Своими руками

Важная новость всегда состоит из цепочки обыденных. Нобору Ямагути, «Zero no tsukaima» (Подручный Луизы-Нулизы) Иногда ты должен говорить правду, сколько бы у тебя ни было грязных тайн. Сплетница (телесериал) Есть только две поистине захватывающие темы, достойные серьёзных рассуждений: сплетни и метафизика. Можно продолжить, что и структура у них сходная: одно легко принять за другое. Иосиф Александрович Бродский

Знакомство Фан Аньжун с новой звездой на небосклоне молодёжи Цанцюна началось с голосов за стеной. Усилив слух каплей ци, она с интересом услышала, как её наследующий ученик терпеливо объясняет: — Эти два свитка, и вот этот тоже, шисюн обработает сам. — А эти два отдельно, так как на них личные печати глав пиков?.. — И шнурок с нефритовой бусиной, да. Они предназначены только для шицзуня, или, если она в отъезде, то для назначенного ей заместителя, имеющего соответствующий жетон. На других пиках примерно так же, раз уж шиди начали доверять чувствительную документацию. — Мм, запомнил. Этот шиди благодарит шисюна за наставление. — Брось, шиди Шан. Год-другой, и ты будешь разбираться в рабочих документах лучше этого Линя. Ваш пик ими дышит. Она практически слышала, как её ученик закатил глаза на этой фразе. Любопытно, что они уже настолько сблизились, чтобы шутить друг с другом. Ли-шисюн будет доволен, что его протеже обзаводится поддержкой на других пиках. — Пф. Линь-шисюн преувеличивает. — Му-шисюн сетовал, что вам пришлось оформлять бумаги даже на контрабанду, м? — Ауч. Шисюн ранил меня в самое сердце. Но если серьёзно, товары нужно учитывать и ставить на баланс вне зависимости от легальности источника. Иначе будет бардак. — Ладно, замолкаю. В этом шиди уже понимает лучше этого бедного прорицателя. Хм, поправь воротник, и рукав вот тут. — Ммм… Готово. О, Гуаньинь-заступница, помоги достойно пройти через горнило испытаний… Хэй! — патетическую фразу оборвал звук шлепка, кажется, подзатыльника. — Не ëрничай, шицзунь тебя не съест. — Ну да, максимум понадкусывает. Фан Аньжун едва успела подавить смешок, когда послышался стук в дверь. Впустив учеников и обменявшись с ними привычным ритуалом приветственных любезностей, госпожа пика пригласила молодёжь за чайный столик. И пока Шан-шичжи, как самый младший по возрасту и положению, возился с выставленным на стол чайным набором для неофициальных посиделок — наблюдала. За его внешностью, манерами, движениями… люди часто недооценивали, сколько информации могли дать такие обыденные, казалось бы, вещи. Юный пророк оказался ожидаемо тревожен и суетлив, как дозорный колонии молниеносных вилорогих сурикатов — именно так его описывали большинство её источников. В сочетании с неброской красотой это ему даже шло, делая милым. Совсем другой тип, чем возвышенная изящность его наставника или отстранённая элегантность её наследника… но не лишенный собственной прелести, а в некоторых условиях и преимуществ. И, несмотря на казалось бы нервные движения, чайные листья были отмерены так, что ни крошки не упало на стол. Струя из чайника лилась плавно, ни разу не дрогнув и наполнив все три пиалы до идеального уровня — ровно настолько, чтобы не расплескать, передавая в жесте вежливости. Так что недооценивать мальчишку не стоило… …И уже через пару чашек чая Фан Аньжун убедилась, насколько не стоило его недооценивать. Потому что Шан-шичжи ёрзал, покрывался испариной, теребил свои рукава — но свои секреты, точнее секреты своего возрождённого жениха, блюл непреклонно. Как она ни дёргала за ниточки, как ни пыталась подтолкнуть его хотя бы случайно выдать хоть крошку чего-то, что ещё не попало в мельницу слухов Цанцюна — всё без толку. Хоть и молол языком ученик исправно, невинно хлопая глазами, юля и выскальзывая из каждой словесной ловушки — о главном он упрямо молчал, только разжигая её любопытство. Но и уважение тоже — потому что юнец ради того, что считал важным, не постеснялся использовать как оружие даже собственные слабости. Открыто признал, что пока не знает границ своего дара и не берётся предсказать, какими могут быть последствия, но даже навскидку может представить с десяток весьма неприятных раскладов. И ведь её собственный ученик согласно кивал и поддакивал этому скользкому угрю! А потом, когда в ответ на ловко разыгранную карту уважения к родителям и предстоящей помолвки по человеческим обычаям Аньжун попыталась было срезать завравшегося юнца, напомнив, что с момента становления внутренним учеником выбравшему путь заклинателя практику не грех и отринуть узы со смертными, и не бездуховным людям решать, с кем будущему бессмертному сплетать свой путь совершенствования… Он вышиб этот аргумент из её рук, вывернув наружу чуть ли не самое болезненное в своей жизни — отказ от него родной семьи, из-за которого Ли-шисюн остался его единственным опекуном и фактически родителем. Причём в этот момент Шан-шичжи не устраивал жалостливо-патетических сцен, как до того за стеной с юным Циншуем. Говорил глухо, опустив глаза в пол, сжав кулаки и выдавливая из себя слова. Так достоверно сыграть в его возрасте вряд ли кому-то было под силу, да и завихрения ци подтверждали искренность душевной боли. И ведь не побоялся же потерять лицо, повторяя уничижительные фразы, с которыми от него отреклись. Фан Аньжун нахмурилась, перебирая скудные факты, за которыми крылась трагедия для хрупкого мальчишки. Мать, наложница-служанка, сбежавшая от мужа с давним любовником и оставившая своего ребёнка позади как бесполезную обузу. Отец, лавочник невеликого достатка, глядевший на шу-сына как на бесплатного мальчишку-на-побегушках, а после и вовсе избавившийся при первой возможности. Не упустивший шанса заработать, попытавшись выторговать из старейшины Жуна максимальную сумму компенсации за потерю рабочих рук, но напоследок равнодушно запретивший сыну возвращаться в отчий дом. — Он сказал, что если бессмертные мастера прогонят такого бездельника с ветром в голове, то обратно я могу не возвращаться. Всё равно, мол, такой щуплый неумёха больше проедает, чем отрабатывает, — юный Шан скомкал полы своей униформы, зло мотнул головой и выплюнул, — а на деле этот младший ещё и половину работы за лентяя-наследника делал, вот свои задания и не успевал. Так что единственный, кто заслужил сыновнюю почтительность и кто имеет право принимать сватов за руку этого Шана — это шицзунь. Мальчишка выпрямился, сжав губы в нитку, и упрямо вскинул подбородок. Молодец, не сломался. Ну, в любом случае, пытаться починить эту связь — всё равно что играть на цине перед коровой. Так что станут эти недоумки потом локти кусать, что бросили светлую жемчужину в грязную лужу, да поздно будет. Под крылом у шисюна мальчишке куда лучше. Так что Аньжун одобрительно кивнула и потрепала Шан-шичжи по плечу. — Тогда, конечно, Ли-шисюн имеет полное право первым разделить ваши тайны. Жалко только, что до тех пор от них даже корочки не понюхать. Раз уж там что-то, от чего у юного Циншуя все три точки зрения трещинами пошли… — она лукаво приподняла брови и покосилась на мальчишку, взбодрившегося и задумчиво-расчётливо жующего губу. Ну вот, отвлёкся, и славно. — Тайны, которые мы пока не решаемся раскрывать, действительно опасны… для нас, не для Цанцюна. И одно дело поделиться секретом с почти ровесником, — шичжи кивнул в сторону её ученика, — чьи три точки зрения ещё не высечены в камне и легко могут быть выстроены заново после перелома об колено, но многажды сложнее пытаться убедить в своей правоте того, чей опыт и авторитет превышает твой в десятки раз. Потому этому Шану и его братьям сейчас приходится, ммм… — юноша повёл рукой, подбирая слова, — торить дорогу по болоту, проверяя палкой каждую кочку и каждую лужайку. Доверять старшим секреты по маленькому, безопасному ломтику. — Вы знаете точно, что эти тайны не принесут опасности ордену, но эти доказательства находятся далеко за пределами нашего опыта и понимания? И потому вам приходится подбирать самые понятные кусочки, постепенно собирая из них мозаику, которую пока можете видеть только вы, так? — госпожа Фан прикрыла глаза, вспоминая юность — и откровения Вэй-шисюна, которым трудно было поверить, а не поверить было невозможно. — Именно, — слабо улыбнулся юный Шан, — этому ученику и его названным братьям несказанно повезло, что в поколении наставников есть Шэнь-шибо и Чжао-лаоши, а потому нам нужно объяснять немного меньше. — Хмм… шичжи упомянул именно их?.. — Потому что диди вычислил старейшину Чжао, а тот упомянул, что остальные главы и Линь-шисюн знают об их возрождении. — Хоо, быстро, у Шэнь-шичжи острый ум, — похвалила Фан Аньжун. Что ж, это многое упрощало. — И если говорить о запахе корочек от тайны, — напомнил юный Шан об её же метафоре, — ситуация меняется не только здесь, но и в Северных Пустошах. А потому этот ученик собирается при следующей же встрече поведать шицзуню кое-что новое. И если Фан-шигу и Линь-шисюн согласятся оставить за шицзунем право решать, когда и с кем делиться дальше?.. — Хо-хо, а шичжи дерзок, делать своей боевой тётушке такое соблазнительное предложение и тут же настолько ограничивать, — развеселилась Аньжун. Юный Линь постучал пальцами по своей чашке и уточнил: — Му-шисюн? — Ещё нет, но скоро узнает. Бай-эр собирается попросить его о профессиональной помощи в одном деликатном деле. — А. Тогда этому шисюну будет достаточно, — скупо наклонил голову Линь Циншуй. — Молодец, ученик, всегда нужно уточнять условия сделки и выискивать лазейки. Хм… подождать день-другой, пока Ли-шисюн сам поделится, или выяснить сейчас… Решения, решения, — промурлыкала она, косясь на учеников. — Если честно, этот Шан хотел бы попросить совета и помощи у Линь-шисюна, но сможет это сделать, только посвятив его в эту часть секрета. Она укоризненно посмотрела на шичжи. Эх, был бы он её учеником, можно было бы за такое дерзкое поддразнивание выдать мальчишке какое-нибудь заковыристое и не особо приятное задание… Но увы, увы. — Хорошо. Но и молодой поросли тогда лучше не распространяться, что вертите этой госпожой пика, как захотите, — шутливо нахмурилась она. Шан-шичжи истово закивал, с честнейшей физиономией уверяя: — Этот ученик не знает, о чём говорит шигу. Ничего такого не было, этот внимал мудрости Фан-шигу и высказывал свои скромные просьбы, как подобает ученику. — То-то же. Так о чём шичжи хотел поведать? — О некоторых тонкостях демонической генеалогии… и скандальных выходках бессмертного мастера Вэнь Кэсина, меча Сюаньсу. — …Даже так? Эта знает не так много о связях Вэнь-шибо в Демоническом Царстве. Хмм… Только то, что после выигранного турнира за руку Тянь Игуань он имел неплохую репутацию у выживших участников, и его регулярные ночные охоты… Или же они были только поводом? И что тогда делал шибо в Северных Пустошах? — О, в охотах он тоже принимал участие, но в первую очередь бессмертный мастер навещал там родственников, — шичжи сделал драматическую паузу и невинно похлопал ресницами, — …родственников своей супруги. Ага!.. Что? Фан Аньжун наклонилась вперёд, чтобы не упустить ни единого слова и выражения лица. Это было крайне интригующе. И каков прохвост её боевой племянник — всего парой фраз намекнуть на одно, только чтобы тут же вывернуть сплетню наизнанку! — Детали, шичжи! — Мастер Вэнь посещал вторую дочь Тяньгуна и сестру-близнеца своей жены, Тянь Эргу… в то время носившую титул Мо-фужень, будучи супругой самого Владыки Севера. — И демоны не протестовали против таких визитов? — О, Мобэй-цзюнь регулярно и с немалым удовольствием пытался поколотить родича жены. Ну, знаете, Байчжань и демоны — это примерно как огонь и фейерверки. Она согласно покивала: это действительно было очень похоже на правду. Фан Аньжун вполне могла представить себе шибо, отмахивающегося плоской стороной Сюаньсу от глыб льда с непременной ухмылочкой и подколками, способными вывести из себя даже архата. — А вот старейшины и все остальные и пикнуть не смели против королевской четы и меча Сюаньсу одновременно. Им оставалось только беспомощно смотреть, как наглый чужак участвует в званых охотах Северного двора, а после притаскивает ещё шевелящуюся добычу племянникам жены на поиграться. — Хо-хо-хо, это так на него похоже! Шибо вполне мог начхать на происхождение окружающих. В конце концов, — подмигнула она мальчишкам, — правилам он уделял ровно столько же внимания, сколько писку комара. Ученики переглянулись с одинаковыми усмешками, прекрасно поняв, что она имела в виду. От любых традиций, законов и правил Вэнь-шибо в лучшем случае отмахивался, а в худшем — небрежно прихлопывал с концами. — Значит, в семейную линию Северных Королей ныне влита кровь не только людей, но и самого Тяньгуна… — протянул её ученик. — Равно как и в потомков мастера Вэня, включая наших байчжаньских близнецов. — Хм, а твой Бай Цзы, выходит, тоже?.. Потомок Тянь Эргу и того Мобэй-цзюня? — с интересом уточнила глава Чжицзи. Эта грань наследия возрождённого ледяного мальчишки была интересной. — Правнук. И внук следующего Короля. В конце концов, Бай Цзы называет отцом младшего брата нынешнего Владыки, Мо Сюэцю, более известного под своим титулом Линьгуан-цзюня. На этой фразе юный Циншуй резко втянул в себя воздух, а потом состроил очень задумчивую, просчитывающую что-то физиономию. Да и она сама получила немало пищи для размышлений. Догадки шисюна — это одно, а их подтверждение из надёжного источника — совсем другая песня. — И шичжи счёл возможным подтвердить эти измышления Ли-шисюна сейчас, потому что?.. — Потому что будущий свёкор изъявил желание свататься лично. Ифу об этом лучше узнать пораньше. Да и завтра в орден прибывают глава Вэнь и родители близнецов, так что Бай-эр хотел уточнить, может ли познакомиться с ними именно как с родственниками. Так, чтобы не нарушить планы ифу уже на сватовство Лян-мэй. — Второе понятно и логично, но как шичжи представляет себе процесс обсуждения деталей помолвки между Ли-шисюном и священным демоном? Или это такой специальный план, чтобы глава Аньдина ободрал демонический Север, как липку? — Это вряд ли. В талантах и опыте ифу этот Шан не сомневается, но и Линьгуан-цзюнь не сапогом рис черпает. Будучи не в фаворе у брата, он стал весьма скользким интриганом, способным и постоять за себя в бою, и отбиться от многочисленных покушений, и в закулисных перетягиваниях власти своего не упустить. Так что они с ифу уж точно — еноты с одного холма и из одного помёта, разве что с поправкой на более открытую жестокость демонических дворцовых интриг по сравнению с нашими. И в переговорах будут или биться с пеной у рта за каждый медный цянь, или споются уже ко второй чашке чая. — Пф, — весело фыркнула она, представив такую картину, — зная шисюна, не стоит исключать возможности и того, что оба этих утверждения воплотятся в жизнь. Шичжи весело ухмыльнулся и развёл руками, согласный с её оценкой Ли Аньшаня. А вот юный Циншуй, до того прислушивавшийся вполуха и погружённый в свои мысленные экзерсисы, издал звук удивления и понимания. Его ци колыхнулась — кажется, её юный ученик осознал что-то важное. — Я понял… — пробормотал он, а потом добавил уже громче, — этот ученик понял, почему именно Бай-сюн получил такой шанс. — Шисюн имеет в виду то, про что старейшина Чжао говорил Юань-ди? Что мир выбирает и призывает того, кто хочет и может ему помочь? — Именно это. Бай-сюн, как заметил этот Линь, очень комфортно чувствует себя на Двенадцати пиках, ну, если не считать закономерную опаску вначале. Ему тут уютно, так, шиди? — …И верно. Тут и вообще на Тяньгуне. Ты считаешь, что это его происхождение? — Мн. Связи с духами местности помогают кандидатам услышать её зов о помощи, особенно кровные. Ведь это в самом буквальном смысле его родная земля. А если Цанцюн в его времени был уничтожен полностью, то хребет должен был просто стонать от скопления мёртвой ци, как бывает с некрополями и полями сражений. Фан Аньжун одобрительно кивала в течение сбивчивой речи ученика: это озарение было уместным и, скорее всего, весьма близким к истине. Пророк в ответ широко раскрыл глаза, охнул и закусил губу: — Всё было куда хуже, шисюн, шигу. Если бы просто аура неупокоенных душ — сама плоть Тяньгуна пострадала. Что могло от него остаться после падения в Бесконечную Бездну? Циншуй шокированно зашипел, да и она сама была поражена. Так вот что пыталось предотвратить мироздание! — И по другую сторону его наследие тоже сыграло роль. Владыки Севера ведь не зря одни из сильнейших укротителей стихии льда. Сколько раз они вливали в свой род тех, кто был кровь от крови и плоть от плоти северных земель? И когда Пустоши были затоплены водами Великого океана, ободравшими всё и вся, они звали Бай-эра не меньше. И гибелью практически всего его клана, и уничтожением самой земли. — Да, в этом случае мироздание могло позвать либо двоих, связанных каждый с одной из земель, стёртых с его лица, либо одного, способного помочь обеим. А другие потомки?.. — спросила она Шан-шичжи. — Клан Вэнь наверняка влился в ряды защитников Цанцюна, а близнецы погибли ещё раньше, едва не утянув за собой Лян-мэй. Из выживших жителей Севера осталось только несколько владеющих льдом, в основном девушек из побочных ветвей клана. Ну, в любом случае, Бай-эр был из них сильнейшим с солидным отрывом. Так что у мира, похоже, и выбора-то не было, — юный Шан криво улыбнулся и горько, но с оттенком гордости покачал головой, — и моему бедному возлюбленному пришлось пройти путём, по которому мало кто решился бы и пару шагов сделать. И ещё меньше было тех, кому хватило бы сил, пусть с поддержкой, но вернуться так далеко.

(・ω・)

Шан Хуа прикусил губу. Понимать, что судьба мироздания свалилась на его Мобэя совсем не случайно, было неожиданно больно. Конечно, его Король вряд ли осознанно думал об этом аспекте, да и не знал тогда многого, но гибель земли его предков — дважды! — должна была стать страшным ударом для его кармы. Невидимой ношей ответственности, сначала за благополучие, а потом и за восстановление родной земли. Долг перед всеми поколениями предков разом. И его совсем не удивляло теперь, что Мобэй не решился в том времени хоть чем-то помочь ему в роковой день, не зная о собственной связи с Тяньгуном и поставив свой дом, дом своих предков превыше всего… Точно так же, как сам лорд Аньдина, каким бы он ни считался предателем, в конце поставил всё на шанс хоть чуть-чуть помочь Цанцюну, спасти хотя бы немногих… Они были похожи в этом. Слишком похожи. У Шан Хуа пробежали мурашки по коже, когда он сопоставил условия. Да, связи Шан Цинхуа не были и не могли быть кровными, но Цанцюн был его семьёй. Мобэй был его Королём. И он всю ту гуеву несчастную жизнь пахал как проклятый, добросовестно обустраивая быт на Двенадцати пиках и в Ледяном Дворце. Разрываясь и мечась между боевой семьёй и господином, в которого был «безответно» влюблён. Вкладывая душу в дело своей жизни… И если бы обстоятельства сложились так, что он выжил вместо его Короля… Шан Хуа прижал ладонь к тревожно и громко стучащему сердцу. Да, случись так, и он — пусть с жалобами и причитаниями, залившись по уши эликсирами и обвешавшись натыренными по всем сокровищницам и захоронкам артефактами, как новогодняя ёлка красными конвертами… Да, он отбросил бы страх перед болью и смертью и направил бы свои стопы по этому же пути. Это было бы даже легче, чем то последнее, что он попытался сделать в грëбаном Пути Гордого Бессмертного Демона. Легче, потому что у него были бы куда лучшие шансы на успех — и возможность пожать плоды этого успеха. Те самые условия, которые сделали Мобэя идеальным кандидатом в инструмент спасения мира… Из всех персонажей его блядской новеллы, включая массовку и пушечное мясо, эти условия почти так же хорошо подходили только и исключительно Шан-мать-его-двойному-агенту-Цинхуа. Запасному, чтоб ему провалиться, избранному. И одна из фраз Фан-шигу зацепила его наособицу — «мироздание могло позвать двоих, связанных каждый с одной из земель». Что ж, шигу не знала — не могла знать — что в их случае вышел бы скорее брудершафт. Связь наперекрёст. Потеряй они оба свой дом и семью, какой бы корявой и нефункциональной в той уродливой истории она ни была… У Шан Цинхуа тогда остался бы только его Мобэй. Тот, за кем он поклялся следовать до конца своей жизни. И он последовал бы — до конца и в новое начало. Скорее всего, Мобэй, пусть и поспорив, всё-таки сдался бы, позволив ему разделить тяжесть пути — но прикрывая и поддерживая. Как он поддерживал своего шпиона, советника и помощника многие годы до того, несмотря на всю разницу между ними, несмотря на оплеухи и прочие колотушки, не позволяя ему пострадать слишком сильно. Мобэй прикрывал бы его своей широкой спиной от встречного ветра и каменных чешуй. Позволил бы более слабому человеку опираться на себя. Понёс бы его на спине, когда Шан Цинхуа, без сомнения, выбился бы из сил и потерял сознание первым… И делал бы всё это без единого слова, даже звука недовольства. Со своей обычной стоической мордой лица, невзирая на боль — общую, разделённую на двоих. Перед внутренним взглядом Шан Хуа нарисовался образ его Короля, сурово шагающего навстречу смерти и шансу возрождения. Уже потрёпанного, но не жалующегося и не сдающегося. Нарисовался — и вдруг наполнился объёмом, наливаясь красками и жизнью. Как видение. Как… воспоминание, врезавшееся в память. Статная фигура — ровно такая же, как в его первом видении — но встречный ветер треплет свободно отброшенную за спину белоснежную гриву, не заплетённую в косы. Концы прядей пропитались алым и слиплись сосульками, влажно хлопая по телу между порывами. Одежды в цветах Севера, но гладь плотного шёлка почти не прерывается вышивкой — только топорщатся нитками прорехи, и тёмно-синий уже больше чем наполовину перекрашен в пурпур потёками крови. Устало подрагивает вытянутая вверх и вперёд рука, пока ещё заслоняя лицо покорёженными остатками металлического наруча странной формы, болтающимися на предплечье и костяшках пальцев. Другая рука в таком же наруче сжата в кулак, из которого прорываются отблески всех цветов радуги. Из пореза под линией волос по виску стекает капля крови. Неистово пляшет сигил на лбу, тверды в своей решимости прищуренные глаза. Большая часть лица прикрыта рукой, но Шан Цинхуа знает своего Короля достаточно, чтобы осознать — его губы плотно сомкнуты. Освещение мерцает от жемчужных переливов светящегося тумана над головой, издевательски невинного. Ноги ровно переступают по шершавому полу, словно обтянутому акульей шкурой, и свист ветра заглушает тихие шаги — но оставляет почти тошнотворно слышимыми шлепки срывающихся с тела демона капель крови. И… похоже… клочков плоти, ох! Ноздри забивает железистый запах, знакомый Шан Хуа по дуэли и расследованию покушения, только густой до подкатывающегося к горлу комка. Знакомый до фантомной боли в порезах… Свист очередной чешуйки отзывается брякнувшим об камни осколком наруча с начисто срезанным ремешком крепления — тем, который прикрывал тыльную сторону ладони. Рядом с покорёженным металлом на пол шлёпается кусок плоти — ахх! Но не слышно ни стона, ни даже резкого вдоха, только едва заметное сужение зрачков демона отмечает очередное ранение. Лишившаяся большого пальца ладонь, ставшая узкой, как лапа варана, сжимается в кулак. Блестит тонкая корка льда, экономно затягивающая открытую рану — ровно настолько, чтобы остановить струю крови, впитывающуюся в обшлаг рукава и слизываемую ветром. Сердце Шан Хуа сжимается в груди, словно невидимой рукой. Будто это его Король потянулся внутрь, готовый оборвать жизнь одним движением. Но вместо сильных пальцев его стискивают эмоции — печаль, тревога, любовь, смирение, сочувствие, гордость за его чокнутого демона пытаются втиснуться внутрь его сердца все разом, толкаясь как толпа народу в метро, как косяк муравьиноголовой сельди… Его щёку обожгло, в запястьях дёргало, как будто в жилы вливали горячий чай, а капля ци Бай-эра за пазухой тревожно пульсировала. Шан Хуа, не глядя, поднял руку, выворачиваясь из хватки прохладных пальцев на запястье, и прижал дёргающийся артефакт, успев уловить только часть условного сигнала. С трудом соображая, он под бешеный стук своего сердца послал короткое «Что?». На ответное «Помощь нужна?» пришлось торопливо отстукивать: «Нет! Отбой!», и уже медленнее: «Не опасно. Справлюсь сам». Не хватало ещё, чтобы Бай-эр ломанулся сюда порталом в открытую, раскрывшись перед заклинателями двух пиков и похерив все их усилия по медленной и постепенной «легализации» присутствия на Цанцюне принца Севера. Проморгавшись, он увидел нависшую над ним с непроницаемым лицом Фан-шигу. Кажется, это она отвесила ему лёгкую оплеуху, приводя в себя. Линь-шисюн сидел на пятках рядом с ним, всё ещё держа запястье и вливая в него ци, так напоминающую струйку чая, журчащую из носика чайника в него, как в чашку. Под немного ноющим сердцем знакомо щекотнуло, и пульс резко замедлился, став размеренным и плавным, под стать глубокому медленному вдоху, которое его тело сделало само, помимо его воли — очевидно, повинуясь повелению его принца. Надо же, Мобэй сумел дотянуться и помочь ему даже через половину ордена. Шан Хуа внутренне улыбнулся, позволяя себе опереться на надёжное присутствие своего ледяного демона, и под непоколебимый мерный ритм пульса и дыхания начал успокаиваться. Шисюн удивлённо покосился на него, дёрнув тонкой бровью. А, эта его гуева сенсорика. Шан Хуа чуть-чуть покачал головой, мол, не сейчас. Получил в ответ прикрытые глаза и слабый наклон головы. Ффух, было бы неловко, если бы Линь Циншуй начал расспрашивать его про действие крови священного демона при наставнице. И кстати, о Фан-шигу… — Шан-шичжи пришёл в себя? — спросила она тоном, настолько же сосредоточенно-спокойным, как и выражение её лица. — Ммн, — осторожно кивнул он, стараясь не расплескать хрупкое пока спокойствие. Потому что то, что он сейчас… представил? увидел? В любом случае, это был лютый трэшак и пиздец, и ему даже думать об этом не хотелось — но надо было. — У шичжи было видение? — Кажется, нет… Нет, — уже более уверенно повторил он, выдыхая с облегчением, — я же не спал, и детали… Они указывают на то, что уже не может произойти в нашем будущем. И вообще, это больше походило на то, как я раньше представлял всё в голове перед тем, как описать в пророческой новелле. Только гораздо ярче. Я… я задумался о том, через что пришлось пройти Бай-эру, чтобы вернуться, и… — он сглотнул комок в горле. Одно дело описывать очередной золотой палец, другое — узнать, что дорогой тебе чело… демон через это прошёл, и совсем особенным переживанием было увидеть его таким. Окровавленным, израненным, измученным, но не сдающимся. Терпящим эту жуткую боль ради него. Увидеть собственными глазами… или даром, или гуй знает как и чем ещё он дотянулся до стёртого прошлого-будущего. — Понятно. А какие детали? — подал голос шисюн, кажется, пытаясь отвлечь его. — Возраст, внешность, одежда, снаряжение… Всё указывало на тот вариант, который уже стëрт. Ммм, например, тот Бай-эр никогда не был даже помолвлен с этим Шаном. — О? И как шиди это определил? Шан Хуа провёл пальцами по виску: — Эти косы — знак нашей помолвки. С тех пор, как этот Шан заплëл их ему в первый раз, Бай-эр без них никуда не выходит. Поступить иначе без веской причины было бы неуважением к наречённому. А после заключения брака косы только становятся сложнее. Слушающие его заклинатели понимающе кивали. Ну, не ему было втолковывать мастерам фэн-шуя важность соблюдения ритуала и символики, уж они и сами могли бы читать об этом лекции на высшем уровне. — А если там с тобой что-то случилось? — Вдовцы расплетают косы только справа, а на левом виске оставляют. — Как знак того, что хранят вторую половинку в своём сердце? — Мн. До конца жизни. А разорвать помолвку или, не дай Гуаньинь, развестись… по доброй воле мы не пошли бы на это. А принудить… Посмотрел бы этот Шан на того, кто мог бы совершить подобное и выжить… Да и это Бай-эра не остановило бы от того, чтобы носить косы там, где некому потребовать обратного. — Хм. Ваша связь ощущается настолько прочной, что пытаться разорвать её — уже получить откат в карму. Так что вряд ли желающих будет много… Но этот Линь хотел бы проверить кое-какие соображения, так что, если ему будет позволено посмотреть поближе? Вздохнув, Шан Хуа кивнул и распутал завязки воротника, приспуская униформу с левого плеча. Линь-шисюн прикоснулся кончиками пальцев, делая что-то непонятное и слабо ощущаемое. Было немного странно — его ци ощущалась горячей, но от пальцев тянуло прохладой. В процессе осмотра шисюн бормотал себе под нос: — Цзин… плотское переплетение… ожидаемо стабильно… хм, и базовые телесные функции тоже, любопытно… ци… хах, полная совместимость до частичного слияния… шэнь… о!.. гипертрофия огня небесной души в левом плече… а, как раз в месте крепления цепи… ожидаемо… и темпоральные искажения… логично, что барьер Мэн-по был взломан так легко… Фан-шигу внимательно следила за осмотром, а когда шисюн убрал руку и знаком показал, что одежды можно поправить, уточнила: — Юному Циншую нужна помощь или совет? — Ммм, нет, этот ученик нашёл, что искал. Картина похожа на то, как архивы описывали связь Шэнь-шибо с Чжао-шишу в его ранних воплощениях, до того, как шишу вернул свою память… Похоже, что именно она притянула этот осколок. Особенно, если шиди и Бай-сюн имели поводы недавно вспоминать об этом? — Было. И о возвращении Бай-эра сюда, и о его причинах. — Значит, скорее всего, это действительно осколок из стёртого будущего. Но всё же шиди стоит проверить, — настоятельно попросил шисюн. Шигу, усаживаясь на своё место, согласно хмыкнула. — Бай-эр обещал после тренировки присоединиться к этому Шану, тогда и расспрошу про то, что запомнил, — неохотно согласился Шан Хуа. Напоминать Мо Баю про тот кошмарный Путь он не особо рвался, но понимал, что его демон всё равно потребует рассказать, что случилось. Да и это действительно было важно, так что чего уж тут. Фан-шигу придвинула к нему чашку с чаем — не тем качественным, но не имеющим каких-то особых свойств, какой они пили раньше. Нет, это был один из умиротворяющих и расслабляющих травяных сборов, которые Му-шисюн предлагал ему прежде, чем узнал о его пристрастии к мятному чаю с лимоном и остановился на лимоне кристальной ясности. Конкретно этот вариант, со златотканым персиком Святого Юэханя, был приятно горьковато-смолистым, но отпугнул Шан Хуа побочкой в виде усиления аппетита. Куда ему больше-то, он и так еду перемалывал с устатку почти в том же количестве, что и его демон! Му-дайфу тогда, посмеиваясь, предупредил, что этот чай ещё и снижает эффект противозачаточных пилюль, но уж тут Шан Хуа отмахнулся. Где он и где возможность завести детей естественным образом? Ну, сейчас что-нибудь такое ему действительно не помешало бы. Да и за раз семейную казну не проест. Так что юный заклинатель без опаски отхлебнул глоток чая, прислушиваясь к каплям успокаивающей энергии, тут же начавшим впитываться из желудка и растворяться в его ци.