18:55

Эхо отчаянного звона и визга оружия отражается от стен. Схватив Докчу за предплечье, протагонист тянет его за собой. Читатель едва поспевает, поэтому спустя несколько шагов Джонхъюк оборачивается, яростно сверкая взглядом, и резко притягивает читателя к себе под задушенное «эээй!». Мир вздрагивает и переворачивается. Докча невольно цепляется за плечи протагониста и только через пару мгновений понимает, что его несут на руках, подхватив под колени и спину. Глаза Докчи распахиваются. «Какого?! Я тебе что, принцесса?» Читатель дёргается, пытаясь выбраться из хватки Джонхъюка, но его просто прижимают крепче. От этого мышцы протагониста выступают чётче, и Докча закусывает губу изнутри, прекращая сопротивление: всё равно не поможет. «Пусть уже несёт, всё равно потом церемониться не будет». Тело у Джонхъюка горячее, сильное, приятное на ощупь. Докча заливается лёгким румянцем. «Так вот как чувствовала себя Ли Сольхва… Чёрт, нет, не сейчас, не фантазируй, когда он несёт тебя на руках». Докча незаметно проводит пальцем по плечу протагониста, глядя куда-то в сторону. Внезапное исполнение желаний Докчи-подростка бьёт смущением по Докче настоящему: он может и сам дойти, сидеть на руках Джонхъюка чертовски неловко. Не то чтобы Докча жаловался. Путешествие заканчивается слишком быстро, по мнению читателя. Он выравнивает дыхание и готовится к тому, что его просто бросят на пол, но Джонхъюк и не думает его отпускать. Тёмные злые глаза просверливают Докчу едва ли не насквозь, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке. Ухудшает ситуацию тот факт, что по телу читателя из-за их позы и этого чёртового взгляда бегают крохотные молнии. Докча даже во внутреннем монологе боится дать название своим ощущениям. Будто протагонист способен читать мысли. Блядская портупея на груди Джонхъюка мешает Докче думать. — Ты больше не будешь убегать. Чужое дыхание опаляет щёку. Низкий, вкрадчивый и опасный голос протагониста вибрирует в грудной клетке, его руки прижимают Докчу так крепко, что у читателя перехватывает дыхание и почти едет крыша. «Я пропал… Великие Пути Выживания, дайте мне сил на этого ублюдка…» — Ким Докча, — ещё немного, и Джонхъюк зарычит. Докча мелко вздрагивает, очнувшись, и надеется, что его ступор не выглядел слишком глупо. Ответ вырывается сам, и читатель благодарен себе хотя бы за то, что за прошедшие годы отточил язвительность до автоматизма: — Разумеется, я не смогу убежать, идиот, я даже на земле не стою! Взгляд Джонхъюка темнеет, и Докча уже судорожно ищет пути отступления, как вдруг спасение приходит в лице Гильёна: — Отпусти хёна, грязный ублюдок! Мальчишка со всей силы пинает «прынца» по ноге, задирает голову и буравит его взглядом. «Прынц» хмурится. Тяжёлая чёрная аура медленно поглощает пыльное пространство метро. Докча замахивается и отвешивает ему подзатыльник. — Не угрожай ребёнку! Джонхъюк обжигает его взглядом, и у читателя всё обмирает внутри, и проносится мысль: «Вот он, мой конец». Руки протагониста напрягаются, и нервы Докчи натягиваются подобно струнам гитары в руках неумелого музыканта. Джонхъюк немного наклоняется и опускает читателя на пол, на ноги. С явным недовольством, но плавно и аккуратно. Докча лишается дара речи на несколько взволнованных ударов сердца. Оказывается, они вернулись к команде. Читатель пропускает мимо ушей претензии и ругань из-за своего побега. Только внезапная тишина, оглушившая с непривычки, выдёргивает его из размышлений. Где-то в глубине тоннеля раздаётся одинокий дребезг, и всё вновь смолкает. — Джин Ву разобрался с монстрами, можно идти. Они с Джан Ди позже догонят, — негромкий голос Ву Джин Чоля распарывает шов неподвижности. Команда отмирает, возобновляются разговоры. Докча отворачивается, скрывая в тени выражение лица. «Опять всё сделали за меня… Снова приношу одни неприятности. Как не стараюсь сделать что-то полезное, ничего не выходит, только тяну всех на дно. Если я так и не смогу доказать свою ценность… Это сейчас со мной носятся, как с мессией какой, а когда поймут, что я ничего не могу им дать — сразу выбросят. Интересно, как скоро это случится? — Докча горько усмехается. — Джонхъюк точно не будет проявлять деликатность. Оно и ясно: ему не нужны бездарные компаньоны, а от меня толку как от прошлогоднего снега, только ноги марать…» Отвратительное чувство режет горло и грудную клетку. Ким Докча из прошлого регресса был важен, причём настолько, что нынешнего Докчу стараются не выпускать из поля зрения. Читатель должен бы радоваться: помог своему главному герою, которого любит больше жизни, стал частью его истории. Такой чести удостаиваются единицы. Докча сжимает зубы и смаргивает покалывание эфемерных слёз. Он не будет плакать, он уже не ребёнок. «Будь я тем Ким Докчой, я бы довёл Ю Джонхъюка до конца. Сам бы умер, но Джонхъюк был бы счастлив. Ты ничтожество, раз не смог этого сделать». — Ким Докча. — Хён, пойдём. Гильён сжимает пальцы читателя и тянет его вперёд. Докча ведёт плечом, сбрасывая мурашки, и догоняет протагониста, который уже успел отойти на десяток шагов и теперь стоит, прожигая его взглядом. Ю Миа, ждущая его рядом с Джонхъюком, мало чем отличается от брата: такие же волнистые волосы, чёрные, как графит, горящие глаза с вечным оттенком неприязни и превосходства, характерные движения и манера речи. Докча вдруг ловит себя на мысли: ему хотелось бы иметь сестру. Или брата. Хоть кого-то. Даже заполняя всё возможное пространство в голове книгами, он не мог полностью оградить себя от реальности. Возможно… возможно, будь у него человек чуть более близкий, чем безразличный прохожий, было бы проще. «Кого я обманываю». Густые тени окропляют серые стены и потолки подобно мазуте, такой же вязкой и грязной, как существование Ким Докчи. Докча пробегает по ним безразличным взглядом, отмечая про себя: «Опять философствую», и ускоряется, обгоняя Джонхъюка. Первым дойдёт до обиталища спектров и быстро соберёт камни, чтобы не заставлять других ждать. Ни Докча, ни Джонхъюк так и не прерывают повисшего между ними молчания до самой станции Чунгмуро.

***

— Аджосси! Докча вздрагивает от неожиданности, оборачивается на девичий крик и не успевает понять, что происходит, как из него выбивают воздух. Пока он пытается вновь научиться дышать, девочка обнимает его за пояс и прижимается так сильно, словно Докча — старший брат, вернувшийся с войны. «Мне стоит перестать думать о семье». Читатель никогда не видел её, но почему-то она кажется знакомой. «Интересно, могут ли действия Ким Докчи из прошлого регресса влиять на мои воспоминания? Чушь полная. Но кто она и откуда знает меня? Скорее всего, просто спутала с кем-то другим».

Эксклюзивный навык «Четвёртая Стена» содрогается.

История ⬜⬜⬜⬜ хочет проснуться!

«Что за…» Гильён забавно хмурится, почти скалится даже, и крепче вцепляется в читателя. Всё это приводит Докчу в замешательство. На лестнице, ведущей на платформу, где они находятся, мелькает силуэт, и прямо перед читателем возникает невысокая девушка. Докча рефлекторно отшатывается, но из-за висящих на нём детей лишь неловко дёргается, на миг теряя равновесие. Пощёчина опаляет кожу, девушка хватает читателя за плечо и коротко и сильно прижимает к себе. А ведь он только восстановил дыхание после нападения девочки-ракеты. — Только попробуй исчезнуть, Ким Докча, я тебя из преисподней достану, — зло шепчет девушка ему на ухо. Докча мелко вздрагивает и отталкивает её, попадая ладонью куда-то в живот. Ошарашенно наблюдает, как она фыркает, окидывает его презрительным взглядом, и делает шаг к Джонхъюку, и отвешивает и ему звонкую пощёчину. К такому жизнь Докчу не готовила: он выпадает в осадок от уверенности, с которой Союнг тыкает пальцем в грудь протагониста и шипит по-змеиному: — К тебе это тоже относится. «Стоп. Откуда я знаю её имя?» На лестнице мелькает новая фигура. — Мастер! Фигура с радостным воплем врезается в Джонхъюка, и Союнг едва успевает отскочить, чтобы её не сшибло. — Тащи всех! Докча шарахается в сторону в попытке сбежать от того, что последует за этими словами. Он не знает, что именно произойдёт, но это вызывает в нём смутную тревогу. Споткнувшись, читатель костерит себя и детей, которые вцепились в него, а в следующий миг их затягивают в ураган смеха, ворчания и чужого тепла. Докчу же прихватили по ошибке, правда? Сильные руки смыкаются на его талии, волосы на затылке слегка шевелятся от горячего дыхания. Союнг прилипает к читателю спереди и скалится на человека за его плечом, ее ладони упираются в предплечья протагониста и пытаются столкнуть их. — Руки убери! — Сама убери. От низкого хрипловатого голоса Ю Джонхъюка у Докчи перехватывает дыхание. — Ага, конечно. Тьфу ты, — Союнг пошатывается. Снизу раздаются возмущенные возгласы сразу трех голосов, — развёл себе детский сад. Ай! Солнечный ублюдок, угомони свою сестру! — Нет. — Ты первая начала, аджумма. — Опять собачитесь? — радостно и раздражённо говорит Хивон, прижимаясь сбоку. — Как всегда, — отзывается Джиё с другой стороны. Объятия вдруг становятся плотнее, и Союнг и дети негодуют: — Хюнсунг! Бывший солдат всхлипывает и, пряча лицо в макушке Джун Хивон, сжимает всех ещё крепче, чем вызывает лишь большее недовольство. Читатель чувствует себя странно. Заключенный в объятия, он едва может пошевелиться, но почему-то это не пугает, как обычно. Обычно Докча старается избегать людных мест — разумеется, час пик в метро относится к таковым, но к поездам он привык. Тем более, там можно заткнуть себя очередным романом или аудиокнигой, бормочущей в старых проводных наушниках. Поезда… Знакомый, холодный шум колес по рельсам касается слуха. В солнечном сплетении разливается морозная пустота, словно это смутное то ли воспоминание, то ли ощущение — окно в космос, подёрнутое узорами инея. Докча невольно сжимает пальцы в кулаки, и, видимо, прихватывает чьи-то волосы, потому что шорох и стук, которые постепенно заполняют разум, разрывает женский вскрик: — Ким Докча! Читатель вздрагивает и выныривает из странного, пугающего наваждения. Дезориентированный, он пару секунд хлопает ресницами, прежде чем отпускает волосы Джиё. Союнг издевательски хихикает, и девушка пихает ее локтем в бок. Писательница не остается в долгу, и возня набирает обороты, пока Джонхьюк не прерывает обеих своим сверлящим взглядом в совокупности с предупреждением, в которое затесались стальные ноты. Тепло окружающих Докчу людей пробирается внутрь, изгоняя не только новое, леденящее чувство, но и застарелую пустоту, за долгие годы ставшую перманентной. Это так непонятно, приятно и… правильно. «Люди всегда так себя чувствуют, когда их обнимают?» Уют окутывает душу и тело подобно мягкому пледу. Жаль только, что под пледом так не согреешься — читатель пробовал. Он вообще часто мёрз, и справиться с холодом помогали разве что дешёвый горячий чай в пакетиках да история Ю Джонхъюка. От выдоха протагониста, опалившего затылок, по позвоночнику пробегают мурашки. Умиротворение, тихий восторг и волнение, похожие на пузырьки шампанского, разливаются по венам. Слишком близко, слишком много. Сердце Докчи чересчур слабое для подобного. Докча не хочет, чтобы объятия прекращались. Когда компания, смеясь и ворча, рассыпается на отдельных людей, читатель подает голос: — Мне объяснят, наконец, что здесь происходит? На пару мгновений воцаряется тишина, которую нарушает чёткий голос Ю Мии: — Нет. Ли Гильён вскрикивает, ощетиниваясь в ее сторону: — Что?! Он же опять сбежит и умрёт! — Тупой Ким Докча в любом случае попытается это сделать. — И ты решила ускорить процесс? Докча не уверен, стоит ли ему что-то говорить. Ю Миа специально бесит Гильёна… её брат так не делал. Нет, конечно, он бесил всех и всюду, но исключительно из-за своей неплевательской манеры поведения. Похоже, сестра Ю Джонхъюка становится ещё более невыносимой, чем он сам. Хан Союнг смотрит на ссорящихся детей, приподняв брови. Качает головой, оборачивается на читателя и взмахивает рукой, призывая идти за ней. Компания поднимается на второй подземный этаж. По пути взгляд Докчи выхватывает из тьмы аварийного освещения силуэты людей, ругань, оскалы и ровный свет зелёных зон. Иронично, что для попадания в эти самые зоны нужно в который раз причинить вред другому человеку. Если Докча не ошибается, где-то здесь должно находиться пристанище землевладельцев. Они действительно направляются туда? Либо у Хан Союнг есть план, либо достаточная самоуверенность. Учитывая, что солнечник не убил её за вызывающее поведение, для второго есть основания. «Либо он в нее влюблён», — мелькает шальная мысль. Докча прикусывает губу изнутри, стараясь не рассмеяться. Идеальная пара. Хан Союнг с подозрением оглядывается на него, и читателю приходится сдерживать беспричинный ржач, рвущийся наружу. Кажется, он сходит с ума. В целом, этого стоило ожидать.

История ‘Чи⬜⬜т⬜⬜ь, П⬜⬜ате⬜ь, Ге⬜⬜й’ дрожит.

«Что?» Странное, холодное предчувствие вспыхивает в груди. Докча чувствует себя так, будто медленно тонет в проруби и ничего не может с этим сделать. Цензура должна скрывать информацию, так почему сообщение выглядит как насмешливая, пугающая подсказка? Почему читателю кажется, что он связан с этой историей крепче, чем с чем бы то ни было? Ещё более сильное чувство запоздало накрывает с головой. Люди вокруг него. Некоторых он знает по Путям Выживания, и привязанность к ним ещё можно понять, но с другими словно провёл под одной крышей месяцы, если не годы. Этого не было. Не было. По крайней мере, не в этом регрессе…

История ‘⬜⬜⬜⬜⬜’ хочет проснуться!

История ‘⬜⬜⬜⬜⬜’ хочет жить!

Эксклюзивный навык ‘Четвертая Стена’ мерцает.

…Что же он натворил? Докча пропускает мимо ушей быстрые фразы, которыми перебрасываются некоторые из команды с Гон Пилду. Мужчина с медовыми волосами говорит что-то Хивон и отстает от группы. В голове шумит, собственное дыхание становится слишком громким. Его куда-то ведут, сзади доносятся приглушённые звуки разборок. Хан Союнг огрызается на кого-то из команды и открывает дверь в помещение, куда Джонхъюк утягивает читателя за руку. Его встряхивают за плечи. Докча резко поднимает голову, мгновенно выныривая в реальность, и пересекается взглядом с Хан Союнг. В её глазах появляется непонятное мягкое выражение. — Очнулся, придурок. Ты можешь не пугать всех вокруг хотя бы пять минут? — Кто ты? — Сипит читатель. Союнг усмехается, а Докча не понимает. Не понимает себя, свои реакции, действия этих людей. От множества разноголосых мыслей голова начинает гудеть. Почему-то касания не обжигают, как обычно, не хочется отдёрнуться, возвращая себе пару квадратных метров личного пространства. Так не должно быть. До начала апокалипсиса только мать прикасалась к Докче с нежностью, только она обнимала его. Всем остальным было либо плевать, либо… Докча сжимает зубы, впиваясь ногтями в ладони. Если бы не рука Джонхъюка на его запястье и хватка Союнг на плечах, было бы проще. Родное и желанное тепло от физического контакта сталкивается с привычками, вросшими в его существо, требующими вывернуться и сбежать сейчас же. Четвертая Стена должна помогать в подобных ситуациях, разве нет?!

Эксклюзивный навык ‘Четвертая Стена’ мерцает.

Бесполезный навык. — Убери руки, — чеканит Джонхъюк и на этот раз добивается своего. Союнг закатывает глаза и отступает на шаг. С груди словно спадает металлический обруч, думать и дышать становится легче. — Я — Хан Союнг, — «Что ещё за представление в стиле Ю Джонхъюка?», — и меня заебало вытаскивать ваши водоплавающие задницы из пиздеца, который вы сами же и устраиваете.

Созвездие 'Скрытный Интриган' выражает одобрение по отношению к словам воплощения 'Хан Союнг'.

Докча пялится на косвенное сообщение. Косвенное сообщение равнодушно висит в воздухе, игнорируя его пристальный взгляд. «Это полный абсурд». — Звёздный поток же зацензурит все, что мы скажем? — Большую часть, — кивает Союнг. — Хорошо, — Сангах берет паузу, обдумывая следующие слова, — Мы все были в прошлой регрессии, и… — И нас всех уже достали твои смерти, хён! Вслед за Гильёном голос подает Джун Хивон: — Джонхъюк хотя бы умирает один раз за регресс, ты же — все шесть! И ты, очевидно, не представляешь, что мы чувствуем, когда ты проворачиваешь очередной план, который обязательно заканчивается твоей смертью. — Притормози, Хивон, — все надежды Докчи на союзника в лице Сангах рушатся после того, как она заканчивает предложение, — думаю, лучше начать с его первой смерти и дать каждому возможность высказаться. — Отличная идея, — по-дьявольски улыбается Джиё. Такое выражение на лице воплощения Морского Бога Войны не предвещает ничего хорошего, как и то, к чему движется диалог, поэтому Докча выпаливает первое, что приходит в голову: — Ю Сангах, ты сказала, что вы были в прошлой регрессии. Как так получилось, что вы помните о произошедшем? Союнг прорывает: — О, видишь ли, дело в двух идиотах, которые не умеют говорить словами через рот и творят всякую хрень, а потом всей команде приходится спасать то одного, то другого. Этот дебил, — указывает на Джонхъюка, — полез в следующий регресс, чтобы наконец забрать тебя домой, и не удосужился сказать об этом нам! Я… Она обрывает себя на полуслове и выдыхает сквозь зубы. Продолжает уже более спокойным, но все ещё пылающим от злости тоном: — Этот дебил даже не подумал, что мы… — Будем за вас волноваться, — заканчивает Сангах. — Ведь такие придурки, как вы, снова всё испортят из-за собственной тупости и опять будут страдать. Поэтому да, нам пришлось найти способ отправится за этим ублюдком. И я надеюсь, — её голос тяжелеет от чистейшей воды угрозы, — нам не придётся делать это ещё раз. Докча настолько обмирает от этой яростной речи, что успевает лишь вздрогнуть, прежде чем Джонхъюк обнимает его со спины и прижимает к себе. Честно говоря, лучше от этого не становится: пульс подскакивает и судорожно бьётся в висках, разноголосые мысли перебивают друг друга. «Какого чёрта?..» «Они совсем меня угробить решили?» «Ты хочешь, чтобы он тебя обнимал?» «Джонхъюк не может желать этого! У него есть Ли Сольхва, он просто пытается удержать меня от побега…» Крепкие и на удивление осторожные руки обхватывают талию читателя. Джонхъюк утыкается носом в его волосы, и Докча перестаёт дышать, широко распахнув глаза. — Без тебя было плохо, Ким Докча. — Он имеет в виду, что лет сто мучился от затяжной депрессии. — Хватит, Союнг. Достаточно яда. — Да они меня заебали, Сангах! Сангах опускает ладонь на плечо Союнг, побуждая умерить гнев. «Они пришли сюда за солнечником, это понятно, но Джонхъюк… почему? Зачем ему забирать меня, — в горле встаёт ком, — домой? Что-то случилось, и ему нужна моя помощь? Но куда делся я из той регрессии? Возможно, умер, исполняя один из планов. А депрессия — нормальное для солнечника состояние, как бы мне не хотелось обратного». — Кажется, аджосси ничего не понял. — Ему придётся. Хивон стягивает с полки плед и пару подушек и бросает их на пол. Видимо, их здесь продавали, пока Звёздный Поток не вмешался в привычную систему мира. — Устраивайтесь, голубки. Это надолго.