
Пэйринг и персонажи
Метки
Повседневность
Романтика
Hurt/Comfort
Ангст
Повествование от первого лица
Забота / Поддержка
Счастливый финал
Развитие отношений
Слоуберн
Проблемы доверия
Неозвученные чувства
Учебные заведения
Отрицание чувств
Подростковая влюбленность
Здоровые отношения
Влюбленность
От друзей к возлюбленным
Признания в любви
Психические расстройства
Тревожность
Боязнь привязанности
Панические атаки
Описание
Крэйг Такер имеет крайне узкий спектр интересов, но столкнувшись с одноклассником в коридоре, обнаруживает свое новое увлечение. Он не силён в выражении собственных чувств и всё-таки любыми способами пытается наладить контакт. Жаль только, что пока безуспешно.
Твик Твик живёт относительно спокойной жизнью, пока все не меняется в один день. Раз за разом, он ловит на себе пристальный взгляд голубых глаз, что только подтверждает его параноидальную мысль: Такер собирается его убить.
Примечания
События происходят в старшей школе, так что всем персонажам около 16-17 лет.
Рейтинг и метки могут быть изменены в дальнейшем.
Посвящение
Спасибо маме и папе.
Спасибо песне, которая вдохновила меня на написание этой работы и дала ей название:
Always on my mind — Emigrate (feat. Till Lindemann)
Глава 5
30 сентября 2024, 10:02
Выходные тянулись невероятно долго. С того вечера пятницы, я заходил в кофейню ещё не один раз, но Твика там никогда не было. Точнее, был, но только в первую мою попытку, и то, стоило ему меня увидеть, как он тут же сказал матери, что возьмёт перерыв и скрылся в одной из дальних комнат. Во все последующие разы, его не было на месте изначально.
Может, он уже и не должен был работать в то время, а может, он намерено избегал меня. Хоть я и не понимал почему. Неужели я сделал что-то плохое? А что если, он обижен на меня за то, что я сбил его в коридоре? Но ведь, он даже не даёт мне шанса извиниться. Не понимаю, что мог сделать не так, но обязательно должен это выяснить.
До этого дня, меня никогда не беспокоило, что люди, как правило, обходят меня стороной. На самом деле, я был даже очень этому рад и безмерно благодарен им за это. Но почему же мысль о том, что Твик меня избегает, так сильно меня беспокоит?
Поначалу, я отдёргивал себя от подобных размышлений. Мне было стыдно признать, что я действительно имел настойчивое стремление загладить свою вину перед кем-то. Ещё совсем недавно я и подумать не мог, что бы меня интересовало что-то кроме моих занудных и немногочисленных увлечений, а тем более, чувства другого человека. Мне ведь уже давно не было дела, если кто-то обижался на мои слова или действия.
Просто, в какой-то момент, я слишком устал быть хорошим человеком. Думаю, это осознание пришло ко мне ещё в детстве, но с возрастом только укоренилось. Я перестал соглашаться на что-то в ущерб себе, перестал пытаться быть вежливым с людьми, только ради приличия.
Меня больше не волнует, что обо мне подумают, если я проигнорирую зовущего меня человека, не поздороваюсь с кем-то при встрече, не отзовусь на просьбу о помощи. Я никогда не спрошу "как дела?", потому что мне все равно, а спрашивать ради поддержания светской беседы — бессмысленно. Кто-то назовет это эгоизмом, может, оно так и есть, но я предпочитаю называть это заботой о себе.
Я устал тратить время на людей, до которых мне нет абсолютно никакого дела. Исключением могли стать лишь мои друзья или семья, и то, в зависимости от того, что от меня требуется. А так, зачем мне пытаться делать что-то для тех, кто в моей жизни не имеет никакой цены?
Правда в том, что мне не интересны люди. Мне не интересны их беды и заботы, не интересны их жизни, мне плевать на их чувства и жалкие обиды. Почему я должен переживать, если чем-то задел или расстроил их, почему от того, что плохо кому-то, должно быть плохо и мне?
Да, возможно, мне бы стоило быть более сострадательным к окружающим. И всё же, моё безразличие не делает меня монстром, не так ли? Я всего лишь хочу быть собой, жить для себя в своем идеальном мире, где нет места пустой болтовне и чужим проблемам.
И, тем не менее, чем больше я пытался отмахнуться от тех воспоминаний из школы и кофейни, тем настойчивее они возвращались. А вместе с тем, и непривычное чувство вины, съедающее меня изнутри вместе с внезапно проснувшейся совестью.
Я начал замечать, что моё первоначальное желание поговорить с Твиком стало перерастать в настоятельную потребность. И если в первый день, мне важно было лишь восстановить свой авторитет, как в его, так и в собственных глазах, то сейчас, мне бы хотелось скорее завести разговор с целью узнать его ближе, ну, и, конечно, извиниться. Он ведь сильно ударился головой из-за меня и, думаю, пропустил уроки в пятницу по этой причине.
Почему мне вообще был интересен Твик? Почему мне вообще было что-то интересно? Наверное, неизвестность всегда манила меня. Мне ведь нравится космос и все, что с ним связано, потому что это одна сплошная загадка. В космосе столько всего неизученного, столько секретов, столько гипотез — к этому невозможно потерять интерес.
Это одновременно и захватывающе, и немного пугающе. Но именно эта неизвестность и заставляет меня двигаться вперед, искать ответы на вечные вопросы. Твик был таким же — он был неизвестностью, ворвавшейся в мою жизнь внезапно и совершенно непредсказуемо, он заставляет меня желать узнать о нем больше, наблюдать предполагать, строить теории.
Но был ли Твик особенным? Конечно, нет. Только лишь немного интереснее всех остальных. А причиной этого было только то, что я не замечал его слишком продолжительное время.
Всё-таки, Твик не был космосом, (даже если я видел целые галактики, смотря на него), и я уверен, что у него не может быть столько же секретов, как в бесконечной вселенной. Так что, как только он перестанет быть для меня загадкой, мои мысли и переживания пройдут, а звёзды в его глазах померкнут, также как и все мои воспоминания о нём.
Короче говоря, у меня все под контролем. Просто нужно дождаться понедельника, тогда это все разъяснится.
***
Я ещё никогда не ждал первого дня учебной недели так сильно, поэтому начался он в непривычно раннее для меня время. Мне не удавалось уснуть всю ночь, в очередной раз думая о том, что и как мне лучше сделать и что ему сказать. Едва завидев первые намеки на рассвет, решил больше не мучить себя ожиданием и подняться. В комнате было ещё темно, а в доме слишком тихо, кажется, даже родители до сих пор не проснулись. Я включил свет и достал из самого нижнего ящика одноразовый стаканчик, подписанный рукой Твика. Помню, я хотел оставить его на видном месте, но побоялся, что бы мама случайно не выбросила его, посчитав мусором, поэтому наоборот спрятал подальше. Я неоднократно вертел его в руках с того вечера, снова и снова рассматривал надпись на нём. Казалось, будто я получил автограф от знаменитости мирового уровня, а не свое имя, написанное кривым почерком бариста из кофейни. Поднося стаканчик ближе к носу, я вдохнул аромат шоколада, все ещё сохранявшийся на его стенках, и словно вновь оказался в том самом месте. Странное беспокойное чувство опять возвращалось, когда я вспоминал, как Твик махал нам бледной рукой с длинными костлявыми пальцами; как он встретился со мной взглядом, а потом прятал глаза от моего внимания; как идеально на нем выглядел рабочий фартук, завязанный на талии; как разноцветные заколки контрастировали на его светлых волосах; как ловко он снял зубами колпачок от маркера; как мягко он улыбался, когда Клайд приставал к нему с очередной просьбой и, в конце концов, с каким наслаждением я поглощал напиток, приготовленный им только для меня. Мне было сложно поверить, что тот великолепный горячий шоколад и та ядерная отрава в его термосе были приготовлены одним человеком. Кстати, об этом, его термос так и лежал в моей сумке ещё с четверга и очень вероятно, что четырёхдневный кофе на вкус будет ещё хуже, чем был раньше. Стоит ли мне сварить ему новый? Конечно, я никогда раньше этого не делал, но мог бы попробовать. Тем более, что все ещё спят и у меня полно времени. Я спрятал стаканчик в ящик, достал термос из сумки и, откручивая с него крышку, стал спускаться на кухню. Там я вылил содержимое в раковину и, вспомнив, что, грубо говоря, облизал ему все горлышко термоса, решил тщательно промыть его. Хоть Твик об этом и не знает, но так будет лучше. Как минимум, для моего собственного спокойствия. Потом, я достал телефон и начал искать наиболее подробную инструкцию в интернете. Не знал, что этого кофе такое бесчисленное количество разных видов. Вот тут-то я и осознал, что понятия не имею, какой именно был у Твика в термосе. Кажется, мне не стоило спешить и выливать его так быстро. Чёрт, я ведь даже не был уверен, есть ли кофе у нас дома. Но, к счастью, мне повезло найти его на верхних полках, не представляю, что бы делал, если бы его там не оказалось. Сварить я решил обычный чёрный кофе, поскольку его инструкция была короткой и казалась мне самой понятной. Я оптимистично предположил, что угадал с его любимым видом, по крайней мере, по описанию с интернета было похоже. Если честно, мысль о том, что я действительно не знаю о Твике совершенно ничего, кроме самой базовой информации, что была доступна всем, меня очень расстраивает. Хотелось бы мне знать о нем что-то, чего не знали другие. Но пока об этом мечтать было рано — начинать надо с малого. Попробую сегодня узнать хотя бы что-то новое. Как только я приступил к готовке, понял, что сильно переоценил свои способности. Когда это делал Твик, это казалось таким простым. Каждое его действие было лёгким и расслабленным, несмотря на то, что он выполнял три заказа сразу. А вот у меня всё шло совсем не так, да и кофе получался весьма сомнительно, как на вид, так и на запах. Возможно, я немного его сжёг, но, надеюсь, что все не так плохо. Тут-то кое-что новое я о нём и узнал: Твик был грёбаным профессионалом в этом деле. Не то что бы этот факт меня так сильно удивлял. Всё-таки, было не трудно предположить, что человек, который так любит кофе, будет хорошо его готовить, но я правда не ожидал, что это окажется так сложно. Ну, или я просто чёртов неудачник? Во всяком случае, кофе был готов, и когда он немного остыл, запах горелого уже не был таким сильным. Я хочу верить, что на вкус он тоже будет нормальным, но пробовать его я, конечно, не буду. Только думаю, что стоит добавить в него побольше сахара и, возможно, это сможет исправить ситуацию. «Ладно, все ведь не могло получиться настолько отстойно? По крайней мере, Твик должен оценить мои старания» — подумал я, размешивая сахар ложкой. После этого, я перелил весь напиток в его термос и плотно закрутил крышку. Я также открыл окно, в надежде, что запах жжёного кофе выветрится раньше, чем проснутся мои родители, и вернулся в свою комнату. Не зная, чем занять себя в оставшееся время, я упал на кровать и стал бездумно листать социальные сети. Спустя некоторое время, мне в голову пришла внезапная мысль: у Твика ведь тоже должен быть свой аккаунт. И я начал свое расследование, пытаясь найти его по поиску и через общих знакомых. Тут я снова почувствовал себя идиотом, как тогда в школе — мне не удалось найти абсолютно ничего. Ни одной общей фотографии с кем-то, ни одного упоминания. Как будто этого человека никто не знает или его вообще не существует. Учитывая насколько мал наш городок, это и впрямь очень странно. Я не собирался сдаваться так просто и был очень рад, когда в какой-то момент мне удалось найти страницу его матери. И только через нее я, наконец-то, смог отыскать аккаунт, вероятно, принадлежавший её сыну. Мне было очень грустно, когда все мои поиски, по сути, закончились ничем, поскольку его аккаунт был закрытым, и даже не было похоже, что им вообще пользовались. У профиля не было аватарки, а в описании не было никакой информации кроме имени. Публикаций также не было, хотя, если бы и были, я бы все равно не смог их увидеть, так что тут я не многое потерял. В полном разочаровании, я вернулся к профилю его мамы. Он был в основном наполнен снимками природы и редкими семейными фотографиями. На секунду, у меня появилась надежда, но потухла она также быстро — на них, помимо родителей Твика, было полно родственников, а его самого не было нигде. Господи, ну как ему удается так искусно пропадать со всех радаров? Я уже почти уверен, что снежного человека найти проще, чем его. Всё же я решил пролистать страницу до конца — и тут я не прогадал. На фоне всех прочих изображений, эта публикация выделялась больше всего. Это была портретная фотография Твика, держащего большую картину в руках. Внимание также привлекала медаль с широкой красной лентой, прикреплённая на верхнем краю холста. Мои догадки подтвердились, когда я прочитал описание, где его мать сообщала, что Твик занял первое место на молодежной выставке живописи. Не знал, что он ещё и рисует. Твик оказался куда более интересной личностью, чем я мог представить. Это правда было очень круто, и я удивлен, что никто не говорил об этом, ведь если бы я победил на какой-либо выставке, я бы позаботился о том, что бы об этом знал весь город. В конце концов, кто не любит хвастаться своими успехами? Ну, по всей видимости, Твик был не из таких людей. И очень зря, ведь его работа определённо достойна огласки. На картине было изображено поле подсолнухов под чистым голубым небом. Извилистая тропинка уходила вдаль, постепенно сужаясь и теряясь за яркими жёлтыми лепестками цветов. На втором плане виднелась пара домиков, расположенных на небольшой возвышенности, некоторые из них были частично скрыты за высокими зелёными деревьями. Чёрт возьми, я хоть и не видел работы других участников, но более чем уверен, что его победа была заслуженной. На фотографию также попало ещё несколько объективов камер, направленных на Твика и его работу. Твик выглядел ужасно смущённым и, кажется, слегка напуганным таким вниманием, но также и очень счастливым. Он немного склонил голову вниз и смотрел в камеру из-под чёлки с робкой улыбкой на губах. Потом, я заметил, как его растрёпанные волосы блестели золотым сиянием в лучах уходящего солнца. Я переводил взгляд между ним и подсолнухами на картине, и невольное сравнение само собой появилось в моей голове. Мне действительно интересно, специально ли он выбрал именно этот сюжет для рисунка или же это было простым совпадением. Я быстро сделал снимок экрана и тут же вышел из приложения, откладывая телефон подальше. У меня почему-то было чувство, словно я совершил что-то незаконное. Стараясь не думать об этом, я собрался принять душ и пошёл в ванную комнату, пока Триша не заняла её первой.***
Я складывал всё необходимое в школьную сумку и уже дошёл до термоса, когда подумал, что, может, я мог бы оставить небольшое напоминание о себе? Он был у меня уже долгое время, и мне, в какой-то мере, было даже грустно расставаться с ним, хотелось оставить на нем что-то от себя. Вот только что я бы мог сделать? Долго думать мне не пришлось, учитывая его внешний вид, ответ напрашивался сам собой. У меня наклеек, конечно же, не имелось, но зато они были у Триши. Я часто видел как она использовала их, заполняя какие-то блокноты и девчачьи дневники. У неё этих наклеек полно, она и не заметит, если я возьму одну. Ну, а даже если заметит, то припомню ей её выходку в пятницу. Дождавшись хлопка входной двери, я вышел из своей комнаты и направился прямиком в комнату по соседству. Пришлось немного поискать, но в целом, я без проблем смог отрыть в её ящике небольшую стопку листов с наклейками на разные темы. Глаза разбегались от разнообразия цветных картинок, но когда мне попались стикеры с цветами и я заметил среди них подсолнух, сомнений у меня больше не осталось. Я не хотел думать о том, на каком основании мною был сделан такой выбор, и решил притвориться, что не сохранял фотографию одноклассника на свой телефон и что вовсе не сравнивал его с подсолнухом. Быстро прицепив наклейку рядом с уже имевшейся небольшой цветочной композицией на его термосе, я спрятал все лишнее обратно и покинул комнату сестры. Но перед тем как убрать термос в свою сумку, ещё одна безумная мысль посетила мою голову. Я понял, что, на самом деле, жалею о том, что вымыл его горлышко после себя. По какой-то причине, моё сердце трепетало от осознания, что Твик мог бы прикоснуться губами к тем же местам, что и я. Да, мыть его определенно было ошибкой, ведь тогда мне бы не пришлось прибегать к этому. Думал я, снимая с него крышку и начиная исполнять свою идею прежде, чем успел бы отказаться от нее. Я покрутил термос вокруг своей оси, равномерно оставляя лёгкие поцелуи по всему ободку. «Боже, фу, какой я мерзкий. Твик с ума сойдёт, если однажды узнает об этом» — подумал я, но так и не остановился, завершая начатое. Мне уже было стыдно за это и даже немного противно от самого себя, но, если бы я сказал, что предпочел бы этого не делать — это было бы полной ложью. Мне пришлось признать, что я действительно хотел передать ему свой поцелуй, пусть и таким странным образом. После этого, на учёбу я собирался с мыслью, что, в самом деле, начинаю сходить с ума. С каждым днём, всё становилось только хуже, и мне давно пора с этим заканчивать. За эти несколько дней, мое новое и необъяснимое увлечение своим одноклассником заставило меня пережить больше эмоций, чем я ощущал за последние года своей жизни. И хоть большинство из них были приятными, тем не менее, меня они очень пугали. Итак, сегодня у меня нет права на ошибку. Я готов к этому дню, и решительно настроен как можно быстрее разгадать все секреты Твика, что бы он стал для меня такой же скучной серой массой, как и все остальные. Может, это займет некоторое время, но, в итоге, все обязательно вернётся на свои места.***
В автобусе, как и всегда, я сел на самое дальнее место и уставился в окно, пытаясь придумать или вспомнить все, что я собирался ему сказать — а сказать я хотел очень многое. Но мне не стоит говорить слишком много, желательно, что бы первая фраза была не очень длинная и по делу, что бы я успел произнести ее полностью, прежде чем он успел бы уйти. Конечно, я бы мог сразу достать его термос из сумки, что бы он понял мои намерения, но ведь тогда что помешает ему просто забрать его и уйти, лишь коротко поблагодарив меня? Не думаю, что он станет говорить что-то ещё, а меня это не устраивает. Я не хочу просто отдать термос и разойтись — я хочу получить хотя бы небольшой диалог. Если я верну его, но не смогу завязать разговор, то второго шанса у меня уже не будет. Так я и провел в своих мыслях всю дорогу до школы, думая про различные предложения, с которых я бы мог начать, а самые удачные даже записал в заметки на телефоне. Когда пришло время выходить, а я поднял глаза на проход, ожидая, пока он станет свободным, я не особо обращал внимание на выходящих из автобуса учеников. Но пропустить лохматые светлые волосы было невозможно. Вот чёрт, я и не заметил, на какой остановке он вошёл. Выйдя на улицу, я проследовал прямо за ним, хоть и понятия не имел, что собирался делать. Я старался не подходить близко и не выглядеть сильно заинтересованным — всё-таки вокруг нас было полно других учеников, а мне не нужны их вопросы. Мы уже приближались к школе, и я, было, подумал, что сейчас неподходящее время для разговора, когда Твик свернул с основной дороги, уходя немного в сторону. Я остановился, наблюдая издалека за его действиями. Он как раз стоял ко мне боком, так что мне было хорошо видно, хоть я и пытался не смотреть в его сторону слишком долго. Твик подошёл ближе к стенам школы и поставил ногу на небольшую возвышенность — выступающую часть стены, после чего, слегка отдёрнул штанину вверх, открывая себе доступ к обуви. Вот теперь я понял, почему он остановился, похоже, шнурок на его кроссовке развязался. Что мне было только на руку, если честно. Я смотрел на его безуспешные попытки завязать шнурки, пока дети и подростки заходили в школу, а улица становилась все менее и менее людной. Если он продолжит в том же темпе, мы и вовсе останемся одни, (на что я очень надеюсь), и я смогу подойти к нему без каких-либо проблем для своей репутации. Уже через две минуты, в округе действительно не осталось никого кроме нас двоих. Было так странно осознавать, что вот он — идеальный момент. Он находится в пределах досягаемости, мы одни и никто не сможет мне помешать. Но я все ещё не мог решиться сделать хоть один шаг в его сторону. Почему-то в моих мыслях все было куда проще, чем оказалось на деле. Но я не могу отступить сейчас, когда Твик прямо здесь, передо мной. Я глубоко вздохнул и, обретая больше уверенности, медленно зашёл за его спину, что бы он не увидел меня раньше времени. Стараясь наступать как можно тише и не скрипеть снегом, я сделал несколько широких шагов, оказываясь в пяти футах от него. Так, а что теперь? Должен ли я позвать его сейчас или подождать, пока он закончит? Не успел решить, как будет лучше, потому что его шнурки уже были завязаны, и он направился к главному входу. Тут я понял, что медлить больше нельзя и быстрее, чем мог осознать, что делаю и успеть передумать, подбежал к Твику и резко схватил за руку, заставляя его замереть на месте. Он громко вздохнул и обернулся, пытаясь освободиться от моей хватки. Чёрт, может, это было слегка грубо? Возможно, все же стоило его просто позвать. Ладно, уже неважно — действуем по ситуации. Он стоит напротив меня с широко раскрытыми глазами, а я крепко держу его запястье, не позволяя уйти. И что я должен делать? Я, конечно, не один день продумывал разные сценарии и свои действия в них, но ни одного похожего на этот, в моей памяти не было. Все произошло так быстро, и я не успел подготовиться к нашему диалогу. Твик непонятливо переводил взгляд с меня на наши руки и обратно. Вашу мать, я что, держал его все это время? Неуверенно отпускаю его руку, неловко задерживаясь на ней — мне, если честно, хотелось бы подержать её ещё немного, но, пожалуй, это было бы слишком странно. Твик притягивает руку себе, а второй потирает запястье, которое я схватил. «Господи, неужели я сжал его так сильно?» — думаю я, когда вижу, как манжет рубашки сползает вниз, а на бледной коже обнаруживаются светло-розовые следы от моих пальцев. А после этого, я слишком поздно осознал, что на улице он был без какой-либо верхней одежды. Боже, этот парень точно не в порядке — стоит по щиколотку в снегу, но даже не придумал надеть что-то теплее. Он что, не видел погоду за окном? Я мысленно добавил себе ещё один вопрос, который хотел бы ему задать. Но об этом позже, а сейчас, мне надо сказать, зачем я остановил его. А что говорить? Я же думал об этом всю дорогу в автобусе! Правда, я немного сбился со своего плана и уже не уверен, с чего лучше начать. Должен ли я сперва извиниться, что так грубо остановил его? Или за то, что сбил его в коридоре? А может, мне стоит просто вернуть ему термос и уйти, что бы не делать эту ситуацию ещё более неловкой? Я устремляю взгляд на Твика, словно в поисках поддержки, может, он захочет заговорить первым? Вот только он молчит, а я продолжаю смотреть, надеясь найти подсказку на его лице и вдруг опять чувствую, что перестаю владеть своим телом. Так же, как и тогда в коридоре, в классе, в кофейне. Почему это происходит снова и снова? Может, на меня наложили какое то проклятие? А может, это у него есть волшебный барьер? Или почему я не могу говорить рядом с ним? Я продолжал стоять молча, а в голове царил полный хаос. Мыслей было слишком много и в то же время, не было ни одной толковой. Но вместе с этим, мои воспоминания о фразе, с которой я хотел начать, путались с тем, что я видел перед собой. Туманный хвойный лес в его глазах завораживал своей красотой, и я также мог видеть проблески солнца, отражающиеся на его радужке, но наблюдать его волосы в солнечном свете вживую, а не на фотографии было не менее удивительно. Под натуральным освещением он выглядел даже лучше, чем под искусственным светом школьных ламп. Мой разум, сколько мог, впитывал в себя вид этого странного мальчика, очерчивая линии его лица. Я не мог отвести взгляд от Твика, и хотел, чтобы его образ сохранился в моей памяти максимально подробно и детализировано. Но мне приходится вернуться в реальность, где он вопросительно смотрит на меня, ожидая моих действий, а я переживаю, наверное, самый неловкий момент в своей жизни. Твик ждёт ещё мгновение, прежде чем начать медленно отходить назад, постепенно отворачиваясь и ускоряя шаг. А я не мог, да и не хотел его останавливать, утопая в собственной неловкости. Он продолжает периодически оборачиваться ко мне, во время своего пути, наверное, думая, что я пойду за ним, но я все ещё не сделал ни единого движения с тех пор, как отпустил его руку. Я чувствую себя неудачником, когда смотрю, как он уходит с недоумённым выражением лица. Боже, я безнадёжен. Твик оглядывается на меня в последний раз, после чего заходит в школу через главную дверь. Он ушел, но ощущение его запястья в моей руке все никак не проходит, а его лицо, залитое лучами зимнего солнца, все так же ясно стоит перед глазами. Моё сердце колотится слишком быстро, быстрее, чем когда-либо. Мне даже пришлось сесть на одну из ступенек, что бы подождать пока оно успокоится. Я не понимаю, что со мной, может, я умираю? Мой сердечный ритм никогда не сбивался из-за таких нелепых ситуаций. Но, в общем-то, и таких ситуаций со мной раньше никогда не случалось. Тогда другой вопрос: как я мог позволить этому случится? Господи, я что, совсем идиот? Как можно было залажать на таком моменте? Сперва я так обрадовался неожиданной удаче поговорить с ним один на один, но сейчас, понимал, что жизнь просто решила поиздеваться надо мной, в очередной раз. Теперь, в его глазах я выглядел ещё большим придурком, чем до этого. Я хотел исправить ситуацию, но сделал все только хуже. Мне бы хотелось просто избегать встреч с ним, что бы продолжить свое привычное существование, но я не мог. Даже если мне не нравится все, что сейчас происходит, я не могу так легко стереть Твика из памяти. А это значит, что придется доводить дело до конца. Вот только, сколько попыток у меня уйдет, прежде чем я перестану замирать в ступоре перед ним? И почему короткое замыкание в моем мозгу происходит только при виде одного конкретного человека? Что в нем было такого особенного, из-за чего я так волнуюсь? Это же просто мой одноклассник с красивыми глазами. Ну, даже если с очень-очень красивыми — это все ещё просто мой одноклассник. И интересен мне он только потому, что я не замечал его несколько лет и хочу узнать чуток поближе. Но все это кажется мне таким неправильным, словно мой привычный и устоявшийся мир начал постепенно разрушаться. Я ведь всегда говорил людям все, что хотел, абсолютно прямолинейно и без какого либо фильтра. Для меня это никогда не было проблемой. Так что же случилось сейчас? Думал я, поднимаясь со ступенек и заходя в школу. Пока шёл к своему шкафчику, я нагрубил двум случайным людям, встретившимся мне по дороге, просто, что бы проверить, не утерял ли я эту способность. Меня немного радовало, что, по крайней мере, для других людей я выгляжу как обычно — значит, со мной ещё все не так плохо, а с Твиком я разберусь. Перед началом урока, я зашёл в уборную и долго вглядывался в свое отражение в зеркале. Парень, который смотрел на меня оттуда, выглядел мной, но казался мне незнакомцем. В его глазах мелькала какая-то неуверенность, которой раньше никогда не было. Неужели я действительно стал другим? Или просто боюсь перемен? Все люди меняются, и это нормально, но только не для меня — я не готов принять свои эмоции и новые чувства так быстро. Я привык управлять своей жизнью сам, не позволяя эмоциям брать верх над разумом. Мне всегда удавалось все держать под своим контролем, а сейчас ситуация из-под моего контроля вышла — я уже давно потерял управление, но все ещё крепко держусь за руль, пытаясь все исправить. Я умываюсь ледяной водой, обещая себе разобраться со всем этим дерьмом, и в последний раз бросаю взгляд на зеркало, прежде чем пойти в класс. На первом уроке я находился в полной апатии и пытался отойти от пережитого позора. Это просто немыслимо, что бы я и не мог заставить себя сказать или сделать хоть что-то, вместо того, что бы только рассматривать человека перед собой. Я встречал много красивых людей, но на мою способность говорить это никак не влияло. Если так подумать, то Твик не был таким уж привлекательным. Да и вообще, ему только с глазами и повезло. Ну, и, может, ещё с… нет-нет, только с глазами и всё. На втором уроке я вернулся к своим заметкам на телефоне, которые сделал ещё в автобусе, и стал писать новые. Как ни крути, а встретиться с ним снова мне придётся — это уже было дело моей чести и гордости. Я признал, что импровизация не была моей сильной стороной, и стал просто заучивать написанный текст. Таким образом, вероятность испортить все в самом начале была значительно ниже. Хотя, как показывает практика, даже это меня не спасало. Было бы неплохо разобраться в своей проблеме, но я решил подумать об этом чуть позже. Итак, на третьем уроке я беспорядочно чёркал на полях тетради и долго-долго анализировал произошедшее. К началу перемены, я пришел к выводу, что мне нужно просто не смотреть на него во время разговора. А если и смотреть, то только не в глаза и тогда, все должно быть нормально. Я пообещал себе проверить эту теорию сразу, как замечу его где-нибудь, хоть и сильно не хотел добавлять ещё одно стыдное воспоминание, в случае неудачи.***
Теперь пришло время большого перерыва, и я направился в столовую. Я шел по коридору параллельно посылая всех, кто встречался мне на пути. Сегодня я стал делать это чаще, чем обычно, потому что после той утренней сцены мне пришлось усомниться в своих способностях. В какой-то момент, я так вошёл во вкус, что перешёл от словесных оскорблений к чему-то большему и толкнул какого-то парня плечом, проходя мимо. И, нет, мне не жаль. Мне нравилось чувствовать, что я могу быть таким же, как раньше, несмотря ни на что. Так продолжалось, пока не настал час исполнять свое обещание: я увидел Твика в конце коридора. Его лицо было скрыто за дверцей открытого шкафчика, но я сразу узнал эту сумку через плечо, с бесчисленным количеством значков. Вокруг толпились люди, и было очень шумно — не самая подходящая обстановка, но свой прошлый шанс я уже упустил. Прокручивая в голове выученный текст, я подошёл к нему практически на расстояние вытянутой руки и все ещё не был замечен. Я неуверенно потянулся к его плечу, но решив не повторять прошлых ошибок, убрал руку за спину. Вместо этого, я прислонился к соседнему шкафчику сбоку от него, ожидая, пока он сам меня увидит. Твик продолжал неспешно перебирать книги у себя на полках и тихо бормотать что-то под нос. Мне вдруг стало очень неловко, что я так вторгаюсь в его личное пространство, ведь он ещё даже не знает, что больше не один — железная дверца всё так же служила перегородкой между нашими лицами. Я старался особо не прислушиваться к его болтовне, но сделать мне это было крайне сложно, так что я сдался и стал улавливать исключительно звук его голоса, игнорируя прочий шум. Далеко не все слова я мог распознать, но и того, что мне удалось услышать, было достаточно. В основном, это были просто мысли вслух, но иногда он произносил совершенно случайные вещи, не имеющие никакого смысла и никак не связанные между собой. Казалось, кто-то переключал темы его монолога, словно каналы на телевизоре. Бывало даже, что его предложения не имели нормального начала или конца, как будто одна часть застряла в его голове, и только другая была воспроизведена в речь. Я предполагаю, что мог просто не услышать чего-то, и всё-таки, почти уверен, что некоторые его фразы, на самом деле, были озвучены только частично. Потом Твик внезапно замолчал на несколько секунд, а после, стал произносить цифры, начиная от одного и дальше по порядку. Он что там книги пересчитывает или что? Как бы там ни было, он закончил считать, и его тонкие, перебинтованные пальцы показались на внешней стороне шкафчика. Я, уже понимая, что сейчас произойдет, в последний раз перебрал свой текст в голове и сделал вдох поглубже. Когда Твик захлопнул дверцу, его лицо оказалось прямо перед моим, но я отвернулся прежде, чем успел бы сбиться с мысли — я не смогу пережить ещё один провал за сегодня. Он же подскочил на месте и громко выругался, обратив на себя внимание доброй половины людей в коридоре. Все они мгновенно были посланы мной куда подальше, и я поспешил вернуться к своей миссии. — Твик, я хотел извиниться за то, что было утром и мне жаль, что я сбил тебя в коридоре в четверг. С твоей головой все в порядке? — я сказал все на одном дыхании, мысленно радуясь, что ничего не забыл. Пока я говорил и смотрел в пол, обратил внимание, что его стопы были развернуты так, словно он собирался стартовать на забеге в эту же секунду. Даже стал переживать, что он убежит раньше, чем я успею закончить. Но, к моему счастью, этого не произошло, и Твик дослушал меня до конца, а его поза стала чуть более расслабленной, когда она начал отвечать мне: — Д-да… Да, все нормально, — я все ещё боялся смотреть на него и перевел взгляд куда-то в сторону, но боковым зрением заметил, как он поднял руку и сжал волосы в кулаке, словно проверяя в порядке его голова или нет, — м-может, там синяк, но н-ничего серьёзного. — Ты уверен? Я помню, тебя не было в школе на следующий день, — мне слышно гулкое биение собственного сердца в груди и я беспокоюсь, что Твик тоже его слышит. — Ну, это б-было не из-за этого, т-так что… — он так и не закончил предложение, заламывая свои и без того искалеченные пальцы. — А, и ещё, м-мне тоже жаль, я не смотрел, куда бегу. — Ладно, все в порядке, — посчитав, что сейчас подходящее время, я потянулся к своей сумке, — вообще-то, у меня есть кое-что для тебя. Сказав все самое главное, я не смог отказать себе в искушении посмотреть на него, протягивая ему термос. Как только Твик увидел, что было в моих руках, его глаза засветились искрами радости. И в эту же секунду, выражение его лица становится точно таким же, как на той фотографии: он выглядит встревоженным, но очень счастливым и смотрит на меня из-под чёлки, едва приподняв уголки губ в несмелой улыбке. Когда он улыбается, я ощущаю, словно тоненький луч солнца попадает прямо в мое сердце, согревая его изнутри. И пусть его улыбка маленькая, кривая, такая хрупкая, что даже самый легкий ветерок мог бы ее сдуть, но она была здесь, на его лице и предназначалась только мне. Твик забирает термос из моих рук, и я чувствую, как они слабеют, когда кончик его пальца едва соприкасается с моим, мгновенно посылая по нему электрический импульс прямо в мозг. — Спасибо, — он говорит на выдохе тихим, чуть слышным голосом. Твик сжимает пальцы вокруг холодной стали так сильно, что я могу видеть, как белеют его костяшки, а суставы болезненно проступают под кожей. Я на мгновение представил, как кладу ладони поверх его напряжённых рук и мягко сжимаю, заставляя их расслабиться. Мне бы хотелось иметь достаточно смелости, чтобы сделать это, но все, что я могу — это отвести взгляд, только бы не думать об этом. — Не за что. Вот и все. Мы закончили разговор за две минуты. Повторяю: разговор, к которому я готовился с прошлого четверга, закончился за две минуты. Нет, ну, так не пойдёт, я не хочу прощаться так быстро. Мне пришлось ждать этого целую вечность, и я должен поговорить с Твиком ещё. Мысленно перебрав все вопросы, которые накопились у меня с момента нашей первой встречи, я выбрал тот, что казался мне наиболее уместным. — Кстати, а какой вид кофе твой любимый? — в голове это звучало лучше. И почему я решил спросить именно это? Хоть я и не могу видеть лица Твика, но по его молчанию и полной бездвижности тела, могу сказать, что, похоже, сбил его с толку своим внезапным вопросом. Через несколько секунд он выходит из ступора и его тело снова начинает мелко дрожать. — Двойной эспрессо. Честно сказать, от этого названия вообще понятнее не стало, но сейчас любое его слово было для меня на вес золота — неважно, о чём он говорит. Обычно меня не интересует другие люди. Совсем. Мне просто нет дела, то есть, вообще без разницы, даже если мне о чем-то рассказывают, я не слушаю, а если слушаю, то не запоминаю. Но про Твика мне было интересно узнать всё — абсолютно всё, что он мог бы мне рассказать, я бы слушал беспрерывно. — А, ну… это типа очень крепкий, да? — Э-э, да, — Твик говорит это с такой вопросительной интонацией, как будто он не может поверить, что я действительно переспрашиваю у него настолько очевидную вещь. Ну, очевидную для него, не для меня. — Очень крепкий, все п-правильно, — подытоживает он. «Ну, я так и понял» — подумал я, вспоминая этот ужасно горький вкус, и чуть было не сказал это вслух. Вместо этого, после недолгого молчания, я решил перейти дальше, надеясь, что смена темы не будет выглядеть слишком резкой. — Кстати, тот горячий шоколад был очень вкусным. Где ты научился так готовить? — Ну, знаешь, это, в-вроде как, м-моя работа, — он снова говорил этим странным вопросительным тоном, и я почувствовал себя слегка виноватым, что опять задаю глупые вопросы. Но мне неважно, насколько глупо я звучал — пока он отвечает, мне было все равно, и я уже хотел спросить что-нибудь ещё, но Твик опередил меня своей фразой: — Ладно, думаю, м-мне пора идти, — он делает несколько аккуратных шагов назад, все ещё держа в одной руке термос, а второй сжимая лямку своей сумки. Я в растерянности поднимаю голову, скользя взглядом мимо него. Вообще-то, я надеялся, что мы сможем продолжить разговор по дороге в кафетерий и, может, даже сядем за один стол, но он, кажется, собирался идти в противоположную сторону. — Ты разве не идёшь в столовую? — ответ, конечно, мне уже был известен, но я хотел услышать от него ещё несколько слов, прежде чем мы разойдёмся. — Э-э, нет, я-я хочу пообедать на улице, — он неловко топчется на месте, прежде чем начать уходить. — И с-спасибо тебе ещё раз. К сожалению, наше короткое общение на этом закончилось. Ну, все прошло весьма неплохо. Это было немного неловко, но, по крайней мере, я смог с ним поговорить, а это был хоть какой-то прогресс. Лучше, чем если бы я снова стоял перед ним, словно немой. Но исход всё равно был тот же — Твик снова исчез, оставив меня с этим всепоглощающим чувством пустоты в груди. Я думал, что когда поговорю с ним, все закончится, но, похоже, этого было недостаточно. Так что, я подождал минуту и завернул за тот же угол, что и Твик, а после, дошёл до конца коридора и встал ближе к окну, что выходило на задний школьный двор. Там и я обнаружил его, стоящим под большим ветвистым деревом. Пришёл я как раз вовремя: он держал термос близко к лицу и, наверное, собирался отпить. Я затаил дыхание, наблюдая, как он медленно подносит термос к губам и делает первый глоток. И вот, ещё один гештальт закрыт: я передал ему свой поцелуй. Думать о том, что я сделал утром, было стыдно, но в то же время, это воспоминание вместе с тем, что я видел сейчас, вызвало приятную дрожь в сердце. Интересно, как бы ощущался настоящий поцелуй с Твиком, если даже непрямой пробуждает во мне такие чувства? Мне бы хотелось узнать. То есть, стоп, нет, не хотелось. Конечно, я имел в виду, что не хотел бы этого. Мне ведь уже приходилось целоваться пару раз за свою жизнь, и все разы это было просто ужасно. Так что, уверен, что и поцелуй с ним был бы таким же мерзким. Да и вообще, господи, как я мог подумать, что хотел бы поцеловать парня? Из мыслей меня выдернула внезапная перемена в лице Твика: это была смесь испуга и отвращения. Он отвернулся, выплёвывая все под дерево и сильно закашлялся. Ох, блин, неужели мой кофе получился настолько невкусным? Может, это не из-за этого? Может, он просто подавился? Но мои сомнения пропали, когда Твик перестал кашлять и опрокинул термос вверх дном, выливая из него всё содержимое до последней капли под всё то же дерево. Ну, вот, хотел как лучше, а вышло как обычно. Что ж, по крайней мере, Твик не знает, что это я приготовил. Надеюсь, он подумает, что кофе просто испортился за эти четыре дня. Но для себя я мысленно сделал пометку: никаких больше кулинарных экспериментов. Хотя, чего это сразу я виноват? Может, это просто рецепт в интернете был неправильным, вот и всё. И пусть эта мысль была крайне нерациональной, я остановился именно на ней, пытаясь сохранить остатки своего достоинства. Пожалуй, увиденного было достаточно. Я отошёл от окна и направился в столовую. Там уже наверняка все собрались, так что было бы неплохо придумать, почему я так сильно задержался. А с другой стороны, это не их дело, не буду я ещё перед кем-то отчитываться. В конце концов, у меня в голове крутились другие мысли, что требовали скорейшего рассмотрения и были явно поважнее, чем оправдание моему опозданию.***
Я был рад тому, что в итоге никто не стал меня сильно расспрашивать, удовлетворившись моим коротким ответом «да неважно» и я мог спокойно поесть. А вот чему я был не рад, так это тому, что Клайд, похоже, моим ответом остался недоволен и определённо собирался поговорить со мной позже. Он то и дело бросал на меня подозрительные, выжидающие взгляды, а иногда смотрел так долго, словно пытался прочесть мои мысли. К концу перемены, я даже стал переживать, что он действительно начинает догадываться. Ну, то есть, нет, о чем он мог догадываться, если мне нечего скрывать? У меня ведь всё под контролем, не так ли? Вся эта путаница только временно, это обязательно пройдёт, и у меня нет повода волноваться. Но вот сейчас, надо что-то придумать, ведь очень вероятно, что Клайд, в отличие от всех остальных, заметил перемену в моем проведении. Тот факт, что следующий урок у нас совместный ситуации никак не помогал, и я готовился к его словесному нападению в любой момент. Но, вопреки моим ожиданиям, дорога до нужного класса прошла в тишине — Клайд ничего не говорил, только искоса поглядывал в мою сторону, а я тоже не спешил начинать разговор. Мы зашли в класс и, заняв последнюю парту, по традиции стали вырывать листы из тетрадей и подготавливать поля для предстоящего морского боя. Раздался звонок, учительница начала урок, а мы начали свою первую игру. Несмотря на то, что, казалось бы, все шло как обычно, между нами повисла необъяснимая неловкость и ощущалась она словно туго натянутая струна. Тем не менее, наша игра продолжалась в такой обстановке до тех пор, пока Клайд не промазал по моему кораблю и не вздохнул, откладывая карандаш. Я думал, что он просто расстроен своим промахом, но, как оказалось, он готовился снова начать тот самый разговор: — Просто уточняю, ты же помнишь, что можешь поговорить со мной обо всём, что тебя волнует? Какой смысл рассказывать о том, что совсем скоро перестанет иметь значение? Я хоть и был готов к тому, что Клайд спросит что-то подобное, отвечать ему совсем не хотел. Но мне нравится, как аккуратно он пытался подступиться к этой теме. Я даже почувствовал, что на самом деле нахожусь на приёме у врача. Кстати, об этом. — А давно это ты профессиональным психологом стал? — я тоже отложил карандаш и развернулся в его сторону. — Вообще-то, у меня дома есть книги по психологии, раз уж на то пошло, — он звучал даже немного оскорблённым, хоть и понимал, что я просто над ним издеваюсь. — И сколько из них ты прочитал? — я не собирался терять возможность подколоть его ещё раз. Уверен, он и двух страниц не осилил. — Неважно, — он поднял глаза на учительницу и, убедившись, что она не смотрит в нашу сторону, повернулся ко мне лицом. Я уже хотел ответить что-то, что бы продолжить разговор в этом же направлении, но Клайд не собирался менять тему и снова начал говорить: — Ты стал каким-то задумчивым и, к тому же, менее разговорчивым, чем обычно. Я, может, и не психолог, но все ещё твой друг и вижу, если с тобой что-то не то. Так что, давай, я слушаю, выкладывай свои проблемы. «Единственная моя проблема — это ты и твоя проницательность, чёртов эмпат» — подумал я, но вслух сказал: — Отстань, нет у меня никаких проблем, — я скрестил руки на груди и откинулся назад, заставляя стул держаться только на двух задних ножках. — Подумай ещё раз, давай. Первый шаг к решению проблемы — это признать её существование, ты знаешь? — О, хватит умничать. А то весь важный такой, как будто не ты с примёрзшим к забору языком стоял. — Ну, ты и вспомнил! Это когда было-то? — Вчера. Он выглядел таким удивлённым, словно действительно забыл об этом. Я был вполне удовлетворён его реакцией и вернул передние ножки стула на пол, ожидая его ответа. — Ой, да какая разница, не сегодня же! — Клайд неопределенно махнул рукой и потянулся за своим карандашом. — Давай, твой ход. Надо же, как быстро он решил закончить разговор! Похоже, не понравилось ему вспоминать, как он на спор железо облизывал. Ну и ладно, я не против вернуться к игре. Я посмотрел на пустые клетки, пытаясь угадать расположение цели, и выдвинул своё предположение: — Как насчёт В-6? — Мимо. А-2? — Ранил. — Так и знал! Готовься проиграть. А-3? Наконец-то, неловкое напряжение между нами пропало, и остаток урока был посвящён нашему морскому сражению.***
На пятом уроке у меня было окно, что, по сути, означало свободное время. Зачастую, ученики продуктивно использовали пустые уроки для чего-то полезного, а я не был исключением и продуктивно использовал это время для сна. Всё-таки, забота о своем здоровье тоже важное дело, да? Я вошёл в библиотеку ещё на перемене и быстро направился в самую глубь — именно в этой части библиотеки люди появлялись реже всего. Все компьютеры и актуальные книги, как правило, находились ближе к входу, а потому, школьники там и оставались, не заходя так далеко. А ещё, тут как раз стоят передвижные стеллажи на колесах, которые я всегда использовал в качестве заграждения и спокойно отдыхал до следующего урока. Вот и сейчас я бросил сумку возле книжных полок, задвинул плотнее стеллажи и упал в своё излюбленное глубокое кресло, закинув ноги на рядом стоящий невысокий столик. После, я натянул шапку на глаза, что бы спрятать их от света и откинулся на спину, кладя руки за голову. Я расслабился и постарался ни о чём не думать, но настойчивые мысли вновь не давали мне покоя. Обычно, я засыпал почти мгновенно, стоило мне закрыть глаза, но сейчас, все ещё лежал без сна, хотя прошло уже достаточное количество времени. Я уже начинал раздражаться, что не могу получить заслуженный отдых, когда уловил слабые звуки возни по ту сторону стеллажа. Сначала думал, может, показалось, но нет, там определённо кто-то был. Я слышал негромкий стук обуви по полу, приглушённый скрип школьного кресла, неразборчивый шёпот и мягкое шуршание страниц. Человек вел себя очень тихо и, в общем-то, мне не мешал, но мне уже было просто интересно, у кого это хватило смелости зайти на мою территорию? Я встал с кресла, подошёл к своей импровизированной загородке и, вытащив оттуда пару книг, заглянул в образовавшуюся щель. «Ну, нет, не может быть!» — подумал я, когда увидел Твика свернувшегося в кресле с какой-то книгой в руках. Он не похож на того, кто мог бы так нагло прогуливать занятия, так что предполагаю, что у нас совпадает пустой урок в расписании. И, наверное, Твик был из тех, кто выполнял школьные задания в библиотеке — перед ним лежала раскрытая тетрадь, куда он периодически вносил пометки. Но ведь его тут никогда не было… или это я никогда его не замечал? Неужели он правда приходил в библиотеку заниматься уроками, пока я спал в дальнем углу за стеллажом, даже не подозревая, что он был так близко? И как часто он сюда приходит? Думаю, мне стоит однажды спросить его об этом. Хоть я и представить не могу, как буду реагировать, если окажется, что он всегда был здесь в то же время, что и я. Я чувствовал себя каким-то шпионом уже четвертый раз за день, потому что снова наблюдал за ним без его ведома. Но как бы я не хотел оторваться и вернуться ко сну, сделать этого я уже не мог. Идею подойти и сесть рядом я также сразу откинул. Во первых, велик шанс, что я снова выставлю себя идиотом, а во вторых, мне нравилось видеть его в такой умиротворённой атмосфере и не хотелось нарушать это спокойствие. Меня вполне устраивал вариант просто смотреть издалека. Твик закусил нижнюю губу и слегка хмурился, пытаясь сосредоточиться на тексте, пока скользил взглядом по строчкам из стороны в сторону. Как вдруг, его глаза сверкнули, словно он нашёл то, что искал. Он аккуратно отложил книгу, оставляя ее в открытом виде, прежде чем склониться над тетрадью и начать что-то записывать. Стоп, сейчас Твик писал правой рукой, но я уверен, что тогда в кофейне видел, как он оставлял надписи левой. Снова что-то неясное. Я думал, что сегодня смогу получить ответы, а не ещё больше вопросов; ослабить свой интерес к его личности, а не усилить. Все работало как-то неправильно: чем дольше я за ним наблюдал, тем загадочнее он становился. А должно быть наоборот. Похоже, очередную ночь я проведу в размышлениях. Твик продолжал неспешно писать, иногда поглядывая в книгу, а я завороженно следил за его действиями в небольшое пространство между учебниками на полке. Это начало заходить дальше, чем я планировал, но я не мог упустить такой момент. Я как можно бесшумнее раздвинул книги пошире для лучше обзора и достал телефон из кармана, поднимая его на уровень этой полки. Уже через включённую камеру я видел, как прядь светлых волос упала перед его глазами, и он лёгким движением руки отправил её за ухо. Но всего спустя секунду, она выпала обратно, а Твик снова вернул её на место. Так продолжалось ещё несколько раз, прежде чем он сдался и стал просто раздражённо сдувать её с лица. Я поймал себя на улыбке, наблюдая за этой неравной битвой. Потеряв терпение, он кинул ручку на стол и вцепился руками в волосы, тихо говоря что-то под нос, как будто пытался с ними договориться. После чего Твик тяжело вздохнул и уронил голову на стол с громким стуком. Я на мгновение испугался за его здоровье, когда он с минуту продолжал лежать на столе лицом вниз и, кажется, даже не дышал. Но, в конце концов, он поднялся, словно ничего и не было, взял ручку и вернулся к своей работе, все так же яростно сдувая мешающую чёлку с глаз. Мне пришлось со смущением признать, что Твик действительно мог быть милым, даже если иногда казалось, что у него не все болты на месте. Я и не заметил, как прошел весь урок, пока записывал короткие видео и фотографировал Твика на свой телефон. Выходя из библиотеки после звонка, я в очередной раз решил притвориться, что никогда не делал ничего подобного. Даже если в моей галерее был почти готовый фотоальбом с его изображениями.***
Поскольку обеденный сон на пятом уроке я пропустил, решил, что будет справедливо поспать на шестом. К сожалению, мои надежды не оправдались, и сразу после звонка нам сказали разбиться на пары для совместной работы над заданиями. Ко мне подсела одноклассница, имени которой я не помнил. Она постоянно над чем-то хихикала и вела себя очень раздражающе, но, поскольку она выполнила большую часть нашей работы, претензий к ней я не имею. На последнем уроке настроение мне конкретно испортил мистер Фрейзер, отправив меня на пересдачу уже третий раз. А я ведь выучил всё, что от меня требовалось, но, кажется, он не хочет поставить мне зачёт уже из чистого принципа. Кабинет я покинул злой и расстроенный, но когда увидел, как Твик выходит из какого-то класса, я и думать забыл, про этого старого маразматика — у меня тут намечались дела поинтереснее. Я не был уверен, что хочу попытаться завести с ним ещё один разговор, но я должен как-то компенсировать то, что не видел его все выходные. Но, стоит отметить, что сегодня мне везло значительно больше, чем за все дни до этого. Хоть у нас пока и не было совместных уроков, за исключением пустого пятого, я как минимум стал чаще замечать его в толпе на переменах. Не уверен, но, может, я просто стал внимательнее? Тем временем, мы уже вышли на улицу и я не мог не отметить, что Твик всё так же не имел ничего теплого поверх рубашки, и вопрос напрашивался сам собой. — Эй, а ты почему без куртки или чего-то такого? Я подбежал к нему и стал идти рядом, стараясь вести себя непринужденно, как будто встретил его случайно, а не следил за ним с самого его выхода в коридор. Он продолжал идти, смотря в пол ещё какое-то время, но потом, резко остановился и уставился на меня, склонив голову, вроде как только-только услышал мой вопрос. Его зрение казалось слегка расфокусированным, да и сам он выглядел каким-то заторможенным. — Твик? — снова позвал я. Мне уже начинало становиться не по себе от его поведения, но взгляд Твика, наконец-то, прояснился и он отшатнулся в сторону. Ему потребовалась ещё секунда на размышления, прежде чем он изумлённо спросил меня: — Т-ты говорил со мной? — его привычно бегающие глаза сейчас были неподвижными, и создавалось ощущение, будто он смотрел сквозь меня. Ладно, это было немного жутко, но я все равно подошёл ближе и наклонился к нему на один уровень, что бы заглянуть в лицо. — Да, я спросил, почему на тебе нет верхней одежды? После моего вопроса Твик опустил взгляд на свои руки, вытянув их перед собой, словно не помнил, во что был одет. Было заметно, что сознание понемногу к нему возвращается, и он становится более оживленным. Он крепко зажмурился и помотал головой, а когда открыл глаза и понял, как близко мы стоим, отскочил от меня, как от огня. Ну, по крайней мере, он вернулся в норму. — А, ну… я з-забыл надеть что-то п-перед выходом. Со мной т-такое иногда случается, все в порядке, — сказал он, смущённо уводя взгляд. Забыл? Как можно забыть об этом в такой мороз? И в смысле "иногда"? То есть это был не первый раз? Не успел я переварить его слова, когда понял, что уже стою посреди улицы один, а Твик ушёл вперёд и явно направлялся не в сторону автобусной остановки. — Ты не идёшь на автобус? — я снова догнал его, вынуждая остановиться. — Нет, я… я хотел прогуляться. Он что, правда хочет погулять в одной рубашке? Нет, он не может быть серьёзным. Но я посмотрел на него и понял, что ошибался — по его лицу совсем не казалось, что он шутит. Ладно, вообще-то, это был мой шанс. — Тогда, может, я составлю тебе компанию? — Господи, нет! — воскликнул он. — Э-э, то есть, я имел в виду, что, ну, хотел бы погулять один. — Ладно, — надеюсь, я не выглядел слишком разочарованным, когда говорил это, — но ты не думаешь, что замёрзнешь так? — Нет, я-я не… м-мне не холодно, — его голос звучал как-то надломленно и не совсем уверенно. — Да ну, у тебя же зубы стучат, даже мне слышно, — тут, я, конечно, утрировал, но вот дрожь в его плечах была более чем заметна. — Тебе кажется. Я в порядке. — Делай, как знаешь, но тогда возьми хотя бы мою куртку, — предложил я и, не дожидаясь ответа, принялся расстегивать молнию. Как только я оказался в одной толстовке, мне показалось, что я превращаюсь в ледяную статую — крепкий мороз тут же сковал мое тело, посылая по нему стаи колючих мурашек. У меня не получалось представить, как он стоял без верхней одежды на улице все это время. — Что? Нет-нет, не надо! — энергично запротестовал он, пытаясь отойти дальше. К слову, я быстро пожалел, что снял куртку так резко и почти уверен, что заболею после этого, однако, даже слабый намёк на нервную улыбку и удивленный взгляд зелёных глаз Твика стоили любых последствий. — Я все равно на автобусе еду. Надень, я настаиваю, — сказал я, протягивая ему куртку. — Нет, ни за что! Я не возьму её. Не понимая, почему он так упорно отказывается и видя, что он не собирается её брать, я сделал шаг к нему, намереваясь одеть его самостоятельно. Твик начал отступать от меня, и я взял его за плечо, что бы удержать на месте, но сделал этим только хуже. Его глаза вмиг расширились, он громко ахнул, дёрнул плечом, отбрасывая мою руку, и сделал несколько быстрых шагов назад, прежде чем запнуться о бордюр и упасть спиной в сугроб. О, наверное, мне не стоило быть таким напористым. Теперь, я чувствовал себя очень виноватым, наблюдая, как Твик поднялся на локтях и встряхнул волосами, убирая с них налипший снег. Я никак не мог сообразить, что должен сказать в такой ситуации и молча протянул ему руку. — Эй! — вдруг услышал я издалека и не успел обернуться, как почувствовал небольшой удар в спину. — Автобус сейчас без тебя уедет! Я узнал голос Клайда и развернулся в сторону звука, получая уже второй удар снежком в плечо. Схватив рукой горстку снега, я даже не стал формировать ее в полноценный снежок и швырнул в него, а когда повернулся обратно, Твика уже и след простыл. Я растерянно посмотрел вокруг ещё раз, но его так нигде и не было. Нет, серьёзно, как он это делает? Я потерял его из поля видимости на три секунды и даже не слышал, как он уходил. Мне также не удалось определить, в какую сторону он бы мог уйти — следы его кроссовок терялись в сотнях следов других учеников. Только разваленный сугроб напоминал мне о его недавнем присутствии. Я надел куртку обратно и повернул голову в сторону знакомого голоса, раздавшегося уже ближе: — Что он от тебя хотел? — спросил Клайд. — Он — ничего, это я к нему подошёл, — ответил я, и мы вместе стали возвращаться к остановке. — Ты подошёл к нему только для того, что бы толкнуть в снег? — Что? Я его не толкал, — ошеломлённо сказал я. Кажется, прозвучало это более агрессивно, чем я думал, потому что Клайд поднял обе руки в примирительной позиции. — Ладно, как скажешь, — он выглядел очень удивлённым моим резким выпадом, но никак не прокомментировал это. — Мне просто со стороны так показалось. Показалось ему, тоже мне. Если бы он меня не позвал, быть может, Твик не шатался бы сейчас где-то по городу в тонкой рубашке. Я зачерпнул ладонью побольше снега и, потянув Клайда за воротник куртки, засыпал все ему за шиворот. А что бы жизнь мёдом не казалась. — Э! Ты что делаешь? — закричал он, а я с чувством выполненного долга показал ему средний палец и зашёл в автобус. Позже, выйдя на нашей остановке, я также получил от него ответную порцию снега под куртку. Таким образом, мы закончили со счётом один-один и разошлись по домам.***
Когда я зашёл домой, родителей ещё не было, а Триша лежала на диване перед телевизором, смотря какую-то программу про животных. Мы обменялись молчаливым приветствием в виде средних пальцев показанных друг другу. Я отвернулся, кидая сумку на пол и снимая обувь в прихожей, после чего прошёл на кухню, где обнаружились две тарелки с лапшой быстрого приготовления, залитой кипятком. Да, похоже, низкие кулинарные способности — это у нас семейное, но все равно приятно знать, что обо мне тоже подумали. В свою очередь, я сделал нам по бутерброду с криво нарезанным хлебом и заварил чай. К этому моменту, лапша уже должна была приготовиться, но прежде чем отнести за стол, я слил лишнюю воду из одной порции. Я уже расставлял всю еду на поднос, когда позади меня послышался голос Триши: — О, смотри, Крэйг, тебя показывают! Мне не надо было оборачиваться, что бы знать, что там будет, но я сделал это, что бы убедиться в своей правоте. И на экране, разумеется, было изображение большой черной обезьяны крупным планом. Я цокнул и закатил глаза, хоть она и не могла этого увидеть, и продолжил заполнять поднос тарелками. — Давай, двигайся отсюда, — сказал я, ставя нашу еду на небольшой столик перед диваном. От Триши не последовало никакой реакции, так что я прибегнул к радикальным мерам и, схватив её за обе ноги, стал стаскивать на пол. — Да всё-всё, отпусти! — запротестовала она. Я выполнил ее просьбу и сел на свою сторону дивана, а Триша также, поднявшись с пола, залезла на свою и потянулась за тарелкой. — Ого, ты мне даже воду слил? — Конечно, я же самый лучший брат на свете, — самодовольно ухмыльнулся я. — В твоих мечтах, — она кинула на меня косой взгляд и толкнула локтем в бок. После этого, мы продолжили обедать и смотреть телевизор вместе, а каждая смена кадра на новое животное сопровождалась нашими перекрикивающими друг друга голосами: «Это ты! Это ты!». Когда программа закончилась, а вся еда была съедена, я поспешил подняться в свою комнату, оставив мытьё посуды на Тришу. Я слышал её ругань с первого этажа, но за мной она так и не вернулась и, похоже, убрала всё сама.***
Уже был вечер, я закончил со своей домашней работой и был занят очень важным делом, (я пересматривал фотографии Твика, которые сделал сегодня), когда в мою комнату крайне настойчиво постучали. По манере стука я легко мог определить, что за дверью стояла моя сестра. Я был бы рад проигнорировать её, но эти громкие звуки пугали Страйпи, и он стал взволнованно пищать в своей клетке. Мне пришлось отложить телефон и пойти открывать ей. Триша сразу просочилась в комнату, хоть я и пытался перекрыть ей путь, и посмотрела на меня самым невинным взглядом, на который была способна. — А ты же самый лучший брат на свете, правда? — В твоих мечтах, — я начал выталкивать ее обратно, но она нырнула мне под руку и снова оказалась в моей комнате. — Ну, подожди, ты же даже не выслушал меня! — она слегка повысила голос, но уже через секунду вернулась к своему щенячьему взгляду. — Что ты хочешь? — устало спросил я, понимая, что она не отстанет. — Поможешь мне с домашней работой по математике? — И почему я должен это делать? — Ну… пожалуйста? — ничего себе, кто заменил Тришу на человека, знающего этого слово? — Как-то неубедительно. — Хорошо, что тебе нужно? — она тяжело вздохнула, разводя руками. — Скажи, и я сделаю. — Ну, даже не знаю, — я скучающе облокотился на дверной косяк, показывая, что совершенно не заинтересован в её предложении. — Давай, Крэйг, перестань быть придурком и помоги мне! — вот этот агрессивный тон уже больше был похож на мою сестру. Резкая перемена в ее голосе заставила меня усмехнуться, и я сдался: — Ладно, показывай, что там у тебя. Но учти, что я помогу, а не сделаю всё за тебя, поняла? — Конечно, конечно, — заверила меня Триша и потянула за руку в свою комнату.***
Понятное дело, уже через полчаса она дрыхла прямо за столом, а я доделывал домашнее задание за неё, имитируя детский почерк. Надеюсь, она запомнила хоть что-то из моих объяснений и в случае чего сможет рассказать на уроке, как она это "решала". Когда я закончил, я закрыл тетрадь, отставляя её на краю стола, а Тришу перенёс на кровать и накрыл одеялом сверху. Выходя из комнаты, я воткнул в розетку ночник в форме звезды — мой подарок, между прочим, и выключил свет. Уже у себя на кровати я отыскал брошенный телефон и ощутил лёгкое покалывание под ребрами, когда разблокировал его, а на экране все так же была открыта фотография Твика из библиотеки. Я хотел оставить себе только несколько изображений, но так и не смог удалить ни одного. Ну, не моя вина, что на всех фотках он получился так хорошо. Я не заметил, как во второй руке у меня вновь оказался тот самый стаканчик с кривой надписью. Уверен, что совсем скоро избавлюсь от него, когда он перестанет иметь какую-либо ценность для меня. Точнее, когда эту ценность перестанет иметь Твик, а вместе с этим и все, что было с ним связано. В конце концов, мое увлечение лишь временно — я точно знаю. Это пройдет, и тогда я выброшу стаканчик, как ненужный хлам и без капли сожаления удалю все фотографии Твика со своего телефона. В конце этого дня, лёжа на кровати и готовясь ко сну, я снова задал себе тот же вопрос, что и утром. Был ли Твик особенным? Конечно, нет. Просто нужно время, и это пройдет. А сейчас, всё, что мне оставалось — это вспоминать, как мое сердце начинало биться чаще от приятного волнения, когда я замечал его в толпе.