Always On My Mind

Этим утром, как и всегда, я проснулся ещё до будильника, однако был удивлен, просмотрев на время. Была почти половина седьмого — давно я не спал так долго. Наверное, причиной моего хорошего отдыха было отсутствие сновидений, что было большой редкостью для меня. Вставая с кровати, я снова вспомнил о той куче конструктора под моей кроватью и пообещал себе убрать его сегодня вечером. Ну, или завтра утром? На столе все так же стояла модель самолёта, которую я закончил этой ночью, вместе со всеми обрезками материалов, деревянными шпажками, клеем, ножницами и канцелярским ножом; на спинке стула обнаружилась брошенная мною одежда, а у двери не разобранная школьная сумка — это все я тоже пообещал себе убрать немного позже. Сейчас настало время для ежедневной утренней рутины, она почти не менялась из года в год, и я не собирался изменять себе. Как минимум, мне было очень жаль потраченных сил. У меня ушло бесконечное количество времени на формирование, установку и укрепление, казалось бы, базовых для всех привычек. Я всегда старался придерживаться своего распорядка дня и не допускать отклонений. Мне было хорошо известно: если я дам себе расслабиться один раз, прогресс откатиться очень далеко, а мне придётся заново приучать себя к этому. Если я позволю себе не делать что-то сегодня утром, слишком велик риск, что я перестану делать это и каждый последующий день. Даже если я выполнял одно и то же действие несколько месяцев подряд, а потом пропустил всего один раз, мой мозг, кажется, полностью вычеркивал этот пункт в моем плане. Мой психиатр советовала мне вести что-то вроде дневника и отмечать, что и когда я делал на протяжении дня, что бы ничего не забывать и лучше отслеживать мое распределение времени. Отчасти, это действительно помогало, но, к сожалению, обо всех этих записях тоже нужно было помнить. Многим людям это сложно понять, но мне, особенно в детстве, было очень тяжело вести обычный образ жизни. Даже такая простая вещь, как умываться или чистить зубы по утрам, часто так и оставались невыполненной. И это нельзя назвать детским непослушанием или капризами. Моя проблема не в том, что я не хотел, а в том, что я мог просто забыть на полпути, зачем шел, отвлечься на что-то другое, а вспомнить о том, что должен был сделать, только через несколько часов. Это реальная проблема, я не шучу. Однажды в детстве, во время сборов, я отвлекся на цветные магниты на нашем холодильнике и напрочь забыл, что должен был идти в школу. Да, я забыл про школу в середине учебной недели и игрался с магнитами около часа, а потом нашел новое занятие, и ещё одно, и ещё, до тех пор, пока маме не позвонили со школы, а она мне. Хорошо, что мама понимала меня и знала, что я пропустил уроки не намерено, и не злилась из-за этого. Вообще, у меня был целый список с самыми идиотскими вещами, на которые я переключал своё внимание в случайный период времени. Моими любимыми были, пожалуй, узоры на обоях, шум воды или ветра, шуршащая обёртка от конфеты, трещины на асфальте и смешно летающий прозрачный пакет за окном.

***

Когда я со всем закончил, в доме по-прежнему все спали, и я решил, что мог бы заняться чем-то в свободное время. Сидя на кухне, я водил глазами из стороны в сторону и пытался придумать, что мог бы сделать. Когда взгляд упал на мои заношенные конверсы, стоящие в прихожей, я внезапно понял, что хочу украсить их шнурки бусинами. Я думал об этом ещё давно, но до дела так и не дошло, а вот сейчас, похоже, самое время. Не знаю чем вызвано это желание, но я уже много лет совсем не удивлялся своим идейным порывам. Если я чего-то хочу, значит, мне это нужно сделать здесь и сейчас. Импульсивные решения были для меня обыденностью. Едва не забыв про свежезаваренный кофе, я схватил кружку и кроссовки и потащил их в свою комнату. Сразу включил на ноутбуке какой-то фильм, после чего быстро перерыл все ящики в поисках набора для рукоделия и стал отбирать бусины покрупнее. Потом я вытащил шнурки и стал аккуратно продевать их в отверстия бусин. Они снова и снова падали и укатывались под стол — делать это трясущимися руками было нелегко, но я не собирался сдаваться. Я продолжал постепенно шнуровать кроссовки, параллельно нанизывая бусины разных цветов и размеров. С каждым разом, у меня получалось все лучше и мне очень нравилось это занятие. Пусть работа и была очень кропотливая, она по-настоящему смогла увлечь меня. Раньше, я просто считал себя слишком трудолюбивым, но позже, мой психиатр объяснила мне, что это лишь последствия моего диагноза. Она сказала, что такие люди как я, просто не могут отдыхать, пока вся энергия не будет растрачена до конца. И это действительно так. Я не мог просто бездельничать целый день, мне обязательно нужно было чем-то заниматься. И не просто "чем-то", а, как правило, несколько дел сразу — многозадачность для меня куда комфортнее, чем выполнение всех дел по отдельности. Иметь какое-то занятие мне нужно было на протяжении всего дня, в любой свободный отрезок времени, аж до самой ночи. Заснуть я мог, только когда чувствовал себя настолько уставшим, что мог бы свалиться с ног в эту же секунду. Если же чувствовал, что во мне ещё есть силы хоть на что-то, я буду заниматься этим до крайней точки. Именно по этой причине, я часто выполнял домашние задания по ночам или находил себе любое другое занятие из всех своих многочисленных хобби, истрачивая в ноль всю энергию, пока, в конце концов, не отключался, словно мертвый. И точно также, когда мой организм хоть немного восстанавливался, он возвращал меня в бодрствующее состояние. Таким образом, спать мне приходилось ложиться поздно, а вот вставать рано. Я помню, как около месяца назад мне проводили электроэнцефалограмму во время сна. После чего, врачи сказали, что даже во сне, мой мозг почти не отдыхает, а фаза глубоко сна у меня и вовсе отсутствует. Оказалось, что мой сон был лишь поверхностным и преимущественно проходил в быстрой фазе, как раз в той, в которой люди видят сны. Так что, раз мне ничего не снилось сегодня, могу предложить, что этой ночью мозг наконец-то получил полноценный отдых. Правда, не думаю, что один день что-то изменит. К сожалению, почти всегда мой сон был неспокойным и некачественным. Конечно, это негативно сказывается на психике и все такое, если не вдаваться в подробности, то, насколько мне известно, любые непроизвольные движения моего тела были результатом чрезмерной перегруженности мозга. Вся эта неприятная непрекращающаяся дрожь в теле, дёрганья и тики были лишь его попыткой быстрее потратить лишние запасы энергии и заставить меня отдохнуть. Жаль только, что объяснять это людям было бесполезно. Не уверен, что они смогли бы понять меня, но они даже не пытались. И уже к двенадцати годам, я смирился, что друзей мне завести не суждено. Я просто принял тот факт, что людям было все равно, что мне никогда не стать полноценным членом общества. Мне неоднократно прописывали снотворное и прочие таблетки, подавляющие мою гиперактивность, но я искренне ненавидел их до глубины души. Они просто заставляли меня чувствовать настолько изнурённым, что мне больше ничего не хотелось. Я ощущал себя ужасно истощённым, словно не ел несколько дней; у меня постоянно ныли суставы, а ноги то и дело подкашивались, да что там, я едва держал веки открытыми. Были даже случаи, когда я засыпал на уроках или в автобусе по дороге домой. Именно не дремал, а засыпал, причем так конкретно, что людям приходилось будить меня по несколько минут. После этого, я принимал лекарства с крайней осторожностью и всегда носил с собой кофе покрепче, что бы бороться с сонливостью.

***

Ближе к восьми, проснулись мои родители, а ещё через некоторое время я услышал шаги, приближающееся к моей комнате. Шаги тихие и лёгкие — значит, идёт мама. Дверь слегка приоткрылась, и она заглянула внутрь. — Твик? О, ты уже проснулся, — она говорила так удивленно, словно когда-то видела меня спящим в такое время. — Доброе утро, мам, — я отвлекся от своего занятия, что бы посмотреть на нее. — Спустишься на завтрак? — она открыта дверь чуть шире и вошла в комнату. — Я блинчики напекла. Я не был голоден, но не хотел расстраивать маму, поэтому согласился: — Конечно, я буду ч-через минуту, — я снова отвернулся к столу, что бы закончить свою работу — осталось всего несколько бусин. Мама, кажется, заинтересовалась, чем я занят и подошла ближе ко мне, заглядывая через плечо. — Что ты опять придумал? — она взяла со стола один уже готовый кроссовок и стала рассматривать его под разными углами. Я услышал тихий вздох с ее стороны, прежде чем она вынесла вердикт: — Интересно. — Что это значит? Те-тебе н-нравится или нет? — не то что бы мне разонравилась эта работа, если бы мама не оценила моих стараний, но все же, мне было важно услышать ее мнение. — Это значит, в твоём стиле, тыковка, — она ласково провела рукой по моей голове. — Мне нравится. Спускайся на кухню, когда закончишь, — сказала она и вышла из комнаты. Я думаю, маму уже давно не удивляли мои творческие порывы. Уже не первый год ей приходилось наблюдать нашивки, декоративные булавки и пуговицы, ленты, и рисунки специальными красками на моей одежде; значки, брелки и вышивки цветными нитками на моих сумках и рюкзаках; наклейки на всех доступных вещах и поверхностях в моей комнате; разукрашенные маркерами когда-то белые части моих кроссовок. Ну, теперь, помимо этого туда добавились ещё и разноцветные бусины. Так, что она там сказала? Что это в моём стиле? Что ж, похоже, она права. Я никогда не пытался придерживаться какого-то определенного стиля в одежде и не пытался придумать свой собственный, но кажется, он у меня всё-таки был. Мне быстро надоедали однотонные, скучные вещи и я всегда стремился внести в них что-то особенное. Я думаю, единственное, что мне не наскучило за все время — это мои зелёные рубашки. У меня их было много, каждую из них я очень любил и не считал, что они требовали от меня какого либо усовершенствования. Я продел шнурок в последнюю бусину и, оставшись довольным результатом, отправился на завтрак, прихватив кроссовки с собой. Я оставил их в прихожей и сел за стол, где мама уже расставила перед всеми тарелки. «Ого, вот это она в меня поверила! — подумал я, когда увидел на своей целых пять блинчиков. — Мне бы хоть один съесть». Я с большим трудом заставил себя проглотить целых три, но мама все равно разочарованно покачала головой, забирая у меня тарелку. Эх, а это она ещё не знает, что изначально я завтракать и не собирался вовсе. Потом, папа ушёл открывать кофейню, а я остался помогать маме убрать со стола. Перед выходом, глянул в зеркало в прихожей. Кажется, несмотря на мой хороший отдых сегодня, синяки под глазами стали ещё больше. Или они всегда такими и были? Я старался скрыть их консилером, что бы не отпугивать клиентов. Не уверен, что это хоть как-то улучшило ситуацию, но я хотя бы попытался. Свои обновленные кроссовки с бусинами на шнурках я завязывал с особым удовольствием. Пусть даже и никто их не увидит за стойкой, зато мне они будут поднимать настроение целый день. По пути в кофейню я думал о том, как же мне повезло, что я сегодня тут, а не в школе. На месте меня уже ждал мой рабочий фартук несколько резинок, заколки и невидимки. Я всегда убирал волосы с лица, когда мне предстояло работать в общем зале, что бы они не мешали и не отвлекали меня. В целом, смена проходила как обычно. Мне не очень нравилось общаться с людьми, но готовить для них кофе было для меня только в радость. У меня это хорошо получается, и я чувствую себя в своей стихии. Мне приятен сам процесс приготовления, запах и жужжащий звук работы кофемашин. Отдельное мое наслаждение — заниматься кофе-артом. Я всегда оставлял рисунки для самых милых или даже просто вежливых клиентов. Мне нравится смотреть, как они расплываются в улыбке, когда замечают рисунок на поверхности своего напитка, а иногда и достают телефон, что бы сделать фотографию. Кстати, по этой причине, некоторые посетители просили, что бы кофе для них приготовил именно я. Это мне очень льстило, и я всегда с удовольствием выполнял их просьбы. В такие моменты, даже мой страх общения с людьми отступал на второй план. Сегодня я сделал уже довольно много рисунков — все клиенты были на редкость приятными. Разве что, за исключением одной особо требовательной мадам. То ей долго, то ей слишком горячо, то ей сахара много, потом ей сахара мало, то ей на другом молоке хотелось, хотя она ничего заранее не сказала, а я мысли читать не умею, ну, и такое прочее. И, несмотря на её возмущения, я видел её тут почти каждый день. Из раза в раз, ничего не менялось: она постоянно приходила и постоянно была чем-то недовольна. Всегда поражался таким людям. С их стороны, было очень смело грубить тому, кто мог беспрепятственно плюнуть им в кофе. Не то что бы я так когда-то делал, но поверьте, был очень близок к этому. В общем, в первой половине дня ничего интересного не происходило, так что я просто ждал конца дневной смены. После чего, у меня должен быть перерыв примерно в полтора-два часа, а потом мне снова придется выйти уже во вторую смену — вечернюю. Ближе к трем часам, к нам все чаще стали заходить подростки, что уже возвращались со школы. Некоторые были моими одноклассниками, а других я иногда видел в коридорах. В том, что они заходили в кофейню по пути домой, не было ничего странного, но то, как они смотрели на меня, было мне непонятно. Пристально разглядывали, оценивающе водили глазами туда-сюда. Не все, конечно, но очень многие. Думал, может, это из-за того, что я пропустил школу, и они гадали, почему меня не было на уроках, но я был здесь? Но кого-то это вообще должно волновать? К тому же, такое ведь уже было раньше — это не первый раз, когда я помогал родителям в дневную смену вместо учёбы. Последние полчаса я работал под наблюдением их липких, цепких взглядов, пытаясь понять, что со мной не так. Я уже раз тридцать открывал фронтальную камеру на телефоне, что бы проверить, нет ли у меня чего-то на лице. Следующими к нам зашла компания готов и мы молча кивнули друг другу. Я давно перестал спрашивать, что они хотят — они всегда заказывали крепкий черный кофе. Также как и остальные ученики, готы сначала переглянулись между собой, а потом стали задумчиво рассматривать меня. Может, мне стоит спросить у них, в чём дело? Мы не общались так много, но я иногда обедал с ними на заднем дворе школы, когда не хотел сидеть в столовой и перекидывался парой фраз. В основном, мы просто жаловались друг другу на жизнь и на людей. Прежде чем я решился задать вопрос, Генриетта опередила меня: — Что Такеру от тебя нужно? — она наклонилась ко мне, положив локти на стойку. — Н-не знаю, а что ему от м-меня нужно? — переспросил я, отвлекаясь от приготовления кофе и разворачиваясь к ней. — Нам всем тоже интересно, он искал тебя сегодня по всей школе, ты в курсе? — Генриетта оглянулась на своих друзей, и они все кинули в подтверждение ее слов. Я конечно ожидал чего то подобного, но не думал, что дойдет до того, что об этом ещё и будут знать другие. Мне бы не хотелось, что бы о моей глупой смерти стало известно каждому в городе. Я оглянулся на родителей, убедившись, что они заняты выполнением заказов и не слушают нас, но все же склонился ближе и слегка понизил голос, стараясь сделать наш разговор более конфиденциальным. — В смысле ис-искал? — я стал нервно мять фартук и заламывать пальцы. — Ну, спрашивал там у всех, видели тебя или нет, — она стала задумчиво постукивать длинным чёрным ногтем по стойке. Господи, значит ли это, что и у всех тех учеников, что заходили до этого он тоже спрашивал про меня? Они поэтому так подозрительно оглядывались в мою сторону? — Что, прям у всех? — на этих словах мой голос ненамеренно подскочил, и мне снова пришлось глянуть на родителей, что бы проверить, не привлёк ли мой вскрик их внимания. — Если он даже у нас спросил, то сам, как думаешь? — сказал Майкл, решая присоединиться к нашему разговору. Не думаю, что его вопрос требовал ответа, так что я вернулся к прошлой теме: — Ох, ну, я п-понятия н-не имею, что ему так срочно от меня понадобилось. Это была ложь, но только отчасти. Конечно, я имел представление, зачем он меня искал, а вот, что он собирается сделать, когда найдет — для меня загадка. — Ладно. Но ты расскажешь, когда узнаешь? Нам интересно, — сказала Генриетта, отступая от прилавка. — Конечно, б-без проблем, — я постарался улыбнуться как можно естественнее, но не уверен, что у меня получилось. Боюсь, когда я узнаю, рассказать я уже ничего не смогу. Надеюсь только, что по той причине, что он просто свернёт мне челюсть, а не убьет с концами. Из двух зол выбирают меньшее, не так ли? Мне не очень хотелось продолжать этот разговор, так что я собирался продолжить работу. — М-можете пройти за столик, я вам п-принесу, когда будет готово. — Хорошо, спасибо. — Заходи к нам в понедельник, — бросил Пит напоследок. После таких новостей тревога в груди снова начала нарастать, прямо как вчера. Я старался держаться, как мог, но мои руки уже меня не слушались. Ненавижу, когда это происходит — работать в таких условиях просто невозможно. Стоило мне об этом подумать, как я тут же порезал сразу два пальца о жернова кофемолки, засыпая туда зёрна. Даже первая смена ещё не закончилась, но на моих пальцах уже добавилось два пластыря. Я не успеваю снимать старые, как мне уже нужны новые. Повезло, что этот заказ был не сложным, и мне удалось быстро выполнить его даже трясущимися руками. Я вынес на подносе их четыре кружки кофе сразу со счётом — я был уверен, что они больше не будут ничего заказывать. Успев только сказать родителям, что мне нужно отойти, я влетел в одну из комнат для персонала, что бы переждать, пока мое тревожное состояние не утихнет. На самом деле, я так устал от этого. Устал постоянно сбегать от своих страхов в уединенные места, что бы позволять им съедать меня в одиночестве. Кажется, что это превращается в бесконечный цикл, который только усиливает их влияние. Но я ничего не мог изменить и просто научился жить с этим. Какой забавный парадокс: мне страшно жить, но я боюсь умереть. Я ненавидел, постоянно прятаться в своей комнате, в пустующих классах в школе, в уборных, в лаборантской, в кладовке, как сейчас. Но ещё больше я ненавидел позволять людям видеть меня в уязвленном состоянии. Так что лучшим вариантом для меня было только продолжать вести жизнь изгоя и вывозить все свои тревоги самостоятельно. Радовало только одно: у меня сегодня должна быть встреча с моим психиатром, о чем я успешно забыл, но она напомнила мне, позвонив заранее. Помощь специалиста сейчас была бы очень кстати, хоть я и не представлял, как собираюсь рассказать ей о своей проблеме. В кладовой было темно — свет я не включал, но звуки из общего зала доносились слишком отчётливо. Пошарил в карманах в поисках своего телефона и наушников. Всегда носил их с собой как раз для таких случаев. Я включил музыку на максимальную громкость, только бы не слышать шума снаружи, только бы не слышать свои мысли. Я знаю, что самокопание ни к чему хорошему не приведёт, но и прекратить это так просто не мог. Не хочу снова принимать лекарства, не сейчас. Мне было противно от факта, что у меня никогда не получалось преодолеть себя без помощи таблеток. Если так подумать, что я вообще мог без них? Я не могу нормально работать, сидеть на уроках, выполнять любые простые действия, говорить без заиканий, даже спать без них не могу. Моя жизнь — сплошная руина. Чем глубже я погружался в вязкое болото своих мыслей, тем сильнее становилось мое отчаяние. Каждый раз, когда я в очередной раз находил решение своих проблем в таблетках, я вел борьбу с самим собой. Ну, как можно быть настолько беспомощным? Нельзя же быть таким бесполезным и жалким! Мои попытки заглушить тысячи голосов, безостановочно твердивших мне о моей никчемности, были безуспешны, но я знал, как заставить их заткнуться. Знал, но не мог этого сделать. Нет, не могу. Не могу позволить расшибить себе лоб посреди рабочего дня. Я был готов биться головой о стену до потери сознания, что бы они молчали как можно дольше, но я должен держаться. Господи, а ведь это просто новость из школы, а что будет со мной в понедельник, когда мне придется оказаться на месте событий лично? Об этом подумаю позже, а сейчас, битва снова проиграна — мне придется принять таблетки. У меня нет другого выбора, не самом деле, никогда не было. Когда я вышел из кладовой, мама на секунду отвлеклась от работы, что бы взглянуть на меня. Уверен, она прекрасно знала, зачем я уходил посидеть в темной комнате. Она ничего не сказала, только сочувственно посмотрела и провела несколько раз рукой по моим волосам, задерживая руку на макушке. Да, думаю, это был ее любимый жест, но я никогда не возражал — это было приятно и мне нравилось такое проявление любви. Мне стало грустно от мысли, что если я умру, мама больше никогда не сможет погладить меня по голове. Если жизнь после смерти и правда существует, мне будет этого очень не хватать. Я продолжал выполнять заказы на автомате, не переставая думать об этом. От таких траурных раздумий меня оторвал звонкий голос: — Эй, привет! Я принесла тебе домашние задания и могу я отвлечь тебя ненадолго? — Венди стояла на пороге кофейни с несколькими листами в руке, а второй указывала большим пальцем себе за спину, в сторону выхода. По ее взволнованному лицу, могу сказать, что у нее были для меня новости и, к сожалению, я уже догадываюсь какие. Я посмотрел на родителей, что бы узнать, можно ли мне выйти. Папа жестом показал, что я могу быть свободен. Наверное, он решил меня отпустить, потому что первая смена все равно уже почти закончились. — П-подожди меня на улице, я се-сейчас выйду, — сказал я и скрылся в подсобке. Я развязал фартук и повесил его на крючок, после чего вышел через заднюю дверь. Венди уже стояла на тротуаре и подбежала ко мне, сразу как увидела. — Так э-э, что случилось? — не уверен, что хочу знать, но я должен спросить. — Крэйг пытался узнать у меня твоё расписание сегодня. Сказал, что хочет поговорить, — о, нет-нет-нет, боже, лучше бы не спрашивал. — По-поговорить? Господи, о чём? Не успел я отойти от первой новости, как Венди тут же подлила масла в огонь: — Я пыталась узнать, но он ответил, что у него к тебе личный разговор. Личный? Подозреваю, что ещё и очень короткий. Что бы свернуть мне шею много времени не понадобится. Я молчал, не зная, что на это ответить, и Венди снова начала говорить: — Так, значит, ты не знаешь к чему это? Вы не договаривались о встрече или вроде того? — Конечно, нет! И, прошу тебя, с-скажи, что не давала ему м-моего расписания. — Нет. Только сказала, что ты не в школе, — она протянула мне листы с заданиями, поправляя сумку на плече. — Ну, ладно тогда. Странно это все как-то, будь осторожен. — Постараюсь, сп-спасибо, — сказал я, забирая у нее свое домашнее. После этого мы попрощались и разошлись в разные стороны. Я даже не помню, как дошёл до дома. Действие таблеток сдерживало мою вновь накатывающую панику, но мое самочувствие все равно было ужасным. Не могу поверить, что действительно вляпался в такую ситуацию. Я почувствовал себя немного лучше, когда по приходу домой меня встретило громкое чириканье и хлопот крыльев. Уже по привычке вытянул руку, что бы моей любимице было куда приземлиться. — Привет, Жози, — говорил я со слабой улыбкой, когда она оказалась на моём предплечье. — Привет. Привет, — да, она мне отвечает, и я невероятно горжусь, что являюсь обладателем говорящего попугая. Не только говорящего, но ещё и очень красивого — я обожаю ее белоснежные перья с яркими жёлтыми акцентами. Я наблюдал, как она взволнованно подпрыгивала на моей руке. Похоже, она не ожидала увидеть меня в середине дня — обычно мы не виделись в это время. Поскольку какаду дневные птицы, им требуется не менее двенадцати-четырнадцати часов непрерывного сна. Так что, когда я уходил в школу или на работу она всегда спала, а виделись мы только по вечерам, когда я возвращался со смены в кофейне, так как после занятий домой я не заходил, а сразу направлялся к родителям. — Что, скучала без меня, м? — я поднес ее ближе к лицу, что бы поздороваться с ней. У нас был свой приветственный ритуал, прямо как у настоящих лучших друзей. — Скучала, — она подошла ближе и слегка наклонилась, соединяя свой массивный клюв с моим носом. Даже для своего вида, Жози на редкость умная птица. Конечно, будучи попугаем, она часто повторяла многие слова бездумно, и тем не менее, с ней можно вести полноценные диалоги — Жози уже взрослая и знает много слов, распознает многие человеческие эмоции, понимает разные действия и быстро их запоминает, как вот наше приветствие, например. Она досталась мне от моей покойной бабушки. Кстати, психиатр ещё задолго до этого, советовала моим родителям завести домашнее животное, за которым я мог бы ухаживать, но они постоянно отказывались, называя меня слишком неорганизованным и безответственным для этого. И даже слова врача, что питомец для того мне и нужен, что бы я мог постепенно вырабатывать дисциплину и распорядок дня, не уговорили их. И когда после смерти моей родственницы стал вопрос, что же делать с попугаем, мама все же решилась оставить Жози у нас, в память о бабушке. Вот так я и обрёл своего первого, и, вероятно, последнего друга. Поскольку мы мало видимся в будние дни, я стараюсь уделять ей как можно больше времени на выходных, что бы ей не было одиноко. Мне слишком хорошо известно это чувство и я не хотел, что бы она ощущала то же самое. Также, я никогда не закрываю её клетку, что бы она могла спокойно летать по дому, в наше отсутствие. Я только накрываю тканью клетку на ночь, что бы свет не мешал ей спать, а когда она просыпается, без каких либо проблем сама сдергивает её. Жози очень послушная — не портит мебель и не сбрасывает с полок, все что криво лежит. Когда кто-то дома, она может шкодничать ради забавы или что бы привлечь внимание, но в целом, проблем от нее было мало. Хотя, даже если бы было много, я бы не стал любить ее меньше. В конце концов, она заменяла мне любое общение со сверстниками. Только с ней я могу поговорить о чем угодно, она всегда меня выслушает и даже по-своему поддержит. Я все рассказываю ей, когда возвращаюсь домой; часто читаю ей вслух, а она комментирует события книги; мы вместе смотрим фильмы и слушаем музыку; если она не спит, то часто просто садится рядом, пока я чем-то занят. Когда мне грустно, Жози начинает устраивать для меня шоу — щебетать и скакать по столу, иногда даже щипает меня за щеки, что бы заставить улыбнуться. У меня нет никого ближе, чем она. Моя рука уже начала затекать и уставать от её веса, который составлял примерно полтора фунта, так что я отвел её в сторону и слегка подбросил вверх. Жози в несколько взмахов крыльев сделала небольшой круг по комнате и вернулась ко мне, усевшись уже на плечо. Она живёт у нас далеко не первый год, но я продолжаю каждый раз, как в первый радоваться нашему взаимопониманию.

***

Совсем скоро я должен созваниваться со своим психиатром — мисс Мартенс. Но она просила меня звать ее по имени, Софией, что поначалу для меня было слегка неловко, поскольку я не привык обращаться к людям старше меня таким образом. Со временем, это вошло в привычку, и сейчас, это больше не кажется мне чем-то странным. К тому же, она не настолько старше меня, ей, кажется, тридцать один или тридцать два. Она была достаточно молодой для психиатра, как считали мои родители, но специалистом была очень даже хорошим, я не жаловался. В свое время, я сменил не одного врача, но только с ней у нас получилось наладить контакт. София была невысокой длинноволосой шатенкой, и носила овальные очки в толстой оправе. Она было довольно приятной и вызывала доверие. Может, именно поэтому мне было так легко с ней говорить. Большинство наших встреч проходили онлайн, но периодически, я приезжал к ней в клинику в Денвере, если нужно было сдавать анализы или проводить какие-то исследования и все прочее. Конечно, вот так ездить не всегда было удобно, но приходилось, потому что в нашем городе подходящих для меня врачей не было. Мне нравилась ненапряжённая атмосфера наших сеансов. Я был рад, что не должен сидеть смирно, как на уроках, а мог принимать любые удобные позы, что для меня было очень важно. Вот и сейчас я забрался на стул с ногами, скрещивая их в позу лотоса. Весь бардак на своем столе я кое-как сдвинул к краю, что бы было, куда поставить ноутбук. Ладно, убраться точно придется сегодня вечером. Через несколько минут она мне позвонила, и я сразу принял вызов, предварительно убрав стикер с камеры. Может это звучит глупо, но я чувствую себя спокойнее, когда она заклеена. — Привет, Твик, как твои дела? — начала она как всегда своим бодрым голосом. Потом ее взгляд соскользнул с моего лица немного выше. — О, мне нравится твоя новая прическа. — Что? — я сначала не понял, но посмотрев в окно своей камеры, вспомнил, что не поснимал заколки, когда уходил из кофейни. — Ох, чёрт, п-прекрати так улыбаться, я просто з-забыл про них после работы. Я сразу потянулся к волосам, намереваясь убрать с них все лишнее, но София запротестовала: — Эй, ну, оставь, тебе же хорошо так! — Лучше расскажи, как прошёл твой день, кажется, ты выглядишь грустным? Я не особо верил в то, что хорошо выглядел с заколками, но все же решил их оставить. Какая уже разница? Да и все равно мне ещё на вечернюю смену они нужны. Сейчас важно не это, а то, что мне надо решить, хочу ли я поделиться последними событиями в своей жизни. Думаю, все же стоит начать с далека. — Узнал недавно новости, н-не очень хорошие для меня, вот и всё, — ну, как, «не очень хорошие», конечно, слабо сказано. — Что случилось? — она заинтересовано склонила голову в бок. — З-знаешь, я просто, в-вроде как, не уверен, что хотел бы говорить об этом, — сказал я, нервно оттягивая воротник рубашки и глядя в сторону. — Не заставляю, но если ты мне не расскажешь, — София развела руками, — то я не смогу тебе помочь. — Я понимаю, н-но… но, думаю, ты мне не поверишь, — теперь я стал крутить туда-сюда пуговицу на манжете, всё так же глядя на стену за ноутбуком. — К т-тому же, все слишком сложно, долгая ис-история. — Может, постараешься вкратце объяснить, в чем дело? — она говорила мягко и негромко, а я, наконец, сдался и решился ей рассказать. — Если коротко, я как бы, ну… сбил своего одноклассника в коридоре, потому что отвлёкся по дороге, и теперь мм… и теперь он с-собирается меня убить, вот. А сегодня я не был в школе, но мне сказали, что он искал меня, — я заметил лёгкую улыбку на ее губах по окончанию своего рассказа. — Т-так и знал, что ты не воспримешь м-мои слова в серьез! Я понимал, как глупо это звучит и даже был готов к такой её реакции, но все равно обижено отвернулся, скрестив руки на груди. Краем глаза я заметил, как после этого она сразу вернула свое профессиональное лицо и перестала улыбаться, но ущерб уже был нанесён. — Нет-нет, я верю, но, тебе не кажется, что ты немного драматизируешь? — перестав писать, она оторвала ручку от блокнота и покрутила ей в воздухе. — Попробуй поговорить с ним, может, все не так, как тебе кажется? — Ни за что! Господи, д-даже не предлагай что-то подобное, — у меня стыла кровь в жилах от одной только мысли о разговоре с Крэйгом. — И я абсолютно уверен, что все именно т-так, как я тебе и сказал. — Все равно, ты мог бы объяснить, что это была случайность, и что ты просто не заметил его, пока думал о своем. Не переживай так, я уверена, он тебя поймёт. Ох, ну конечно! Поймет, он как же. Поймет точно также как и все остальные — то есть никак. София уже неоднократно говорила, что мне нужно больше говорить с людьми, что если я расскажу им подробнее о своем диагнозе, то они меня поймут. Если бы это был так просто! Смотря правде в глаза, людям было вообще плевать будь у меня хоть СДВГ, хоть АБВГД, хоть ЁКЛМН — относиться ко мне с пониманием никто не стал. Я уверен, для них мои слова были пустым звуком, что бы я не сказал, это не имело бы для них никакого значения. Я не мог их за это осуждать, они и не должны входить в мое положение. Я прекрасно понимаю, что общаться с нормальными детьми куда приятнее и проще, чем со мной. Кому вообще интересно знать о чужих жизненных трудностях? Поэтому, я и привык молчать о своих проблемах, у людей их и без меня хватает. На самом деле, хорошо ко мне относились в основном взрослые: мой психиатр, тренер по боксу, несколько учителей в школе. Одногодки же меня вообще за человека не считали, не все конечно, но большинство. В лучшем случае, ко мне относились просто на уровне «нормально», но не более того. Зачастую, меня предпочитали игнорировать и не замечать моего существования. А я, если честно, не был против, и сам старался вести себя как можно тише и скрытнее. Так что, до настоящего момента, моим единственным другом была только Жози. Не уверен, что могу внести в этот список Софию, она определенно была хорошим человеком, я мог говорить с ней обо всем, что меня беспокоит, но все же, в первую очередь, она — мой врач. Были ученики, которые обходились со мной, по крайней мере, вежливо и мы могли коротко поговорить. Но даже с ними я чувствовал себя крайне некомфортно, знал, что чаще всего наши разговоры были вынужденными, а не по их инициативе. Знал, что напрягаю их своим присутствием, и что они ждут, когда я уйду и оставлю их в покое. Правда в том, что на деле, никто не горел желанием говорить с забитым, шуганным одноклассником со странной манерой речи и нервными тиками. Я не виню их за это, понимаю, что сам виноват в своем социальном статусе. Я уже упустил тот момент, когда много лет назад формировались группы и компании. Сейчас уже поздно, у всех уже есть свой круг общения, а я, к сожалению, ни в один из них не вписался. Я знаю, что никому нет до меня дела, что никто не будет терпеть мои постоянные перепады настроения и панические атаки (я и сам в себе это ненавижу), но все же не перестаю мечтать, что однажды я научусь контролировать свои эмоции и стану более уравновешенным человеком. Я мечтаю, стать нормальным, потому что понимаю: бесполезно мечтать, что найдется человек, который поймет меня, примет со всеми сдвигами и поможет справиться с ними, который захочет иметь какие-либо отношения с кем-то вроде меня. К сожалению, горькая правда в том, что чудес не бывает, и если я хочу быть частью общества — я должен соответствовать его стандартам; если я хочу иметь друзей — я должен соответствовать стандартам; если я хочу любить и быть любимым — я должен соответствовать стандартам. И на данный момент, я им не соответствовал. А мне бы так хотелось, что бы мое домашнее задание мне приносили друзья, а не староста; что бы я мог сесть с кем-то за стол во время обеда, не спрашивая разрешения; что бы я больше не сидел один за партой или, что ещё хуже, (когда не было свободных мест), что бы люди не закатывали глаза в раздражении, если я садился рядом; что бы я не отмечал свой день рождения в компании только лишь своих родителей и попугая, что бы… — Твик, ты слушаешь? Я моргнул несколько раз, словно выходя из транса. — А? — мне понадобилось пара секунд, что бы осознать, где я вообще нахожусь и что делаю. — О, прости, София, я н-немного отвлёкся. Терпеть не могу, когда такое происходит, ещё и так внезапно. У меня всегда были трудности с восприятием монологов. Я даже не мог понять, в какой момент переключился на другую мысль. — Не переживай, все в порядке, — пыталась она меня успокоить. — Что последнее ты помнишь? С какого момента мне повторить? Я помолчал немного, вспоминая. Прикинув время, которое провел в своих размышлениях, понял, что пропустил мимо ушей слишком много. — Похоже, я п-перестал слушать почти с самого начала… м-мне жаль. Я опустил взгляд, чувствуя себя очень неловко, что проявил такое неуважение и так бессовестно прослушал почти всю её речь, пусть и не намеренно. — Это нормально, эй, не смотри в пол, смотри на меня. Ты не виноват в этом, понимаешь? — она говорила мягким и спокойным голосом, но от этого мне становилось только хуже. Господи, лучше бы она разозлилась и отругала меня. — А кто, если не я? — сказал я, с трудом отрывая взгляд от пола. — Тебе не кажется, что ты слишком много берешь на себя? Ты не должен чувствовать себя виноватым из-за любой проблемы. Многие вещи просто случаются, в этом не ничего страшного. Перестань искать свою вину во всем. Что это значит? Как будто я делаю это специально! Это ведь действительно случилось только по моей вине, как и всегда, как и все остальные проблемы в моей жизни. Я попытался ей это объяснить ещё до того, как успел сформулировать мысль: — Но… но я же… Наверное, София поняла, что я собираюсь сказать и остановила меня, не дав мне закончить: — Так всё, я сейчас поставлю себе заметку, — она и впрямь начала что-то записывать в свой блокнот, — и постараюсь к следующей нашей встрече придумать, как нам лучше это проработать, хорошо? — Как скажешь, — тяжело вздохнул я, смущённо пожимая плечами. Закончив писать, София снова обратилась ко мне: — Может, найдешь себе дополнительное занятие, что бы тебе было проще слушать меня? И в самом деле, почему я не сделал этого раньше? Мне ведь всегда было легче слушать и вникать в детали, когда я параллельно занимался чем-то ещё. — Да, т-точно. Я могу порисовать, — сказал я, слабо улыбаясь, когда заприметил альбом для рисования, к которому не притрагивался почти всю неделю. Я подтянул ноги ближе к груди и откинулся на спинку стула, а после, положив альбом на колени, стал намечать первые штрихи. Решил, что рисовать буду свою пернатую красавицу, что как раз вальяжно ходила по столу. Точнее, по все той куче случайных предметов, которые я так и не убрал и под которыми был спрятан стол. — Хорошо, так вот, я говорила, что тебе надо попытаться стать более открытым к общению, перестать бояться быть отвергнутым, понимаешь? Уверен, что не хочешь попробовать поговорить со своим одноклассником? Это ведь не так страшно, правда? — Господи, нет, это чертовски страшно! Ты п-просто его не видела, — от нервов я стал давить на карандаш сильнее, оставляя на бумаге толстые темные линии. К тому же, я ведь боюсь совсем не того, что он не захочет со мной общаться, а скорее наоборот. Я был бы очень счастлив, если бы Крэйг забыл про меня и никогда больше не пытался поймать для "личного" разговора. — Плохие люди есть, это так, но поверь, хороших гораздо больше. И тебе придется столкнуться с ними всеми, что бы найти самых лучших для себя. Это нормально, все через это проходят. — Может быть, только бери во внимание, что я не такой, как они. Я н-никому не нравлюсь, — признать это вслух было гораздо сложнее, чем мысленно. — Не делай поспешных выводов! — я услышал шуршание страниц ее блокнота, наверное, опять что-то пишет. — Все вокруг не такие злые, как ты думаешь, ты мог бы и сам в этом убедиться. Вот скажи, есть ведь в твоей школе те, кто хорошо к тебе относится? — Ну, есть там одна учительница, она даже разрешила мне приходить в её лаборантскую, когда я плохо себя чувствую. — Вот видишь, а ты говоришь, что не нравишься людям. — Это исключение, я н-не знаю, почему она т-так добра ко мне, — я закончил первый набросок и потянулся за цветными маркерами. — Может, ей просто жаль меня. — А может, ты просто приятный и старательный ученик, которому она хочет помочь. — Ладно, в-возможно, тут ты права, — ответил я после небольшой паузы, — но опять-таки, это единичный случай. — Если ты правда так думаешь, то к следующей нашей встрече составь список всех-всех людей, с которыми у тебя был контакт и по какой причине. Когда мы его разберём, ты поймёшь, что таких случаев намного больше. Я отвлёкся от рисования, что бы обречённо посмотреть на неё. Мне искренне жаль, что Софии приходится тратить столько сил и времени на такого пропащего человека. Спорить с ней я не собираюсь, так что просто согласился с ее предложением. После этого, мы перешли к практике, где я должен был тренировать скорость реакции, внимательность, выполнять задания, нацеленные на улучшение зрительно-пространственной координации, составлять ассоциативные ряды и логические пары, запоминать последовательности, и тому подобные упражнения, которые помогают регулировать мозговую активность.

***

— Что ж, на сегодня все. Как видишь, у нас есть прогресс, Твик, ты делаешь успехи! Мне кажется, она радовалась этому больше меня. Я неловко потянулся к отложенному альбому, что бы спрятать за ним свой смущённый взгляд и продолжить рисунок, пока она говорила. — М-м, спасибо. — Кстати, покажешь мне, что рисуешь? — спросила она, заметив, как я снова вернулся к своему занятию. Я молча повернул альбом к ней, наблюдая за ее реакцией. Могу признаться, что искорка восхищения в её глазах, мне очень льстила. — Красота какая! Это ведь твой попугай? Как там поживает Жози? — та сразу оживилась, услышав свое имя. — Помню, на последнем сеансе ты говорил, что у нее были проблемы с крылом? — Да, но ей уже гораздо лучше. Хочешь увидеть её? — после ответного кивка, я вытянул руку, ожидая, пока Жози подлетит ко мне, а после продолжил: — В-ветеринар сказал, что это не ст-страшно и такое иногда случается. Она снова летает и, я думаю, что з-завтра схожу с ней погулять в парк, — я аккуратно приподнял одно из ее крыльев, — только у нее тут шов, но его ск-скоро снимут. — Я рада, что она в порядке! — София улыбнулась, рассматривая птицу на моей руке. — О, и ещё, только вспомнила, подходят ли тебе новые таблетки? Ну, те, в оранжевой баночке. Если честно, я совсем забыл о новых препаратах. Они должны быть значительно сильнее чем те, что мне прописывали раньше. Назначили их не так давно, и до настоящего момента, я всё ещё не рискнул их испробовать. — Я их ещё не принимал, но м-могу выпить после нашего сеанса, — предложил я. — Да, выпей и тогда расскажешь позже. Но учти, — она серьёзно посмотрела, указав на меня ручкой, — что это транквилизаторы и они очень сильные, не вздумай принимать на голодный желудок. Обязательно поешь до или после, понял? Я уверенно кивнул и она продолжила: — Хорошо, когда ты хочешь встретиться в следующий раз? — М-может во вторник или п-понедельник, — хотя, я не смогу ждать до вторника. Если выживу, ее помощь понадобится мне уже в первый учебный день. — Думаю, лучше в понедельник. После этого, София пообещала мне, как и всегда, позвонить заранее и, попрощавшись, завершила звонок.

***

Всё оставшееся время я решил потратить на игры со своей птичкой. Мы вышли в коридор, чтобы у неё было больше места, и я бросал ей разные предметы и разговаривал с ней, а она приносила всё обратно и отвечала мне. В такой умиротворённой обстановке мы развлекались какое-то время, но внезапно окликнувший меня голос папы заставил подскочить с места: — Твик, я уже возвращаюсь, и ты не задерживайся. Господи, он уже возвращается, а я даже не слышал, как он заходил домой. Мне понадобилось немного времени, пока мое участившееся сердцебиение вернулось в норму. Я вернулся в комнату, собираясь попрощаться с Жози, посадил её на стол и сел рядом на край своей кровати. — Мне уже пора обратно на работу, ещё поболтаем, когда я вернусь, ладно? — сказал я, уже представляя, как буду рассказывать ей всё, что произойдёт во вторую смену. Может, звучит глупо, но мне показалось, что она стала грустной, когда я сообщил ей, что уже ухожу. Тогда я решил предложить ей ещё кое-что: — А хочешь, вечером фильм посмотрим? — я знал, как она любит это дело. — Хочу, — последовал от неё незамедлительный ответ. — Вот и отлично. Люблю тебя, Жози. Поцелуешь на прощание? — я наклонился ближе, что бы ей было проще достать. Она слегка ущипнула меня за щёку, изображая поцелуй, после чего я хихикнул и аккуратно поцеловал её в острый клюв. Так, теперь пора принять новые таблетки, а я едва смог вспомнить, куда их положил. Что ж, настало время навести порядок не только в комнате, но ещё и в своей голове. В связи с последними событиями, там беспорядок был даже хуже. Наконец-то найдя ту самую оранжевую баночку, я вынул одну таблетку и спустился на кухню за водой, а потом, выскочил за дверь и направился в кофейню, совершенно забыв, что должен был поесть, принимая новые лекарства. Неудивительно, что уже совсем скоро у меня начала кружится голова и темнеть в глазах. Я понял, в чём проблема, спустя почти час и мне пришлось уйти в дальние комнаты для незапланированного перерыва, что бы устроить перекус нашей выпечкой. После этого, я почувствовал себя лучше и смог вернуться к работе. Надеюсь, после того как я поел, лекарства будут работать как надо. Я пытался прислушаться к своим ощущениям, чтобы понять, действуют они или нет, но пока никаких стрессовых ситуаций не происходило, узнать этого я не мог. Но такая возможность появилась у меня уже совсем скоро, когда я заметил Крэйга с его двумя друзьями через стеклянную дверь кофейни. «Боже, только не говорите, что они собираются заходить сюда!» — пронеслось у меня в голове. Я резко сделал вид, что очень озабочен беспорядком на наших полках и, нырнув вниз под стойку, стал неспешно расставлять всё в ровные ряды. Не могу поверить, что пропустил сегодня школу для того, чтобы встретиться с ним тут. Оставалось только верить, что он не будет убивать меня на глазах у всех посетителей и моего папы. Только я о нём подумал, как он обратился ко мне, заглядывая вниз: — Подай-ка мне взбитые сливки. Чёрт! Вообще-то, я планировал посидеть тут тихонько, пока компания Крэйга не уйдет. Ладно, может, не заметят? Я достал баллон со сливками из маленького холодильника, спрятанного под стойкой, и поднял руку вверх в ожидании, пока папа его заберёт. Не успел я выдохнуть, решив, что опасность миновала, как он выдал следующую фразу: — Закончишь тут? Я пока схожу за выпечкой, — и прежде чем я успел возразить, ушёл за одну из дверей. Нет, ну он точно издевается! Ну почему именно сейчас? Я с тяжёлым сердцем поднялся из-за стойки и сразу посмотрел в сторону Крэйга, что бы убедиться, что мне не показалось, но меня окликнул громкий голос одного из его друзей: — О, здравствуй, Твик! А мы и не заметили тебя сначала, — в отличие от Крэйга, стоявшего рядом с хмурым лицом, Клайд выглядит очень дружелюбным. Я постарался улыбнуться и аккуратно помахал в ответ. Тяжело вести себя так, словно все в порядке, когда у меня уже перед глазами пролетает вся жизнь. Хотя, честно сказать, вопреки своим ожиданиям, я чувствовал себя не так плохо. Мои тревожные мысли никуда не делись, но, похоже, большая часть симптомов были заблокированы транквилизаторами. Моё сердце билось в относительно стабильном ритме, и я даже мог ровно дышать. Мне страшно подумать, в каком состоянии я бы мог находиться, если бы не таблетки. Чувство было мне неизвестное. Мои привычные лекарства, может и не были такими сильными, но они заглушали мешающие мысли в моей голове, в то время как эти больше акцентировались на физических проявлениях моего беспокойства. То есть, внешне я выгляжу нормально, но внутри полнейший беспорядок. Надо будет уточнить, могу ли я принимать обе таблетки одновременно. Это звучало как очень хорошая идея, я мог бы стать почти обычным человеком. — Что я могу для вас сделать? Господи, не могу поверить, я даже не слышу дрожи в своем голосе! Только мои руки все ещё не были полностью спокойны, но, думаю, без таблеток они бы и вовсе отказались функционировать. — Я буду горячий шоколад, — Клайд ответил первым. — А мне, американо, пожалуйста, — сказал Токен. — Так, хорошо, — я кивнул им, и теперь настало время для самого страшного. — А ты что-нибудь хочешь? — я развернулся в сторону Крэйга, но старался не встречаться с ним взглядами, переживал, что в таком случае и транквилизаторы меня не спасут. — Я? Я, нет, я не… — прозвучало так, словно его выдернули из глубокой мысли. Так и знал, что он пришел сюда вовсе не за напитком. По-любому думал, как загнать меня в тёмный угол и прикончить. — Сделай ему то же самое, что и мне, — снова вмешался Клайд, а я и не был против. — Ладно, — просто ответил я и собирался перейти к выполнению заказа, но он опять начал говорить: — А ты разве не подпишешь наши стаканчики? Вообще-то, стаканчики мы подписывали во время большой загруженности, что бы ничего не напутать с заказами. Уже было довольно поздно, а клиентов не так много, так что я перестал это делать ещё около получаса назад. Но, во всяком случае, в этом не было ничего сложного, и я был готов без проблем подписать их. Я почему-то чувствовал себя странно расслабленным. В моем сознании я буквально с ума сходил, от переполнявшего меня ужаса, но внешне, мной будто управлял кто-то другой. Моё тело по-прежнему оставалось спокойным и лёгким. Мир вокруг казался сюрреалистичным и каким-то ненастоящим. Мне казалось, словно я нахожусь в состоянии алкогольного опьянения. Кажется, я даже глупо усмехнулся в ответ на его вопрос, доставая маркер из нагрудного кармана. — Если для тебя это так важно, то подпишу, — я по привычке снял колпачок с маркера зубами и едва дрожащей рукой оставил надписи на каждом стаканчике. Я был поражён действием таблеток, хоть и чувствовал себя немного непонятно, не мог отрицать того, что они чертовски мне помогали. В отдельной степени я был рад полному отсутствую заиканий в моей речи, что прежде случалось очень редко. — А можно мне ещё добавить взбитые сливки? — спросил Клайд, когда я закончил приготовление всех трёх напитков. — По рецептуре не положено, но раз ты просишь, — на моем лице снова появилась глупая улыбка. Кажется, это стало происходить слишком часто, но я не мог это контролировать. — Вот, держи, — сказал я после добавления сливок в его горячий шоколад. Следующим я передал напиток Токену, а стаканчик Крэйга поставил на стойку — не рискнул протягивать к нему руку. Когда они ушли, я, наконец-то, смог спокойно выдохнуть, пытаясь осознать, что только что произошло. Я поверить не могу, что мне удалось обслужить Крэйга Такера и не впасть в глубокое тревожное состояние. Несмотря на то, что мои мысли все ещё были неспокойны и метались из стороны в сторону, я не чувствовал ни одного признака приближающиеся панической атаки. Проверив, что новых посетителей нет, я сел под стойку, облокотившись на нее спиной, и вытянул перед собой руки — они выглядели совершенно обычными, (ну, за исключением множества пластырей), прямо как у всех нормальных людей. Я достал телефон, открывая на нем фронтальную камеру, что бы убедиться, что меня не заменили на другого человека. И это действительно был я, только без нервных тиков, без заиканий и даже моя улыбка больше не выглядела такой надломленной. Вот только зрачки расширились до невероятных размеров. Клянусь, они никогда не были такими! Я присмотрелся ближе — они закрывали радужку почти полностью. Это выглядит немного жутко, но у меня были побочки куда хуже, так что огромные зрачки меня не так сильно волнуют. Обидно только осознавать, что мои проблемы не исчезли, а были лишь подавлены транквилизаторами. И это пугало меня еще больше. Действие волшебной таблетки закончится, а я снова стану привычным для всех дёрганым и неуверенным в себе параноиком. Но сейчас это было неважно. Внезапное и всезаполняющее чувство счастья переполнило меня, и я позволил себе коротко рассмеяться. Мне стало очень тепло, точнее жарко, прямо в середине груди, мне даже пришлось расстегнуть пару верхних пуговиц на рубашке. Я расслабленно запрокинул голову и устремил взгляд в потолок. Ещё один наивный смешок сорвался с моих губ, когда я лениво закрыл глаза. — Твик? Услышав голос своей мамы, я сразу вскочил на ноги, гадая, как долго она там стоит и как много она видела. Наверное, достаточно, судя по её встревоженному взгляду. В два шага она оказалась рядом со мной. — Ты в порядке? — заметив, что она снова занесла руку над моей головой, я сам прильнул к её прикосновению. Всё-таки, я безмерно любил её внимание. — Да, все хорошо, — я пытался заверить её. — Точно не заболел? — я смущённо завел руки за спину и опустил взгляд, когда она стала проверять мой лоб на наличие температуры и пристально разглядывать моё лицо. — Нет, просто на новых таблетках. Я чувствую себя немного странно, — прикрыв глаза, я уткнулся лбом в её плечо, а она положила руку мне на затылок и слегка склонилась, касаясь губами моей макушки. — Давай я отведу тебя домой? Я только что-то невнятно пролепетал ей в ответ и снова не смог сдержать бессмысленную улыбку, пока она проводила меня до моей комнаты. Необъяснимое чувство радости переполняло меня до самой ночи.