Happy New Year

      Первой умерла мама.       На её замену пришла чужая женщина. Незнакомая. Безразличная к нему, своему сыну. Носящая искусственную улыбку на своём лице.       Гарри было только восемь месяцев. Но он уже тогда всё понял. Понял и перестал плакать перед своей ненастоящей мамой. Потому что не было мамы, внимание которой можно было привлечь, когда он чувствовал голод и боль от режущихся зубов.       Мамы не стало, когда пришёл странный старик, одетый в яркий балахон.       — Лили, девочка моя, тебе нужно чаще отдыхать. Давай выпьем чаю, пока Гарри будет играть в свои игрушки. Я даже принёс новые сладости из недавно открывшейся кондитерской, попробуй, — ласково увещевал старик.       — Спасибо, профессор, — устало улыбнулась его мама. Улыбнулась в последний раз.       Старик ушёл, когда мамы не стало, когда она доела последний кусочек печенья, крошащегося в её маленьких ладонях. Напоследок старик произнёс, смотря Гарри в глаза: «Такой силы, как у тебя, не должно существовать. И я об этом позабочусь». Гарри этого не запомнил. Гарри тихо оплакивал смерть своей матери.       Папа вернулся через два дня с дежурства. Гарри пытался предупредить папу, что мамы больше нет, что на кухне лежит странное печенье, что мама теперь только тело. Но усталый и магически истощённый папа только погладил своего сына по голове и пошёл на кухню, пить чай с новым печеньем. Любимая жена уже расставляет всё на стол.       Папы не стало через полчаса. Гарри не плачет.       Гарри больше не видит двух своих дядей. Они больше не приходят. Никто больше не приходит. Есть только две пустые оболочки его родителей.

***

      Через семь месяцев Гарри лежит в корзинке на крыльце чьего-то дома. Он растерян, напуган, замёрз. За день до этого в дом, где он жил, ворвались какие-то люди. Убили оболочки мамы и папы, а потом что-то сделали. Были свечи, тихие бормотания на незнакомом языке и тело, что лежало рядом с ребенком на полу. Полностью обернутое в длинную ткань тело. Тело брыкалось, пыталось выбраться из пут. Но ничего не выходило. Бормотания становились всё громче. А потом тело исчезло. Два сгустка, в которые превратилось тело, направились в разные стороны. Один вылетел в окно под гневный крик старика. Это не то, что он планировал.       Второй ударил в грудь младенцу. Всё, как и должно было произойти по плану.       Гарри заснул.       В следующий раз он проснулся от громкого шума вокруг, ослеплённый яркими вспышками фотокамер, на руках старика. Старик незаметно что-то шепнул над головой Гарри, и тот вновь провалился в темноту.       А теперь он лежит на крыльце неизвестного дома. В темноте, освещённой лишь фонарями, что стоят у дороги. Ему холодно и страшно. Он чувствует, как сгусток недовольно шевелится внутри.       Сгусток в ярости. Его лишили тела, разорвали остатки души и поместили один из них в мальчишку. Младенца!       Гарри боится. Он не хочет быть один. Он боится быть один. Впервые за долгое время младенец начинает плакать. Тихо и горько. Его маленькое тельце не может справиться с таким количеством стресса. Слёзы катятся по пухлым щекам, быстро замерзая, принося тем ещё больший дискомфорт. Гарри хочет оказаться в безопасности, окружённый заботой.       Сгустку не нравится плач ребёнка. Не нравятся чувства ребёнка. Не нравится… что его начинает тянуть к магическому ядру младенца. Чёртов мальчишка, собирается поглотить его, забрать его силу, забрать его знания. Неужели это и есть те самые особые способности мальчишки, про которые всё время кричал почти на каждом углу Дамблдор? Конечно, сейчас мальчишка поглотит его силу и знания, и даже, если Том Реддл возродится из любого другого крестража, он никогда не догадается, что мальчишка знает и умеет всё, что умеет и знает он. Потому что единственная часть души, что знала правду, будет сейчас поглощена. Сгусток сопротивляется. Сгусток тянет в противоположную сторону.       Всё решается за секунды. Плач в один момент становится громче. И сгусток отвлекается, переставая сопротивляться. Сгусток утягивает в ядро, постепенно поглощая.       Сгусток смиряется со своей участью. А в следующую секунду осознаёт себя… чем-то новым.       Плач смолкает. Гарри больше не один. Теперь рядом с ним всегда будет его друг. Часть него. Что никогда не покинет его и не оставит в одиночестве.       Уже сейчас Гарри видит, как тёмное щупальце медленно тянется вверх. К кнопке звонка.       Ночную тишину разрезает громкий дверной звонок. Щупальце исчезает. Сгустку нужно подумать и смириться со своей новой жизнью.       В окнах дома загорается свет. Слышны шаги на лестнице. Вскоре в доме номер четыре начнётся суматоха из-за нового жителя.

***

      Гарри не помнил, чтобы он был один. С ним всегда был Том. Том был чёрным сгустком, что принимал форму человека. Гарри казалось, что это была бы отличная суперспособность, как у героев из комиксов, что читал Дадли. Но у этой способности был минус. Этим минусом был он сам, Гарри. Ведь Том не мог отделиться от него. Они всегда были вместе, но не всегда этого хотел Том. Гарри понимал. Тётя всегда называла его бесполезным отродьем и выродком. О том, что у него есть имя, Гарри узнал от Тома, когда тот учил его говорить.       Том не любил возиться с детьми, но ещё больше не любил, когда его сосуду было больно.       Поэтому у бедной тётушки мешки под глазами. С приходом в их дом чёртового мальчишки начали происходить странные вещи. Пугающие вещи. И Петунья не хочет о них говорить. Только тихо просит своего мужа отстать от мальчишки. Пусть живёт с ними до отправки в школу с такими же ненормальными, как и он, а потом они смогут о нём забыть.

***

      У Гарри только недавно был день рождения, и в их дом, выбивая дверь, заходит здоровяк с пушистой бородой.       — Дикарь, — фыркает Том в его голове.       — Он такой большой! — с восхищением смотрит на великана Гарри.       — Ох, нехорошо получилось. Прошу прощения, не знал, что у магглов такие хрупкие двери, — произносит Хагрид.       Реддл только раздражённо фыркает на это, пока Гарри с яркой улыбкой протягивает руку великану, которую тот аккуратно пожимает.

***

      — Гарри, — с шипящим раздражением произносит Том, заглушая аплодисменты и радостные крики детей. — Гарри, кажется, мы договаривались не об этом.       Гарри старательно показывает всем свою скромную улыбку, идя к столу Гриффиндора.       — Почему Гриффиндор, Поттер?! Мы договаривались о Слизерине! — уже совсем не скрывая шипения, ругается Реддл.

***

      Дамблдор ждёт «воскрешения» Волдеморта, ждёт страшных событий и паники. Но видит только мирную жизнь. Ему бы сделать что-то самому, и он даже, кажется, делает. Кажется, да.       — Сегодня же четверг? Двадцатое? — спрашивает он смотрящую на него с беспокойством Минерву.       — Альбус, — делает она паузу, подходя ближе и усаживая его в кресло, словно он маленький. — Альбус, сегодня действительно четверг, — и не давая облегчению растечься на его груди, добавляет. — Двадцать седьмое.       Разочарование и страх сжимают душу Дамблдора в тиски. Неделя. Он не помнит целую неделю.       Никто не знает, почему это происходит. Он просто начал забывать какие-то мелкие происшествия, ел ли он сегодня, куда делась коробочка с недавно купленными лимонными дольками и всё в таком духе. А потом он начал забывать дни и недели.       В Мунго сказали о маггловской болезни — Альцгеймер. Но разве им болеют волшебники?       — Ещё не было зафиксировано ни одного случая, — стараясь не смотреть в глаза, произносит колдомедик.       Альбусу страшно. Он не знает, что делать, но старается не показывать своей тревоги.       Гарри Поттер отходит на задний план. И даже странные тени, что мерещатся вокруг мальчика, не вызывают больше вопросов и подозрений. План, так долго прорабатывавшийся и в который было вложено так много сил, разваливается, как карточный домик от лёгкого дуновения ветра.       Возможно, вложенный в Избранного крестраж даже никогда не проснётся. Возможно, он даже не прижился, выжженный силой мальчишки. Тогда план бы не сработал уже с самого начала. Тогда и ему не из-за чего себя винить. План не сработал не из-за него. А из-за этого чёртового мальчишки. Да, это его вина. Да, именно так.       Дамблдор продолжает убеждать себя в этом, игнорируя мерцания в виде теней, что прячутся по углам и смеются над ним. Этого нет, это ему кажется. Нет-нет, ничего нет.

***

      В Слизерин-мэнор довольно холодно для слабого организма мальчишки. Даже в свои двадцать он чихает от холода, пряча руки в карманы, но продолжает ярко улыбаться Реддлу.       Том только устало ворчит, приказывая только проснувшемуся эльфу после долгого стазиса, в котором находился мэнор всё это время, разобраться с этой проблемой.       — Том, не ворчи, — смеётся над ним подросток, когда тот вновь начинает терять свою форму, превращаясь в сгусток темноты, в котором можно увидеть очертания человека.       Тьма тяжело вздыхает, возвращая себе облик молодого мужчины, которого многие знают как Лорда Слизерина.       — Всё же уже хорошо, — добавляет его личное чудовище, сверкая своими невозможными глазами.       И не сказать, что он неправ.       Дамблдор больше не являлся проблемой, понадобилось лишь пара заклинаний забвения, и дело было решено. Даже те неприятности, что могли навредить им, либо уничтожены, либо закопаны глубоко в землю, либо сосланы куда подальше благодаря уговорам Гарри.       Всё хорошо. Даже то, что они так и не нашли способ, как разъединить их переплетённые магические ядра, не оказалось чем-то разочаровывающим. Поттер сжимает в своих объятиях Тома, смотря глазами с хитрым блеском, совершенно довольный таким раскладом.       Наверное, всё остальное можно было назвать лишь вопросом времени.       Гарри подходит ближе, обнимая и вставая на носочки, чтобы поцеловать сжатые в тонкую ниточку губы. Получая показушно недовольный вздох и руки на своей талии.       — С наступающим, Том.       — С наступающим, маленькое чудовище, — произносит Том под громкий смех, разносящийся по коридорам пока пустого мэнора.