Охотник на вампиров

      21 октября 193Х г.       Когда Ло спрыгнул из окна второго этажа городской больницы, на противоположной стороне улицы обнаружился Росинант, освещаемый тусклым светом уличных фонарей. Вокруг не было ни души, да и на двоих у них в лучшем случае нашлась бы лишь одна. Росинант выглядел довольно, и даже странные выходки Ло — ровно как тот и советовал — совсем его не удивляли.       — Почему-то я знал, что найду тебя здесь, — улыбнулся тот и пересëк дорогу с зажатой в зубах сигаретой.       Ло недовольно напомнил:       — Мы договорились встретиться в другом месте.       — Помню. Но решил не тратить твоë время.       — Ты закончил? Тогда поехали.       Он кивнул в сторону автомобиля, и Росинант кое-как забрался внутрь, сначала ударившись лбом, а в итоге принялся царапать затылком крышу. Ло, впрочем, такое поведение тоже давно не удивляло. Он сбился со счёта, сколько весьма дорогой посуды успел разбить их гость, а подсчитывать треснувшие доски и вмятины на дверных косяках и вовсе боялся. Оставалось лишь поражаться, как Росинант был по-прежнему цел… впрочем, это понятие было едва ли применимо к нему.       Теперь каждый раз, когда он видел, как Росинант разбивал колени, прогуливаясь по саду, или летел вниз по лестнице, отчаянно цепляясь локтями за каменные ступени, он невольно вспоминал вид его обнажённого тела, где не было живого места, лишённого затянувшихся шрамов. С другой стороны, ловить себя на мыслях о чужом теле ему в высшей степени не нравилось.       На заднее сиденье Ло поставил сумку с пакетами крови, а когда сел на место водителя, то услышал:       — Ты ведь говорил, что вам с Луффи уже столько лет, что вы почти не чувствуете голода, — вопросительным тоном напомнил Росинант.       — Всë верно, — кивнул Ло.       Ничего объяснять не хотелось. За время их поездок он и так рассказал Росинанту слишком многое, чтобы позволить остаться в живых. И всë же он по-прежнему был здесь, всë такой же любознательный, как и прежде. Этим он напоминал Луффи, пускай лишь немного… и ещё кое-чем.       — Но ты по-прежнему голоден, — от вопросительной интонации не осталось и следа.       — Ничего подобного.       Ло в нетерпении проворачивал ключ в замке зажигания, однако автомобиль не желал заводиться. В самый неподходящий момент. Быть может, звук двигателя хоть немного бы заглушил бесцеремонное любопытство Росинанта. Неужели тот и вправду ничего не слышал о такой замечательной вещи, как «манеры»? Ло и сам предпочитал вспоминать о них лишь тогда, когда любознательные пациенты стремились забраться в его личную жизнь.       Через несколько секунд тот и вовсе схватил Ло за запястье и потянул на себя, вынуждая повернуться.       — Ло, если надо, ты можешь снова…       — Отпусти меня.       Пальцы Росинанта на мгновение дрогнули, точно сопротивляясь звенящему в голове голосу, но всë же бессильно разжались и рухнули на колени.       Двигатель наконец завëлся, и они неспешно закружили по узким петляющим улочкам, направляясь к выезду из города. Глубокой ночью даже на главной дороге автомобилей было совсем немного, фары разрезали густую темноту. Ло чувствовал, как его слегка потряхивало: то ли от неровной дороги, то ли от подобных разговоров.       Росинант мог быть его кошмаром наяву: человек, который знал слишком многое, настолько, что не о всём осмеливался даже думать; и который, знал он о том или нет, с каждым днём получал над Ло всё больше власти. Безусловно, от последнего Ло был не в восторге. Даже то, что он не мог прочесть все его мысли, раздражало не так сильно: он сам виноват, стоило больше тренироваться. От тренировок на Луффи никогда не было проку, всем, о чём тот мог думать, было: еда, сон, какие-то глупости или очередная опрометчивая затея. Луффи никогда не пытался ничего от него скрыть.       — Я не дурак, и мы оба знаем, что тебе нужна моя кровь, — настаивал Росинант.       — Нет, ты точно дурак, — всë так же упорствовал Ло в ответ. — У тебя будет малокровие.       — Тогда ты можешь выпить моей крови как следует, а после сразу ввести мне донорскую! Ты ведь врач.       Ло посмотрел на него тем особым взглядом, какой возникал у него, стоило человеку, ничего не смыслящему в медицине, блеснуть медицинскими же предположениями. Возвращаясь к наблюдению за дорогой, он тяжело вздохнул:       — Никогда не думал, что смогу увидеть, как человек столь отчаянно будет пытаться убить себя ради вампира.       Вспышка в памяти — лишь на секунду — мелькнула и тут же погасла, подобно фарам встречного автомобиля.       — Ещё чего, я не хочу умирать!

*

      Ло определëнно упустил тот момент, когда той же ночью его буквально затолкали в собственную спальню и повалили на кровать. Если бы они были обычными людьми, Росинант был бы сильнее, нечего было и думать; а в этот раз всë во рту Ло пересохло так, что он не мог издать ни звука, а ноги напрочь отказались сопротивляться чужому напору.       Росинант как раз был занят тем, что, как следует прижав Ло к кровати — естественно, самим собой — спешно расстëгивал рубашку. Пока что — только себе.       Сердце его бешено колотилось, стук отдавался у Ло в ушах. Насколько же невероятно сильным был самоконтроль Ло, если ему по-прежнему удавалось держать себя в руках, когда всю ночь Росинант только и делал, что засовывал голову в пасть тигра.       —Пей, — приказал Росинант.       Он протянул к лицу Ло левую руку, на которой ещё не затянулись следы от недавних укусов.       Впервые за слишком долгое время Ло почувствовал, будто ему отдали приказ, используя всë ту же силу убеждения. Более сильные вампиры легко могли повелевать слабыми, и Ло… совсем не нравилось полностью позабытое чувство собственной слабости.       Он вскинул голову и взглянул в тёплые, янтарные глаза Росинанта. Тот вёл себя так, как человеку никогда и ни за что не полагалось вести себя с вампиром. Что человек вроде него забыл в подобном мрачном, обречённом на существование среди бесплотных теней, месте? Тепло, а точнее жар человеческого тела распространялся по мёртвому телу Ло, и чем дольше он ощущал его на себе, тем стремительнее росло желание поддаться искушению и принять опрометчивое предложение. Пускай бы Росинант всё-таки узнал последствия того, чего так отчаянно — и совершенно зря — желал.       — Катись к чёрту, — сквозь стиснутые зубы выругался Ло. — Ведёшь себя, как ребёнок. Если так жаждешь пожертвовать собой, попытай счастья с Луффи. Хотя Луффи тем более не стоит пить такую дрянь, как та, что течёт в тебе. Мне не нужны ни твоя помощь, ни тем более твоя жалость.       Росинант подался вперёд, наваливаясь всем весом, и Ло тут же почувствовал каждую пружину матраца, впивающуюся в спину. Стук чужого сердца стал лишь отчётливее, заглушал даже собственные мысли Ло.       — А какую дрянь тогда стоит пить Луффи? Я думал, в предыдущие два раза тебе понравилось.       Росинант хотел было ухмыльнуться, но вместо этого из его груди вырвался изумлённый вскрик, и через мгновение уже он лежал на огромной кровати, придавленный весом Ло.       — Не думай, что сможешь играть со мной. Лежи смирно. И не заставляй лезть в твою голову, отвечай сам: что ты задумал? Чего ты хочешь от меня? Для чего вся эта жертвенность?       — Возможно, мне будет нужно, чтобы ты убил другого вампира, — на одном дыхании выпалил Росинант, потеряв львиную долю прежней решительности, стоило Ло взять себя в руки. — Не Луффи. У вас, вампиров, наверняка существуют для этого иные способы, нежели у людей.       Внезапное откровение порядком развеселило Ло. Да и вид почти беспомощного Росинанта, зажатого между его бёдер, нравился с каждой секундой всё больше. И всё же он не мог позволить себе так легко потерять голову, а потому продолжал допрос:       — С чего бы мне убивать другого вампира? Я не сделаю этого, даже если ты станешь моим пожизненным донором. На моём бренном теле хватает грехов, и я не хочу брать ещё один, самый тяжкий.       С полминуты Росинант, кажется, всерьёз о чём-то размышлял. Наконец, он медленно произнёс:       — Вы двое, похоже, не убиваете людей. Даже тех, что ищут смерти. Но я почти нашёл кое-кого, кто убивает.       — Ты точно не охотник, — нахмурившись, заметил Ло. И склонился ниже, вновь заглядывая в янтарные глаза и добавляя: — Чёрт возьми, кто ты такой?       — Донкихот Росинант, — без запинки отозвался он.       Из-за слишком опрометчивой близости Ло вдруг ощутил на своей щеке тёплую ладонь. Помимо необычайно длинных ног, у Росинанта имелись ещё и поразительно длинные руки, и теперь он протягивал их даже туда, куда определённо не стоило тянуться. В каком бы то ни было смысле.       На следующих словах чужой тон заметно изменился, сделался очень мягким:       — И, возможно, я чувствую вину за того, чью фамилию ношу. Ты сказал, что тот Дофламинго не натворил ничего особенного, но чутьё подсказывает, что воспоминания о хороших событиях не заставляют бессмертных вампиров врываться в чужие ванны.       — Я велел тебе забыть о том разговоре, — прошипел Ло, отчего-то не в силах вцепиться в руку Росинанта и оторвать её от своего лица.       — Ло, я… Понимаю, что мне лучше убраться из этого дома и не испытывать судьбу. Не проверять, насколько хватит твоей выдержки, и, в конце концов, не мучать тебя. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, что ты и сам был бы рад прогнать меня, но уже не можешь. А я не могу уехать сейчас, когда так близок к разгадке, и даже когда всë пойму, мне нужна будет твоя помощь.       — Почему бы в убийстве тебе не обратиться за помощью к своему другу?       — Кажется, сейчас Зоро не в лучшей форме. Будет очень досадно, если он так глупо погибнет.       Наступило молчание. Каждый думал о своём, однако Ло нисколько не отступил в решимости не убивать кого бы то ни было. Тем более, вампира. Прежде, когда он подвозил Росинанта в город, то лишь смутно подозревал, что дело было в каком-то расследовании, и тем не менее пребывал в уверенности, что его не удастся втянуть в чужие проблемы. И всё же вампир, убивающий людей… в самом деле был проблемой.       — Поэтому, чтобы хоть как-то загладить свою вину, я и предлагаю кровь, — улыбнулся Росинант уголками рта. — Если хочешь, я тоже выпью твоей.       — Идиот! — воскликнул Ло и выпрямился. — Если выпьешь кровь вампира, сам станешь вампиром.       Росинант совершенно изумлённо заморгал широко распахнутыми глазами, его рука так и осталась висеть в воздухе.       — Так просто?       — Поверь, в этом деле всё совсем не просто.       Пускай сидеть верхом на Росинанте было в каком-то смысле очень приятно, Ло всё-таки решил, что таким образом их разговор запросто мог перетечь в другое русло. Потому он с шумным вздохом рухнул на подушки, коих всегда имелось в избытке и которые стараниями Бепо были взбиты до неприличия. Росинант молча повернул голову и уставился на Ло. Раскрасневшийся, растрёпанный, в мятой, наполовину распахнутой рубашке, да ещё и с виднеющимися следами от укусов, которые он сам пообещал никому не показывать.       — Свободен, — отчеканил Ло и отвернулся, уставившись в нависающий над кроватью балдахин.       Однако, вместо того, чтобы самым очевидным образом подняться на ноги и покинуть чужую спальню, Росинант повернулся на бок и принялся сверлить взглядом острый профиль Ло.       — Я не планирую в ближайшую тысячу лет делить с кем-то постель, — впрочем, и этот намёк Ло остался показательно проигнорирован.       Похоже, покой этой ночью ему будет только сниться.       Он мог бы прогнать Росинанта, используя один только дар убеждения, однако, право слово, эта способность надоела ему ещё добрых три сотни лет назад. Сейчас он лишь изредка использовал её, чтобы добывать для них с Луффи кровь, даже если казалось, что зайди он в больницу в очередной раз уже через главный вход, никого это не насторожит — столько раз он появлялся в её окрестностях.       Так что Росинант, подперев голову рукой, осведомился:              — Сколько тебе лет?       — Я родился в 1074 году от Рождества Христова, — измученным тоном отозвался Ло.       Он прикрыл глаза в надежде, что если не будет смотреть на Росинанта, тот всё-таки оставит его в покое, но смелому плану Ло не суждено было сбыться. Через несколько секунд тишины его руки, сложенные на груди, накрыла большая чужая ладонь. Вздрогнув, Ло опустил взгляд.       — И в каком году от Рождества Христова ты сделал эти татуировки?       — Скажу так, — он чуть сжал пальцы, — не делай татуировки, если планируешь жить вечно. Особенно если набивать их будет пьяный корабельный штурман, у которого только после бутылки рома перестают дрожать руки.       Настойчивые прикосновения к его рукам продолжались. Росинант обводил подушечками пальцев контуры татуировок, а когда не встретил сопротивления, руки скользнули к длинному рукаву чужой рубашки и, ловко справившись с пуговицами, потянули его вверх.       В голове крутилось много мыслей, однако все они неизменно сводились к вопросу: «Что он задумал?» Найти ответ никак не удавалось. Пальцы Росинанта переместились на предплечье, почти невесомо касались холодной кожи, и от теплоты его прикосновений Ло показалось, что он вот-вот провалится в сон.       Как бы ни было тяжело это признавать, человеческое тепло было очень приятным. Поэтому их всегда тянуло к людям, и поэтому, как бы они ни отгораживались от внешнего мира, рано или поздно даже в бессмертном существовании возникал вполне себе смертный человек. Сейчас в их доме было два человека — ровно на два больше, чем они с Луффи могли бы вынести без последствий. Впрочем, по Луффи с самого первого дня было видно, что в этот раз он безвозвратно пропал. Ло оставалось наивно надеяться, что его самого эта затея обойдёт стороной.       Вот только Росинант прямо сейчас лежал так близко… И, медленно касаясь старых расплывшихся татуировок, не спешил покидать постель.       Близость ощущалась совершенно обманчивой. Точно, стоило Ло пошевелить хотя бы пальцем, этот странный человек растаял бы в предрассветном тумане, оставив после себя сотни вопросов и ни одного ответа. И где-то глубоко внутри всё же теплилась надежда, что так оно и будет, даже если совсем другое чувство — то ли ещё глубже, то ли настолько на поверхности, что было почти осязаемо — совсем не хотело, чтобы Росинант уходил.       — Ни за что не поверю, что человек будет всерьёз испытывать вину за действия прадеда, о котором впервые услышал на прошлой неделе.       Мягкие поглаживания его руки, впрочем, не прекратились.       — Ло, тебе когда-нибудь говорили, что с тобой невозможно трудно общаться? — отозвался на резкое замечание Росинант. — Почему-то ты только и делаешь, что заставляешь меня лгать на каждом шагу, а выясняется это лишь потому, что в конце концов я вынужден говорить правду.       — Ты в самом деле готов пойти на всё ради известной лишь тебе одному цели?       — Похоже, что да, — неутешительно подытожил Росинант и вздохнул. — И даже если у меня не будет ни одного шанса на успех, я продолжу пытаться.       — Тогда нам не о чём разговаривать.       Ло резко выпрямился в кровати, сбрасывая с себя и оковы неожиданно приятной полудрёмы, и вместе с ними — руки Росинанта со своих рук. Что же, если Росинант не собирался покинуть его спальню, он сам отправится прогуляться. Быть может, найдёт Луффи или Бепо. Вот только стоило ступням коснуться пола, как чужие руки обхватили Ло за пояс и потянули обратно на кровать.       Он почти не сопротивлялся — признаться, это было даже интересно. Росинант, будь он неладен, с дурной фамилией и горькой кровью, был ему интересен. Так что вновь оказавшись рядом, в этот раз лицом к лицу, Ло услышал:       — Ты не прав, нам о многом стоит поговорить. Например, о тебе.       Говорить о себе Ло предпочитал в самую последнюю очередь. Он до сих пор не понимал, каким образом Росинанту удалось выведать хотя бы имя — то самое, что было написано на его маленьких картонных карточках и двери крайне непостоянного врачебного кабинета.       И всё же то, как своей настойчивостью этот мальчишка напоминал такого же непробиваемого, глухого к чужим словам, себе на уме Луффи, почти пьянило. Быть может, у Ло попросту была слабость к подобному типу людей. С кем-то вроде Зоро, остранëнным, настороженным, он мог бы найти общий язык намного легче, чем с Росинантом, что каждым своим шагом старался оказаться ещё ближе. Но словно одного посмертного проклятия было недостаточно, Ло ощущал, как снова и снова делал шаг навстречу.       И было нечто, в чëм Росинант оказался совсем не похож на Луффи.       Меж тем Ло всё-таки ответил:       — Так и быть, спрашивай.       Рука Росинанта потянулась к нему. Осторожно легла на висок.       — …Касаться при этом необязательно, — чуть раздражённо отозвался Ло.       Однако тот и не подумал пошевелиться.       В тот момент и в ту ночь, до самого утра, Ло более не задавался вопросом, голоден он или нет. Привычка твердила, что да, и что дверь в подвал они запирали неспроста. Но лежащий перед ним Росинант, пахнущий так до одурения сладко без зажатой в зубах сигареты, и вовсе не выходивший курить часов до шести или семи утра, готовый подставить что руку с выступающими венами, что шею, что всего себя — этот Росинант позволил забыть даже о бьющей мелкой дрожью жажде крови.       А когда наступил рассвет, Ло уснул с незаданным вопросом на губах и пальцами в светлых волосах, даже зная, что Росинант не уснёт следом.