Своими руками

Быль: не забывай, что ты мой (ШХ/МБ, после кошмара)

— Бай-эр… баобэй, что я могу сделать для тебя? Что мне сделать, чтобы вытряхнуть эти дурные воспоминания из твоей головы? — все прошлые разы Мо Бай стряхивал с себя душевную боль куда быстрее, и Шан Хуа опасался, сам не зная чего. […] — Говоришь, вытряхнуть? А-Хуа, мой Цинхуа, — одна рука демона сдвинулась на его лицо, холодя щёку и царапнув когтем большого пальца свежепокусанную губу, — сейчас их можно разве что вытрахать. Шан Хуа прищурился. Что ж, если об этом попросил его тот, кто ещё в самые первые дни знакомства заявил, что «слова слишком слабые»… знатный демон, который вместо властного утверждения своего господства жмурился от удовольствия и охотно раздвигал ноги, стоило Шан Хуа, его слабому человеку, проявить смелость и инициативу… Глава «Побочные эффекты и их долечивание»

Мобэй сейчас был благодарен своему человеку больше, чем когда-либо. За то, что оказался рядом и выдернул его из сна, в котором — снова и снова — была кровь на его руках и бьющееся от боли хрипящее тело. За тепло объятий, которые не ослабели, даже когда А-Хуа узнал, что ему приснилось. За то, что напоминание об ужасной судьбе лорда Аньдина не то что не заставило его хрупкого маленького заклинателя отшатнуться — напротив, подтолкнуло прижаться крепче без единой капли страха или отвращения… За уверения в любви и жаркие искры ци, напоминающие о том, что он тут, рядом, живой и здоровый. За охотно раскрытый рот и ласково толкнувшийся навстречу язык, стоило ему только прижаться в отчаянном поцелуе к сладкому рту. И вот теперь Мо Бай с благоговением смотрел на своего Цинхуа, нависшего над ним в облаке расправившейся пламенной ауры. Заклинатель опасно сверкнул решительно прищуренным янтарным взглядом и облизнул пухлые розовые губы. Распахнул его ханьфу, полностью обнажая грудь, и вполголоса, хрипловатым интимным полушёпотом продекламировал: — Два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями. «Любовная лирика?» — удивился Мо Бай, но не успел как-то выразить своё удивление, кроме шире раскрывшихся глаз. Не успел, потому что Цинхуа наклонился и с жаром атаковал ту самую часть тела, которую только что воспевал. Демона выгнуло от острого удовольствия, замешанного на лёгкой боли от прикушенной ареолы и от плеча, сжатого в сильной хватке. Он зарычал, ощущая вливающиеся в его тело капли горячей янтарной ци. Ощущая налившиеся силой тонкие пальцы, клеймящие его принадлежностью, когтящие плечо и оттягивающие горошину соска. Ощущая влажный рот, жадно присосавшийся к груди. — А-Хуа!.. — выдохнул он, прихватывая возлюбленного за предплечья. Не жёстко, не пытаясь остановить или направить, нет. Скорее нащупывая учащающийся пульс и ускоряющиеся потоки духовной энергии под пальцами, приковывая своё внимание к чуду, происходящему здесь и сейчас. В паху и в нижнем даньтяне начинало разгораться ответное пламя. Язычок Цинхуа собственнически зализал укус вокруг пульсирующего соска, и юноша сместился к другому. Убрал с него пальцы, скользнув ими вдоль бока и впиваясь ногтями под рёбра. Покатал горошинку между зубами, дразня и смачивая кончиком языка напрягшуюся вершинку. Втянул в рот и прикусил у основания. Мо Бай, и не думая сдерживаться, стонал и рычал от каждой искры удовольствия и сладкой боли, прошивавших тело, ёрзая на кровати, но и не думая делать что-то ещё. Он просто позволил себе плавиться от удовольствия — и осознания, что это его Цинхуа склонился над ним, бесстрашно и решительно украшая его плоть метками страсти, заявляя и напоминая о своём праве. Почти по-демонически жёстко и сильно, только гладкость и лёгкость горячей ци не давала демону забыть, что его возлюбленный и любовник — да! — всё-таки человек. Оторвавшись от его груди, Цинхуа слизнул с губ багрянец его крови и взглянул из-под томно отяжелевших, полуприкрытых век: — Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти, — снова продекламировал он, поднимая Мо Бая за плечи в сидячее положение и стряхивая с него ханьфу. Подождал, пока демон найдёт равновесие, опираясь руками на кровать позади себя, и огладил ладонями плечи и грудь, дразняще прихватывая там и сям выпуклые мышцы, — влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви её; и груди твои были бы вместо кистей винограда. С последними словами Цинхуа снова вжал пальцы в его торс, стараясь обхватить и смять выпуклые мышцы. Мо Бай скомкал в пальцах покрывала и откинул голову с низким, урчащим стоном: — Да, так, ещё! — его разум стремительно пустел, оставляя только жаркие касания и не менее распаляющие напевные речи. Мышцы становились мягкими и податливыми, как глина, напрягаясь под ласками, но тут же снова расслабляясь. Это ощущение было таким… освобождающим, что Мобэй потянулся остатками самоконтроля к собственной крови, разгоняемой по телу гулко бьющимся сердцем — и направил её на ту же цель, командуя каждой капельке расслабить его мышцы везде, где их напряжение не было необходимо прямо сейчас. Он почти перестарался, потому что даже руки начали подрагивать, готовые подломиться под его весом. Но здесь и сейчас, наедине с Цинхуа, было можно. Узкая ладонь снова скользнула на плечо, нырнув под волосы на затылке, сжимая пальцами основание шеи, подтягивая его выше. Сейчас он касался покрывала только пальцами, вися на держащих его за шею и торс тонких, но сильных руках. — Шея твоя как столп из слоновой кости, — понизил его заклинатель голос, наклонившись к нему, обдавая горло горячим дыханием, и с последним звуком коснулся кожи. Сначала поцеловал мягкими губами, потом приоткрыл рот и провёл зубами и языком вдоль шеи, примериваясь. Мобэй сглотнул, и Цинхуа впился кусачим поцелуем в дёрнувшийся кадык, тут же подув на влажную отметину. Куснул ещё, сбоку, чуть выше помолвочной метки — на этот раз сильнее, и Мо Бай снова застонал, ощущая, как расходится кожа. Штаны казались невыносимо тесными, но сейчас вёл Цинхуа — и демон просто позволил давлению прочной гладкой ткани на ноющий от желания нефритовый столп присоединиться к остальным ощущениям, заполнявшим его. Зализав и этот укус, Цинхуа уложил его расслабленное тело обратно на кровать и оседлал его бёдра. Оглядел жарко, собственнически, огладил живот и грудь. Опёрся ладонями на плечи. Прижался животом к животу, надавливая на скрытый под штанами бугор нефритового столпа и чуть царапая кожу под пупком прохладной металлической пряжкой пояса. Сдвинулся выше, взял его за руки и пристроил их на подушке над головой, прижав обе ладони своей, сплетая тонкие горячие пальцы с его холодными. Мо Бай, как заворожённый, смотрел на округлое лицо, нависшее над ним, на губы, почти шепчущие ласково и нежно, давая дивный контраст с решительными и сильными движениями: — Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. Голова его чистое золото; волосы его чёрные, как ворон, — свободная рука Цинхуа пропустила между пальцами его пряди, забралась под голову, к затылку, сгребла волосы в горсть и сжала. Мобэй оторвал от покрывал плечи и запрокинул голову, давая Цинхуа больше места. — Ещё!.. — хриплая просьба вырвалась у него сама. А следом за ней вырвался долгий стон, потому что Цинхуа томительно-медленно потянул за сжатые в кулаке волосы, выгибая его тело напряжённой дугой и не отрывая внимательных глаз. Хмыкнул, отпустил волосы и помассировал его затылок, унимая тянущую боль, позволяя его телу снова опасть на кровать бескостной лужей. — Глаза его как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, — продолжил заклинатель, наклоняясь вплотную и сцеловывая выступившие у него в уголках глаз крохотные капельки слёз. В другой раз Мобэй смутился и разозлился бы из-за проявленной слабости, даже такой малозаметной — но сейчас это было неважно. Цинхуа имел право видеть его любым, хоть стонущим от желания, хоть рыдающим от горькой тоски. — Щёки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений, — пальцы прошлись по щеке, чуть царапая ногтями, прочерчивая полоски от глаза к углу челюсти, где и сжались, приподнимая его лицо навстречу новой строфе, мёдом растекающейся у сердца: — Губы его как лилии, источают текучие благовония, — и мягкий рот прижался к его губам жарко и напористо, словно пытаясь высосать из них эти самые благовония вместе со слюной. Жадно вторгся в его рот ловкий язык, обвиваясь вокруг его собственного, оглаживая изнутри щёки и нёбо. Прикусив напоследок нижнюю губу, Цинхуа оторвался от его рта. Теперь любовник практически лежал на нём, опираясь обеими ладонями на его расслабленно лежащие над головой руки. Но тут же начал подниматься, сжав его бока бёдрами и коленями, уцепившись сначала за его локти, потом за запястья. Усевшись и любовно уложив его руки вдоль тела, Цинхуа огладил их ещё раз снизу вверх, от запястий к плечам, и вернулся к бицепсам, проминая их и оставляя росчерки следов от царапин: — Руки его — золотые кругляки, усаженные топазами. Теперь между ними перетекали уже не капли, но целые струи ци, и янтарь раскачивал и вовлекал в вечный ритм загустевшие синие потоки, подсвечивая под их кожей линии меридианов. Мобэй мельком подумал, что это ловкие руки Цинхуа, персиковую кожу которых сейчас оттеняли мерцающие струи ци, напоминали статуэтку красного золота с драгоценной инкрустацией — но и эта мысль канула в ничто, отогнанная наслаждением. — Живот его — как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами, — и действительно, Цинхуа сдвинулся ниже, усевшись уже у самых коленей, мимоходом ещё раз нажав всем собой на его стремящийся вырваться из штанов нефритовый стебель и вытянув из него рык и сладкую судорогу. Горячие ладони затанцевали по его животу, оглаживая, прочерчивая линии напрягшихся под касаниями мышц, игриво пощипывая, щекоча и царапая. Наконец, заклинатель слез с него вообще, стягивая штаны, но проигнорировав вздыбившийся янский корень. — Голени его — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях, — отбросив ненужную тряпку и любуясь, продекламировал Цинхуа. Пробежался пальцами вдоль ног, от паха к коленям, от колен вниз, проминая мышцы, заставляя их напрячься и расслабиться, оставляя свои метки и на них. Потом оглядел, облизывая голодным взглядом, его всего, от кончиков пальцев до макушки, и удовлетворённо продолжил: — Вид его подобен горному хребту, величественен, как кедры, — снова скользнув вплотную, Цинхуа ещё раз поцеловал его, на этот раз нежно и невесомо, как бабочка, и торжествующе закончил, — уста его — сладость, и весь он — любезность. Вот кто возлюбленный мой!

(♡ω♡)

Мо Бай так охотно и жарко отозвался на первый укус, что Шан Хуа продолжил и дальше в том же духе. И быстро понял, что не прогадал. Он не только видел и слышал, но чуял — всем собой, через светлеющую ауру и трепещущий маячок Слезы, через принятые в свои меридианы прохладные капли сапфировой ци — как отпускает его демона стылое отчаяние. Как с каждым укусом, с каждой царапиной на его месте остаётся лишь чистая страсть и удовольствие. А если Бай-эру, чтобы заякориться, нужны были сильные ощущения… что ж, у него было достаточно сил. Для этого — достаточно. И он перемежал нежные ласки с тем, что сейчас лучше и надёжнее всего выдёргивало его настрадавшегося Мобэя из мути кошмара. Мял, прикусывал и царапал тело, послушно поддающееся, с наслаждением подставляющееся под его руки и зубы и наконец-то расслабляющее намертво зажатые мышцы… ну, кроме нефритового стержня, да. Эта деталь демонического организма была вполне себе напряжена… что, впрочем, Шан Хуа более чем устраивало. Однако, прелюдия, пожалуй, подошла к логическому завершению — да и на то, чтобы припоминать стихи, концентрации у него уже как бы не совсем хватало. Учитывая, что немалая часть крови уже отлила от мозгов в янский корень, аха. Так что стоило уточнить, что Мобэй не передумал именно принять его — и перейти от аперитивчика к более сытному блюду. Неохотно оторвавшись от жениха, Шан Хуа торопливо сбросил униформу. Освобождённый от тесного плена нефритовый стебель явно сказал ему за это спасибо – и немедленно втянул в себя ещё больше крови, гордо задираясь к Небесам. Шан Хуа оглядел тело Бай-эра, испещрённое его метками, и снова взгромоздился верхом. Расслабленно лежащий демон чуть оживился, блеснув глазами в сторону его паха и бодрее запульсировав огоньком на лбу, но шевелиться особо не стал. Разве что мягко уронил ладони на его бёдра, поощряюще поглаживая. — Бай-эр, баобэй, — позвал Шан Хуа, оглаживая бледную грудь под собой. Демон поднял к его лицу потемневший от желания взгляд. Дрогнула, приподнявшись, бровь. Уши, щёки и скулы Мо Бая были залиты голубоватым румянцем, дополненным с одной стороны чёрточками полос от ногтей вдоль щеки. — Мн? — вопросительно муркнул демон. Его голос буквально отдавался вибрацией, которую Шан Хуа чувствовал вместе с биением мощного сердца. — Ты всё ещё хочешь меня принять, — глядя на растёкшегося тряпочкой Мобэя, как-то трудновато было представить его в активной роли прямо сейчас. Так что вроде-как-вопрос получился утверждением. — Мрм, — на этот раз мурчание было довольным. Хмм… — И как ты предпочитаешь меня принять? Ртом? Или в стиле учёных? — задавая эти вопросы, Шан Хуа наклонился, остановившись в считанных цунях от губ жениха, дразня его своим дыханием и чувствуя, как дрогнули и легонько сжались пальцы на его бёдрах. Под его собственными пальцами ритм сердцебиения Мо Бая участился. — Любым способом, какой придёт тебе в голову. Я твой, А-Хуа. Возьми так, как ты того хочешь. — Вот прямо любым? — уточнил заклинатель, перебирая в памяти свои старые, ещё Самолётовские фантазии и мечты. По сходству настроя и, ммм… состояния они вспоминались сами собой. Однако всё было не то. — Мн, — его демон смотрел, бесконечно доверяя, и ответил без малейших колебаний. «Пользуйся моментом, Шан Хуа, пока тебе позволяют именно что всё, хоть в бублик себя сворачивать!» Вот только все его прежние мечты как-то не предусматривали такой покладистости и пассивности ледяного Короля. В тех фантазиях демон был суров и непременно сам трахал кого и как хотел, а не раздвигал ноги перед ним… или кем бы то ни было ещё (ну, кроме Владыки Ло, но это вопрос отдельный, сложный и болезненный). Впрочем, если подключить всё разнообразие порновидео, просмотренных за-ради разнообразия па-па-па неутомимого протагониста… Конечно, парное совершенствование с женщиной отличалось из, эээ, анатомических соображений, но был один занятный способ, который мог сработать. Особенно при том, насколько Шан Хуа возбуждала выдающаяся и прекрасно развитая грудь Мобэя. Без дураков, такими размерами даже не все женщины могут похвастаться. О, эти выпуклые пластины мышц, обтянутые шелковистой мраморно-бледной кожей и просящиеся помять их в ладонях. Эти крупные синеватые соски, смотрящие чуть врозь, вздёрнутые от возбуждения и немного припухшие от его укусов. О, гладкая ложбинка посредине прямо манила-манила. Шан Хуа сглотнул набежавшую слюну и ласково погладил эту самую ложбинку вдоль грудины. Он знал, с чего начнёт, прежде чем спуститься вниз и постучаться с заднего дворика. — В таком случае у меня есть одна идея, но моему принцу для этого понадобится чуть-чуть мне помочь, — Шан Хуа облизнулся и продвинулся выше, почти упираясь коленями в подмышки демона. — Мн? — посмотрел на него снизу вверх Мо Бай. — Мне сыграть на твоей флейте? — Ммм… в другой раз обязательно, — он качнул головой и продолжил объяснения в ответ на вопросительный взгляд, сбиваясь на скороговорку. — Мне нравится твоя грудь. Очень нравится, она великолепна, так что руки сами тянутся, и не только руки, а… я хочу кое-что попробовать. Бай-эр издал вопросительно-одобрительный звук и поощряюще погладил его напряжённые бёдра. — Дай мне свои руки... вот так, сожми с двух сторон, видишь, как она вкусно выпятилась. Да, так и держи. Эти шикарные бугры так и хочется прикусить… Хм, почему бы и нет… Шан Хуа ненадолго сполз ниже и наклонился, одарив зажатые между большими ладонями мускулы несколькими быстрыми поцелуями и лёгкими укусами. Лизнул и подул на оба соска по очереди, чтобы они напряглись посильнее. Полюбовался делом рта своего и снова придвинулся пахом поближе к вожделенной ложбинке, сейчас обозначившейся куда сильнее. До прикроватного столика тянуться было далеко, и он распечатал из цянькуня новый горшочек со смазкой — всё равно они такими темпами истратят её всю довольно быстро. Вскрыл, зачерпнул пальцами и быстро смазал свой напряжённый ствол, контрастно-красный на фоне мраморной синеватой бледности груди под ним. Остатки пахнущей османтусом смазки с пальцев он ласково растëр по этим дивным холмам и долинке между ними. Ох, этот влажный блеск полированного нефрита сделал её ещё соблазнительнее. Заклинатель надавил ладонью на свой торчащий член, укладывая его в ложбинку между грудями и придерживая, зажимая между ними. Демон что-то одобрительно муркнул и подвигал ладонями, так, чтобы зажать посильнее. Шан Хуа застонал от развратного вида перед ним и двинулся, скользя взад-вперёд в гладкой ложбинке. Ооо, все Будды и Бодхисаттвы, он прямо сейчас трахал шикарную грудь своего Мобэя под его же внимательным и жарким взглядом, и его принц даже сжимал её ради него, так сладко охватывая его ствол с боков, оох! Шан Хуа застонал, не прекращая короткими толчками втискиваться в эту щель. Огладил свободной рукой бугрящиеся яшмовые холмы и потеребил ближайший сосок, оттягивая и выкручивая пальцами. Мобэй томно вздохнул, снова подвигал ладонями, ритмично усиливая нажим и стараясь попасть в такт, и хрипло отметил: — С женщиной было бы удобнее. — Аах, з-за… зачем мне… женщина… когда… мой принц… Ах-ха… так… горяч. Он защипнул сосок сильнее, немного возмущённый тем, что Бай-эр решил, будто он предпочтëт кого-то ещё. — Ммм, — демон не то застонал, не то согласился. Шан Хуа сменил руку на своём янском корне, чтобы приласкать и другую грудь. Из его собственной груди рвались стоны, а бёдра двигались будто сами собой. Хаах. Однако спустя десяток толчков он замедлился и вовсе остановился, тяжело дыша. Так не пойдёт. Он-то получает наслаждение, о каком и не мечтал, а его принц останется на бобах? Точнее, только с ласками горошин сосков? Нет, Шан Хуа обещал же вытрахать все дурные мысли, значит, надо выполнять. А вот так он потом, в другой раз попросит Бай-эра сделать, чтобы можно было кончить прямо на это великолепие, а потом тщательно слизать весь беспорядок и довести любимого до разрядки ртом. Да-а-а. А пока он взял Мо Бая за запястья, перекладывая ладони нимало не сопротивляющегося демона обратно на свои бёдра. Нежно погладил напоследок грудь, доставившую ему столько приятных ощущений, и наклонился поцеловать жениха в губы. Потом скользнул губами вбок, к голубеющему острому уху, коротко прикусил и шепнул: — А вот теперь я собираюсь сорвать твою хризантему. — О… жду с нетерпением, — заверил его демон.

(♡ω♡)

Вот эта последняя затея Цинхуа оказалась презанятной, и Мо Бай был очень доволен тем, что догадался поощрить выбор любовника вместо того, чтобы высказывать собственные пожелания. Сам он вряд ли быстро заметил бы, насколько Цинхуа в восторге от его груди, хотя задним числом — о да, предпосылки были совершенно точно. То, сколько внимания его человек уделял его груди при ласках и как охотно укладывался на неё. Как любовался распахнутым вырезом его ханьфу, облизывая взглядом виднеющиеся участки кожи. Да и в том времени, несмотря на опаску, маленький Лорд Аньдина иногда розовел, опуская взгляд именно на его полуобнажённый торс. Такое внимание было приятно. Мо Бай знал, что хорошо сложен, и гордился своим сильным, крепким, но гибким телом — результатом неустанных тренировок, охот и сражений. Он принимал как должное то, что его считали красивым. Но вот такое неприкрытое желание… льстило. Даже если обычно такие игры осуществляли с женщинами, чьи пышные иньские холмы позволяли мягко обхватить нефритовый стебель со всех сторон. И как чувственно выглядел Цинхуа вот так, изнемогая от желания и втискивая свой аккуратный янский корень между его грудными мышцами. Эта кожа с румянцем цвета спелого персика, подсвеченная линиями меридианов. Этот экстаз и восхищение на лице с потемневшими от страсти глазами. Эти ласки, жадные и собственнические. И резкие короткие толчки, с каждым из которых между его грудей показывалась черепашья головка, подмигивая слезящимся от желания конским глазом. Оох, впору было самому найти, запомнить — и потом декламировать стихи, воспевая это чудесное зрелище. Конечно, утолить собственную страсть одним этим он бы не сумел — открывающийся вид и ощущения только подогревали её, но были недостаточными, чтобы подтолкнуть за порог. Но это не имело значения — такие игры всегда можно было сочетать с чем-нибудь ещё. Цинхуа, тоже, кажется, подумал об этом, поскольку остановился и заявил о намерении взять его теперь уже традиционно, сорвав хризантему. И игры маленького заклинателя распалили его более чем достаточно для того, чтобы приветствовать атаку с тыла с жадным нетерпением. Мо Бай развёл ноги, и Цинхуа устроился между ними с горшочком смазки. Юноша задумчиво хмыкнул, проведя большим пальцем по своим припухшим губам. Подхватил его под колено и сначала задрал повыше, а потом и вовсе прижал к самой его груди, бросив: «Держи». Другую ногу Цинхуа по-простому закинул себе на плечо. Лукаво улыбнувшись, он прикусил голень, одновременно сминая пальцами основание бедра. Демон довольно вздохнул, послушно придерживая своё колено и следя за выражением лица возлюбленного, потянувшегося скользкими от смазки пальцами между его ног. Обделённый вниманием нефритовый столп лежал на животе, пульсируя и ноя, но Мобэй сейчас хотел иного, и прикосновение не заставило себя ждать. Горячие тонкие пальцы покружили вокруг его расслабленной хризантемы, оглаживая складочки. Здесь Цинхуа был нежен, деликатно массируя тонкую кожицу. Наконец, один палец толкнулся внутрь — и брови заклинателя взлетели на лоб: — Мой принц скучал по мне этой ночью? Или утром? Достаточно, чтобы играть со своим цветком, ммм? — внутрь него забрались уже два пальца, разминая и толкаясь глубже. — Ххах, не так… этот принц ждал… грр… своего Цинхуа… Но если… уммм… я могу… расслабить… твои мышцы… ммм… ты думал… собственное тело… ххах… мне менее… подвластно?.. — Он приподнял бровь, стараясь не отвлекаться на горячие пальцы внутри, которых уже стало три. — Оох, вот как, — польщённо улыбнулся его заклинатель и навалился всем телом, сгибая его вдвое и удовлетворённо шепча в самые губы, — ты готовился… для этого… Цинхуа, ммм? Любовник перемежал слова глубокими толчками, и лёгкое жжение от растяжения уже четырьмя пальцами дополняло фейерверк ощущений от их кончиков, точно ударявших в потаённую жемчужину и посылавших внутрь него, прямиком в средоточие страсти, пульсацию жаркой ци. Демон, как мог в таком положении, пытался насаживаться сильнее — мало, мало, ещё! — а Цинхуа держал его свободной рукой за плечо, сдерживая, не позволяя двигаться в полный размах, и продолжал сладкую пытку пылкими речами в такт толчкам своих пальцев, всё более резким и глубоким, врываясь в него так, что Мобэй при каждом выпаде ощущал мостом прижимающееся основание большого пальца: — Мой принц… так сильно… хочет… чтобы… я его… трахнул? — Гррр-да! — вырвалось у него само на особенно удачном попадании атаки в цель. — И как… именно… мне это… сделать? — Сильно… хха… резко… ааах… глубоко! Заклинатель с улыбкой лизнул его рот и убрал пальцы, заставляя потерянно ёрзать: — Так и будет, — пообещал Цинхуа и резво соскользнул с кровати, по дороге цепляя его за лодыжки и утягивая за собой в изножье. Демон уцепился за поданную узкую ладонь — и тут же оказался сидящим на краю ложа с разведёнными ногами. Цинхуа стоял перед ним, прямо перед лицом Мо Бая был вожделенный янский корень с висящей на кончике капелькой. Юноша поставил одно колено на край кровати между его ног и наклонился, целуя его в скулу и линию челюсти, а руками приподнимая его ноги, заставляя обвить его поясницу. — Держись за плечи, — деловито скомандовал Цинхуа и подсунул под него ладони, одним рывком поднимая на руки. Повернулся и сделал пару шагов, прижимая его спиной к гладкой обшивке стены из бамбуковых плашек. Ладони обхватывали его зад, впиваясь в плоть и разводя половинки персика тонкими пальцами. Цинхуа немного приподнял его — Мо Бай видел, как под персиковой кожей перекатывались крепкие мышцы, без непосильного напряжения поддерживая его немалый вес — головка упёрлась в его мост, и он нетерпеливо двинул тазом, ловя её расслабленным входом. — Давай же, возьми меня! — попросил он, и Цинхуа ослабил хватку, позволив ему осесть на стержень, на миг показавшийся ему раскалённым. — Айщщ, — зашипел заклинатель, прижимаясь лбом к его груди, — как тесно ты сжался… Так сильно ни разу не было. — Хорошо… — выдохнул Мо Бай, сжимая нефритовый стебель внутри себя, а потом расслабляя внутренние мышцы и притираясь теснее, пытаясь загнать его внутрь глубже, вжимая пятки в поясницу своего Цинхуа. Заклинатель с тихим смешком поцеловал его грудь, оставив очередную метку засоса, немного сместил ладони, приноравливаясь, и начал вбиваться внутрь. Сильно, резко и входя по самые яшмовые бубенцы, как он и просил. Внутри разгоняли свой ход перевитые сапфирово-янтарные потоки ци, его пронзал раз за разом горячий стержень, таранящий южные врата и постепенно подталкивающий его дух к пределу. И Мо Бай отдался движению, помогая всем телом, наслаждаясь крепкой хваткой присваивающих его тело рук и без всякого стыда насаживаясь на плоть своего Цинхуа снова и снова… А когда в его нутро выплеснулся горячий и желанный цзин — Цинхуа споро уронил его на край кровати, перекатил на бок, выходя из его тела (рано-рано-рано!), снова побудил его подтянуть колени к груди и упал перед его тылом на колени. Собрал пальцами немного вытекающего из него семени и жёстко обхватил ими дождавшийся наконец-то своего небесный столп. Следующая порция семени оказалась втолкнута обратно внутрь, между лепестков хризантемы. И пока Мо Бай ёрзал, вцепившись обеими руками в собственные бёдра под коленями и содрогаясь в наслаждении на пальцах, вновь заменивших излившийся янский корень Цинхуа, и в крепкой хватке растирающей его столп ладони с другой стороны — он ощутил мягкие губы и влажный язык на своих нефритовых бубенцах, ласкающие, вылизывающие, втягивающие кожицу в жаркий рот. И это ощущение стало последней каплей, вытолкнувшей его на сияющий пик. После же он расслабленно повернулся на спину, свесив ноги с края кровати и ещё подрагивая от удовольствия. А Цинхуа слизал с его живота и груди попавшие на них капли его семени, плеснул печатью очищающей техники и повалился поверх. Погладил одну из многочисленных царапин от собственных ногтей на его бицепсе и пробормотал устало: — Извини, что не довёл тебя до предела вместе с собой. Угол был… неудачный, не попадал куда надо. — У тебя всё замечательно вышло, А-Хуа, — заверил демон своего вечно беспокоящегося по пустякам жениха, забрасывая руку поверх его поясницы. — Не тот угол и то, что я немного отстал… технику мы ещё отточим практикой, но это всё так не важно сейчас! Я плавился уже от одного того, что это именно ты брал меня так решительно и бесстрашно, так вольно используя свою силу. — …О. Ты заслужил это, — устало, но твёрдо сказал Цинхуа, посмотрев ему в глаза из-под растрепавшейся чёлки. — Мы это заслужили, — поправил Мобэй с улыбкой.