешь заболеть. Су Сяоюн, привычная доверять Ли Ляньхуа, как родному отцу, испуганно отпрыгивает немного назад. Она не знает, уйти ей сейчас или это будет не слишком вежливо по отношению к «больному» Ли Ляньхуа, как вдруг госпожа Хэ испуганно хватается руками за голову. — Что ж вы раньше не сказали! Я сижу тут с вами уже столько времени, как я появлюсь в Тяньцзи? Фан Добин удивленно уставляется на мать, размышляя, искренне она или нет — если так подумать, госпожа Хэ знает правду, и у неё нет оснований вести себя подобным образом. Он замечает скромный и в меру смущённый (такой, какой нужно — в самый раз, чтобы выразить сожаления и остаться в рамках приличий) взгляд Ли Ляньхуа, обращённый к Су Сяоюн, и, кажется, начинает понимать... Потому что Госпожа Хэ ловко подхватывает барышню под локоть и направляет к выходу из комнаты. — Барышня Су, примите извинения от лица этих негодников, — доносится до спальни её голос. — И позвольте, я провожу вас. Как только они выходят, Фан Добин торопливо надевает свою изрядно помявшуюся одежду как положено и облегчённо вздыхает. Стало намного лучше. Хотя бы не так стыдно. Голоса окончательно затихают, и Фан Добин мысленно благодарит мать за то, что спровадила Су Сяоюн. Не хватало ещё перед барышней оправдываться. — Ли Ляньхуа поверит только свинья, — растягивается в глупой улыбке Фан Добин. Но, обернувшись на того, замечает, что Ли Ляньхуа слегка морщится. Его рука покоится на горле, на котором проглядывают чернеющие вены. — Ляньхуа, что случилось? — Фан Добин, — хрипит старый лис. — Принеси тазик. Фан Добин ныряет вглубь терема и достаёт необходимый предмет, в который Ли Ляньхуа почти сразу же сплёвывает чёрную кровь. Вены постепенно приходят в нормальный вид, пока возлюбленный Добина пытается отдышаться. Глядя на это, Фан Добин чувствует, как тоскливо сжимается что-то в груди. Ли Ляньхуа до сих пор не оправился от яда. Об этом легко забыть, когда он улыбается, подкалывает Добина и жалуется на пустяки. Но это притворство, как и обычно. Какое-то время назад Янчжоумань элементарно не справлялась с тем, чтобы избавиться от яда, а сейчас снова пришла в действие. Может быть, это и хорошо, но вид страданий Ли Ляньхуа как ножом рассекает сердце Добина. Гуань Хэмэн говорил, что так будет продолжаться до самого конца, пока яд не выйдет полностью — если энергия, конечно, будет циркулировать нормально, поэтому Фан Сяобао остаётся мягко поглаживать Ляньхуа по спине, без слов обещая быть рядом. Губы Ляньхуа всё ещё в крови, и Фан Добин достаёт платок, аккуратно вытирая их. Он немного задерживается на нижней губе, влекомый близостью любимого лица. — Что ты делаешь? — Не знаю. Ты очень красивый... Ли Ляньхуа улавливает, как чуть подрагивают ресницы Сяобао, как тот прикусывает губу, тщетно пытаясь себя остановить, и делает первый шаг. Сянъи наклоняется к нему, и Фан Добин отвечает тем же, не веря в правдивость этого момента, потому что это Ли Ляньхуа — он в любой момент может сбежать, обмануть и оставить в дураках, но нет, вот он, его губы у губ Добина, а рука ложится на щёку. Они почти целуются, когда... — А теперь, когда лишних ушей нет, расскажите мне всё как есть, — бесцеремонно прерывает парочку Хэ Сяохуэй, да так, что оба отскакивают по разные стороны кровати, а Фан Добин от ужаса ещё и закашливается, вынуждая Ли Ляньхуа вновь похлопать его по спине. Хэ Сяохуэй же непринужденно садится в кресло, словно и не заметила бурного проявления чувств. Рассказывать не хочется, но Ли Ляньхуа понимает, что женщина, воспитавшая Сяобао, как родного, имеет право знать. Наследником Тянцзи их... ребёнка... всё равно не сделать, но умолчать было бы как минимум невежливо. Госпожа Хэ внимательно слушает и не перебивает, только удовлетворённо кивая, как будто бы находит подтверждение каким-то своим домыслам. И всё же, несмотря на погрязшего в счастье, как в сладком сиропе, сына, она замечает, что Ли Ляньхуа немного нервный. В конце концов она отправляет Фан Добина заварить чай, чтобы расспросить об этом больше. — Госпожа Хэ, я не буду рожать, — признаётся Ли Ляньхуа. — Тело мужчины отличается от тела женщины, и это может быть проблематично. Проблематично. Да, конечно. Это проблематично даже для женщины, не то что для умирающего немолодого мужчины. Тем более, что никто из них, наверное, даже лекарь Гуань, не понимает, как это произошло. Ох уж эти штучки цзянху, говорила же, что до добра не доведут! — Сяобао знает? Ли Ляньхуа качает головой. — Нет. — Тебе следует поговорить с ним. Уверена, что Сяобао примет любое твое решение. Как и я. — Не хочу его разочаровывать, — грустно улыбается Сянъи. — Концентрат Янчжоумань поможет мне прожить ещё какое-то время, но после этого... Он замолкает, но продолжать и не нужно. Госпожа Хэ и так понимает. То, что он выбирает, опасно, но намного проще, чем рожать и воспитывать ребенка. И всё же что-то в нём не даёт Хэ Сяохуэй покоя. Может быть, то, что Ли Ляньхуа не сказал ни слова про то, что не хочет детей. Или не хочет семью с Сяобао (ещё бы не хотел, она видит, как эти двое липнут друг к другу, липли с первого дня знакомства). Они довольно давно живут вместе и уже наладили свой собственный быт. И, стоит заметить, никто из них до сих пор не прибежал у мамочке, спрашивая, как сварить суп! Совсем взрослые... Логическому уму Ли Сянъи всегда завидовали окружающие, но Хэ Сяохуэй чувствует, что в этот раз мальчик может ошибиться с выводами. Это может быть его последний шанс выстроить что-то нормальное, чего хотят многие люди. И чего, вероятно, хотел когда-то он сам. Госпожа Хэ с мягкой улыбкой опускает руку на его плечо и чуть сжимает. — Я знаю, что ты не девица, — говорит она. — И кто наслышан о Первом мече цзянху Ли Сянъи больше, чем я? Я без перерыва слушала о тебе каждый день на протяжении десяти лет! — добавляет она со смехом. — Однако подумай... Ты боишься процесса, но что насчёт результата? Ты бы хотел воспитывать ребёнка? О, этот человек, язык которого может довести до Чанъаня, не может скрыть от матери Фан Добина свои мысли. Ли Ляньхуа может соврать что и кому угодно, однако переживания отражаются во взгляде, их не спрятать. Не знаю. Может быть. Я не справлюсь. — Знаешь... — откидывается назад Хэ Сяохуэй. — У нас с мужем не было детей. Ты наверняка слышал эту историю тысячу раз, но представь, каково понимать, что у вас никогда не может быть ребёнка? Сяобао стал нашим спасением. И как бы я ни ненавидела Шань Гудао, как бы я ни была опечалена смертью сестры, Сяобао был тем, ради чего хотелось жить. Он был светом в нашей семье, и я никогда не жалела о том, что он у нас появился. Госпожа Хэ берёт холодные ладони Ли Ляньхуа в свои и по-матерински согревает, одновременно с этим успокаивая душу. — Я знаю, что вы с Сяобао друг друга любите. Тогда почему бы не попытаться стать счастливыми? Ли Ляньхуа молчит, не зная, как ему реагировать на подобную заботу. В последний раз он позволял заботиться о себе только десять лет назад своему шифу, а после его смерти выстроил вокруг себя высокие защитные стены. А после и вовсе разочаровался в людях. И теперь разрешает любить себя только Фан Добину. Пф, тот упёртый, как баран, попробуй ему запретить. Но забота Сяобао — не то же самое, что материнская любовь. Материнская любовь обжигает сердце своей искренностью, своей силой и бескорыстностью. Такого у Ли Ляньхуа уж точно не было уже очень давно. Глупо плакать в такой ситуации, но Ли Ляньхуа сделался сентиментальным. Глаза намокают, пеленой заслоняя обзор. — Спасибо вам, госпожа Хэ. — Матушка Хэ, — улыбаясь, поправляет Хэ Сяохуэй. — Матушка.