Her name is Stark

— Мисс Старк, — спрашивает Лесли — ведущая на шоу, куда пришла Таша, — если не секрет, то почему вы с мистером Роджерсом развелись? Он же практически идеальный!.. — Не практически, — качает головой Таша, — а идеальный. Вот только нам, простым людям, трудно жить с божествами. Она влюбилась в него не сразу, прошло почти полгода с Инцидента в Нью-Йорке, и Старк была той, что улучшала форму Капитана. Они спорили до хрипоты. Они говорили. Они иногда вместе ночевали в мастерской, хотя чаще Стив вытаскивал ее из-за стола и уводил в спальню. Чисто по-дружески. И Таша только подкалывала, лениво рассуждая, что не прочь бы переспать. А потом, однажды, посреди разговора, когда Стив пытался убедить ее пообедать в парке или хотя бы на балконе, Таша посмотрела на него и поняла, что что-то не так. Нет, желание переспать никуда не делось. Но к нему прибавилось еще кое-что. Что-то новое. Что-то пугающее. Что-то, что Пеппер назвала «любовь», с улыбкой глядя на растерянную подругу. — Но вы так идеально подходили друг другу! — всплескивает руками Лесли. — Вы были прекрасной парой!.. Он та-а-ак смотрел на вас… И вы на него. И неужели вы разлюбили? — Нет, — просто отвечает Таша. Как можно разлюбить Стива? Никак. Она пыталась, честно, она пыталась в самом начале, чувствуя, как теплеет всё внутри, как размякает она рядом с бравым Кэпом и оказывается чуть ли не лужицей у его ног. Таша Старк не имела права на подобные чувства. У нее — репутация. У нее… есть сердце. И именно она целует Стива в прямом эфире после того, как он подставляется, чтобы ее спасти, просто хватает его за ремни формы, тянет на себя и целует, а потом шепчет в губы, что сама сделает ему новую форму, что он дурак, что она не может смотреть, как он рискует, что… Он целует ее в ответ. Они забыли про прессу. Они влюблены и они идиоты. Бывает. — То есть, это мистер Роджерс вас разлюбил? — уточняет Лесли, чуть хищно подавшись вперед. — Нет, — качает головой Таша. — По крайней мере, он мне сказал, что всё еще любит меня. И не может простить. Это такое странное чувство, когда смотришь в глаза любимого человека и понимаешь, что он всё еще любит…, но даже смотреть на тебя не может. Это чувство вины, от того, что отняла единственное, что Стив просил не трогать. Она должна была сдержаться. Она должна была. Не смогла — ярость затопила всё ее существо, и она сдалась на ее милость, позволив себе единственный выстрел, даже не целясь, прекрасно зная, что после этого Стив ее скрутит, не позволит больше бороться, переключит ее ярость на что-то иное — они проходили уже через это, они проходили и не через такое. — Но как это возможно? — смотрит на нее Лесли. — Вы любите мистера Роджерса, а он любит вас… Но вы не вместе. Это странно, согласитесь. Таша смотрит на нее, облизывает губы, а потом спрашивает, и голос ее чуть более хриплый, чем должно: — Вы когда-нибудь любили божество? Чистое и непорочное, оно может любить вас в ответ… Но так же он видит все твои грехи. И некоторые простить не может. И ты смотришь на него, своего личного бога, и говоришь что-то в духе: «Хей, почему бы нам не развестись?» Если уж он и в глаза смотреть ей не может. Если смотрит на ее руки так, словно они в крови по локоть. Если в нем начинает просыпаться чистая ярость только при мысли о том, что она сотворила. — Значит, мисс Старк, вы слишком порочны и грешны для мистера Роджерса? — прищуривается Лесли. — Нет, — говорит Таша. Перед глазами снова встает тот миг в бункере, когда Барнс пораженно хватается за грудь, не веря, что она его только что убила. — Я просто слишком хорошо стреляю.