Her name is Stark

— Ладно, это становится всё более странным, — говорит Таша однажды утром. Она снова просыпается на груди у Роджерса. Тот спит, и в своем сне он чистый и светлый — такой откровенно не от мира сего, что ей хочется смотреть и смотреть. И да. Она ненавидит Стива за это — за то, что он судит людей, не вляпавшись полноценно в то дерьмо, из которого им приходится выбираться. — Мгхм, — сообщают ей из-за спины, и металлическая рука на ее поясе обнимает ее крепче. Сзади притискивается горячее и сильное тело, и Таша знает, что увидит — если обернется — грех во плоти. Они, слишком похожие в своей не принадлежности этому миру, но всё равно слишком разные. И ей остается только наблюдать за ними. И принимать их заботу, конечно. И да, о’кей, Таша не совсем понимает, как это работает, но это работает — она стала успевать неожиданно больше, не загоняя себя и питаясь регулярно тем, что подсовывал ей Зимний Солдат. — Забота о ком-то очень помогает, — говорит тот маститый психотерапевт. — Я бы, конечно, посоветовал завести хомячка, но… Старк смеется. Вот подопытной мышкой ей быть еще не приходилось. Ну, не в тех экспериментах, где она не была сама инициатором. И сейчас это было… несколько странно. Барнс заботится о ней, это хорошо отражается на его психическом здоровье — и да, никто не хочет получить одержимого сумасшедшего убийцу, который потерял все якоря. Сейчас он держится за Стива и за нее. Таша не уверена, что понимает, почему якорем стала она. Вероятно, не надо было тогда будить Барнса. — Да, думаю вы правы, это своеобразная фиксация, — продолжает тот психотерапевт. За что Старк его почти любит — он говорит без купюр, предупреждая, когда у Барнса особо плохие дни, например. Но это не значит, что она собирается записаться к нему на прием как Барнс. — Тебе снятся кошмары? — однажды спрашивает Таша. Барнс сидит в ее лаборатории, потому что — хей! — он всё равно сюда проберется, а ей надоело чинить охранные системы. Кэп на задании, а Баки нужно быть уверенным в том, что он не останется один — этот парень может сидеть тихо, молчать и пугать всех тяжелым взглядом из угла комнаты, но не терпит полного одиночества. — А тебе? — спрашивает он голосом Зимнего. Таша долго кивает. Потому что — да, ей снятся кошмары. Но она больше не призывает во сне броню, потому что на тот короткий миг, когда она вырывается из их липких пальцев, вокруг ее пояса или плеч неизменно чувствуются пальцы металлические. Таша осознает, что это — только кошмар, и становится сторонним наблюдателем. Она смотрит, но не участвует. И иногда ей становится смешно от того, что главное оружие Гидры оказывается ее личным якорем, ее средством от плохих снов. Всё становится несколько сложней, когда к ним присоединяется Стив. То есть, почти всегда. — Нет, — говорит он. — Я не могу оставить вас наедине. — Думаешь, я всё же растлю твоего драгоценного парня вперед тебя? — вскидывает брови Таша. Стив краснеет, но отвечает: — Нет. Просто если у него случится очень плохой сон, и он раздавит тебя во сне… — Кэп качает головой. — Так я хотя бы попытаюсь тебя спасти. Он не говорит «спасу», потому что оба понимают — Зимний слишком хорош, идеальное оружие Гидры, самое долговечное и прочное из того, что они создали за всё время своего существования… И всё еще опасное. Но именно с самым опасным оружием Гидры так хорошо, так сладко спится. — Это становится странным, — бормочет Старк и трется щекой о грудь Роджерса. На груди — футболка, Стив — мальчик приличный, он не ляжет в постель полуголым как Барнс, который сильней притискивается сзади, вжимая Ташу в Кэпа. — Раздавишь, — сонно сообщает Стив, подтаскивает Ташу повыше, чтобы ее голова оказалась у его шеи, и спокойно вздыхает, продолжая спать. Барнс фырчит, ворчит и утыкается лбом Таше в затылок, выдыхает шумно и горячо и тоже успокаивается. Таша лежит и думает, если это странно, но всех устраивает, то… почему бы нет? Через минуту она спит. Сны ей тоже снятся особые — странные и без намека на кошмар.