Начать сначала

Три недели спустя.       Лу немигающим взглядом смотрит в потолок, на узкую полоску света, пробивающуюся в приоткрытую дверь ванной.       В последние дни она всё больше предпочитает полумрак, а потому не включает верхний свет даже тогда, когда Киньяр приносит еду.       Она не знает, сколько дней провела в заточении. В какой-то момент бросила попытки вести счёт, да и в её состоянии сосредоточиться на чём-то было весьма проблематично.       Жозеф ежедневно продолжал вкалывать ей блокатор, снотворное и успокоительное, и чем дальше, тем более безразличной ко всему становилась Лу. В голове пребывал постоянный туман, непрекращающаяся ломка изматывала и едва ли не сводила с ума. Спасало лишь непроходящее желание спать.       К чести Киньяра стоит сказать, что он проявлял какое-то изощрённое благородство. Да, он продолжал накачивать Лу препаратами, но укол со снотворным делал, когда наступал пик боли после блокатора, позволяя тем самым переживать наиболее тяжёлые часы во сне. Такая вот странная забота о человеке, которого собираешься убить…       Вообще, его поведение сбивало с толку. Он поместил Лу в комнату с душевой и туалетом, регулярно приносил чистую одежду и бельё, снабжал хорошей едой, водой и даже книгами. Словно в качестве извинений за предстоящую смерть, он пытался хоть как-то скрасить последние дни её жизни.       Лишь однажды Киньяр проявил жестокость. Это произошло в тот день, когда Лу предприняла первую и единственную попытку сбежать.       С каждым днём ей становилось всё хуже, она тонула в захлестнувшей её апатии и с трудом заставила себя действовать. Не могла не попытаться, даже прекрасно понимая, что шансов почти нет.       Воспользовавшись тем, что Жозеф, изо дня в день наблюдающий её покорность, ослабил бдительность, Лу, подгадав момент, напала. Но то ли Киньяр, желая поиграть, намеренно создал подходящие условия для побега, то ли и вовсе предусмотрел все возможные варианты развития событий. Так или иначе, далеко она не убежала. В наказание получила новый удар шокером, который почему-то показался ещё болезненнее, чем первый. А после сутки провела, прикованная к батарее. В полной темноте, без еды, воды, возможности нормально сходить в туалет и поспать. Вдобавок ко всему, очевидно, чтобы усилить эффект, Киньяр не вколол ей снотворное, и Лу несколько часов сходила с ума от последствий укола блокатора. То ли вводил Жозеф слишком много, то ли всё дело было в накопительном эффекте, но Лу ещё никогда не испытывала таких последствий.       С того дня что-то в ней окончательно сломалось. Она сама себя не узнавала, хоть и понимала: всё это результат смеси сильнодействующих препаратов, которые медленно, но верно превращают её в безвольное существо.       Каждый день она думала о Марке. Вспоминала его улыбку, нежность во взгляде, тепло прикосновений и чуть хрипловатый голос. Лу до дрожи не хватало всего этого. Не хватало его. Так хотелось забраться к нему на колени, прижаться как можно теснее, вдохнуть родной запах…       Она почти смирилась с тем, что больше никогда не сможет вновь прожить эти мгновения. Нет, Лу не опустила руки, прекрасно понимая: если будет шанс как-то изменить ситуацию, она найдёт в себе силы воспользоваться им. Однако на многое не рассчитывала. Киньяр слишком одержим местью и очень долго продумывал всё и готовился, так что ждать от него промашки, пожалуй, не стоило.       Каждый день он говорил с Лу. Подолгу стоял, прислонившись к двери и сложив на груди руки, и рассказывал… Рассказывал о своей ненависти к Марку и любви к Летиции, о том, как станет действовать дальше, о знакомстве с Гектором и неоценимой помощи последнего. Иногда Лу слушала с любопытством и даже задавала вопросы, но чаще всего витала в своих мыслях, даже не пытаясь сделать вид, что ей интересно.       Жозефу, казалось, было совершенно безразлично, слышит его Лу или нет. Возможно, ему настолько опостылело одиночество, что даже видимость беседы воспринималась за счастье.       В один из дней он явился донельзя довольный. Сказал, что отправил Марку весточку, и долго сокрушался из-за невозможности увидеть выражение его лица.       Сердце Лу забилось с удвоенной силой. То, что Киньяр наконец вышел из тени, означало лишь одно: всё разрешится совсем скоро.       Лу не представляла, что чувствовал Марк на протяжении времени её отсутствия. Не имея возможности отыскать, не зная, где она и жива ли ещё. Первые дни она ругала себя последними словами. Корила за то, что сорвалась на кладбище, даже не подумав о возможной опасности. Винила себя в сложившейся ситуации, но вскоре поняла: это бессмысленно и всё равно ничего не изменит.       Она прикрывает глаза и вздыхает. Тело её давно превратилось в сплошной сгусток боли. Лу уже сроднилась с ней, свыклась за сотни часов. Времена, когда у неё ничего не болело, кажутся далёкими и как будто нереальными. Иногда ей и вправду хотелось умереть. Особенно в моменты, когда Киньяр делился фантазиями о том, как долго будет убивать Марка. Он в таких красках описывал тщательно распланированную расправу, что Лу, как бы ни старалась, просто не могла не визуализировать. После эти жуткие сцены снились ей ночами, и она вынуждена была проживать кошмар за кошмаром, будучи не в силах проснуться.       В замке поворачивается ключ, но Лу не реагирует. Лишь прикрывает веки, когда под потолком вспыхивает яркий свет.       Щелчок замка, знакомые шаги, и в кожу вонзается игла. Когда следом Киньяр делает второй укол, Лу распахивает глаза. Что-то не так. Он никогда не вводил ей всё сразу.       Предвосхищая вопрос, Жозеф, растянув губы в улыбке, произносит:       — Сегодня у нас будут гости. У тебя есть два часа на то, чтобы подготовиться, — он кивает на стопку одежды в изножье кровати. Уже на пороге оборачивается и добавляет: — Мне будет жаль тебя убивать.       — Да пошёл ты, — безэмоционально огрызается она.       Дыхание учащается, пульс ускоряет ритм, и Лу сжимает кулаки. Пара часов, и всё решится. Сможет ли она что-то предпринять? Со вторым уколом, Лу почти уверена в этом, Киньяр ввёл успокоительное, а значит, состояние её будет максимально безразличным.       С трудом она заставляет себя встать с кровати и пойти в душ. Ей откровенно плевать, как она выглядит, но Лу уговаривает себя сделать это ради Марка. Он не должен видеть её такой: со спутанными, грязными волосами и в измятой одежде.       Освежившись, она одевается и вновь падает на матрас. Отстранённо думает о том, что либо доза успокоительного больше, чем обычно, либо Киньяр добавил ещё что-то. К горлу подкатывает тошнота, перед глазами всё плывёт, а руки и ноги кажутся такими тяжёлыми, словно налиты свинцом.       Когда Жозеф возвращается за ней, Лу поднимается, игнорируя протянутую ладонь. Каждое движение стоит ей нечеловеческих усилий, тело не слушается, но она, сцепив зубы, заставляет себя шевелиться.       — Что это за дрянь? — спрашивает, едва ворочая языком.       Киньяр берёт её чуть выше локтя и ведёт за собой. По полу тянет сквозняком, а гладкая плитка неприятно холодит босые ступни. Лу почти не обращает на это внимания. Она слушает довольный голос Жозефа:       — О, это ещё одна чудесная разработка лабораторий Инквизиции. Препарат, при котором человек остаётся в сознании, но почти не способен двигаться и говорить. — Он оборачивается к Лу с ухмылкой. — В зависимости от концентрации, даёт разный эффект. Им можно не только обездвижить, но даже убить. — Киньяр выдерживает театральную паузу. — Но не волнуйся, тебе я вколол совсем немного. Мне нужно, чтобы ты была не просто спокойна, а даже если бы захотела, то не смогла выкинуть что-то сродни тому, что устроила, пытаясь сбежать.       — Что б тебя в аду черти драли, — бормочет Лу.       — Мне действительно будет не хватать нашего с тобой общения, — как будто с сожалением произносит он. — Не свяжись ты с Жонсьером, могла бы ещё жить да жить.       Лу молчит, с каким-то безразличием вспоминая о том, что, вероятнее всего, через пару часов будет уже мертва.       Путь из одной комнаты в другую кажется нескончаемым. Лу еле-еле перебирает ногами и почти падает на стоящий в центре гостиной стул. Ждёт, что Киньяр привяжет её, но он, очевидно, уверенный в действии препаратов, просто связывает ей запястья, а после становится за спиной. Свободной рукой он придерживает Лу за плечо, страхуя от случайного падения.       В другой его руке появляется пистолет. Когда в доме раздаются уверенные шаги, Жозеф наводит оружие на вошедшего в комнату Марка.       Лу смотрит на него и не узнаёт. Жадно вглядывается в любимое лицо, отмечая перемены. Синяки под глазами, чуть более заметная седина в каштановых волосах, явные следы усталости и потухший взгляд. Удивительно, как её одурманенный лекарствами мозг вообще способен отметить все эти детали.       Одет Марк тоже непривычно: в тёмные джинсы, толстовку с капюшоном и кожаную куртку. На руках чёрные перчатки.       С губ её срывается тихий вздох. С его — лишь имя:       — Лу…

~

      Марк прикрывает глаза и трёт переносицу. Откидывается на спинку кресла и, вытянув затёкшие ноги, тяжело выдыхает.       На часах — начало двенадцатого, а он всё ещё сидит в кабинете, с головой зарывшись в отчёты. Находиться в апартаментах просто нет сил. Одному спать в их общей с Лу постели — невозможно. Марк в принципе не может нормально спать. Три недели он пребывает в каком-то агрессивно-заторможенном состоянии. Благо, хоть после принятия закона работы невпроворот, а иначе он попросту сошёл бы с ума от беспокойства и бесконечных мрачных мыслей.       За минувшее с момента похищения время Жонсьер извёл всех, кто имел несчастье работать с ним бок о бок. Спустя уже пару дней каждый предпочитал обходить его за версту и не попадаться лишний раз на глаза. А по прошествии недели от него и вовсе шарахались, как от прокажённого. Даже Фарук, служивший под его началом много лет и, кажется, привыкший ко всему, уже не выдерживал выплёскивающейся на окружающих злости.       Пожалуй, и в свои лучшие годы работы дознавателем Марк не был настолько невыносим.       С тех пор, как он занял должность Приора, все уже успели забыть, каким может быть Марк Жонсьер. Рядом с Лу он очень сильно изменился. Стал спокойнее, мягче, человечнее. Сейчас же вновь превратился в сущий кошмар для всей Инквизиции.       От бессилия что-либо изменить и от невозможности отыскать Лу он срывался на окружающих при каждом удобном случае, однако сам пребывал в прострации. Жил с ощущением, что всё это просто дурной сон, который никак не закончится. Заставлял себя заниматься работой, хотя руки опускались, а в душе было лишь одно желание: послать всё к чертям.       Марк никому не признался бы, как сильно боится потерять Лу. Кажется, до момента её исчезновения и сам в полной мере не осознавал того, насколько зависим стал от этих отношений. Невозможность обнять, вдохнуть её запах, услышать голос и увидеть лёгкую лукавую улыбку повергали в пучину отчаяния, разрывали сердце в клочья.       Он злился и до сих пор не понимал, как вообще могло произойти такое. Как, имея множество ресурсов для поиска, они в итоге не смогли найти следов Лу и её похитителя. Жонсьер мобилизовал все блокпосты, подключил полицию, отсмотрел каждую секунду записи с камер, и всё тщетно. Два человека в неприметном авто словно растворились в городе.       Не смогли найти концов и в тот раз, когда спустя десять дней после исчезновения Лу, на телефон Марка пришло сообщение.       Была глубокая ночь, но он не спал. Прочитав смс, поднял на ноги чуть ли не половину Инквизиции. Сообщение было от Лу. Всего пять слов, от которых едва не остановилось сердце:       «Марк, пожалуйста, забери меня отсюда».       Жонсьер перезвонил, но вежливый голос сообщил, что аппарат абонента выключен. Вейс отследила телефон. Марк смотрел на мигающую красным точку, указывавшую на окраину маленького поселения за пределами Нью-Пари и готов был немедленно сорваться туда. Однако Кей и Фарук настояли на том, что поедут сами. Опасались подставы, и, как оказалось, вполне справедливо.       Лу они не нашли. Ни на месте сигнала, ни в окрестностях. Лишь телефон с одним единственным отправленным сообщением.       С каждым прошедшим днём надежда увидеть её живой и невредимой таяла, словно снежинка на горячей ладони. Марк убеждал себя, что похитителю нужен он, а значит, с Лу всё должно быть в порядке. Во всяком случае пока что. Помогало подобное самовнушение слабо.       Главное, чего Жонсьер не понимал: какой смысл тянуть? Автор анонимок и так слишком долго ждал возможности отомстить и успел не только всё обдумать, но и подготовиться. Конечно, Марк рассматривал вариант, что тот просто хочет подействовать на нервы. Но отсрочить столь желанное возмездие ещё на три недели? Не слишком ли долго?       От мыслей о том, какими способами он удерживал Лу столько времени, становилось по-настоящему жутко.       Марк окидывает взглядом кабинет и вновь вздыхает. Желудок протестующе урчит, напоминая о том, что было бы неплохо и поесть.       Все эти бесконечно долгие дни Марк напрочь забывал о еде, держась исключительно на кофе и злости. Даниэль старалась его подкармливать, но часто он попросту выставлял её за дверь. Пренебрегал Марк и сном, предпочитая до рассвета сидеть с документами. Порой сам себе удивлялся, не понимая, как вообще способен стоять на ногах и трезво мыслить.       Решив сварить себе очередную чашку кофе, Жонсьер поднимается из-за стола, но не успевает сделать и двух шагов. В кармане звонит телефон, и пульс тут же заходится в тревожном ритме.       Номер неизвестен, и Марк нутром чувствует: наконец-то объявился похититель. Выждав ещё три гудка, он принимает вызов.       — Слушаю, — говорит невозмутимо.       — А ты не торопишься отвечать, хотя наверняка догадался, по какому поводу тебя беспокоят.       Марк вслушивается в такой хорошо знакомый голос и не понимает, как мог оказаться таким идиотом. Всё же было донельзя предсказуемо, но ему казалось, что трусливый по своей натуре Киньяр точно не станет ввязываться в подобную авантюру.       Хочется побиться головой о стену, но вместо этого Марк продолжает разыгрывать невозмутимость. Лишь до боли сжатые кулаки могли бы выдать его истинное состояние. К счастью, Жозеф не способен их увидеть.       — Чего ты хочешь?       — Чтобы ты сдох, — отвечает Киньяр, и Марк слышит в голосе улыбку. — Мне кажется, это очевидно.       — Где Лу? — едва сдерживая гнев, спрашивает он.       — Отдыхает, — продолжает глумиться Киньяр. — Она неважно себя чувствует.       Марк делает глубокий вдох и, до боли вцепившись в край стола, задаёт вопрос:       — Что ты с ней сделал? — не услышав ни слова, рявкает: — Отвечай!       Жозеф посмеивается, очевидно, от души наслаждаясь разговором. Произносит нарочито спокойным тоном:       — Ничего особенного. Хотел бы я сказать, что она в порядке, но, пожалуй, не стану тебя обнадёживать.       — Я убью тебя, — цедит Марк, сквозь зубы. — Ты пожалеешь о том, что родился на свет.       — Нет, Марк, — возражает он. — Это я убью её, если ты не приедешь через два часа. Один. Без оружия и своей охраны.       — Куда?       Марк не колеблется. Ради возможности спасти Лу он готов сделать всё, что угодно. Сейчас нет ничего важнее её благополучия.       — Я пришлю тебе адрес чуть позже, — голос Киньяра звучит до неприличия довольно. — Если не станешь делать глупостей, то, может быть, она не пострадает.       — Только тронь её, и… — рычит Марк.       — Я жду тебя ровно через два часа. Одного и без оружия, — повторяет он, перебив Жонсьера на полуслове. — Если я замечу с тобой кого-то ещё, Лу умрёт. Если при тебе будет хоть что-то для самозащиты, Лу умрёт. Если ты попытаешься выкинуть какой-нибудь фокус, Лу умрёт, — Киньяр делает небольшую паузу: — Однако я предлагаю тебе сделку.       — Какую?       — Всё просто, Марк. Твоя жизнь в обмен на её.       — Хорошо.       Марк отвечает немедля. Не думает, не просчитывает варианты, не пытается спорить или торговаться. Самое главное— оказаться возле Лу. С остальным он как-нибудь да разберётся.       — Тогда до встречи, — прощается Жозеф и сбрасывает звонок.       Марк тяжело опускается в кресло и выдыхает. Сердце бешено колотится в груди от предвкушения развязки. Руки буквально чешутся, а желание свернуть Киньяру шею становится нестерпимым.       Спустя час с небольшим Марк, переодевшись в гражданское и прихватив ключ от байка Лу, спускается на подземную парковку. А ещё через пару минут уже несётся на предельной скорости по сонным улицам Центра.       Если бы не обстоятельства, то Марк сполна насладился бы поездкой. Он всегда любил мотоциклы, а мчаться вот так, выжимая максимум и не встречая препятствий — одно удовольствие.       К месту встречи он приезжает вовремя. Оглядывает небольшой дом, надёжно укрытый от посторонних глаз высокими деревьями. Собственно, никаких лишних глаз тут и быть не может. Поблизости нет ничего, лишь густой непроглядный лес.       Подобных домов в пределах Периметра наберётся не более двух дюжин. Большим спросом они не пользуются, хотя, бесспорно, кому-то такое вполне по нраву. Любители уединения есть даже среди его знакомых.       Не мешкая, Марк входит в открытую нараспашку дверь. Минуя коридор, ступает в небольшую гостиную и останавливается, встретившись взглядом с родными серо-голубыми глазами.       На Лу больно смотреть. Она выглядит бледной, осунувшейся и какой-то сонной. Смотрит на него, не отрываясь, видимо, тоже отмечая перемены.       С губ её срывается тихий вздох.       — Лу… — произносит Марк негромко.