18:55

Убедившись, что Ким Докча в безопасности и его вмешательство не требуется, Интриган закрывает стрим и тяжело откидывается на спинку кресла. Из-за раздражения, вызванного определенным идиотом, оскал обнажает острые и белые, как кварц, клыки. «Поверить не могу, что он забыл про ядро ихтиозавра. Теперь некоторое время проблем не предвидится, но как можно было облажаться в первом же шаге?» Джунхёк выдыхает сквозь зубы. Если бы не его маленькое чудо, он бы ни за что не ввязался в это. Если бы не живое напоминание о всей боли, которую они пережили порознь, Ю Джонхъюк пошел бы нахуй со всеми своими страданиями и нытьем. Хотя после столетия, которое эта бестолочь провела в углу, размышляя о своем поведении, уровень его умственной отсталости понизился. Сейчас, когда Скрытный Интриган знает, что Ю Джонхъюк не позволит Ким Докче умереть в его отсутствие, он может уделить больше времени вещам поважнее. Но сначала — ужин. Интриган проводит ладонью по лицу и поднимается из-за рабочего стола.

***

Готовка не занимает много времени, и, как всегда, чётко по расписанию, перед жителями дома стоят блюда, к которым не придерётся даже самый мелочный критик. На удивление, ужин проходит в тишине, нарушаемой лишь позвякиванием столовых приборов. Обычно Уриэль и Ли Джиё болтают без умолку, чего это они сегодня? — Спасибо, хён. Было очень вкусно. Ленивые размышления о возможной проказе этих двоих прерывает голос Докчи. Едва поблагодарив, он тут же взбегает по лестнице и скрывается в своей комнате. Сердце болезненно ёкает. «В последнее время я уделяю ему слишком мало внимания». Интриган был настолько занят помощью Ю Джонхъюку и Ким Докче из тысяча восемьсот шестьдесят шестой мировой линии, что успевал только готовить и разбираться со срочными вопросами. Его Мечта должен стоять выше любых срочностей и параллельных миров. Джунхёк обещал себе стать лучшим хёном на свете, и как он выполняет свое обещание? «Я проведу весь завтрашний день с Докчой». Утешенный планами, Интриган забирается под одеяло и позволяет накопившейся усталости погрузить себя в сон.

***

Спокойный сон прерывается из-за инстинктов, забивших тревогу. В комнате кто-то есть. За долгие тысячелетия, проведённые в апокалипсисе, чувства Джунхёка обострились до предела. Он прислушивается к ощущениям, пытаясь определить степень опасности и, если повезет, личность чужака. Тёплая аура, лёгкие шаги узких стоп и осторожный, мягкий взгляд, который бродит по лицу «спящего». Плечи Интригана расслабляются. «Моя милая звёздочка прокралась ко мне и старается не разбудить…» Хочется улыбнуться, но Джунхёк решает подыграть и узнать, что задумал Мечта. Кровать за его спиной прогибается. Докча нависает сверху и замирает, кажется, оценивая ситуацию. Видимо, посчитав обстановку подходящей для исполнения своей идеи, он склоняется ниже. Юноша хватает руки Джунхёка, поднимает их к изголовью кровати и пристёгивает к нему наручниками. Освободиться будет несложно, но расстраивать драгоценную звезду не хочется. Мечта встречается глазами с Интриганом и вмиг бледнеет. Пытается быстро вернуть себе уверенный вид и, нахмурившись и надув губы, угрожающе выставляет вперёд указательный палец: — Хён, ты был очень плохим, поэтому ты наказан! Сегодня ты должен провести со мной весь день и выполнять все мои желания. Если будешь вести себя хорошо, то я подумаю о том, чтобы отпустить тебя. «Как мило. Моё маленькое чудо так выросло». Щекочущее тепло переполняет Джунхёка, и он смеётся. Этот день обещает быть веселым. — Как скажешь, о ярчайшая звезда моей жизни. Какие будут указания? — голос звучит ровно, а взгляд источает нежность. Докча хмурится сильнее и бьет кулаком по груди Интригана. Его ладонь все еще легкая, хотя Джунхёк пытается откормить его уже два года. — Не издевайся надо мной, хён! — Я абсолютно серьёзен, — тон не оставляет сомнений. Мечта смотрит на него с подозрением и, не обнаружив признаков обмана, прикусывает нижнюю губу в раздумьях. — Тогда… — Он расплывается в широкой, по-лисьи хитрой улыбке, которую Интриган знает еще с апокалипсиса: Ким Докча из шестьдесят четвертого регресса улыбался точно так же. — Я хочу утреннего поцелуя! Он выглядит невероятно самодовольно, абсолютно уверенный, что Джунхёк не сможет выполнить его желание. «Эта хитрая маленькая лисичка ищет повода для моего наказания, вот только…» Крепкие ноги оборачиваются вокруг Докчи, лодыжки скрещиваются за его спиной и поднимают, перенося поближе. Мечта издаёт взволнованный писк, широко распахнув глаза. Глаза, в которых сияет бесконечное множество вселенных. Какой же он прелестный. Улыбка трогает уголки глаз Интригана. Не теряя времени, он надавливает пяткой на спину Докчи, и Докча падает на его грудь. Губы мягко касаются щеки Мечты, и тихий, нежный шёпот теряется в растрёпанных волосах: — Доброе утро, моя дорогая звезда. — Это нечестно! Несмотря на показное недовольство, Докче не удаётся сдержать улыбку, и он пытается спрятать её в шее Джунхёка. Шелест листвы и щебет птиц проникают в комнату сквозь приоткрытое окно. Солнечные зайчики, ребристые из-за прозрачного узора занавесок, неторопливо скачут по полу, постели и лежащим на ней людям. Интриган прикрывает глаза, когда один из бликов прыгает к нему на ресницы. Время замедляется словно специально для них. Наручники, которые Докча снял почти сразу, забыто валяются на полу. С самого начала оковы были бесполезны, и оба знали об этом. Мечта забирается в объятия Джунхёка, утыкается носом куда-то в его плечо и счастливо вздыхает. Сильные руки с выжженными на пальцах мозолями, расчерченные десятками шрамов, прижимают к себе нежнее, чем могли бы любые другие. Сколько в действиях Интригана любви, заботы, заключающих в себе особое чувство, которому Докча только недавно смог дать название. Я дома. Они нежатся, наслаждаясь близостью друг друга, пока утреннюю тишину не нарушает привычная суета домашних. — Что ты хочешь на завтрак, Докча-я? Джунхёк неторопливо перебирает волосы Мечты, ожидая ответа, а тот довольно жмурится, подставляясь под ласку. — Я хочу омурис. Только, — он задерживает дыхание, не уверенный, что его желание исполнят, — в этот раз давай приготовим его вместе. — Хорошо, — легко слетает с губ Интригана. Если его звезда хочет этого, кто он такой, чтобы отказывать?

***

— Подожди, Докча-я, если сделать так, то ингредиенты испортятся. Сначала сковороду нужно разогреть. Джунхёк обхватывает ладони Мечты своими, помогает ему отмерить правильное количество масла и по очереди выложить на сковороду нарезанные овощи, иногда перемешивая. — Каждый продукт требует определенного времени приготовления. Сделаешь всё правильно, и вкус получится безупречным. Докча внимательно слушает следующие указания и находит на полках специи, даёт Интригану смешать в пиале нужное количество и высыпает их в шипящую на плите зажарку, и кухню наполняет аромат, от которого во рту скапливается слюна. Сглотнув, Мечта кидает голодный взгляд на Интригана и добавляет к овощам сваренный рис. Перемешивает. Джунхёк кивком одобряет его действия и оставляет Докчу дожаривать смесь, пока сам занимается омлетом. Совместная готовка оказалась проще, чем он думал. Каждый шаг сопровождался подробными объяснениями о влиянии на вкус блюда — получилась целая кулинарная лекция. Мечта выключает овощи и с любопытством наблюдает, как Интриган зачерпывает и выкладывает пару столовых ложек в центр омлета, заворачивает края к центру и поджаривает его с двух сторон. — Хён, а зачем это делать? Конечно, в процессе Джунхёк ответил на пару десятков вопросов, но это нисколько не раздражало, даже наоборот — Джунхёк гордился заинтересованностью своей звезды. Наконец Докча выводит кетчупом незамысловатый узор на горячем, восхитительно пахнущем омурисе. Уголки глаз Интригана прищуриваются в улыбке, когда он получает свой, с кривовато заштрихованным сердцем. Джунхёк достает из холодильника соус, который приготовил специально для Мечты, и под восторженным звёздным взглядом рисует на его омурисе сердечко. После завтрака Докча тянет Интригана на улицу. Они переодеваются и едва успевают покинуть дом, как Мечта загорается новой идеей. — Хён, — он оборачивается, и Джунхёк теряется в его сияющих глазах, — неси меня. Задор и искрящееся счастье передаются по воздуху — как иначе объяснить озорство, с которым Интриган подхватывает Докчу на руки? Мечта взвизгивает от неожиданности, а потом смеётся в голос и указывает пальцем в сторону рощи: — Курс на лес, навстречу приключениям! — Да, капитан. Хихикнув в последний раз, Мечта утыкается носом в тёмную макушку Джунхёка. Солнце согревает спину, ветерок мягко перебирает волосы. Как только пара ныряет в рощу, на тропинке сплетаются тени ветвей. Корни деревьев выбираются из земли и впиваются когтями в дорожку, как иссохшие ведьминские ладони. Редкие палочки похрустывают под ногами, тихо шелестит листва. Золотисто-зелёные потоки света, которые, кажется, можно потрогать руками, пронзают лес. Докча почти уверен, что здесь обитают дриады. Он хотел бы познакомиться с одной или хотя бы взглянуть издалека на духа этого волшебного леса. Руки главного героя, крепче сжимающие ноги Мечты, привлекают его внимание. Джунхёк срывается на бег, и Докча вскрикивает от неожиданности, инстинктивно вжимаясь сильнее и принимая более удобную позу. Стволы вековых деревьев проносятся мимо, у Мечты на миг перехватывает дыхание, а затем воздух становится вкуснее от восторга и на губах расцветает улыбка. Тепло, исходящее от хёна, греет Докчу, пробирается под кости, проникает в сердце и вместе с кровью устремляется в самые глубины тела. — Быстрее, — шепчет Мечта. Пульс ускоряется, бьётся в плечах и кончиках пальцев. Ветер щекочет щёки. Смех звенит в шорохе листвы. Доверие ласкает физическим контактом, дыханием, пульсом. Докча почти не чувствует шагов Джунхёка — лишь движение, поджигающее фейерверки радости, но ощущает его улыбку, отчего собственная только ярчает. «У хёна очень удобные и сильные руки». «Докча-я… твой смех прекрасен». В какой-то момент хён замедляется и переходит на шаг. Его действия настолько плавные, что Мечта замечает это только из-за нового звука, заменяющего тихую песнь ветра: за кустами орешника плещется вода. Джунхёк проскальзывает между ветками, и перед ними появляется озеро. Небольшое, чистое, спрятанное от внешнего мира, способного принести и беззаботность, и отчаяние. Длинные тонкие пальцы сжимают ткань кофты на плече главного героя. Докча смотрит на озеро сквозь опущенные ресницы. Чувствует каждую мозоль на ладонях, стертых мечом за десятки тысяч лет, каждый шрам, который расчерчивает кожу, словно набросок прошлой раны. Каждый вздох лёгких, когда-то сжимавшихся от полного агонии крика, каждый удар сердца, пережившего, кажется, бесконечную войну за возможность видеть счастье в глазах близких людей. Джунхёк преодолел слишком много за свои почти две тысячи жизней. Почему ему досталась вся эта боль? Почему обычный человек должен вновь и вновь пробуждаться в апокалипсисе, пока не дойдет до конца, такого же недосягаемого, как… Уголки глаз жжёт, и Докча прячет лицо в шее своего главного героя. В лесу нет никого, кроме них двоих. Мягкое, правильное спокойствие гладит по взъерошенным волосам, аккуратно развязывает тугой узел в горле. Мечта чувствует, как хён наклоняет голову и ласковым жестом заправляет за ухо прядь его волос. — Что случилось, Докча-я? Докча поворачивается и ловит открытый, нежный и немного обеспокоенный взгляд тёмных глаз. Говорит негромко, чуть срывающимся голосом: — Ничего, хён. Просто подумал, что… — нет таких слов, которые могли бы выразить его чувства. Все не то. В груди щемит от взгляда Джунхёка, и Докча, поколебавшись, останавливается простом и искреннем, — подумал о том, как сильно тебя люблю. Зрачки вздрагивают и поглощают почти чёрную радужку. Завораживающее зрелище. Хён бегает взглядом по его лицу, словно не знает, на чем задержаться, и в конце концов вновь смотрит в глаза. Оглаживает лицо Мечты кончиками пальцев и улыбается — не широко, лишь уголками губ. Докча влюбляется в который раз. «У хёна самая красивая улыбка. Как хорошо, что он вновь счастлив». — И я люблю тебя, моя маленькая путеводная звезда. Шрамы рассекают левое веко Джунхёка, губу и щеку. Есть еще, но тоньше — едва заметные, чуть более светлые полосы на коже. Мечта никогда не понимал, почему люди считают шрамы уродливыми. Шрамы — это оттиски событий, отметины историй, которые личность несёт в мир, подтверждение, что именно она живёт в этом теле. Как можно не любить то, что делает человека им самим? Шрамы. Докча знает, когда и как хён получил каждый из них, до единого, и проследит губами и подушечками пальцев каждый след истории на его теле, если его главный герой позволит. В глазах Джунхёка вспыхивают искорки, словно он может слышать мысли Докчи. Когда-то это было прерогативой читателя. Хён проводит большим пальцем по его виску, остальными ныряя в взъерошенные волосы, и у Мечты трепещут ресницы. Горячее дыхание касается его губ, предвкушение вспыхивает восхитительной волной мурашек. Пожалуй, поцелуи с Джунхёком — это пункт, возглавляющий докчевский список под названием «Ради чего стоит жить». Нежность и откровенность, с которой хён ласкает его губы, заставляют сердце замирать от восторга, а колени — подгибаться. Находиться сейчас на руках Джунхёка — несомненное преимущество, в том числе потому, что не приходится вставать на носочки. Как давно хён не носил его на руках. С этим надо что-то делать. Например, ввести в расписание ежеутренний спуск по лестнице, из спален в столовую, на руках лучшего хёна на свете. Из-за пьянящего чувства думать становится сложнее, и Докча отбрасывает мысли, погружаясь в поцелуй с головой.

***

У хёна пульсируют зрачки и мягко подрагивают ресницы. Дыхание более частое, чем обычно, руки тянутся к Мечте, который тает от незатейливой ласки. Не считай Джунхёк его недостаточно зрелым для большего, Докча бы не тянул, однако хён упрямо ждет, пока он перешагнёт порог совершеннолетия. Эй, Мечте уже семнадцать, и вероятность, что его мнение изменится, стремится к минус бесконечности. Эта хёновская забота… Докча усмехается, целует Джунхёка в уголок губ и соскальзывает с его рук, чтобы потянуть к озеру. За Мечтой следуют, усеянные шрамами пальцы мягко сжимают его ладонь, словно молчаливо просят и требуют никогда и никуда не исчезать, и от этого щемит в груди. Вода оказывается приятно прохладной и почти кристально-прозрачной. Неогранённые капли-бриллианты хлещут во все стороны, стоит Докче провести рукой по поверхности озера, поднимая волну. Изгибы потоков танцуют, переливаясь в лучах солнца, ноги ступают по песку и гладким от времени камням. Хён присоединяется к игре, и звонкий смех вновь теряется в шорохе листвы и плеске. Кажется, время здесь остановилось. Когда вокруг нет людей, шума и спешки, о нём так легко забыть. Словно существует только лес, озеро и человек рядом — как вдох звенящего от чистоты воздуха после городского смога. — Не догонишь! — Докча гребёт на противоположный берег. Тело поёт от счастья, энергия хлещет во все стороны. Джунхёк догоняет, но позволяет ему доплыть первым. Подхватывает под мышками и кружит, когда они выходят из воды по пояс. Мужчина и юноша сияют ослепительнее, чем блестит взволнованное игрой озеро. Когда солнце клонится к горизонту, а небо окрашивается в фиолетовые, розовые и золотые цвета, они наконец возвращаются домой. Мышцы гудят от приятной усталости, тепло разливается по венам — не только внешнее, от ещё греющих закатных лучей, но и внутреннее. Знай Интриган, что они так задержатся — взял бы обед с собой. Ужинают в компании всех домашних. Уриэль жалуется, что «весь день не видела прелестного Докчу», но её глаза посверкивают, а улыбка не сходит с лица. Интриган наблюдает за её умилением, когда на вопросы Намвуна и Джиё Мечта с энтузиазмом рассказывает о сегодняшних событиях. Запечённая рыба похрустывает обваленной корочкой, мясо тает на языке. Джунхёк позволяет умиротворению захлестнуть его целиком и политься через край. В этом доме столько жизни, сколько он не чувствовал за все свои регрессии и существование за их пределами. Докча искрится, и Интриган не может не заразиться его настроением. Когда с уборкой и мытьём посуды покончено, Мечта ведёт Джунхёка в его спальню и оставляет там, пригрозив: — Подожди здесь, я скоро приду. И тон такой, будто Докча действительно накажет его за непослушание. Уголки губ Интригана вздрагивают. Негромкое шлёпанье босых ног стихает в коридоре. Джунхёк почти видит, как Мечта на носочках подбегает к книжному шкафу, скачет взглядом по корешкам, задерживается на одном из них и вытягивает из стройного ряда, подцепив сверху. Докча-я рядом с книжными полками — самая естественная картина из возможных. Лучше, пожалуй, только рядом с Интриганом. Тихое шлёпанье возвращается. А ведь когда Мечта только поселился здесь, его шаги были вовсе не слышны. Будто призрак бродил по дому и прятался от людей. Докча, уже в пижаме, перелетает через порог и в несколько лёгких шагов оказывается у кровати. Немного взлохмаченные волосы, тонкие ноги, особенно когда он ходит на кончиках пальцев, и сверкающие глаза — Джунхёк смотрит в них и одновременно сквозь, сравнивая. Да, глаза — самое важное. — Хён, сегодня ты читаешь мне книгу, а еще я сплю с тобой. Маленькое чудо подставляет голову под протянутую ладонь и жмурится от удовольствия. Затем залезает под одеяло и сводит брови, разглядывая Интригана, пока тот стягивает уличную одежду и надевает ночную. «Опять эти привилегии главного героя», — Джунхёку не нужно слышать мысли своей звезды, чтобы знать, о чем он думает. Интриган усмехается и присоединяется к Мечте, получает книгу из его рук. Пальцы ложатся на тёплые отзвуки касаний на обложке, где еще недавно были ладони Докчи. Докча ныряет ему под руку, кладёт голову на грудь и обнимает за талию. Джунхёк опускает веки, наслаждаясь вечностью, наполненной лишь биением сердец и дыханием. Целует свою Мечту в растрёпанные волосы. И открывает книгу. Докча плавится от глубокого бархатного голоса, растекается довольной лужицей и бормочет что-то про главного героя. Интриган пробирается пальцами под его кофту и гладит по спине, по гибкой впадине позвоночника. Чувствует, как мурашки пробегают по коже. — «Пускай выйдут из строя наушники — ненадолго, но достаточно для того, чтобы их снять. Пускай на следующей станции войдёт музыкант, достанет из-под пальто саксофон и отвлечёт игрой. Пускай… Когда человек, пахнущий смертью, выскакивает из вагона вслед за саксофонистом: "Подождите, что это за песню вы сейчас играли?" — Филипп вытирает пот с висков. Теперь все будет хорошо: эти двое разговорятся, поднимутся на поверхность, саксофонист предложит еще поиграть, а умирающий заметит знакомую кофейню и угостит его кофе. И вдруг, решившись, попросит: "Научи меня. Не обязательно на саксофоне, на чем угодно!" И дальше… Дальше жизнь станет гораздо привлекательнее смерти». Джунхёк меняет интонации соответственно сюжету, и Докча вмиг погружается в историю. Историю искреннюю, чем-то похожую на их собственную, и потому откликающуюся по-особенному. На последней странице голос постепенно затихает, и в конце концов книга закрывается с мягким хлопком. Интриган некоторое время перебирает волосы Мечты, а потом тянется положить историю на прикроватный шкаф и выключить лампу. — Хён, — полушёпот нарушает тишину, — можно я буду с тобой смотреть? — Это… — Интриган замолкает, пытаясь подобрать слова. — Хён, я скучаю по тебе. Влага скапливается на длинных ресницах. Докча невольно морщит нос, звёзды вспыхивают и гаснут в темных глазах, и Джунхёк не может не уступить: слишком он слаб к просьбам своей Мечты. — Ты будешь только смотреть. — Да… Да! Я сделаю, как ты скажешь! — И если ты почувствуешь хоть малейший дискомфорт, то сразу говори мне. — Хорошо! — Это может быть… — Хён, — Докча обхватывает ладонями его лицо. Ох, Интриган действительно слаб перед ним, — Пока ты рядом со мной, я в порядке. Джунхёк склоняется ближе к прикосновению и утыкается носом в тонкое запястье, вдыхая запах книг, дома и немного — леса. — Да… — Спокойной ночи, Джунхёк-хён. Они засыпают в объятиях друг друга, наслаждаясь близостью человека, которого так давно искали.