Своими руками

Когда ты теряешь кого-то, это чувство всегда остаётся с тобой, постоянно напоминая тебе, как легко можно пораниться. Дневники вампира (сериал) Не думай, что ты один что-то потерял. Потерянного уже не вернуть. Думай о том, что у тебя осталось. Ван Пис (аниме-сериал) Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант. Расправил нервною рукой на шее чёрный бант. Подойди скорей поближе, чтобы лучше слышать, Если ты ещё не слишком пьян. О несчастных и счастливых, о добре и зле, О лютой ненависти и святой любви. Что творится, что творилось на твоей земле, Всё в этой музыке, ты только улови. Константин Никольский, «Музыкант» (песня)

Мо Бай перекатился на плоской скале, сел, потянулся, оценивая полученные синяки — ничего серьёзного — и пожал плечами, успокаивающе бросив деду Байи: — Обойдутся. Для кузенов тут и правда слишком сложно. — И то, что ты сам сюда в одиночку ходил, меня тоже не радует, — всё равно продолжил ворчать тот. — В этой кальдере даже мой отец чуть не убился, хоть и был Мобэй-цзюнем. Шушу тоже сел, скрестив ноги и слушая их разговор, но сам не влезал. Разумно — раз уж он не был в курсе про кальдеру раньше, то и сказать ему по этому поводу вряд ли было что. — Знаю, но я один и не ходил, — терпеливо продолжил Мо Бай унимать беспокойство двоюродного деда, — а прадедушке не стоило думать, что он сможет надёжно заморозить круг целиком. Вот он и получил удар почти от всего оркестра разом. — С меньшими кратерами это удавалось, — вздохнул дед Байи, — но когда там всё извели, этот охотничий круг оказался отцу не по зубам. А в итоге мы потеряли возможность пополнять тут ресурсы. Разве что за студнем слуг посылают регулярно. Их не так жалко, если не успевают убраться подальше и попадают под музыку. — В следующий раз кто-то из нас может их сопроводить, — предложил Мо Бай. — Пока на поле кто-то держит ритм, студень рядом можно черпать спокойно. — Будет неплохо, — задумчиво согласился дед. — Да и саму музыку раздобыть можно, если с умом. В малом количестве и не так варварски, как предки. Зато хоть кратер не иссякнет после нескольких промораживаний. — Совсем жить надоело, что собираешься на середину лезть? — снова завёлся Байи. А вот дядя поглядывал заинтересованно. — Если не будить лишнего, а идти по одной полосе, — он описал рукой дугу спирали, — то давление и у самой середины умеренное. А там сцапать что поближе и улизнуть — времени вполне хватит, пока остальные колокольцы и сиринги просыпаются да на ритм настраиваются. — А если с воздуха или твоим порталом сразу в середину? — уточнил дядя. — Перепад давления ци слишком высок, тормознëт враз, как в их же студень влепиться с размаху. А если слишком долго мешкать, после удара всей их мощью сейчас выжить смогут только трое. — Цзюньшан и его правая рука? — Мн. И Мобэй-цзюнь. Так что лучше дойти пешком, привыкая к давлению, а уже ноги делать хоть вихрем, хоть порталом. — Слишком опасно, — всё ещё хмурился на них с уступа дед. — С подстраховкой должно выйти нормально, — прикинул шушу. — Один идёт, второй готовится его выдернуть, с воздуха или тенями, м? Вот только откуда ты всё это знаешь, сяо Бай? Я вон про эту кальдеру даже и не слышал. Неужели тут кто-то ещё без нас урожай собирает? — Сейчас вряд ли, — качнул он головой, — а откуда знаю… Вот добудем музыки для деда, присядем, и расскажу. — Что ж, тогда не будем тянуть яшмовую горгулью за бубенцы, — хищно ухмыльнулся шушу, — я пробегусь, а ты подстрахуешь, м? Мо Бай прищурился и потянулся к дяде, создавая вокруг изящного запястья ледяной браслет-наруч и загоняя в него теневой ци побольше, до клубящегося серого оттенка льда. — Маячок, — пояснил он, когда дядя постучал по наручу и ковырнул его когтем. — Сойдёт. Я сначала прямо побегу, а с полдороги уже сверну на дугу. По скорости что посоветуешь? — дядя смотрел серьёзно и даже испытующе, будто проверял для себя что-то важное. — Слишком медленно — давлением ци вымотает, слишком быстро — можешь ошибиться. Так что смотри сам. Если что, подхвачу и с дороги, деду Байи наши руки-ноги дороже, чем даже такие подарки. — И не забывайте об этом, — ворчливо отозвался дед, оглядывавший их с напряжëнным прищуром, но не пытавшийся остановить. Дядя резко кивнул им обоим, не выказывая никакого недовольства, развернулся и в несколько уверенных шагов вернулся на охотничью поляну, легко перескакивая по камням. Дед Байи не то вздохнул, не то фыркнул, но слез со своего уступа и встал рядом, сжимая в прижатой к груди ладони Слезу Феникса. Мо Бай потянулся к теням, поднимая перед собой небольшое облачко и заставляя парное к нему вспухнуть за спиной у дяди и полететь за ним, словно привязанное на длинную верёвку к ледяному наручу. Зорко вгляделся в окошко портала, отслеживая уверенные шлепки босых ног по шершавым шарам из туфа. Дядя пару раз оглядывался на бегу, с усмешкой встречаясь с ним взглядом. На безмолвную просьбу ткнувшего в бок локтëм деда Мобэй положил руку ему на плечо, касаясь пальцами шеи и делясь дымной струйкой ци — чтобы мог следить вместе с ним. Вот дядя перескочил очередной гребень, поколебался — и свернул, обходя теперь заросли по сужающейся дуге спирали. Теперь кусты маячили по правому боку, постепенно приближаясь, а свистящие трели и звон колокольца становились всё громче. Вот прыжки замедлились, став осторожнее, а подчёркнутые музыкой ритмы дыхания и пульса стали, напротив, чуть чаще. На последних шагах, когда до ближайших кустов уже можно было дотянуться одним броском, дядя и вовсе перешёл чуть ли не на прогулочный шаг. Мо Бай даже через плоскость портала чувствовал напряжение пульсирующего поля ци, панически дрожащего и безуспешно пытающегося ускорить ритм. Вот под ногами зашелестели сухие листья, и дядя плавно ускорился, обеими руками потянувшись к свистящим пенькам сиринги, обламывая их и тут же пряча в цянькунь. Одновременно нога пнула жердь с сорвавшимся на жалобное бряцание колокольцем. Все заросли слитно шелохнулись в наступившей на мгновение тишине, будто гигант, набирающий в грудь воздуха для грозного рыка. Дядя напряг плечи, словно удерживая на них тяжесть всей этой Кальдеры, но сделал ещё шаг, сбивая рёбрами ладоней пару раскачивающихся на длинных ветвях шаров. Мо Бай поспешно развернул перед дядей новый портал, уже в полный рост — и следующий шаг вывел напряжённо скалившегося дядю к ним на сплошную скалу. — Хах, это было сильно, — пробормотал шушу, подбросив на ладони ещё одну «флейту», подхваченную им в последний момент на ходу. Мо Бай схлопнул все порталы, и вовремя — в следующий момент до них донеслась какофония свиста и перезвона вместе с нарастающей волной ци. Заросли вдалеке едва ли не тряслись в страхе и гневе на дерзкого нарушителя, раскачиваясь всё сильнее. Гребни начали вздыбливаться, и он схватил за локти обоих родичей, крутнувшись с предупреждающим вскриком «Ходу!» и перебрасывая их тенями в один из пустых малых кратеров — тот, что был подальше. На расстоянии, да рассеянный двумя каменными стенами, звуковой и энергетический удар разъярённых тварей был не опасен, лишь заставляя дно кратера у них под ногами мелко подрагивать да отдаваясь невнятным тихим гулом в воздухе. — Теперь не меньше шичэня бесноваться будут, — удовлетворённо отметил Мо Бай, отпуская дядю и деда. — И в ближайшие дни к ним лучше не соваться, будут на каждый чих трезвонить всем оркестром. А заодно и всех, кто в округе мог болтаться, спугнули.

(・ω・)

Скала под ногами подрагивала в такт еле слышному вою, а ниже по склону над растрескавшимся дном кратера, покрытым грудами мусора, начинала подниматься тонкая пыль. Он закусил клыком нижнюю губу, посмотрел на возбуждённо-радостное лицо племянника, гордую и удовлетворённую физиономию внука — и отвесил обоим по увесистому подзатыльнику. — Хэй, за что? — вскинулся Сюэ-чжи. — За то, что заставили волноваться! — отрезал Байи. — Что ты полез, даже толком не расспросив об опасности, а ты, — он повернулся к немного нахмурившемуся, но стоящему молча сяо Баю и ткнул пальцем в грудь, — подбил его на этот риск и не объяснил!.. Да и я сам хорош, что не остановил вас. Задержись мы там на несколько мяо — и могли бы разделить участь сгинувшей свиты отца!.. Он ссутулился и отвернулся, потирая рукой культю и уставившись на кучи обломков панцирей и высохших ветвей вдалеке, еле видные в клубах пыли. В верхнем даньтяне неприятно дёргало. За спиной послышался вздох, и его пальцы накрыла широкая ладонь, сжимая деликатно, будто боясь оставить хоть малейший синяк. — Извини, я не думал, что тебя так заденет… Я знал, что делаю, и был готов унести нас всех оттуда в любой момент, — буркнул внук. — …Эх, жаль, что отец этого трюка не знал, — проворчал он грустно, — глядишь, тогда ублюдок Жунсюэ и не высунулся бы… Хотя, с другой стороны, тогда и вас, мелкие, могло не быть. Или вы были бы моими родными потомками, а не двоюродными. Хах… Ладно. Сюэ-чжи, покажешь, что успел сорвать? Он отбросил грусть, встряхнувшись, и повернулся, остро прищуриваясь в сторону Сюэцю. Ткнул его когтем в притихший огонёк над складкой от сведённых бровей и ухмыльнулся, когда мальчишка раздражённо отмахнулся, но всё-таки полез в свой цянькунь, присаживаясь на пятки и выкладывая на скалу добычу. Отколотые трубчатые куски панциря, багровые с ярко-алым дырчатым верхним коленом, сочились в месте раскола розоватой жижей. Ага, значит, и щупальца тоже не успели убраться, хорошо. Отливающие скорее рыжеватой медью, чем краснотой крови, почти идеальные шары колокольцев чернели отверстиями с одной стороны, а их изогнутые черенки топорщились разлохмаченными древесными волокнами с другой. По три штуки того и другого — обидно мало по меркам старых урожаев, но уж сейчас, спустя многие десятилетия, их кузнецы и бронники даже за малый осколок колокольца передерутся. К тому же, если эти забеги можно будет вот так же, с подстраховкой, повторять весь тёплый сезон — а мальчишкам, распробовавшим рискованную забаву, вряд ли удастся запретить — у них появится возможность весьма, весьма существенно пополнить запасы не только морозной стали, на которую студень уходил черпаками, но и более ценных сплавов. Тоже опустившись на колени и выдернув из пространственного хранилища короткий, но бритвенно острый разделочный нож, он сноровисто распотрошил и рассортировал собранное. Ещё дёргающиеся обрывки щупалец отправились в ледяной горшочек вместе с собранной до последней капли кровянистой жижей. Отдельно легли заготовки под флейты и колокольцы. Остатки и обломки он, поколебавшись, тоже завернул в тряпку — надо бы поэкспериментировать, может, тоже что интересное удастся выпарить или хотя бы из золы экстрагировать. Тем временем сяо Бай, опустившийся на корточки и с интересом наблюдавший за его работой, отодвинул в сторону один колоколец и одну трубку сиринги и тихо попросил Сюэцю покрыть их своим льдом и напитать ци. — Хм? — это было что-то новое. — Если срывать их так, настройка на пульс и дыхание не успевает рассеяться. И пока инструменты хранятся в поле твоей ци, они только сильнее привяжутся… Боцзуфу может пригодиться, не всё же нас успокоительным поить. И наоборот, заставить сделать вдох, а сердце забиться, случись что, будет легче. Байи наполовину ожидал, что Сюэ-чжи тут же затеет драку с сяо Баем, устроившим ему такую… уязвимость, или хотя бы возмущённо развеет лёд на инструментах, закономерно опасаясь давать кому бы то ни было такую власть над собой. Но племянник только покосился на мальчишку сложным взглядом, отрывисто кивнул и молча нарастил ледяную корку потолще, придвинув получившиеся глыбки, переливающиеся семейным сапфировым оттенком ци, к алхимику. Такое доверие заставляло тепло разлиться в груди. Нет уж, этих двоих он будет оберегать всеми оставшимися силами. И больше не будет сожалеть о том, как всё сложилось в его юности. Ради такого не жалко. Они стоили всего — и потери руки, и утраты совершенствования, и десятков лет корпения над алхимическим котлом. — А я потом ещё и для себя сорву, — добавил внук, — шушу, подстрахуешь с воздуха вихрем? — Куда ж я денусь, — мирно фыркнул Сюэцю, но потом всё же подкуснул, — такого наследничка, что по опасным местам гуляет в одиночку, беречь в четыре руки придётся… ну ладно, в три. Так что пусть бобо с флейтой наперевес тоже бдит. — Мгм, — согласился сяо Бай. — вот добуду, отдам, и пусть бдит. — А вообще, про такое использование этой «музыки» даже бобо не был в курсе, хоть и застал времена её добычи, а вот ты где-то вызнал. И, кстати, обещал рассказать, откуда столько знаешь, — мальчишки сцепились взглядами, потом внук кивнул и поднялся. Покрутив головой, сяо Бай выбрал ровный широкий уступ чуть выше и легко запрыгнул на него, поманив их жестом за собой. Уселся, привалившись спиной к скале, скрестив ноги и сложив на коленях руки. Дождался, пока они не устроятся с обеих сторон, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Кажется, он собирался рассказать что-то очень важное. Когда сяо Бай начал говорить, его голос был непривычно мягок, а на лбу залегла обеспокоенная складка. И неудивительно, по сравнению с этим мальчишка-пророк в качестве дуйсян казался незначительной деталью… Казался бы — не окажись именно он первопричиной предпринятого внуком безумного предприятия, тем не менее, оказавшегося успешным. Возвращение души в прошлое и изменение судьбы всего мира, надо же!.. Но по крайней мере, это объясняло все странности, подмеченные в поведении сяо… кхм, ладно, сколько бы он там на самом деле лет ни прожил, это всё ещё был его Бай-чжисунь. Только повзрослевший и набравшийся мудрости и знаний. И явно немало выстрадавший — недаром он с таким сочувствием глядел на всё сильнее хмурившегося Сюэ-чжи, да и вообще нашёл в себе силы помириться с ним.

(・ω・)

Мо Бай объяснял своё возвращение во времени — своё возрождение — стараясь подобрать правильные слова, то и дело замолкая. Чтобы обдумать следующую фразу, чтобы не задеть лишний раз самые болезненные темы для родичей. А то он и без этого уже сегодня по недомыслию заставил боцзуфу волноваться. Дипломатический подход, однако, давался ему с переменным успехом — если дед Байи выглядел просто задумчивым, кивая своим мыслям и даже иногда усмехаясь, то дядя… С каждой его фразой шушу всё сильнее хмурился, деревенея спиной и с тихим треском впиваясь когтями в скалу под собой. Пока наконец не сорвался, дёрнувшись к нему, схватив за ворот ханьфу и встряхнув его с отчаянным сиплым вскриком: — Почему?!.. Почему сейчас, почему не раньше? Мо Бай сочувственно вздохнул. Он и сам задался бы именно этим вопросом в первую очередь. Перехватил запястье, чувствуя быстрое биение пульса под пальцами и неровно выплёскивающуюся волнами ледяного ветра ауру, посмотрел дяде прямо в глаза. — Потому что это был единственный способ, который мы смогли найти. И для меня это была самая ранняя точка, — в глазах дяди горе и гнев мешались с безумной надеждой, и Мо Бай в этот момент почти ненавидел то, что должен был сказать дальше. — Глубже меня… наверно, мог бы пройти только кто-то намного старше. Но в моём времени не было того, кто… кому я мог бы доверить такое. В том времени вообще не осталось никого, кому я мог доверять. Дядя кусал губы, не пытаясь вырвать руку и только жадно слушая — очевидно, лихорадочно пытаясь найти способ вернуться к матушке, спасти её. — А я… хотя да, не думаю, что ты мог бы когда-нибудь полностью довериться мне после всего… Байи-бо? — хрипловатый голос, совсем не похожий на его обычное шёлковое мурлыкание и сперва звучавший горько, в конце налился надеждой. — Вас обоих давно уже не было в живых, — покачал головой Мо Бай. — Но, может, этот способ можно использовать сейчас? Даже если цена высока, я помню, ты сказал, что заплатил жизнью, но это неважно!.. — дядя взялся за второй край его воротника и теперь стоял перед ним на коленях, нависая, заглядывая в глаза и легонько встряхивая. Вокруг них ветер набирал силу, и дед прижался к скале, обеспокоенно поглядывая на дядю и перебирая свои цянькуни. Кажется, дедово успокоительное им как раз сейчас и пригодится. — …Прости. Его не существует в этом времени. — Как, когда он будет создан?.. — …Нет! — он сжал дядины запястья сильнее, отрывая от себя и уводя вниз, заставляя дядю сесть на пятки. Посмотрел прямым взглядом с полной серьёзностью. — Этого я не позволю. Руки были немедленно вырваны из его хватки, и разъярившийся дядя снова навис над ним, с шипением выплёвывая слова сквозь обнажившиеся в оскале клыки: — Не позволишшь?.. Да кто твоего мнения спрашшивает! Можшшет, там ты и сстал Королём, но тут ты ещщё только мальчишшка! — Я не допущу полного уничтожения Пустошей и дома Цин Хуа ради призрачного шанса, что все обстоятельства сложатся так же и Путь Солнцеворота сформируется снова, — не дрогнул Мо Бай, пытаясь достучаться до разума сверлящего его гневным взглядом дяди. Ускользнуть тенями и дождаться, пока дядя остынет, он мог в любой момент — но был шанс справиться и так. — Полного уничтожения? — ахнул сбоку дед Байи. А, хоть кто-то его услышал. — Как? — Синьмо и взбалмошный небесный демон, решивший объединить наше Царство с Человеческим. Пустоши… их залило океаном. Полностью. А дом Цин Хуа и вовсе провалился в Бездну. Дядя обмяк, сгорбился и закрыл лицо руками. Ветер стих, и только холод всё ещё расходился от застывшей в отчаянии фигуры. Дед заковыристо выругался, помянув бесов, носорогопитона и их матримониальные отношения с трясинными червями. На свет из цянькуня появилась заветная бутыль, и Мо Бай наморозил в ладонях высокие пиалы, в которые Байи-боцзуфу тут же набулькал содержимого бутыли, знакомо и свежо пахнувшего мятой. Мо Бай опрокинул в себя снадобье из одной пиалы, вторую отдал уже прибравшему бутыль деду, а потом потянулся к дяде. Прихватил за плечо, сжал пальцами с силой, так что тот дёрнулся. Потянул одну ладонь от лица, вложил в неё пиалу, придерживая поверх, чтобы дядя её не уронил. Другая изящная рука упала вниз почти безвольно. — …Шушу, — позвал он мягко, — выпей тоника, немного полегчает. Через пару сиплых, свистящих вдохов дядя наконец зашевелился сам, подняв голову, полоснув его больным взглядом. Взялся за пиалу со снадобьем обеими подрагивающими руками, неловко поднёс ко рту и выпил залпом, пролив часть содержимого. Отбросил пиалу в сторону с невнятным рыком и зло утёр струйку тоника с подбородка прямо рукавом. — Я заплатил бы любую цену, — его голос был глухим, слегка подрагивающим, но постепенно набирал жёсткость, — пошёл бы на любую смерть. Ради Вэй-эр, ради родителей и дагэ — я устроил бы гекатомбы, и плевать, сколько крови пришлось бы пролить… Но наши Пустоши, наш клан — приносить их в жертву всего лишь ради шанса… Этого твоя матушка точно не одобрила бы, Бай-чжи. И я сам себе не простил бы такого. Хха… Значит, не судьба, ха-ха… Смешок вышел горьким, но по крайней мере дядя выпрямился и от него перестало так сильно тянуть вымораживающим холодом. Мобэй прикрыл глаза, пережидая приступ острой жалости и не позволяя ей выплеснуться, чтобы не ранить и так еле собравшегося дядю ещё больше. Его сердце сжималось в груди, а челюсти сводило от осознания того, через какой ад за считанные годы прошёл сидящий сейчас перед ним с упрямо выпрямленной спиной молодой демон, даже сейчас не разменявший и сорока лет. А тогда сколько ему было — двадцать? двадцать пять? — а его мир уже рухнул. Да, Мо Бай и сам помнил, какую боль ему, пятилетнему, причинил уход близких — угасшей бабушки Вэйфэн, матери, погибшей от яда, оттолкнувшего его дяди. Но Мо Сюэцю тогда было ещё тяжелее — смерти родителей, возлюбленная, отобранная одним братом, только чтобы тоже умереть, и исчезновение другого… Исчезновение, официально объявленное трусливым бегством — но дед не сделал бы труса наследником и не взял с собой на опасную охоту. Да и шушу не стал бы так стремиться вернуть и своего дагэ тоже, если бы считал объявленное правдой… Так что то, что дядя и тогда, и сейчас сумел не сломаться, не опустить руки — стоило уважения и вызывало желание помочь. Залечить сердечные раны, дать новый смысл жизни взамен утерянного. В конце концов, просто быть его семьёй, не оставляя одного. И в Бездну их старый конфликт! Что им теперь, мериться тем, кто больше потерял? А ещё стоило спросить совета у Цинхуа и братьев — у них могли возникнуть и другие полезные идеи. В конце концов, лечить измученный разум и изгонять сердечных демонов люди умели куда лучше. Когда он открыл глаза, то сразу напоролся на взгляд дяди, всё ещё тёмный от внутренней боли, но уже острый, собранный. — Ты сказал, что нас давно не было в живых. Потому Слëзы и лёд хорошего качества для бофу? Что ж, переключить разум на текущие проблемы — не идеальный способ справиться с душевной болью, но вполне достойный.

(・ω・)

То, что племянник явно затеял что-то серьёзное, Сюэцю понял почти с самого начала. Тренировка бес знает в какой дали, о которой мало кому известно. Щедро рассыпаемые намёки на знания, которым вроде и неоткуда бы взяться. Музыка эта, которая могла стать либо гигантской подставой, либо спасением — смотря в чьи руки попадёт. Впрочем, уж рукам бобо он своё здоровье привык доверять, безропотно глотая снадобья и допуская к телу. Буйство тварей, наконец, к немалому удовлетворению мальчишки гарантировавшее, что их никто не подслушает. Сюэцю не то чтобы тревожился — сяо Бай пусть не доверял ему до конца, но альянс предложил сам и предельно честно. Но он был заинтригован. И ободрëн тем, насколько ответственно отнёсся племянник к тренировке, коршуном следя за его безопасностью. А тренировка, хоть и была «с умыслом», вышла на славу. Вот только, стоило племяннику раскрыть свой секрет — невероятный, но объясняющий все непонятности так, что был очевидно правдивым… Стоило Сюэцю уложить в голове, что его племянник вернулся ради своего Цветочка в прошлое — и весь азарт и телесное довольство после хорошей, щекочущей нервы разминки смыло волной душевной боли. Ну почему, почему Бай-чжи не вернулся раньше, в тот день, когда Вэй-эр была ещё жива? Почему он сам не занял место племянника, не рванулся туда-тогда, где всё ещё можно было изменить? Почему Бай-чжи, хоть и смотрел понимающе, но отказывал ему в праве получить такой же шанс?.. Эти вопросы корёжили его и выворачивали наизнанку, но ответы на них — все и каждый — выбивали дух до тех пор, пока в его сердце не осталось ничего, одна лишь гулкая пустота, заполненная отчаянием. Пока приговором не рухнули на другую чашу весов жизни всего клана и всех Пустошей, перевешивая многажды ещё-не-факт-что-шанс спасти тех немногих, кого он ценил больше собственной жизни. Вот только и в эту пустоту дотянулся ободряющий запах дядиного снадобья, заботливо сунутого в руки, и пальцы, стиснувшие плечо. Безжалостно вытянувшие его из бездны наружу, к осознанию того, что нужно как-то жить с этим и дальше. К напоминанию, что тут, рядом, всё ещё были сочувственно косящийся Байи-бо и катающий желваки на скулах племянник. Последние осколки, которые он и не думал беречь, но которые всё ещё были. И была мысль, за которую он зацепился, как за ветку над обрывом: даже если тогда нашёлся только один способ — это не означает, что другие не существуют где-то в пространстве и времени. И зная теперь, что искать — может, когда-нибудь и где-нибудь он найдёт другой способ вернуться, не требующий платить эту невозможную, неподъёмную цену. А пока — пока нужно продолжать жить, жить и беречь ту часть семьи, что у него ещё каким-то чудом осталась. Чтобы если эта мечта так и останется всего лишь мечтой, ему не было бы нестерпимо стыдно в Диюе перед близкими, ушедшими раньше него, но прожившими свои жизни достойно. Сюэцю скрипнул зубами, в последний раз позволив себе содрогнуться от тоски, и мысленным пинком загнал её на самые задворки своего разума. Если уж жить достойно, то начинать нужно было прямо с этого момента. С выяснения того, что необходимо, чтобы уберечь семью от опасностей, о которых Бай-чжи знал куда больше, чем он сам.