Always On My Mind

После того, как мама привела меня домой, остаток вечера прошёл в странном спокойствии, несвойственном для меня, даже после таблеток. Но вот утром, когда действие транквилизаторов прошло, а мой разум прояснился, я был в полном ужасе. Размытые воспоминания вчерашнего дня отрывками всплывали в моей памяти, а я поверить не мог, что это все действительно произошло. Уже скоро начнется моя смена в кофейне, а я до сих пор лежал в постели, разглядывая баночку всё ещё полную волшебных таблеток. Я понимаю, что транквилизаторы дают мне лишь временную передышку, а когда их действие заканчивается, вся магия исчезает — карета снова превращается в тыкву, а моя жизнь в отстой. И, тем не менее, могу ли я отказаться от своего спасения, пусть и такого краткосрочного? Или мне все же стоит попытаться найти в себе силы, чтобы справиться со своими проблемами без них? С большим трудом я заставил себя подняться с кровати прежде, чем я бы стал опаздывать и отправился на свое рабочее место. Дневная смена пролетела незаметно, я даже не запомнил никого из посетителей, потому что мои мысли были заняты совершенно другим. Переживания, терзавшие сознание все утро, не покидали меня ни на секунду. И если в начале дня я и думать боялся о том, что бы принять эти таблетки снова хоть раз, то сейчас, с течением времени, я все больше начинал скучать по вчерашнему чувству расслабленности и спокойствия. Мне никак не удавалось решить, хочу ли я дать новым лекарствам ещё один шанс или всё-таки нет. Но человек, появившийся в дверном проеме за считанные минуты до конца моей смены, помог мне принять решение очень быстро. Сперва, я замер в оцепенении, но стоило Крэйгу поймать мой взгляд, как в одно мгновение я ускользнул в комнату для персонала, успев только сказать маме, что ухожу на перерыв. Мое рабочее время все равно уже почти закончилось, так что я, по привычке, оставил фартук на крючке и, выйдя через заднюю дверь, поспешил домой. В прихожей меня встретил стремительно приближавшийся хлопот крыльев, и я вытянул руку в сторону звука. Почувствовав прибавившийся вес, я повернул голову к Жози, сталкивая свой нос с её острым клювом, в качестве приветствия. Интересно, будет ли она грустить, если однажды, я не вернусь домой после школы? Поймёт ли она вообще, что ее хозяина больше нет в живых? Ощущение цепких лап, впивающихся мне в кожу, привело меня в чувство, не позволяя углубиться в свои мысли. Жози перескочила на мое плечо и чирикала случайные фразы на ухо, пока я медленно переставлял ноги, поднимаясь по лестнице. Казалось, будто мои ступни залили свинцом, сделав их неподъёмным, а вместе с тем, и тяжесть сомнений давила на мои плечи все больше. Добравшись до комнаты, я пробираюсь сквозь весь устроенный мною беспорядок, (конечно же обещая убрать всё сегодня вечером), до своей кровати. Жози перелетает на стол и, схватив одну из крупных деталей конструктора, начинает стучать ей по поверхности, показывая, что хочет играть. Я знаю, что должен уделить ей время, но взгляд снова падает на ту самую баночку с таблетками, невзначай стоявшую на краю стола. Протягиваю руку и нерешительно сжимаю её в ладони. Несмотря на то, что этот препарат оказывал на меня такой странный эффект, соблазн попробовать его снова был очень большой. Всё-таки, это действительно сделало меня почти нормальным человеком, а это было всё, чего я когда-либо хотел — просто быть таким же, как все. Может быть, тогда моим родителям не пришлось бы меня стыдиться. Они никогда не показывали этого и даже пытались поддерживать меня, но я точно знал, что они чувствуют на самом деле. Я уверен, они не раз думали о том, что хотели бы, что бы я был обычным ребёнком. Мне и самому не раз приходилось размышлять об этом, и каждый раз я приходил к выводу, что все было бы гораздо проще, будь я в здравом уме. Если бы я мог вести себя уравновешенно, я бы не доставлял проблем ни себе, ни родителям, ни прочим окружающим меня людям. Больше всего мне бы хотелось перестать испытывать постоянное чувство вины, из-за причинения всем неудобств одним лишь своим существованием. И транквилизаторы могли бы исполнить мое желание. Я откручивал крышку с баночки онемевшими руками, все ещё не уверенный, хочу ли я это сделать. Да ладно, чего я боюсь? Мне же их врач прописал, что может случиться? Я аккуратно высыпаю одну таблетку на ладонь и смотрю на неё уже непозволительно долго. Снова задумавшись о том, какое влияние она на меня окажет, я не мог заставить себя проглотить её. Мне безусловно понравилось не чувствовать постоянной дрожи в теле и говорить без заиканий, но меня пугало то, что мое настоящее "я" сначала словно оказывалось запертым в другом сосуде, а потом постепенно мутнело и вытеснялось сюрреалистичным восприятием. Скажу честно: я боялся принимать транквилизатор ещё раз, но страх перед реальностью, перед той жизнью, которую я терпел все это время, был ещё сильнее. Как я могу позволять себе и дальше так жить, когда готовое решение проблемы было буквально у меня в руках? Да, пусть они и сильно меняли меня как личность, но разве это плохо? Может, людям лучше и не знать, каким я могу быть без них? Ранее я говорил, что всегда хотел быть обычным ребёнком, но сейчас, впервые за всю свою жизнь, я усомнился в том, действительно ли это, чего я хочу? Проклиная себя и свою неуверенность, я вкинул таблетку обратно в баночку, а её снова поставил на край стола. Господи, ну почему все эти сомнения возникли именно сейчас, когда я мог решить всё одним простым действием? Возможно, мне стоит позвонить своему психиатру, что бы уточнить некоторые детали? Да, пожалуй, это помогло бы мне спокойнее относиться к приёму нового препарата. Хоть мне и не очень хочется отвлекать Софию в субботу, но я не могу ждать до нашей встречи в понедельник — если не сделаю этого сейчас, мои переживания съедят меня куда раньше. Я приготовил блокнот и несколько карандашей, что бы занять себя чем-то во время разговора и начал набирать нужный номер. Краем глаза, я заметил, как Жози стала куда-то утаскивать один из моих карандашей, требуя внимания. У нас была своего рода игра в перетягивание предметов, так что я решил отложить рисование в сторону и ухватился большим и указательным пальцами за свободный конец карандаша, слегка потянув его на себя. Я улыбнулся, глядя как она мгновенно оживилась, радуясь началу игры, и вернулся к набору номера свободной рукой. Так ладно, это будет просто один вопрос. К тому же, София сама говорила, что я могу звонить ей в любое время. Я нажал на кнопку вызова в эту же секунду, что бы не успеть передумать. Не прошло и одного гудка, как из телефона раздался голос: — Привет, Твик, что-то случилось? Вот блин, она приняла вызов почти мгновенно, я не думал, что это будет так быстро. Что же, тогда переходим к сути. — Привет, извини, что б-беспокою тебя в выходной, н-но я не мог ждать до понедельника. Я хотел с-спросить кое-что п-про те новые таблетки. — Что такое, они тебе не помогают? — её голос звучит с ноткой волнения, хоть она и старалась сохранить нейтральный тон. — Нет, в том и дело, что мне стало з-значительно лучше, но я чувствовал себя н-немного странно, — я замолчал на секунду, вспоминая свои ощущения, что бы описать ей. — Знаешь, как будто я был пьян или что-то в этом роде. И это б-было так непонятно, и я не знаю нормально это или нет и… вот. — О, это абсолютно нормально, — облегчённо выдыхает София, — транквилизаторы действительно дают состояние расслабления и эйфории. Знаешь, некоторые люди даже используют их специально для получения кайфа, вроде как от того же алкоголя или наркотиков. — О, Господи! Т-ты хочешь сказать, что теперь я стану нар-наркоманом с з-зависимостью от транквилизаторов? — эта мысль жутко напугала меня, и мое сердце быстрее заколотилось в груди. — Конечно, нет, — она тут же принялась меня успокаивать, — прости, не стоило мне это говорить. Не переживай, зависимость появляется, если принимать их неконтролируемыми дозами. И ты должен понимать, что если они перестанут тебе помогать, то я не смогу повысить дозировку, как раз по этой причине, так что нам придется их просто отменить. — Да, конечно, я понимаю, — тихо говорю я, переводя взгляд со стола на Жози. Все это время мы неотрывно вели нашу игру, но я наконец отпускаю кончик карандаша, позволяя ей выиграть. На самом деле, я всегда оставлял победу за ней, что бы каждый раз наблюдать, как она радостно хлопает крыльями и прыгает по столу. Я коротко улыбнулся и только сейчас вспомнил, что разговор с Софией ещё не был закончен. Чёрт, я, похоже, прослушал большую часть её слов, поскольку услышал я лишь завершение монолога: — … так что с тобой все будет в порядке. Эйфория далеко не редкий результат действия психоактивных веществ. Скорее всего, твое сознание отреагировало более интенсивно, потому что ты принимал транквилизаторы в первый раз, и у тебя просто случился слишком большой выброс эндорфинов, но я не думаю, что в следующий, эффект будет настолько сильным. — Хорошо, н-надеюсь, это будет так, — ответил я, решив, что не стану её переспрашивать. Самое главное для себя я услышал и мне этого вполне достаточно. — Всё будет в порядке. Только не забывай поесть перед или сразу после приёма и соблюдай дозировку, — напоминает София. Я слышу в телефоне шелест страниц и уверен, что она опять что-то пишет в своем блокноте — Я понял, спасибо. — Не за что. Звони, если у тебя будут ещё вопросы. Я только быстро угукнул в трубку и, попрощавшись, завершил звонок — не хотел тратить ещё больше её времени. Теперь, когда я уверен, что все должно быть в норме, и мне можно без опасений принять лекарства, возможности оттягивать этот момент больше не было. Так странно, что я одновременно и очень хочу сделать это поскорее, и, в то же время, что-то по-прежнему останавливает меня. Когда баночка с таблетками снова оказывается в моей руке, мне кажется, что она обжигает кожу, словно я держу раскалённый уголь. Хочу разжать пальцы, но стискиваю их только сильнее — я знаю, что это не выход, но не могу отказаться даже от того кратковременного облегчения и едва уловимой надежды, что они могли бы мне дать. Я зову Жози с собой, когда иду на кухню, что бы разогреть что-нибудь к обеду. Ставлю таблетки на центр стола и не спускаю с них глаз до конца своей трапезы. Не уверен, сколько времени прошло, но, по правде говоря, я старался есть как можно дольше. По окончанию обеда, я кладу таблетку на язык и быстро запиваю большим количеством воды. Ну, вот и всё, я это сделал. Но почему-то ни радости, ни даже капли удовлетворения мне это не принесло. Напротив, я чувствовал грусть и бесконечное разочарование в себе. Трудно смириться с тем, что только под действием препаратов я имею призрачный шанс стать "нормальным". Да и вообще, я уже не совсем уверен, правда ли это именно то, что сделает меня счастливым. Я удручённо смотрю на Жози в поисках поддержки, и, может, мне показалось, но даже в её глазах-бусинках я видел долю неодобрения. Отлично, в довершение ко всем моим переживаниям, мне не хватало только осуждения со стороны попугая. Глаза начинает щипать от непролитых слёз, но я не понимаю почему. Разве, это не то, чего я хотел? Как бы там ни было, после этого, транквилизаторы я принимал каждый день, и, в целом, все было более, чем хорошо. Я чувствовал себя другим человеком. И пусть это было немного странно и непривычно, пусть они убивают меня как личность, думаю, новые лекарства могли бы стать решением большинства моих проблем. Не всех, к сожалению, главной проблемы они решить не могли — угроза смерти по прежнему дышала мне в спину.

***

Выходные пронеслись слишком быстро. В школу я собирался как на казнь. Если до этого мне ещё удавалось избегать встреч со своим потенциальным убийцей, то в школе мои шансы значительно уменьшались. Впереди ещё целая неделя, но я не знаю, какой день может стать для меня последним. Я надеялся, что за прошедшее время Крэйг бросит эту идею и оставит меня в покое, но с того вечера пятницы он заходил в нашу кофейню по несколько раз за день. Как же повезло, что я смог уговорить родителей дать мне работу в дальних комнатах. Там я мог находиться в относительной безопасности, но все равно мое сердце неизменно замирало всякий раз, как я слышал голос Крэйга из-за двери. Я абсолютно уверен, что приходил он так часто явно не из-за внезапно появившейся любви к горячему шоколаду. Раньше его здесь можно было увидеть лишь изредка и то, только за компанию с кем-то, но в одиночку — никогда, а тут прямо зачастил. Конечно, я не против, что он делает выручку моей семье, но я то знал, что каждый раз он был тут не из-за напитка. И если в кофейне я мог без проблем уйти в комнату для персонала, то в школе такой возможности не имелось и, соответственно, что я буду там делать — понятия не имею. Короче, неделя обещает быть весёлой. И тут я не прогадал, потому что первые проблемы начались, когда я ещё не успел подняться с кровати. Едва проснувшись, я сразу заметил, что мое сознание вело себя как-то иначе. Если быть точнее, словно все мои привычные симптомы стали интенсивнее в несколько раз. Мой фокус внимания постоянно уплывал в неизвестном направлении и, первое время после пробуждения, я даже не мог в полной мере осознать свое окружение, потому что мне никак не удавалось сосредоточиться на чем-то конкретном. Не уверен, может ли этот всплеск быть обратным эффектом, вызванным моим безостановочным принятием препаратов в последние дни, но других причин я не видел. Не помню, когда мне последний раз было настолько плохо с самого утра. Мне нравилось думать, что я уже научился брать под контроль свою утреннюю рутину и справляться с ней без медикаментозной помощи, но начало этого дня дало мне понять, как сильно я ошибался. Впервые за последние годы мне пришлось обратиться к своему блокноту с расписанием, поскольку я напрочь забыл, что должен делать и в каком порядке. То, что обычно занимало у меня пару минут, сейчас растягивалось на куда более долгие периоды времени, а каждое промежуточное действие требовало усиленной мозговой активности. Радовало только, что, учитывая мой ранний подъем, опоздание мне не грозило. Вторая проблема приходит также внезапно: в шкафу на вешалках не осталось ни одной рубашки. Вот блин, кажется, мне все же стоило вернуть хотя бы одну из них на место. Но делать нечего, и мне приходится перебрать гору одежды, сваленную на стуле, что бы найти что-то наименее мятое. Пока я одевался, думал о том, что, по крайней мере, эту кучу обязательно надо будет разобрать — впереди ещё вся неделя, а чистая одежда у меня закончилась ещё вчера. Я перебросил все вещи на середину кровати, что бы у меня был стимул заняться этим делом. Врать не буду, я уверен, что просто перенесу все это обратно на стул, когда мне понадобится кровать, но попытка была хорошая. «Фу, почему моя одежда такая неудобная сегодня? Она всегда такая была?» — думаю я, натягивая носок на ногу. — «И где, чёрт возьми, второй носок?» Поиски не продлились долго. Нет, я не нашел его пару — просто смирился, что искать его будет бесполезно и он безвозвратно утерян в бермудском треугольнике моей комнаты. Ой, ну и ладно, всё равно их под брюками не видно. Буду я ещё из этого проблему делать, лучше любой другой надену, делов то. И если смотреть объективно, даже если кто-то и заметит, что на мне разные носки, то в моей жизни это ничего не изменит. Да, репутация "странного ребенка" имела свои плюсы. Так, а куда я бросил свою сумку? В шкафу? Под кроватью? Возле стола? Мог ли я оставить её на подоконнике? Я подхожу ближе, что бы проверить и… ого, это что, мои фиалки? Блин, я вовсе забыл, что у меня тут цветы стоят. Они там хоть живы вообще? Надо бы полить… О, эй, это же моя любимая резинка для волос! А я-то думал, что потерял её — искал ещё с субботы, перед своей сменой. Фу, в комнате как то душно, открою окно. Почему ручка такая липкая? Протру ее позже. Что это был за звук? Это с улицы? Ого, я и забыл, что у меня такой красивый вид из окна. О, чёрт, а тут высоко. А что, если я сейчас прыгну вниз? Стоп, нет, я же собирался полить цветы. Прыгай! Прыгай! Прыгай! Нет-нет, я иду за водой для цветов. Так, а куда я дел свою резинку? Я же надел её на руку, правильно? А, нет. Тогда куда я мог её положить? Ладно, найду позже. А куда я шёл? Точно, я же хотел протереть оконную ручку. Бегу по лестнице вниз за тряпкой, пока не влетаю в стену на резком повороте. Пострадавшее плечо мгновенно начинает неприятно ныть тянущей болью, а я начинаю винить себя, что так неудачно рассчитал траекторию. Мне всегда было сложно оценить свое положение в пространстве, вследствие чего, я бесчисленное количество раз не вписывался в повороты, неуклюже спотыкался обо всё подряд, ударялся о дверные проемы и полки. Когда я был младше, я очень переживал из-за этого, пока мне не объяснили, что у людей с СДВГ вероятность случайных физических травм почти вполовину выше, чем у обычных людей. Так что, теперь иметь огромное количество синяков на теле стало для меня обыденностью, и я давно перестал придавать этому какое-то значение. Кстати, несмотря на сенсорную гиперчувствительность, многих своих травм я даже не замечал. О большей части синяков и порезов я не мог сказать ничего — как, где и когда их получил, я не имел ни малейшего понятия. Но при этом, даже лёгкие, едва заметные прикосновения я замечал сразу. Будь-то лёгкие постукивания пальцем по плечу, когда кто-то зовёт меня или даже случайные прикосновения в толпе. Но самым неприемлемым для меня, конечно же, были объятия и прочие слишком долгие и тесные физические контакты или, например, резкие хватания за руку, пусть и без злых умыслов. Однажды, мою руку так потянула какая-то женщина, которая, если я правильно помню, просто хотела спросить дорогу куда-то, но это привело меня в такой ужас, что я с истерическими криками отскочил в сторону. Как оказалось, позже, выскочил я на проезжую часть, что едва не привело к аварии. После этого, и водитель, и та женщина и даже просто проходящие мимо люди отчитывали меня за это. Господи, это было ужасно! Зачем я об этом вспомнил? Не прошло и минуты с моей прошлой травмы, как я внезапно подворачиваю ногу, спотыкаясь о свою сумку. И почему я оставил ее прямо перед ступеньками? А для чего я вообще спускался на кухню? Мне же было что-то нужно, не так ли? Стоп, точно, я ведь сумку то изначально и искал! Господи, нет, делать что-либо в таком состоянии просто невозможно. Это гораздо хуже, чем обычно. Моё сознание кажется ужасно нестабильным, и я даже не могу думать о чём-то одном дольше нескольких секунд. Ещё и одежда по-прежнему ощущается крайне дискомфортно на моём теле, что снова заставляет меня задуматься, не случилось ли с ней чего-то за эту ночь. На самом деле, я, конечно, знаю, что она была такой же, как и всегда, просто мозг решил поиздеваться надо мной в абсолютно случайный момент, выкрутив сенсорную чувствительность на максимум. Теперь, когда-то приятные материалы ощущались совсем по-другому: ткань стала какой-то грубой и тяжёлой, она неприятно липла к коже. Я мог чувствовать каждую складочку на рубашке, а её манжеты и вовсе казались мне стальными оковами. Я так ненавижу эти особо обострённые эпизоды, поэтому скорее начинаю готовить что-нибудь на завтрак, что бы я мог принять свои таблетки. Очень хочется верить, что это была случайная разовая акция, потому что если окажется, что это обратный эффект после транквилизаторов — дела мои очень плохи. Мне бы не хотелось, что бы новые препараты стали для меня билетом в один конец, ведь тогда мои надежды перестать быть зависимым от постоянного приема лекарств никогда не осуществятся. Если отныне я буду чувствовать себя так плохо каждое утро, я не смогу этого выносить.

***

Я уже подходил к автобусной остановке и чувствовал себя значительно лучше. Сегодня было ещё холоднее, чем вчера, у меня даже руки замёрзли. Хорошо, что на такой случай я всегда ношу с собой перчатки в карманах куртки. Я тянусь руками вниз, чтобы… так, а где моя куртка? Вот чёрт, я забыл надеть её. Ладно, со мной это уже не первый раз — я нередко забывал про, казалось бы, самые простые вещи даже в своем привычном состоянии, а сегодня это и вовсе неудивительно. Таблетки ещё не начали действовать, когда я выходил из дома, так что, вероятно, мой мозг решил, что мне не обязательно помнить о необходимости верхней одежды в такое время года. Конечно, фактически, сейчас ещё была осень, но, честно говоря, смена сезонов в нашем городе совсем не ощущалась. Значимая разница наступала разве что только в самый разгар лета, а так, низкие температуры здесь были обыденностью. Забыть про куртку при таких погодных условиях кажется невозможным, но мне это легко удавалось, причём с весьма завидной регулярностью. Теперь понятно, почему все те люди оборачивались, проходя мимо. Повезло, что тут ситуация, аналогичная с носками — моей репутации уже сложно навредить, так что меня это не сильно волнует. Беспокоит меня сейчас только минусовая температура и отсутствие верхней одежды. К слову, пока я не обратил на это внимание, холод мне совсем не мешал, но теперь, когда сознание приняло и обработало эту информацию, не думать об этом я больше не мог. Я уже стоял на остановке и, думаю, возвращаться было поздно. Был ли смысл проделывать весь этот путь обратно, если я уже тут? Все равно туда и обратно на автобусе ехать, а в школе не так уж и холодно. Короче, один день можно потерпеть. Главное, что бы это не повторилось завтра, потому что ещё раз подряд я такое не выдержу. Ну, конечно, если это "завтра" для меня вообще наступит. Поездка на автобусе ничем особенным не обозначилась, и я даже не время забыл о своих переживаниях, наблюдая за сменой пейзажей за окном. Не то что бы, они были такими впечатляющими, да и видел я их изо дня в день по пути в школу, но именно в этой монотонности я и находил странное спокойствие. Я разочарованно вздохнул, когда в поле зрения появилось здание школы, а через секунду автобус остановился на парковке. Снова выходить на улицу мне совсем не хотелось, хоть пройти до главного входа предстояло всего около сотни футов. Я чувствовал необъяснимую слабость и усталость, но морозный воздух подействовал ободряюще, и мне стало несколько лучше. Смотря под ноги, я думал о том, как собираюсь пережить этот день, а если повезёт, то и следующий. Сперва, я не предал особого значения шнурку, свисавшему с одного из моих кроссовок, но был вынужден обратить на это внимание, когда я наступил на него второй ногой и, запнувшись, едва не полетел носом в асфальт. Мне пришлось свернуть с дороги и разместить ногу на небольшом выступе в стене, что бы завязать шнурки. Благодаря таблеткам, мои руки не дрожали, но сделать это задеревеневшими от холода пальцами было не легче. Чёрт, и почему я решил остановиться на улице, а не заняться этим уже внутри школы? Спустя ещё пару неудачных попыток мне, наконец, удалось справиться с поставленной задачей. Но радость моя была недолгой, ведь стоило мне сделать несколько шагов в сторону входа, как крепкая хватка на моём запястье заставила меня замереть на месте. Я резко обернулся, пытаясь выдернуть руку, но тут же столкнулся с голубыми глазами, кажется, не обладавшими способностью отражать свет. И как только Крэйгу удалось подойти ко мне так близко и так бесшумно? Бегло осматриваю местность, понимая, что ни одного человека, кроме нас, на улице не осталось. Предпринимаю ещё одну безуспешную попытку освободиться от стальной хватки. Ну, вот и всё. Мне потребовалось всего мгновение, что бы осознание того, насколько уязвимым было мое положение сейчас, хлынуло, словно лёд по венам. Принятые ранее транквилизаторы — единственное, что удерживало меня в шаге от нервного срыва. Тем временем, прошло уже больше минуты, а никаких дальнейших действий от Крэйга так и не последовало. Не то что бы я так сильно желал своей скорой смерти, но ожидание было куда мучительнее. Я нахожусь не в том положении, что бы жаловаться, так что мне ничего не оставалось, кроме как беспомощно переводить взгляд между нами. Наша немая сцена все никак не заканчивалась, и я даже начал думать, что ещё не всё потеряно. Вторая рука то, у меня была свободна. Говорят же, что лучшая защита — это нападение, да? Вот только хватит ли мне духа, а что куда важнее, силы для этого? Рискованно, но, с другой стороны, что мне было терять? Не зря же я на вчерашней тренировке по боксу просил поставить меня в спарринг с кем-то покрупнее и повыше. Не хочу хвастаться, но мне, пусть и с большим трудом, удалось уложить своего оппонента на лопатки и продержать в таком положении достаточно долго, что бы моя победа была засчитана. Стоило мне это больших усилий, и я не уверен, смогу ли повторить что-то подобное ещё раз. Я помню, как обессиленно падал на колени, совершенно не заботясь об их сохранности, (о чём я уже пожалел сегодня утром) и старался отдышаться после тяжёлого боя. Мои лёгкие горели от переутомления, а грудь болезненно сжималась каждый раз, когда я пытался вдохнуть. Тренер очень хвалил меня, но если честно, ни тогда, ни сейчас уверенности мне это не придало. Мне, конечно, было приятно слышать, что он гордится мной, возлагает на меня большие надежды и что мне светит грандиозное будущее, но тут он, очевидно, не прав. Потому что максимум, что может светить мне в будущем — это свет в конце туннеля. А в связи с последними событиями, очень даже вероятно, что будет это уже совсем скоро. Однако, к моему удивлению, я почувствовал, как цепкие пальцы разжались, выпуская меня из оков, и я тут же потёр освобожденное запястье второй рукой, пытаясь избавиться от неприятного покалывающего ощущения. Теперь я окончательно запутался. Почему Крэйг сначала хватает меня, потом отпускает и, никак не объясняя своих мотивов, вынуждает нас стоять друг напротив друга в неловком молчании? Разве он не собирается убивать меня прямо сейчас? Неужели он из тех, кто любит играть со своей жертвой и изводить до конца, прежде чем убить? Если это так, то удаётся ему это очень хорошо. У меня буквально кровь стыла в жилах, когда я снова ощущал на себе этот леденящий душу, пронзительный взгляд. Достаточно всего одного столкновения с холодными айсбергами в его глазах, как мой корабль тут же шёл ко дну. В моменте, у меня появилось сильное чувство дежавю, потому что настоящая ситуация была аналогична нашей первой встрече, после столкновения в коридоре. Мне начинает казаться, что я переживаю какой-то цикличный кошмар, который повторяется из раза в раз и не желает оставлять меня в покое. Сталь в его глазах — гильотина для моей шеи, но я стою неподвижно с едва дрожащими от холода (или от страха?) руками в ожидании своего приговора или пощады. Но ожидание мое было напрасным, поскольку ни того, ни другого так и не происходило. Эта тишина начинает сводить меня с ума, и я уже почти готов напрямую спросить, оставит ли он меня сегодня в живых или нет. Крэйг, тем временем, осматривает меня с ног до головы, задерживаясь на моем лице, а я чувствую себя добычей под его хищным взглядом. Господи, он уже так долго смотрит мне прямо в глаза, что мне становится до жути неловко. Не только от продолжительного зрительного контакта, но и от осознания, как ужасно мои глаза выглядели сегодня утром — они были мутными, покрасневшими и с огромным темными мешками под ними, после бессонной ночи. Он перевел взгляд выше, и я мог только порадоваться нашему прерванному контакту. А, нет, секунду, я, кажется, забыл расчесать волосы сегодня утром? Ох, так вот куда он смотрел, наверное, шокирован тем, какой я неряха. Или тем, что я ещё жив, но на труп уже похож. Чёрт возьми, никогда не думал, что мне будет так стыдно перед своим убийцей за свой внешний вид. Я бросил на Крэйга быстрый взгляд и сжал губы в тонкую линию, когда понял, что на контрасте с ним, я выгляжу ещё хуже. У него был высокий рост и красивое лицо со строго выраженной линией челюсти, острыми скулами и низко посаженными густыми бровями — глупо было отрицать его привлекательность, даже если глаза у него очень страшные. Именно они и преследуют меня не только в самых жутких ночных кошмарах, но и в реальной жизни, при свете дня. Вот, как сейчас, например. И не зря говорят, что глаза — зеркало души человека, ведь тут я определенно был с этим согласен. Холодные голубые глаза со стальным взглядом передавали его суровый характер как нельзя лучше. Не секрет, что Крэйг был мечтой многих девушек в нашей школе, и я солгал бы, если бы сказал, что никогда не хотел оказаться на его месте. Не то чтобы я так стремился к женскому вниманию, скорее, просто желал почувствовать себя частью коллектива, перестать быть обузой или нарушителем чужого спокойствия. И все это могло бы быть мне доступно, будь я хоть немного похож на него. Я быстро моргаю несколько раз, что бы выйти из транса, а мы все так же находимся лицом к лицу, и я правда начинаю думать, что это какой-то особо извращённый вид пытки. Стоп, а что, если Крэйг может читать мои мысли? Он поэтому ничего не говорит? Господи, а если он слышал все то, о чем я сейчас думал? Прослеживаю взглядом его реакцию и надеюсь, что мое предположение было ошибочным. Так ладно, с меня хватит. Я делаю аккуратный шаг назад и, видя, что, похоже, никто не собирается меня останавливать, полностью разворачиваюсь в сторону главного входа и поспешно покидаю место событий. Понятия не имею, какого чёрта сейчас произошло, но ухожу я целым и невредимым, а это всё, что меня волнует. Прохожу внутрь школы на негнущихся ногах и бешено колотящимся сердцем. В коридоре безостановочно снуют ученики, а я, наверное, впервые рад оказаться посреди такого скопления людей. Несколько дрожащих вдохов и выдохов приводят меня в чувство, и я направляюсь в сторону нужного класса. На первом уроке я машинально записывал лекцию, думая, на самом деле, совсем о другом и пытаясь отойти от недавних событий. Действия Крэйга были мне совершенно непонятны, и эта неизвестность пугала ещё больше. Меня не покидало ощущение, что сделано это было не просто так. Быть может, он хотел забрать мою душу? Или, может, задумал поглотить мои мысли и завладеть разумом, что бы медленно сводить меня с ума? А, может, моему мозгу стоит перестать генерировать невозможные в реальной жизни сценарии? На этом варианте я и остановился, а к концу урока, пришел к выводу, что мне определенно пора прекращать смотреть так много фильмов в жанрах фэнтези и фантастики. На втором уроке я старался мыслить рационально и найти более объективную причину для произошедшего. Но, если честно, ничего толкового на ум не приходило, а в голову по-прежнему лезли только самые безумные и невозможные теории. Пожалуй, наиболее адекватным вариантом было то, что меня просто пытались запугать, хоть мне и не было понятно зачем. Неужели он правда думает, что я был недостаточно напуган после нашей первой встречи? На третьем уроке я, наконец-то, почувствовал себя немного лучше, хоть и был всё ещё разочарован в себе и своей жизни. И почему все подобные ситуации обязательно случаются именно со мной? Вот был бы я чуть более внимателен в тот четверг, кто знает, возможно, и пожил бы спокойно чуть подольше. А теперь мне приходится днями и ночами думать о своей печальной участи. Вывод, как и всегда, один и тот же: главный источник всех своих проблем — я сам. И сделать с этим фактом, кроме как принять и смириться, ничего нельзя.

***

Уже начался большой обеденный перерыв и все школьники, разбившись на небольшие компании, направлялись в сторону столовой. Мне, конечно же, быть в их числе не довелось, потому я шёл один и в противоположном направлении. Хотел сразу сменить учебники для следующего урока, что бы не делать это в последний момент до звонка. Спешить мне все равно было некуда — в кафетерии меня никто не ждал, а небольшой стол в дальнем углу, за которым я предпочитал проводить перерыв, всегда оставался свободным. Кроме того, мне надо было забрать свои таблетки из шкафчика, что бы я мог принять их за обедом, ведь ещё с середины прошлого урока, я чувствовал, что действие транквилизаторов подошло к концу. Я сразу понял это, когда неразборчивые голоса начали стремительно заполнять мой разум и с каждой минутой становились все более шумными и навязчивыми. Подхожу к своему шкафчику и открываю дверцу, пытаясь вспомнить про все вещи, которые мне могут понадобиться. Я пересматриваю содержимое полочек внутри, проговаривая свои действия вслух. К счастью, мой голос звучит громче и яснее всех прочих мыслей в голове, так что разговоры с самим собой вошли в привычку — они помогают мне сосредоточиться на одной задаче и не отвлекаться. Я старался говорить тише, что бы привлекать меньше внимания. Так уж повелось, что все считают разговоры с собой признаком сумасшествия и, наверное, так и есть, но, на самом деле, именно они и помогают мне окончательно не сойти с ума от бесконечного потока мыслей. Но объяснять это всем бесполезно — меня уже давно никто не воспринимал всерьёз. Продолжая перебирать книги на полках, я натыкаюсь взглядом на учебник английской литературы, вспоминаю, что именно этот урок у меня следующий и, незаметно даже для себя, начинаю повторять заданный на дом стих. Какая-то его строчка наталкивает меня на другую мысль, и я начинаю вести дискуссию уже об этом. Темы сменяются одна другой, и в тоже время, все, как одна, возвращают меня в самые ужасающие моменты, пережитые мной за последние дни. Они нашёптывают мне всё то, что я так отчаянно пытался забыть, заводя меня все глубже и глубже, пока я не осознаю, что совершенно потерял здравомыслящую нить. Я резко замолкаю, прерывая длинную цепочку рассуждений, и стараюсь переключиться на что-то одно. В попытке найти хоть какой-то центр, я делаю глубокий вдох и медленно считаю от одного до десяти. В голове по-прежнему каша, но счёт и ритмичное дыхание помогают немного упорядочить хаос. Может, у меня ещё был шанс победить свою паранойю и провести этот день без панических атак? Но когда я захлопываю дверцу шкафчика и тут же оказываюсь лицом к лицу со своим худшим кошмаром, понимаю, что нет — никаких шансов. И как давно Крэйг там стоит? Ему обязательно каждый раз появляться так резко и неожиданно? Мне кажется, что в этот момент я выкрикнул все нецензурные слова, которые смог вспомнить. Я уверен, что немало людей обернулось на мой крик, но темная пелена перед глазами не даёт мне этого увидеть. С нарастанием моей тревоги, усиливается и звон в ушах, и теперь я слышу только своё сердце, что набатом стучит в груди. Я пытаюсь унять дрожь в коленях, понимая, что самое время спасаться бегством, если хочу пожить ещё немного. Но прежде, чем я успеваю сделать хоть шаг, голос Крэйга заставляет меня замереть на месте. — Твик, я хотел извиниться за то, что было утром и мне жаль, что я сбил тебя в коридоре в четверг, — чего? С какой стати он просит у меня прощения? — С твоей головой все в порядке? С головой у меня определенно не все в порядке, но не думаю, что он спрашивает об этом. Его спокойный тон немного расслабляет, но я стараюсь не терять бдительности — это все выглядит очень подозрительно. Не понимаю, зачем Крэйгу вдруг понадобилось говорить со мной, а тем более, извиняться. Так, ладно, что он там спросил? Я поднимаю руку к голове и сжимаю волосы в месте удара, чувствуя лёгкое покалывание. Ну, синяки уже буквально стали частью моего имиджа, так что, меня это совсем не волнует. — Д-да… Да, все нормально, — мой голос звучит отвратительно, но я стараюсь не акцентировать на этом внимание и перевожу дыхание, что бы продолжить, — м-может, там синяк, но н-ничего серьёзного. — Ты уверен? Я помню, тебя не было в школе на следующий день, — мне кажется, я даже слышу нотку искреннего сочувствия в его голосе, но я по-прежнему ему не верю. Не может быть все так просто. — Ну, это б-было не из-за этого, т-так что… — я стал нервно сжимать и выкручивать пальцы, надеясь угадать его мотивы. — А, и ещё, м-мне тоже жаль, я не смотрел, куда бегу. Я мельком поднимаю глаза на Крэйга, пытаясь понять, приняты мои извинения или нет. Он выглядит задумчивым и смотрит куда-то в сторону, чему я очень рад — ещё одну встречу под его пристальным взглядом я бы не перенёс. Но легче от этого все равно не становится, ведь тут определённо было что-то не так, но я пока не мог понять что. — Ладно, все в порядке, вообще-то, у меня есть кое-что для тебя, — говорит Крэйг и начинает искать что-то в своей сумке. Так и знал, что этот разговор был начат не просто так! Господи, что он собирается оттуда достать? Нож, пистолет или, может, динамит? Боже, а что, если там колба с патогеном какой-то неизлечимой болезни? Это, пожалуй, самая мучительная смерть. Хоть бы там был пистолет, пожалуйста, хоть бы пистолет, это, по крайней мере, будет быстро и не так больно. Я смотрю на него с опаской и затаив дыхание. Оглядываясь по сторонам, понимаю, что коридор к этому моменту уже стал пустым — все ученики собрались в столовой. Но все равно, он же не станет убивать меня посреди школьного дня? Крэйг, кажется, нашёл то, что искал, и я крепко зажмурился, мысленно настраивая себя принять свою горькую участь. Когда я думаю, что уже готов ко всему, я делаю глубокий вдох и открываю глаза. Но вот когда я вижу свой термос в его руках — понимаю, что к этому я был совершенно не готов. Даже не знаю, чему я обрадовался больше: термосу или тому, что там не оказалось всего того, о чём я подумал раньше. Не уверен, как я должен на это реагировать, потому что такого исхода я не мог даже предположить. Я чувствую, как на моем лице появляется маленькая нервная улыбка, но, если честно, я на грани того, что бы сорваться на истерический смех — настолько абсурдно выглядит ситуация. Я неуверенно разжимаю пальцы и тянусь за термосом, но по ощущениям, кажется, словно я сую руку в медвежий капкан. Каждую следующую секунду я жду какой-то уловки, но, вот, термос уже у меня, а все мои конечности до сих пор на месте. Ладно, я, наверное, должен что-то ответить? — Спасибо, — наконец выдыхаю я, сжимая пальцы с такой силой, что мог бы запросто оставить вмятины на металлическом корпусе. Небольшая дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда я снова замечаю чужой взгляд на себе. Его глаза неподвижны и нечитаемы, но, несмотря на это, меня не покидает чувство, что Крэйг не просто смотрит, а именно разглядывает, прослеживая каждую деталь на моём лице. Это сразу заставляет меня вспомнить о всех изъянах моей кожи, о той ранке на нижней губе, о том белёсом шраме на подбородке и прочих недостатках, которые он точно не мог не заметить. Мне хочется смущённо отвернуться и закрыть лицо руками, пока он не увидел что-то ещё, но Крэйг отворачивается первым. — Не за что, — говорит он, уводя глаза в бок, а я облегчённо ослабляю хватку на термосе. Так, а что теперь? Неужели это было все, зачем он ко мне подошёл? Ну, нет, это кажется слишком большой удачей для меня. Но прежде, чем я успеваю довести мысль до конца, Крэйг решает вогнать меня в ещё больший ступор своим следующим вопросом: — Кстати, а какой вид кофе твой любимый? Я застываю на несколько секунд в полном непонимании того, чем вообще был обусловлен его интерес, но, придя в себя, тут же отвечаю без замедления: — Двойной эспрессо. Первыми же мыслями после моих слов были: «чёрт, зачем я ему об этом сказал?» и «чёрт, а зачем он об этом спросил?» Нет, серьёзно, для чего ему нужна была эта информация? Если бы я не знал Крэйга, я бы подумал, что он пытается завести со мной светскую беседу. Но в нашей школе всем было известно, что это было совсем не в его духе, соответственно, должна быть какая-то другая причина. — А, ну… это типа очень крепкий, да? — спрашивает он, и теперь я окончательно убежден, что какая-то цель у него была. Ведь почему тогда он вообще задаёт мне подобный вопрос? Разве это не самая элементарная вещь в мире? Во всяком случае, зачем узнавать об этом у меня, когда любая информация есть в свободном доступе? Кажется, словно Крэйг намеренно поддерживает нашу беседу, вынуждая меня оставаться на месте. Может, что-то должно произойти именно тут и поэтому он не позволяет мне уйти? Я понимаю, что молчу слишком долго и, волнительно оглядываясь по сторонам, стараюсь дать вежливый ответ, что бы он не подумал, что я его в чем-то подозреваю: — Э-э, да, — от нервов, я начинаю ковырять случайную наклейку с изображением подсолнуха на термосе. Странно, но я совершенно не помню её, откуда она взялась? Я отвлекаюсь от своего занятия, вспомнив, что веду диалог и поднимаю голову на собеседника. — Очень крепкий, все п-правильно, — заканчиваю я. — Кстати, тот горячий шоколад был очень вкусным. Где ты научился так готовить? Чего? У меня берут интервью или что, я понять не могу. Какое это вообще имеет значение в нашей ситуации? Вроде и приятно получить комплимент, а вроде и неизвестно, не было ли в этом какой-то скрытой угрозы. Потому что по лицу Крэйга можно было предположить, как и то, что он действительно похвалил меня, так и то, что это было сказано с подтекстом: «было вкусно, но как жаль, что больше ты никогда его не приготовишь». В общем, я не уверен, в каком смысле должен это воспринимать, так что решил ответить чем-то относительно нейтральным: — Ну, знаешь, это, в-вроде как, м-моя работа, — неловко говорю я, понимая, что вне зависимости от того, по какой причине он отвлекает меня разговором, мне лучше поскорее убираться отсюда. Как только я вижу, что сейчас последует ещё один вопрос, спешу опередить его своей фразой: — Ладно, думаю, м-мне пора идти, — и в подтверждение своих слов начинаю аккуратно отступать, увеличивая между нами дистанцию. — Ты разве не идёшь в столовую? — спрашивает Крэйг, с непривычным для него, по-настоящему удивлённым тоном. — Э-э, нет, я-я хочу пообедать на улице, — говорю я, на самом деле, имея в виду «я хочу пообедать там, где твой взгляд не будет просверливать во мне дыру». — И с-спасибо тебе ещё раз, — бросаю я напоследок и быстрым шагом ухожу в противоположном от него направлении. Вот уже второй раз за сегодня мне удаётся избежать смерти, что не может не радовать. Хотя, я и не уверен, можно ли назвать это удачей, поскольку, будем честны, реальных угроз моей жизни так ни разу и не последовало. У него уже было столько возможностей убить меня, но он до сих пор этого не сделал. Так чего он ждёт? Думал я, направляясь в сторону заднего школьного двора. Я выхожу на улицу, останавливаясь возле массивного дерева, и прячусь за его стволом от летящего в лицо снега. Моё внимание перемещается на термос, и я не могу поверить, что он снова у меня — я уже и не надеялся его найти. Более того, мне бы и в голову не пришло, что вернёт мне его не кто иной, как главный спонсор моих панических атак. Я верчу термос вокруг своей оси несколько раз, радуясь, что ни одна деталь из его оформления не пострадала — все наклейки были на месте. На глаза снова попадается стикер с подсолнухом, он выглядит абсолютно новым, яркий и блестящий, но я совсем его не помню. Решив не придавать этому особого значения, я задаюсь другим вопросом: был ли кофе внутри все ещё пригоден для употребления? С одной стороны, ему уже четыре дня, а с другой — портиться там все равно нечему. Так что, без лишних раздумий, я скручиваю крышку и аккуратно делаю первый глоток. Ну, на вкус вроде ничего. Вот только привкус какой-то уж слишком сладкий, хотя сахар я никогда не добавляю. Я уже собирался отпить ещё немного, что бы лучше распробовать, но мысль, внезапно пришедшая мне в голову, заставила мое лицо перекоситься от ужаса: «А что, если кофе отравлен? Мой термос был у Крэйга целые выходные, он мог сделать с ним что угодно!» Господи, ну конечно! Я же слышал об этом кучу раз, что когда человеку подсыпают что-то в напиток, его всегда стараются сделать как можно слаще, что бы лучше скрыть вкус своей добавки. Я тут же закашлялся и выплюнул всё, что не успел проглотить. Весь оставшийся кофе из термоса тоже нужно немедленно вылить, а дома ещё и обязательно промыть его несколько раз. Дрожащей рукой я перевернул его горлышком вниз и постарался вытряхнуть под дерево как можно больше. Я уверен, что в нем был яд или ещё что похуже, иначе с чего бы Крэйгу так любезно возвращать мне термос? Как я ещё мог подумать, что он собирается застрелить меня, если было очевидно, что ему куда проще сделать всё по-тихому, не привлекая к себе лишнего внимания. Боже, это же было так просто: убить меня таким хитрым способом — отравить мой кофе. Как я мог быть таким глупым? А я ведь уже глотнул его, значит ли это, что мне уже не спастись? Может, мне стоит очистить желудок? Или всё-таки яд не настолько сильный, что бы убить меня такой маленькой дозой? Не могу не винить себя, что повелся на это. А раньше я думал, что так глупо умирают только в низкосортных фильмах ужасов. Я стараюсь прислушаться к своему самочувствию, но не замечаю ничего странного. Ладно, я выпил совсем немного, буду надеяться, что ничего не будет. Я убираю термос в сумку и только сейчас понимаю, что свои таблетки из шкафчика я так и не забрал. Но возвращаться уже не хочу, да и аппетит после такого совсем пропал, так что принять их я бы в любом случае не смог. Вспомнив, про приглашение готов, я решаю найти их и побыть там до конца перерыва — всё лучше, чем оставаться один на один со своими мыслями.

***

Четвертый урок начался с проверки домашнего задания — чтения стихов. Мне по-прежнему было некомфортно выступать перед всем классом, хоть я и стал относиться к этому значительно спокойнее с тех пор, как начал посещать занятия по актёрскому мастерству много лет назад. С каждым годом, находиться перед публикой и игнорировать обращённые взгляды было всё легче, что мне очень нравилось. Здорово, когда твои увлечения приносят не только удовольствие, но и пользу, потому что раньше я всегда оставался после урока, что бы рассказать стих в пустом классе на перемене. На данный момент, мы перешли к теории — самой скучной части урока. Учитель читает лекцию нудно и монотонно, кажется, будто он намеренно растягивает все слова и делает между ними долгие паузы. Господи, как его на 2х поставить? Я не выдержу больше ни минуты его занудной речи. Давно я не радовался звонку так сильно, как сейчас. Я выскакиваю из класса, едва успев схватить сумку, и сразу иду в сторону библиотеки, делая лишь короткую остановку у своего шкафчика. Пятый урок в моем расписании был свободным и я планировал использовать его, что бы сразу выполнить задание по этой самой литературе, которое нам огласили около пяти минут назад. Перед самым входом я быстро проглатываю свои привычные, уже ставшие родными, таблетки для концентрации внимания, от которых жутко клонит в сон уже через несколько часов. Поскольку кофе у меня больше не осталось, а соответственно сопротивляться этому побочному эффекту было нечем, буду верить, что успею доехать до дома раньше, чем отключусь где-нибудь в школе или автобусе. В библиотеке было не так много людей, но я все равно предпочитал уходить в самые дальние углы, где, как правило, никого не было. У меня ушло какое-то время, что бы найти нужную книгу, после чего я прошёл вглубь помещения, скрываясь за пыльными стеллажами. Там меня уже ждало старое кресло, что всегда приветливо отвечало тихим скрипом, стоило мне опуститься на него. Разместив тетрадь и ручку на небольшом столике, стоявшем рядом, я забрался в кресло прямо с ногами, принимая наиболее удобную позу для чтения — все равно здесь не было никого, кто мог бы сделать мне замечание. Книга в моих руках была небольшой, такой объем текста я мог бы легко осилить за один вечер, вот только её жанр, да и тематика тоже, меня совершенно не впечатлили, а потому, чтение, вероятно, займет больше времени, чем мне бы хотелось. Я считаю, что школе давно было пора обновить программу рекомендуемых книг для учеников или хотя бы добавить немного актуальной литературы, более близкой современному поколению, быть может, тогда и читали бы дети куда охотнее, но кому я это рассказываю? Открыв нужную страницу, я пытался сосредоточиться на тексте, но хватило меня ненадолго. Потому что вторую главу я начал с мысли: «Господи, какой он идиот! Вот будь я на его месте, я бы точно никогда так глупо не поступил! Как можно было сделать главного героя таким затупком, ты… этот, как там тебя? — я немного развернул книгу, что бы увидеть имя автора на обложке. — Кошмар, ну и имя тебе родители дали, могли бы и что-то получше придумать. Ладно, не мне судить, конечно» Закончив читать текст глазами, я рефлекторно перевернул страницу. Вот только, что я сейчас прочитал? Чёрт, я не вник ни в одно слово после первого абзаца. Глубокий вдох — переворачиваю страницу назад и начинаю все заново. В середине третьей главы я, наконец-то, нахожу ответ на первый вопрос и, отложив книгу, тянусь за ручкой, что бы сразу записать его в тетрадь. Все шло хорошо ровно до того момента, как чёлка стала падать мне на глаза. Убирать её в стороны и прятать за уши мне надоело уже через минуту и, не имея при себе ни одной заколки, я мог только пытаться сдуть мешающие пряди с лица. Хуже этого был только непрекращающийся шум в голове, с которым я ничего не мог сделать до начала действия лекарств. Хотя, нет, вообще-то мог, здесь ведь всё равно никого не было. Одного резкого удара головой о стол было достаточно, что бы подарить мне несколько минут тишины. Больно, радикально, но работает безотказно. В конце концов, подстраивать свою жизнь под время приема таблеток — задача непростая, так что запасные варианты всегда должны быть. В итоге, до звонка я успел выполнить около третьей части всего задания, чем и был вполне доволен. Однако, я решил на этом не останавливаться и на последующих двух уроках заканчивал свою работу, сидя на задней парте. Я уверен, что дома, в свое свободное время не написал бы ни строчки, зато сейчас, я без каких либо трудностей успевал, как слушать учителя и писать конспект в одной тетради, так и продолжать чтение рассказа и записывать ответы в другой. Моей многозадачности хватило даже на то, что бы подслушать разговор одноклассников с соседней парты. Я не особо вникал в суть их разговора, но, услышав знакомое имя, прислушался и успел выцепить фразу: — Ага, точно, сегодня Такер особенно агрессивный, нагрубил мне просто так, я и слова ему не сказал. — А меня толкнул в коридоре, хотя я в его сторону не смотрел даже, — последовал незамедлительный ответ. Я мельком смотрю на учеников, чей диалог услышал, и тут же прячу лицо обратно за книгу, устремляя свой взгляд в уже расплывающийся перед глазами текст. Господи, неужели это из-за меня? Могло ли это быть причиной? Может, он недоволен тем, что я не выпил тот отравленный кофе и теперь всю злость на других вымещает? Но при чем тут они, если это была только моя вина? Так и знал, что должен был остаться дома. Теперь из-за моих действий страдают обычные школьники, а вот если бы я выпил яд и умер, они бы все жили спокойно.

***

К завершению школьного дня, побочные эффекты от препаратов настигли меня в виде сонливости и заторможенности, а, кроме того, в моей голове снова крутился миллион мыслей, каждая из которых противоречила другой. Как хорошо, что уже в течении получаса я буду дома. Я не помню, как собирал вещи и выходил из школы, потому что всё, о чем ещё мог думать остаток моего постепенно тускневшего сознания — это теплая кровать, мягкая подушка и тяжёлое одеяло. С каждым шагом, мне все больше виделось, что реальность размывается, и тысячи шепчущих голосов медленно погружают меня в другой мир. В какой-то момент, я обратил внимание, что один из этих голосов как-то отличался от других: он был громче и казался более отчётливым. Было похоже, что он звучал из внешнего мира, а не внутри моей головы. Я остановился, пытаясь понять, был ли он настоящим или нет. Если был, значит, он должен исходить от кого-то, да? Когда в поле периферийного зрения я замечаю какое-то движение, то поворачиваюсь лицом к размытому силуэту и склоняю голову набок, ожидая, пока моё зрение станет достаточно чётким, что бы распознать фигуру. А тем временем, решаю задать интересующий меня вопрос: — Т-ты говорил со мной? — Да, я спросил, почему на тебе нет верхней одежды? Как это нет? Я взглянул на свои руки, но увидел только рукава рубашки. Ну, да, получается, что нет. А почему? Я зажмурился и мотнул головой туда-сюда несколько раз, чтобы избавиться от наваждения. После этого, ясность моего зрения, похоже, восстановилась, потому что стоило мне только открыть глаза, как я столкнулся с ястребиным взором, устремленным прямо на меня. Этот момент ощущался, словно меня окунули в ледяную воду после сладкого сна. Я непроизвольно отпрыгнул в сторону, беспомощно оглядываясь по сторонам. — А, ну… я з-забыл надеть что-то п-перед выходом. Со мной т-такое иногда случается, все в порядке, — признался я, снова выставив себя идиотом, пусть даже и перед своим убийцей. Неудивительно, что Крэйг явно был сбит с толку моим непосредственным ответом, а я, не теряя времени, поспешил покинуть территорию школы. Мне это почти удалось, когда он снова догнал меня. — Ты не идёшь на автобус? — Крэйг остановился передо мной, заграждая дорогу. Разумеется, изначально я направлялся к автобусу, но, учитывая новые обстоятельства, я бы скорее предпочёл дойти до дома пешком, нежели остаться с ним в небольшом закрытом помещении. — Нет, я… я хотел прогуляться, — звучало достаточно правдоподобно? Похоже, что нет, поскольку он совсем не выглядел убеждённым, а только снова окинул меня изучающим взглядом, вероятно, гадая, как далеко я собрался уйти в таком виде. Но, на самом деле, если на кону действительно стоял вопрос моей жизни, я был готов обойти и весь город. Ход моих мыслей был прерван, наверное, самым неожиданным предложением, поступавшим мне за последнее время: — Тогда, может, я составлю тебе компанию? — Господи, нет! — воскликнул я, не подумав, но постарался сгладить свой ответ, когда понял, как резко прозвучал мой отказ. — Э-э, то есть, я имел в виду, что, ну, хотел бы погулять один. — Ладно, — Крэйг сдается на удивление быстро, — но ты не думаешь, что замёрзнешь так? — Нет, я-я не… м-мне не холодно, — в сказанное мной, не поверил даже я сам, а мой собеседник тем более. — Да ну, у тебя же зубы стучат, даже мне слышно. «Это не зубы, это мое сердце колотится» — думаю я, начиная от нервов заламывать пальцы и ковырять кожу вокруг ногтей, прежде чем ответить: — Тебе кажется. Я в порядке. — Делай, как знаешь, но тогда возьми хотя бы мою куртку, — сказал Крэйг и, не дождавшись моего ответа, стал расстёгивать молнию на ней. Когда до этого я говорил, что получил самое неожиданное продолжение, я ещё не знал, что минутой позже услышу что-то подобное. — Что? Нет-нет, не надо! — я активно замахал руками в знак протеста. — Я все равно на автобусе еду. Надень, я настаиваю, — синяя куртка оказалась прямо перед моим лицом, а я в полной растерянности сделал несколько неловких шагов назад. Мне абсолютно непонятно, что сейчас происходит и к чему это ведёт, но вот, что мне было совершенно очевидно — если попытаюсь взять куртку, то ничем хорошим это не закончится. Это уже второй раз за сегодня, когда Крэйг предлагает мне забрать что-либо из его рук, и я не думаю, что это было простое совпадение. — Нет, ни за что! Я не возьму её. Я отступал все дальше и дальше, чувствуя себя загнанным в угол зверьком, когда Крэйг обхватил ладонью моё плечо и потянул на себя. Мне едва удавалось дышать от стремительно накатывающей паники, и я отдёрнул руку назад в попытке избавиться от физического контакта. Не осознав, насколько далеко я отошёл за все это время, я и не подозревал о наличии бордюра за своей спиной, за что и поплатился в следующий момент. Вот, я только что стоял, а, вот, я уже лежу в сугробе, морщась от пронизывающего холода. Опомнившись после падения, я поднялся на локтях и постарался стряхнуть снег с волос. Несколько ледяных комков упали мне за шиворот, но меня, как человека только что побывавшего под снегом с головой, это уже не волновало. — Эй! Автобус сейчас без тебя уедет! — послышалось издалека. Крэйг отвлёкся на голос и отвернулся, а я понял, что такой шанс упускать нельзя. Собрав все оставшиеся силы, я тот час ринулся в лес, что был через дорогу, и спрятался за ближайшим деревом с широким стволом, что бы перевести дыхание. Поверить не могу, что это моя жизнь, а не какая-то дешёвая комедия. Я ничего не замечаю по пути домой, позволяя ногам нести себя так быстро, насколько это возможно. Мне пришлось обойти по лесу большую часть пути, прежде чем я смог выйти на нормальную дорогу. Добравшись до дома, я трясущейся рукой тянусь к сумке, чтобы достать ключи. Пытаясь вставить ключ в замочную скважину, чувствую, что начинаю задыхаться, пока наконец не влетаю внутрь, захлопывая дверь за собой. И, вот, первый школьный день был позади — осталось всего четыре. А потом все начнётся сначала.

***

Прошло уже достаточно времени, но мне всё никак не удавалось согреться до комфортной температуры. Ни горячий душ, ни теплые кофты, ни даже выкрученное до максимума отопление нисколько не помогли. А ещё, я заварил себе кофе во всех чистых кружках, оставшихся в доме, что бы не заснуть до и вовремя разговора с Софией. Кроме того, я ещё должен был выйти сегодня на работу в вечернюю смену. Но когда я появился за стойкой в назначенное время, папа развернул меня за плечо лицом к себе, скептически осматривая сверху вниз. Наверное, я выглядел действительно очень плохо, если даже он поинтересовался все ли со мной в порядке. Я честно ответил, что чувствую себя больным, и папа даже сам предложил мне вернуться домой. Правда, аргументируя это не тем, что он переживает за мое здоровье и то, что мне может стать хуже, а тем, что я мог бы заразить кого-то из посетителей, что плохо бы сказалось на репутации кофейни. Я не сильно обиделся на такое заявление, потому что семейные приоритеты не были для меня сюрпризом, да и сейчас это не имело значения. Получив разрешение на заслуженный отдых, я развернулся к выходу и незамедлительно покинул здание. Дома я очень убедительно попросил Жози не шуметь и поплёлся в свою комнату. Гора одежды была успешно перемещена с кровати обратно на стул, и я тут же упал лицом в подушку, даже не потрудившись переодеться. Перед сном я успел только принять таблетку от головной боли и снотворное, надеясь, что оно поможет мне избежать лихорадочных снов и кошмаров. Мне вполне хватило того, что я пережил сегодня наяву. Оставит ли Крэйг меня в живых? Конечно, нет. Это только вопрос времени. А сейчас, все, что мне оставалось — это вспоминать, как мое сердце начинало биться чаще от страха, когда я замечал его в толпе.

***

Следующее утро, началось так же, как и утро понедельника: мысли вихрем кружились в голове, то смешиваясь и путаясь между собой, то разлетаясь в разные стороны, словно опавшие листья в бушующем ветре. По этой причине, я был вынужден применить транквилизатор в первые же минуты пробуждения, а именно в пять утра. Что для меня, к сожалению, означало, что он перестанет действовать как раз к началу учёбы. Обычно, я старался пить таблетки либо перед самым выходом, либо уже в школе, что бы как можно продуктивнее использовать их эффект. Но не думаю, что у меня был выбор — без них я бы и вовсе из дома не вышел. Когда на кухне я оказался перед выбором завтрака, понял, что есть мне совсем не хочется. Идея освободить себя от мук выбора и уйти в свою комнату казалась очень заманчивой, но я знал, что должен был съесть хоть что-то. В итоге, я остановился на варианте маминой творожной запеканки. И хоть я безусловно любил её вкус, в этот раз, глотал, почти не жуя, только бы поскорее закончить с этим. Собираясь в школу, я решил надеть что-то поверх рубашки, потому что мне хоть и стало немного лучше, но по-прежнему знобило с самого утра. Перебрав несколько вещей со стула, я быстро нашел самую большую кофту на молнии и застегнул её до самого верха, после чего вытащил наружу воротник рубашки и отдёрнул края её рукавов. Забыть про верхнюю одежду два раза подряд было сложно даже для меня, так что теперь очень важное решение: хочу ли я сегодня надеть куртку или пальто? Я бросил обе вешалки с вещами на кровать и отошёл подальше, что бы увеличить радиус обзора и посмотреть на них ещё раз. Куртка представляла собой грубую утеплённую джинсовку черного цвета с большим количеством нашивок, а вот пальто было из мягкого податливого материала светло-коричневого цвета. Да, у меня бывают разные фазы, но, думаю, мне определенно пора научиться придерживаться одного стиля в одежде. Так, тогда ставим вопрос по-другому: хочу ли я сегодня выглядеть как малолетний бунтарь или как местный интеллигент? Говоря откровенно, ни одно, ни другое к моей внешности никак не подходило: на хулигана я вроде не похож, (больше на его жертву, если честно), а на человека из высшего общества так тем более. Но выбирать все равно придётся из того, что есть. Посмотрев на свою школьную сумку с целым фунтом значков и обувь с бусинами, решил, что как будто джинсовка с нашивками впишется органичнее. Пальто же отправляется знакомиться с соседями по несчастью на тот самый стул, рядом с ворохом всех остальных вещей.

***

Оказавшись в автобусе, я нашёл свободное место и, обняв себя руками, сильнее завернулся в куртку, стараясь удержать её тепло на месте и согреться. Однако, как только я переступил порог школы, понял, что меня, наконец, перестало морозить, а вместо этого бросило в жар — одно другого не лучше. Я всё же решил снять куртку и кое-как затолкал её в свой шкафчик, оставаясь только в рубашке с объемной кофтой поверх. Я приложил ладонь ко лбу, пытаясь определить насколько высокой была моя температура, но быстро бросил эту затею. Потому что, какой бы она ни была — это бы ничего не поменяло. Все равно я не собирался идти к медсестре, а тем более, просить кого-то из родителей забрать меня домой — они были бы недовольны, если бы я опять отвлёк их от работы. Так что мне оставалось только набраться сил и отправиться на свой первый урок. С каждой минутой находиться в классе было все тяжелее, и не только из-за моего плохого состояния, но и также из-за усиливающегося предчувствия скорой панической атаки. Я понимал, что если лекарства уже не действует, то мне стоило бы постараться оградить себя от любых триггеров и параноидальных переживаний, но почему-то мысли об этом заставляли меня нервничать только больше. Едва дождавшись звонка, я выскочил из-за парты прямиком в коридор, что бы найти ближайший свободный кабинет, где я бы мог переждать в одиночестве какое-то время и успокоиться. Вокруг уже было несколько учеников, но я надеюсь, что никто не заметил, как я ускользнул в один из пустых классов, а даже если и заметил, то не придал этому значения. Закрыв за собой дверь, я, уже по привычке, опустился рядом, прижавшись спиной к стене. Я искренне верил, что несколько минут в тишине вернут меня в норму, но надежды мои так и не оправдались, потому что сердцебиение только ускорялось, а звон в ушах становился все пронзительнее. Я зажмурил глаза как можно сильнее и спрятал лицо в коленях. Услышав внезапный хлопок двери, я насторожился, подумав, что в класс кто-то вошёл, но головы не поднял. Следующие полминуты ничего не происходило, и я уже было решил, что этот звук донёсся из соседнего кабинета, когда понял, что кто-то сел рядом со мной. О, нет-нет, боже, только не сейчас! Хуже моей ситуации в целом, могло быть только переносить это все на глазах у кого-то. Я бы мог и позабыть о том, что слышал, но чужое присутствие, пусть и почти незаметное, все равно ощущалось на моих плечах тяжёлым грузом. Я точно знал, что больше был не один, и это только усугубляло мое положение. Каждый шорох казался слишком громким, и я не мог вынести даже едва слышный звук собственного дыхания. Стараясь как можно тщательнее спрятаться от внешних факторов, я плотно закрыл уши руками и сильнее вжался в стену. Как жаль, что мысли от этого тише не стали: «Какой позор! Как же ты жалок» — твердил один голос. «Заткнись! Заткнись!» — умолял другой. Казалось, время остановилось, застыв в этом бесконечном, циклично повторяющимся кошмаре, а я просто позволял своей тревоге поедать меня изнутри. А потом я почувствовал мягкое прикосновение широкой ладони к верхней части моей спины. От неожиданности, из моих лёгких вырвался прерывистый вздох, и я наклонился ближе к коленям, пытаясь избежать дальнейшего контакта. Но, вопреки моим ожиданиям, рука осталась на месте и, более того, невесомо провела по спине вниз — по той части, что ранее была прижата к стене, но теперь доступ оказался открыт. Смирившись со своим положением, я больше не предпринимал никаких попыток увернуться от прикосновения. Вынужден признать, что несильное, но ощутимое давление на спину и аккуратные скользящие движения приносили некоторое спокойствие. Всё-таки было что-то умиротворяющее в этих плавных, монотонных поглаживаниях и сопротивляться им совсем не хотелось. Рука ритмично двигалась вверх-вниз, а мое дыхание постепенно выровнялось и подстроилось под этот темп. Никто никогда раньше не помогал мне во время панических атак. Я ещё не знал, кто сейчас был рядом со мной, но уже чувствовал огромную вину перед этим человеком, за то, что ему приходится успокаивать меня. Он не обязан сидеть здесь со мной и утешать, но он продолжал делать это, вместо того, что бы, например, провести время с друзьями на перемене. После этого осознания, я почувствовал, как начинаю болезненно сжимать пальцами волосы вокруг ушей в качестве своего наказания, что бы таким образом искупить вину. По какой-то причине, мысль о том, что я поплатился за проявленное ко мне сострадание, облегчало мое состояние. Я не мог позволить себе пользоваться чужим сочувствием ко мне и принять оказанную помощь, не заплатив за это определенную цену — не думаю, что заслуживаю этого просто так. Рука на моей спине замирает, а потом и вовсе исчезает, но всего через несколько мгновений, я чувствую теплые ладони уже поверх моих пальцев. Они надавливают на мои костяшки, заставляя их разжаться и выпустить пряди. Я отнимаю руки от головы, но теплое ощущение вокруг них никуда не пропадает. Кто-то тянет их на себя, придерживая за две крайние фаланги пальцев, так нежно и аккуратно, что я начинаю сомневаться, было ли это всё по-настоящему. Но сейчас, думать об этом совершенно не хочется, и я растворяюсь в приятных круговых движениях на внешних сторонах ладоней, наслаждаясь тем, как расслабляется мое тело, а тревога отступает. И пусть навязчивые мысли так и не покидали меня, я был рад и тому, что, по крайней мере, моё дыхание пришло в норму и я больше не чувствовал, что задыхаюсь. Мне не хватило бы слов, что описать, насколько я был благодарен тому, кто оказался рядом со мной в этот момент. Я оторвал лицо от колен и поднял глаза на своего спасителя. Моё зрение оставалось слегка смазанным, но я не мог ошибаться в том, что увидел. Я быстро моргнул несколько раз, но Крэйг все ещё был передо мной и держал мои руки в своих. Его холодный взгляд мгновенно убил моё только что обретенное спокойствие, и я вмиг вскакиваю на ноги, резко выдёргивая свои руки, что бы как можно скорее удалиться отсюда. Господи, и как я ещё мог так наивно подумать, что кто-то действительно хочет помочь мне? Я чувствовал себя оскорблённым и униженным. Не могу поверить, что ему удалось так искусно меня обмануть и заставить потерять бдительность. Не знаю, что за странную игру он ведёт, но принимать в ней участие мне совсем не хочется. Как жаль, что моего мнения никто не спрашивал. Как человек, с таким бесчувственными глазами мог кому-то сопереживать? Никак. Уверен, он это и не делал, а только имитировал сочувствие, пусть и весьма убедительно. Как кто-то с таким холодным сердцем, мог иметь такие теплые руки? Нет, не мог, наверное, мне просто так показалось из-за поднявшейся температуры.

***

На втором уроке я мог думать только о предстоящем занятии по биологии, которое, как я помнил, было у нас с Крэйгом совместным. И хоть биологию я очень любил, но, учитывая все обстоятельства, идти туда мне совершенно не хотелось. Одна только мысль о том, что бы снова оказаться с ним в закрытом помещении, пусть и в присутствии других людей, не позволяла мне сделать ни шагу в сторону класса. Я не был уверен, что собираюсь с этим делать, как вдруг в моей голове появилась идея, которую поначалу я сразу отмёл, но с каждой минутой она казалась мне все менее плохой. Да, пусть я уже принимал транквилизаторы сегодня, но ведь ничего страшного, если я возьму ещё один? Меня немного тревожил тот факт, что перед вторым уроком я уже выпил свои старые таблетки, которые решали мою проблему с концентрацией внимания, а я не был уверен, можно ли применять их вместе. Кроме того, я также хотел выпить жаропонижающее и что-то от мигрени. Можно ли принимать такое количество таблеток одновременно? Ладно, какая разница, это ведь всего на один раз. Сейчас мне это просто жизненно необходимо, а из-за одного раза ничего не будет. Не успев передумать, я горстью отправил все таблетки внутрь и, как всегда, запил большим количеством кофе. Плохо, конечно, что я не только превысил дозировку, но ещё и принял транквилизаторы на голодный желудок. Да, так вышло, что, на данный момент, закусить мне было нечем, но после этого урока будет обеденный перерыв, и я обязательно схожу в столовую. И вообще, в свой первый приём я тоже поел далеко не сразу и ничего страшного не случилось. У меня через пятнадцать минут общий урок с Крэйгом и все эти таблетки мне нужны именно сейчас. Как бы грустно мне не было это признавать, но своими силами я тут не справлюсь. Во всяком случае, что-то менять уже было поздно, и я решительно вошёл в кабинет, здороваясь с миссис Руденваль. Пришёл я довольно рано, и класс ещё был наполовину пуст. Обычно, я предпочитаю парты на среднем ряду, но, думаю, в нынешней ситуации будет лучше выбрать место поближе к выходу. Я удобно расположился на второй парте и, достав учебник, решил перечитать заданный параграф, что бы отвлечь себя от ненужных переживаний. Я был сосредоточен на книге и не замечал ничего вокруг, поэтому почти выскакиваю из-за стола, когда на соседний стул шлёпается чья-то сумка. Мое сердце замирает, когда я смотрю вверх. Нет, я, конечно, когда-то говорил, что хотел бы не сидеть один, но это не то, что я имел в виду. Увидев мою реакцию, Крэйг перестаёт выкладывать вещи на парту и наклоняется ближе ко мне. — Ты же не против? — спросил так, будто у меня был вариант, попросить его уйти. — Нет, — отвечаю я и сразу же возвращаюсь к параграфу, пряча свой взгляд между строк. Да, всё-таки не зря говорят "бойся своих желаний". Теперь, когда Крэйг был вместе со мной за партой, сидеть одному больше не кажется такой проблемой. На самом деле, сидеть одному было вообще отлично, и почему я жаловался? Когда урок начался, обстановка стала менее напряжённой, потому что больше я не был вынужден намерено смотреть куда угодно в сторону, лишь бы не столкнуться глазами с Крэйгом — теперь я вполне обоснованно мог смотреть на доску и учителя. Я постарался отвернуться на максимум, который позволяла парта, что бы он даже не попадал в поле моего зрения, но в целом, я вел себя так же, как и когда сидел один: слушал лекцию, смотрел презентацию на экране и записывал всё, что считал нужным в тетрадь. Было немного некомфортно постоянно находится в непосредственной близости и я неоднократно делал попытку отодвинуться подальше, но каждый раз этого словно было недостаточно. Потом, ножки стула и вовсе столкнулись с боковой частью парты — двигаться больше было некуда. Я аккуратно скосил глаза в правую сторону и был очень удивлен, обнаружив, что мы вдвоем находились на моей половине парты, в то время как противоположный край оставался пустым. Какого чёрта? Но делать нечего, пришлось просто отвернуться и пытаться не подавать виду, что я это заметил. Это стало сложнее, когда, как мне казалось, я мог чувствовать какое-то неопределённое, но очень близкое движение позади себя. Сильно хотелось обернуться и посмотреть, но я не мог сделать этого без объективных причин. Даже не знаю, стоит ли радоваться, но причина появилась совсем скоро: я совершенно точно ощутил шевеление чужих пальцев в своих волосах. Я резко повернулся к нему, слегка шокированный такой наглой выходкой, и мне пришлось сдержать в себе желание обвиняющие ткнуть в него пальцем. Теперь, я не мог перестать думать о том, для чего это было сделано. Может, он приклеил жвачку мне на волосы или, что ещё хуже — посадил жука на голову? А, может, испачкал их в несмывающейся краске или, боже, а что если он отрезал прядь моих волос, что бы использовать в тёмной магии? Звучит слишком нереалистично, но, прожив в Южном Парке всю свою жизнь, я не стану исключать такой вариант — здесь и не такое было. Но даже не смотря на это, хочу сказать, что поначалу, шло все весьма неплохо, потому что настоящие трудности начались только сейчас: у меня внезапно закружилась голова и жутко затошнило. Я упорно игнорирую это и продолжаю работать, как и до этого, ну, точнее, пытаюсь. Сознание то и дело уплывало, словно я отключался на несколько секунд, а потом снова просыпался; руки ослабли, и с каждой минутой писать конспект было все сложнее; к щекам снова прилил жар, мне было очень душно, но ни один вдох не насыщал мое тело достаточным количеством кислорода. А вот и несколько запоздалый ответ на мой недавний вопрос: «можно ли принимать такое количество таблеток одновременно?» — похоже, что нельзя. Нехватка воздуха заставляла меня дышать чаще и быстрее, пока внезапная боль не пронзила грудную клетку — тогда я наоборот задержал дыхание, ожидая, пока она утихнет. Холодная испарина выступила по всему телу, в глазах начало темнеть, а голос учителя звучал, словно из-под воды. Что ж, думаю, я переоценил возможности своего организма. Я уже нахожусь в полуобморочном состоянии, а прошло только чуть больше половины урока. Не буду отпрашиваться раньше, весь класс будет смотреть, а я не хочу привлекать лишнего внимания. Потерплю немного, а на перемене сразу пойду в кафетерий за едой, и мне точно станет легче.

***

Повезло, что за всё это время мне не стало хуже, но и улучшений тоже не было. Не уверен, как мне удалось дождаться перемены, но, надеюсь, раздавшийся звонок не был моей галлюцинацией. — Хорошо, дети, на этом всё, урок окончен. Оставьте, пожалуйста, свои тетради на краю парты, я соберу их для проверки. Я перелистнул несколько исписанных страниц назад, пытаясь понять, написал ли я что-то вразумительное в таком состоянии. Забавно, что при этом всём меня правда волновала оценка по биологии. Закрыв тетрадь, я передвинул ее на край и стал медленно собирать сумку дрожащими, обессиленными руками. Когда я закончил, в классе почти не осталось людей. Мне тоже пора было уходить, но я все ещё не мог найти в себе силы подняться с места. Больше всего меня пугало, что Крэйг тоже не спешил покидать кабинет. Чёрт, он ведь точно заметил, что я сейчас не в состоянии убегать и, я не думаю, что он упустит шанс воспользоваться моей слабостью. Не могу его винить — я сам виноват. Как и всегда. Знал же, что нельзя принимать транквилизаторы на голодный желудок, знал, что не должен пить больше, чем положено по рецепту; догадывался, что мешать такое количество таблеток — плохая идея, но все равно сделал это. В любом случае, уже поздно анализировать свои принятые ранее решения, нужно разбираться с тем, что имею сейчас. Я не могу тянуть до момента, пока в помещении не останется никого, кроме нас, и тяжело поднимаюсь на ватные ноги, придерживаясь за угол парты. Столовая здесь совсем недалеко — смогу дойти и все будет хорошо. Стоило мне встать, как зрение окончательно покинуло меня, оставляя лишь едва заметные очертания предметов вокруг. С таким успехом, Крэйгу не придётся меня убивать, я и сам себя скоро до этого доведу. Может, именно это и было его конечной целью? Переставлять ноги в приемлемом темпе и удерживать равновесие было нелегко, но понимая, что рискую остаться с Крэйгом один на один, не мог позволить себе остановиться. Я не совсем чётко видел, куда шёл, но, вроде, был уже в двух шагах от двери, когда последний, не считая нас, ученик обогнал меня, толкнув плечом. Кажется, он ещё что-то сказал мне, но я не смог разобрать. Не думаю, что меня толкнули так сильно, но, тем не менее, мои колени подогнулись и я качнулся в сторону, едва не повалившись на одну из парт. Я уже и забыл, что Крэйг был позади меня все это время, но его рука на моей спине быстро напомнила об этом. Мне хотелось отскочить в сторону, но на деле, я только неловко отшатнулся и окончательно потерял равновесие. Нет-нет-нет, боже, я же не собираюсь буквально падать в руки своего убийцы? Если потеряю сознание перед ним — больше никогда не проснусь. Но я ничего не могу сделать, когда чувствую, как оставшиеся силы полностью покидают мое тело, и с ужасом понимаю, что сейчас упаду. Как бы мне не хотелось уйти, ноги перестают меня держать и подкашиваются в последний раз. Единственной мыслью, успевшей просочиться в мое стремительно мутневшее сознание, было: «До чего же глупая смерть!»