Начать сначала

      Она глядит на Марка, закусив губу, и не может понять своих ощущений. Радость оттого, что он здесь, смешивается с горечью и смутным чувством тревоги.       Лу не понимает, почему Жонсьер один. Отчего стоит так спокойно, словно просто зашёл в гости, а их жизням ничто не угрожает.       Марк посылает ей едва заметную грустную улыбку и переводит взгляд на Киньяра, по-прежнему с силой сжимающего плечо Лу. После небольшой паузы говорит:       — Итак, я приехал. Один и без оружия. Что дальше?       Лу смотрит на него в упор, отчаянно надеясь на то, что просто-напросто ослышалась. Только безумец сунется к человеку, жаждущему твоей смерти, с голыми руками. Глупцом Марк никогда не был, так в чём же дело?       — Выверни карманы, — распоряжается Жозеф. — Покажи, что ты безоружен.       С совершенно невозмутимым видом Марк снимает куртку и отбрасывает её в сторону. Выворачивает карманы джинсов, чуть задирает толстовку, обнажая полоску смуглой кожи над ремнём, и поворачивается спиной. Не спеша он демонстрирует Киньяру то, что тот так жаждет увидеть. Оружия при Жонсьере действительно нет.       Лу сглатывает и сжимает кулаки. Даже одурманенный препаратами мозг прекрасно понимает — всё очень плохо. Если Марк действительно один, то Киньяр их просто убьёт.       Она пытается заставить себя думать, старается пробиться сквозь кокон медикаментозного равнодушия и отыскать решение, но не понимает, как найти выход из сложившейся ситуации.       — Ты либо идиот… — абсолютно довольным тоном произносит Жозеф. — Либо слишком сильно любишь её, раз согласился на...       — Не тяни, — перебивает Марк. — Ты хотел, чтобы я пришёл, и вот я здесь. Отпусти Лу. Она ни в чём не виновата.       — Ни в чём, — соглашается Киньяр. — Вот только я хочу, чтобы ты пережил то, что пришлось пережить мне. Хочу, чтобы смотрел, как лишается жизни дорогой тебе человек, и понимал: ты ничего не можешь с этим поделать.       — Мне казалось, у нас был уговор, — сузив глаза, цедит Марк. — Моя жизнь в обмен на её. Я думал…       Он продолжает говорить, но Лу уже не слышит. Ощущение такое, что кто-то резко выключил звук. Она смотрит, как двигаются губы Марка, но вместо слов в ушах раздаётся лишь какой-то невнятный шум, словно помехи при отсутствии сигнала.       «Моя жизнь в обмен на её. Моя жизнь в обмен на её. Моя жизнь…»       Фраза крутится в голове, как заезженная пластинка. Повторяется снова и снова, вот только Лу до конца не может осознать, что всё это значит. Она просто отказывается принимать тот факт, что Марк и вправду решился на подобное.       Лу вздрагивает, когда пальцы с силой стискивают плечо, причиняя боль. Моргает, сбрасывая охватившее её наваждение, и вновь встречается взглядом с Марком.       Одними губами произносит его имя, и он так же беззвучно отвечает:       — Всё будет хорошо.       Даже в таком состоянии Лу понимает: нет, не будет. Ничего уже не будет хорошо. Они умрут один за другим, не имея возможности нормально проститься, обнять друг друга в последний раз.       — Я всегда знал, что ты полное ничтожество. Но ты меня удивил, пав ещё ниже, — с презрением произносит Марк. — Вместо того, чтобы разобраться со мной один на один, ты прячешься за женскую спину.       — Не прячусь, Марк. Лишь хочу отплатить тебе той же монетой.       Киньяр совершенно невозмутим, а вот Жонсьер с трудом сдерживает злость. Скривившись, он выплёвывает слово за словом, видимо, желая вывести Жозефа из себя:       — Ты одержим Летицией даже после её смерти. А ведь она тебя и не любила вовсе. Лишь использовала в своё удовольствие.       — А ты думаешь, она тебя любила?       — Она любила лишь себя. Себя и красивую жизнь, ради которой готова была пойти на многое. — усмехается Марк. — Я был её билетом в высшее общество. Ты — лекарством от скуки и одиночества.       — Ты ничего о нас не знаешь, — рычит Жозеф. — Лети была счастлива рядом со мной, и никто меня в этом не переубедит. А ты был ей противен.       Марк запрокидывает голову и смеётся. Лу видит: он нарочно выводит Киньяра из себя, но не понимает, зачем. Бесить человека, в руках у которого пистолет — чистой воды безумие.       — Можешь и дальше тешить себя надеждами на то, что она испытывала к тебе какие-то чувства, — отсмеявшись, произносит Марк. — Вот только что-то Летиция не спешила бросить ненавистного ей мужа и уйти к тебе. А знаешь, почему? — Он вскидывает бровь. — Потому что деньги, красивые тряпки и побрякушки она любила больше.       — Заткнись!       Лу вздрагивает от полного ярости крика и прозвучавшего следом выстрела. Дёргается, но тут же замирает, когда дуло упирается в висок. Замерев на вдохе, она расширившимися глазами смотрит на то, как Марк хватается за левое плечо. Пальцы его окрашиваются алым.       — Всё в порядке, Лу. Это лишь царапина, — спешит успокоить её он.       Марк прав. Она и сама видит, что пуля лишь слегка задела руку. Вот только от этого почему-то не легче. Где гарантия, что следующий выстрел не окажется фатальным?       Лу медленно выдыхает, а после делает глубокий вдох. В голове полнейший вакуум, в чувствах — неразбериха. Лу не способна в полной мере осознать то, в какой ситуации они с Марком оказались. Не может выстроить чёткий план действий, найти решение, и всё из-за чёртовых препаратов.       Дуло пистолета всё ещё прижато к её голове, но даже этот факт не способен по-настоящему встревожить, вызвать хоть какие-то эмоции.       А вот Марк, кажется, пугается. Он вскидывает руки в примирительном жесте и произносит негромко:       — Опусти пистолет.       — Смотрите, какая перемена, — скалится Киньяр. — Что же ты больше не насмехаешься, Марк? Давай, скажи ещё какую-нибудь гадость о Летиции.       — Опусти пистолет, — повторяет Жонсьер вкрадчивым тоном. — Не делай того, о чём пожалеешь.       — А о чём мне жалеть? О её смерти? — В голосе Киньяра сквозит недоумение. — Так она мне никто.       Марк делает шаг вперёд, по-прежнему не опуская рук. Он продолжает говорить с Жозефом:       — Отпусти её. Хочешь убить меня, так сделай это. Сопротивляться я не стану.       — Неужели ты действительно любишь её настолько, что готов умереть, не задумываясь? — искренне удивляется Киньяр.       — Да.       Всего одно слово, но оно буквально заставляет задохнуться, выбивает почву из-под ног. Лу с такой силой сжимает кулаки, что ногти до боли впиваются в ладони. Она сглатывает и шепчет едва слышно:       — Не нужно, Марк. Пожалуйста…       Мысль о том, что он действительно готов умереть вот так, прямо у неё на глазах, шокирует. Сердцебиение учащается, а по позвоночнику пробегает холодок. Страх, настоящий, парализующий, поднимается из глубин души. Лу чувствует его, даже несмотря на хорошую дозу успокоительного.       Перед глазами проносятся картинки из прошлого: неподвижное тело на грязном асфальте, глаза, из которых медленно утекает жизнь, и кровь. Алая. Вязкая. Она пачкает пальцы и тошнотворно пахнет металлом.       Образ Иво превращается в образ Марка, и Лу не то всхлипывает, не то вскрикивает. Представшая в воображении картина повергает в состояние ужаса.       Лу не сразу понимает, что по щекам её текут слёзы. Она смотрит на Марка, желая поймать его взгляд, и повторяет безостановочно:       — Пожалуйста, Марк. Пожалуйста… Не надо…       Она понимает, что просто не переживёт, если с ним что-то случится. Не сможет справиться, никогда не смирится. На данный момент страх потерять Марка является самым сильным.       Жонсьер делает ещё пару шагов, но останавливается, когда Киньяр направляет на него пистолет.       — А если бы на её месте была Летиция? — спрашивает Жозеф. — Ты бы сделал для неё то же самое?       — Нет.       Марк отвечает, не раздумывая. Спокойно и чётко. На лице абсолютно серьёзное выражение. Видно, что он не пытается разозлить или задеть Жозефа, как делал чуть раньше. Он просто честен.       — Ты не заслуживал её, — зло шепчет Киньяр.       — А я думаю, это она не заслуживала меня, — всё так же спокойно произносит Марк. — Наш брак был ошибкой, хотя когда-то я так не считал. Впрочем… — он делает небольшую паузу. — Сейчас это уже не имеет никакого значения. Летиция мертва. Ты не вернёшь её, если застрелишь меня или Лу. Да и легче тебе не станет. Убивать людей не так просто, как может показаться.       — Ну да, — усмехается Киньяр. — По этой части у тебя богатый опыт. Скольких ты на пару с Мартеном лишил жизни?       Жозеф наклоняется к Лу. Так близко, что она ощущает горячее дыхание на коже. Заправляет ей за ухо прядь волос и, понизив голос, произносит:       — Тебя совсем не смущает, что его руки по локоть в крови? Он, не морщась, казнил таких же, как ты. Одному Единому известно, сколько их было, — Киньяр не жалеет слов, говорит так, будто пытается объяснить Лу недоступную ей истину. Он словно надеется, что сможет убедить её отказаться от Марка. — Зачем он тебе нужен? Из-за него ты сегодня можешь погибнуть, а ведь у тебя ещё вся жизнь впереди…       Лу почти не обращает внимания на тот бред, который он несёт. Она смотрит в родные карие глаза и видит в них целую бурю эмоций. Во взгляде Марка читается столько нежности и любви, так много тепла… Чувства эти смешиваются с болью и сожалением, и Лу ощущает их как свои.       — Зачем? — шепчет она еле слышно. — Зачем ты приехал?       Она едва не падает, когда Киньяр грубо стаскивает её со стула. Прижав к себе и закрывшись Лу, словно щитом, он вновь целится в Марка, сократившего расстояние ещё на несколько шагов. Говорит торопливо:       — Стой, где стоишь, Жонсьер. Иначе я пристрелю тебя раньше задуманного. — После обращается уже к Лу. — А хочешь, я тебя отпущу? Его убью, а тебя не трону. Хочешь?       — Да пошёл ты, — цедит она сквозь зубы.       — Ну как знаешь…       Дуло вновь прижимается к её виску, и Лу делает глубокий вдох. А дальше всё происходит словно в замедленной съёмке.       Вот Марк срывается с места, а Киньяр, переведя на него пистолет, нажимает на спусковой крючок. Жонсьер чудом успевает увернуться, но вновь оказывается под прицелом. На несколько секунд все трое замирают. Марк не решается нападать, Киньяр — стрелять. Желая сделать хоть что-то, Лу резко дёргает головой и врезается затылком в лицо Жозефа. Это простое действие стоит нечеловеческих усилий, ведь тело по-прежнему почти отказывается подчиняться. Она и не надеется на успех, однако понимает, что смогла застать Киньяра врасплох. Слышится хруст и сдавленный крик, а следом — звон разбившегося стекла и ещё один выстрел.       Лу падает на пол. Голова отзывается болью, а связанные запястья не позволяют быстро подняться. Всё, что ей остаётся — лежать и наблюдать за происходящим.       Она видит, как Марк сбивает с ног держащегося за залитое кровью лицо Киньяра. Замечает в разбитом окне Кея с Ультиматумом в руках. Следом в комнату вбегает Фарук.       Он останавливается, в нерешительности наблюдая за тем, как Марк с остервенением избивает Жозефа. Он бьёт, не жалея сил, выплёскивая всю свою злость. Лу страшно видеть его таким, как будто лишившимся рассудка от ярости.       — Марк, — хрипит она. — Не нужно… Ты убьёшь его.       Он не слышит. А может, просто не желает слышать, не хочет останавливаться.       Наконец, отмирает Фарук. Бросается к Жонсьеру, пытается оттащить его от уже не подающего признаков жизни Киньяра. Сделать это удаётся лишь тогда, когда на помощь приходит Кей. Вдвоём у них кое-как получается сладить со словно обезумевшим Марком.       Лу прикрывает глаза и выдыхает. Сейчас бы разрыдаться от облегчения, но она не может сделать даже этого. Да и не понимает до конца, что всё позади. Что больше не придётся сидеть взаперти и уже никто не будет травить её препаратами. Марк жив, она — тоже. Сейчас это самое главное.       По полу ощутимо тянет сквозняком, но она едва замечает это. Шевелиться нет ни сил, ни желания. Хочется просто уснуть с мыслью, что все они в безопасности.       — Лу, ты как? Что он с тобой сделал?       Голос Марка звучит обеспокоенно. Он гладит её по лицу, порывисто целует и прижимает к себе, не переставая бормотать, как счастлив, что она не пострадала.       Лу прислоняется лбом к его груди и произносит, не открывая глаз:       — Всё хорошо.

***

      Марк с силой стискивает Лу в объятиях. Зарывается носом в её волосы, целует в макушку и безостановочно шепчет о том, как скучал и волновался за неё.       Сердце колотится в груди так сильно, что причиняет лёгкий дискомфорт. Несмотря на то, что самое страшное, вроде бы, позади, тревога не отпускает.       Состояние Лу, её вялость, безэмоциональность и почти полное нежелание говорить заставляют нервничать. Марк просит Кея ехать быстрее. Хочет скорее доставить её в больницу, убедиться, что всё в порядке. Во всяком случае, настолько, насколько это вообще возможно в подобной ситуации.       Он гладит Лу по голове, ощущает тепло её тела и всё ещё не может поверить, что теперь она рядом, а он вновь может чувствовать близость единственного родного человека. Сейчас она всё, что у него есть. Важнее и дороже Лу для Марка нет никого и ничего.       В больнице их уже ждут. Жонсьер нехотя выпускает Лу из объятий и прислоняется к стене. Он стоит, прикрыв глаза и засунув руки в карманы. Прокручивает в голове события последнего часа и нервно выдыхает.       Даже невзирая на то, что всё было продумано, Марк понимает: они с Лу прошли по краю.       Конечно, он был готов к любому исходу. Без сожалений расстался бы с жизнью ради спасения Лу, однако всё же рад, что делать этого не пришлось.       Как только завершился телефонный разговор с Киньяром, Марк тут же вызвал Кея и Фарука. У них оставалось не больше получаса на разработку плана. Безумного плана, стоит признать.       Стоун настаивал на том, чтобы нагрянуть по адресу с толпой бойцов КС. Марк же был убеждён: он должен поехать один. Только так можно было гарантировать безопасность Лу хоть на какое-то время.       После жарких споров и пререканий они таки пришли к общему знаменателю.       Марк на байке Лу выехал раньше. На подъезде к дому наверняка располагались камеры, а значит, Киньяр, увидев Жонсьера в полном одиночестве, мог расслабиться и потерять бдительность.       Кей и Фарук отправились следом спустя десять минут. Расчёт был на то, что Марк отвлечёт Жозефа на себя, пока они бесшумно подберутся к окнам или ко входу.       Жонсьеру нужно было лишь продержаться эти десять минут, что, собственно говоря, он и сделал.       Да, план выглядел сомнительно, но ничего лучше они не придумали. Брать дом штурмом не стоило и пытаться, к тому же Марк ни в коем случае не подверг бы Лу такой опасности. Идти безоружным к человеку, жаждущему твоей смерти, казалось полным безумием, но ради Лу он готов был и не на такое.       Две машины с бойцами КС выехали через пятнадцать минут после Кея и Фарука. Последний остался дожидаться их прибытия, а Стоун повёз Лу и Марка в больницу.       Из раздумий его вырывает голос Кея:       — Месье Жонсьер, вам бы переодеться.       Марк открывает глаза и смотрит на протянутый ему китель.       Он уже и забыл, что одет в гражданское. Хорошо, что сейчас ночь, и в подобном облачении его видела лишь пара врачей.       Оглядевшись по сторонам, Марк быстро снимает толстовку и надевает форму прямо на голое тело. Морщится от соприкосновения кожи с грубоватой тканью, но почти сразу забывает об этой мелочи, вновь погрузившись в мысли о Лу.       Когда распахивается дверь палаты, он едва не хватает доктора за грудки, желая как можно скорее вытрясти из него все подробности. За почти двадцать минут ожидания Марк извёл себя мрачными мыслями и предположениями, однако всё равно оказался не готов к услышанному.       С каждым словом, произнесённым пожилым врачом, представившимся месье Триалем, кулаки сжимаются всё сильнее, а по спине пробегает холодок.       — У мадемуазель Рид тяжёлая интоксикация организма, вызванная длительным употреблением сразу нескольких препаратов.       — Каких? — едва дыша, спрашивает Марк.       — Успокоительного, снотворного и пси-блокатора, — Триаль делает небольшую паузу. — Если бы не молодой и здоровый организм, то…       Фразу он не заканчивает, но этого и не нужно. Марк сглатывает и едва слышно ругается. Старается не думать о том, чем всё могло обернуться. По крайней мере, не думать сейчас.       — Но она будет в порядке? — выдавливает он из себя вопрос. — Угрозы жизни нет?       — Угрозы нет, но, боюсь, последствий не избежать. В любом случае, на восстановление потребуется некоторое время.       — Каких последствий? — Марк боится услышать ответ. Однако, видя, как Триаль мнётся, очевидно, подбирая слова, он, не сдержавшись, рявкает: — Отвечайте!       От неожиданного крика вздрагивает даже стоящий неподалёку Стоун. Триаль отмирает и начинает говорить, а Марку кажется, что у него земля уходит из-под ног. Он наивно полагал, что всё уже закончилось, но нет… Ещё никогда Марк не ошибался так сильно.       — Сложно сказать наверняка, какими окажутся последствия. Всё зависит от организма, но… — Короткая пауза. — Есть возможность временного нарушения памяти, речи и зрения, а также координации движений. Тревожность, раздражительность и перепады настроения будут проявляться особенно ярко. Депрессия тоже не редкость в подобных случаях. Также не стоит исключать риск появления суицидальных наклонностей. Плюс ко всему…       — Что ещё? — полушёпотом спрашивает Марк, не уверенный, что готов к тому, что услышит.       — Мадемуазель Рид может лишиться пси…       Фраза звучит словно приговор. От полученной информации накатывает страх и желание кричать. И пусть всё это лишь вероятности, но даже от них становится почти физически плохо.       — Я хочу, чтобы вы сделали всё возможное и невозможное, — начинает Марк. — Вы должны…       — Месье Приор, — мягко перебивает его Триаль. — Мы окажем мадемуазель Рид всю необходимую помощь и сделаем всё, что от нас зависит, можете не сомневаться, — он тепло улыбается. — Организм молодой, справится. Просто будьте рядом и наберитесь терпения.       — Когда можно будет забрать её домой? — интересуется Марк. — Лу не любит больницы.       — Понимаю. Однако в ближайшую неделю я даже говорить об этом не собираюсь, — он поджимает губы. — Для начала необходимо вывести из организма всё лишнее, после — понаблюдать за состоянием. Тогда уже можно будет вернуться к вопросу о выписке.       — Хорошо, — кивает Марк. — Могу я её увидеть?       — Мадемуазель Рид сейчас спит, но да, вы можете побыть с ней.       Триаль указывает на дверь палаты, и Марк, поблагодарив его, заходит внутрь. Медленно, шаг за шагом, он приближается к кровати, на которой лежит Лу.       Лицо её по-прежнему бледное, да и выглядит она измождённой. Сердце буквально заходится от этой картины. Одновременно хочется и сорваться в Инквизицию, чтобы переломать Киньяру все кости, и остаться рядом с Лу до тех пор, пока он не сможет забрать её домой.       Марк аккуратно присаживается на кровать, поглаживает Лу по волосам, перебирает медные пряди и всматривается в любимое лицо. Склонившись, на мгновение прижимается к её губам своими, а после, сбросив обувь, ложится рядом и прикрывает глаза.

***

      Лу безучастно смотрит в окно. Вздыхает, когда открывается дверь, и, повернув голову, встречается с Марком взглядом.       В больнице она уже два дня. Всё это время Жонсьер почти не покидает палату, отказываясь оставлять Лу даже ненадолго. Кей заходит по паре раз в день, но обычно не задерживается, очевидно, чувствуя нежелание Лу контактировать с кем-либо. Вдобавок ко всему, ещё и Йонас старается посвятить ей каждую свободную минуту. Благо, что таких у него не слишком много.       Лу же хочется, чтобы её просто оставили в покое. Перестали разговаривать, подбадривать и утешать. Это бесит настолько, что иногда хочется швырнуть что-нибудь в стену. Но, увы, под рукой ничего подходящего нет, а пси ей теперь недоступны, и это так необычно…       Вообще странно ощущать себя такой. Лу кажется, будто она находится в чужом теле, и все эти непонятные эмоции тоже чужие, не её. Интересно, надолго они останутся с ней?       Когда её только привезли, Лу рассказала о вводимых ей препаратах и сразу поинтересовалась о последствиях. Настояла, пусть и едва ворочая языком, на том, что хочет знать правду.       К чести немолодого доктора, чью фамилию она так и не запомнила, стоит сказать, что он открыто поведал ей о том, какое влияние на организм могут оказывать подобные вещества. Про эффект от смешивания сразу нескольких Лу даже спрашивать не стала. Тут и так всё было ясно.       Она ни с кем это не обсуждала, хотела сначала сама осознать весь масштаб катастрофы. Впрочем, на данный момент она не могла даже этого. Пока что всё казалось ей малозначимым и почти не вызывало отклика в душе.       Она практически ни с кем не разговаривала, даже с Марком. По большей части спала или делала вид, что спит. Она не знала, что ему сказать.       Жонсьер улыбается и, в несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, присаживается рядом. Берёт её ладонь в свою и подносит к губам. Спрашивает негромко:       — Ну как ты? Хочешь чего-нибудь?       Лу отрицательно качает головой и вновь вздыхает. Во взгляде Марка так много нежности и любви, а у неё внутри лишь какая-то пустота.       Воспоминания о ночи освобождения не покидают. Слова Марка о том, что он готов отдать за неё жизнь, преследуют даже во сне. Многие, возможно, были бы счастливы услышать подобное от любимого человека, но только не Лу. В ней они вызывают лишь злость.       Слишком хорошо она помнит, как больно терять. Больно и страшно настолько, что просто не хочется жить. И Марк был близок к тому, чтобы вновь обречь её на подобное. Он хотел спасти её, но не подумал, что, скорее, убил бы этим поступком.       — Поговори со мной, Лу, — просит он, заглядывая ей в глаза. — Поделись тем, что тебя тревожит.       Она закусывает губу и на мгновение отводит взгляд. После, решившись быть честной, тихо спрашивает:       — Ты правда готов был умереть за меня?       — Да, — отвечает Марк, и в голосе его отчётливо слышится уверенность. — Я сделал бы это, не сомневаясь.       — О чём ты думал, когда принимал такое решение?       — О том, что ты будешь жить.       Лу кривит губы в жалком подобии усмешки. Старается, чтобы следующий вопрос прозвучал как можно язвительнее.       — А ты думал, как? Как я буду жить, Марк?       — Лу…       — На кой чёрт мне твоё благородство, если в итоге придётся вновь пережить тот кошмар, в котором я оказалась после смерти Иво? — Она швыряет в него слово за словом. — А, Марк? Ты ещё помнишь это? Помнишь, как день за днём вытаскивал меня со дна, не позволяя сломаться?       Голос срывается на хрип, и Лу умолкает. Дрожащей рукой берёт протянутую бутылку воды и, приподнявшись в постели, жадно пьёт. Смотрит в потухшие карие глаза и знает: Марк уже догадался, что она скажет дальше.       — Я не могу так, — шепчет она. — Не хочу жить со страхом, что однажды, когда на чаше весов окажутся наши жизни, ты, не колеблясь, отдашь свою… Рано или поздно это случится вновь. Мы оба это понимаем.       — Лу, — потрясённо выдыхает Марк. — Ты же не…       Он не договаривает, споткнувшись о её взгляд. Прямой, холодный, начисто лишённый эмоций.       — Прости меня, Марк. — Каждое слово даётся с трудом. — Я не готова пережить такое ещё раз. Не готова любить, а после потерять.       — Ты не потеряешь меня, Лу, — порывисто шепчет он, склонившись почти к самому её лицу. — Не принимай таких решений, не сейчас.       Он накрывает её губы своими. Целует коротко, чередуя прикосновения со словами.       — Я люблю тебя, — произносит он едва слышно. — Я так люблю тебя.       Лу чувствует, как к глазам медленно подступают слёзы. Сердце тревожно колотится в груди, а пальцы судорожно цепляются за больничное покрывало.       Она делает глубокий вдох и вновь спрашивает. Даёт Марку последний шанс, мысленно умоляет найти правильные слова.       — Скажи, что если когда-нибудь ситуация повторится, ты не сделаешь этого. Не пожертвуешь собой ради меня. Пообещай мне, Марк.       Их взгляды встречаются. Лу, затаив дыхание, ждёт ответа. Она хочет узнать правду. А может быть, наоборот, хочет быть обманутой. Ей просто нужно услышать, что такого больше не произойдёт, что она сможет жить спокойно. Всего несколько слов, и она поверит им. Непременно поверит.       — В тот день, когда ты нашла чёртовы письма, я поклялся, что больше никогда не солгу тебе. Буду честен при любых обстоятельствах. — Марк нежно гладит её скулу. — Я люблю тебя, Лу. Ты даже представить не можешь, как сильно. Но я не могу обещать тебе того, о чём ты просишь…       Она ошарашенно выдыхает. По-прежнему смотрит Марку в глаза и видит в них отражение своей боли. По щеке скатывается первая слеза, и он бережно стирает её подушечкой большого пальца.       — Уходи… — тихо просит она.       — Лу, не нужно, — Марк прижимается своим лбом к её. — Не отказывайся от нас. Позволь быть рядом.       — Прости меня, Марк. Прости, но я не… — она тихо всхлипывает, не договорив, и зажмуривается изо всех сил. — Лучше я потеряю тебя сейчас, пока ещё смогу пережить это. Отпусти меня, пожалуйста.       Он тянет её на себя, заставляя сесть. Стискивает с такой силой, что Лу ахает от боли. Когда Марк ослабляет хватку, обвивает его шею руками и затихает. Каждое слово, которое он шепчет ей в волосы, врезается в сердце, словно десятки кинжалов.       — Лу, для меня очень важно, чтобы ты была счастлива. Я готов сделать для этого всё. И если без меня тебе будет лучше, то я отпущу. Отпущу, как бы мне ни хотелось обратного… — Он делает небольшую паузу. Вдыхает её запах, словно желает получше запомнить его. Касается губами мокрого от слёз лица и добавляет: — Если тебе когда-нибудь нужна будет помощь, если ты передумаешь или просто захочешь поговорить, то позвони мне. Обещай мне, Лу. Пожалуйста, обещай не забывать о том, что у тебя есть я. Даже если мы не вместе, даже если пройдут годы, даже если всё в наших жизнях поменяется, ты никогда не станешь для меня чужим человеком. Просто знай это.       Лу лишь кивает, не в силах вымолвить ни слова. Цепляется за Марка с таким отчаянием, словно он единственный, кто может удержать её на плаву.       Она не знает, сколько они сидят вот так, не размыкая объятий и не говоря ни слова. Хочется остаться в этом моменте навсегда, стерев из памяти последние минуты.       Ещё не поздно отыграть назад, повернуть всё вспять, сказать, что ошиблась. Вот только Лу понимает: она сделала то, что считала правильным. Быть может, потом она передумает, будет корить себя за принятое решение и оправдывать влиянием препаратов. Но сейчас… Сейчас она выворачивается из рук Марка и опускает взгляд. Говорит так тихо, что сама себя едва слышит:       — Прости…       — Мне не за что тебя прощать, Лу. — Он гладит её по щеке, но почти сразу отстраняется. — Обещай беречь себя и помнить о том, что я сказал.       — Я обещаю.       — Хорошо.       Марк целует её в макушку и поднимается с кровати. Звук его шагов отдаётся пульсирующей болью в висках. Лу вскидывает голову и смотрит ему вслед. Смахивает вновь выступившие слёзы и молча наблюдает за тем, как Жонсьер скрывается за дверью, даже не обернувшись.       Вот и всё…       Лу падает на подушку. Лежит, уставившись в потолок широко распахнутыми глазами, и беззвучно плачет. Слёзы стекают по вискам, заливаются в уши, постепенно пропитывают подушку, но всё это такие мелочи по сравнению с огромной дырой, образовавшейся у неё в душе.       Она пытается, но толком не может осознать произошедшее. Не представляет, как будет жить, не видя Марка почти круглосуточно. Как станет засыпать, не чувствуя его рядом, и улыбаться, зная, что своими руками разрушила, сломала самое дорогое, что у неё было.       — Прости меня, — хрипло бормочет она в пустоту, не понимая, у кого просит прощения: то ли у себя, то ли у Марка. — Я тоже тебя люблю…       Слова повисают в воздухе. Такие важные и весомые в другое время, сейчас они кажутся бесполезными, больше не имеющими значения, ведь тот, кому они предназначены, уже не сможет их услышать.       Лу прикрывает глаза и вскоре проваливается в темноту.