Absurdité et persévérance

      — Роди!       Давненько официанта La Gueule De Saturne не вызывали на ковёр к начальству. Уж на то ли повлияли наладившиеся, но немного странные отношения начальника и подчинённого, или же всё дело в повысившемся качестве работы – сказать точно нельзя. Названный парнишка никак не выдал, что услышал зов своего шефа, кроме как лёгким поворотом головы.       — Зайди ко мне. Сейчас.       Ещё несколько месяцев назад, Ламори бы отозвался звонким «Конечно, шеф!» или «Бегу, Винс!», лишь по сморщившимся ханжеским физиономиям посетителей запоздало понимая, что делает что-то не так. Сегодня же он сперва закончил принимать заказ у клиента, над которым склонился в почтении, и только отдав его на кухню (заказ, не клиента) скрылся за дверью для персонала. Клиенты – превыше всего.       — Что за недоразумение у тебя на шее? — с порога предъявил Винсент претензию своему сотруднику, взирая на него из своего кресла.       — Галстук. — пусть Роди и не совсем понимал суть сделанного ему замечания, лицо он старается не терять. Ему нравилось, как шеф реагирует на это. Ради такого можно и рискнуть...       Правда, рисковать было уже почти не из-за чего: Шарбонно начал привыкать к новым повадкам своего официанта. Хотя эдакое удивление в его глазах всё ещё отчётливо читалось на фоне полного безразличия или раздражённости, что приносило официанту особое удовольсвтие.       — Я знаю, что это, придурок. Почему он в таком виде?       Несмотря на ледяной устрашающий тон, Роди лишь взял полоску атласной материи в руки и повертел немного, после чего пожал плечами, с безразличным выражением заглядывая в глаза своему шефу. Тот, хоть и опешил на мгновение, в долгу оставаться не собирался. Разъярённое выражение лица сменилось лёгким оскалом – настала его пора отыграться.       — В каком? — всё также невозмутимо уточняет Ламори.       — В развязанном.       Шарбонно едва ли не по буквам произносит эти слова, наслаждаясь тем, как на «маске» Роди растут глубокие трещины.       — Э-э... ну... м...       — Завязать. — огласил свой приговор Винсент, не выходя из устрашающего амплуа. — Немедленно.       Следующие три минуты были потрачены на тщетные попытки Роди изобразить на своей шее нечто более-менее похоже на форменный галстук-бабочку. Винсент же в это время изо всех сил старался не уронить лицо и не заржать в голос от такого зрелища: официант мало того, что вертел чёрный атлас вокруг себя и так, и эдак, в самых неописуемых позах, так ещё не забывал и бороться с расстёгнутым воротом форменной рубашки, забавно пыхтя и краснея. И всё это с мордашкой-кирпичом и, в целом, уверенным в своей правоте внешним видом. Если не знать, что перед тобой официант фешенебнельного и уважаемого заведения, то происходящий здесь перформанс можно было принять за весьма неплохую юмореску-пантомиму.       Вскоре Винс понял, что ещё мгновение – и сдерживаемый смех прорвёт его оборону, залив собой не только кабинет, но и всё заведение. Мысль о посетителях, трапезничающих прямо за стенкой, помогла отрезвить себя, что стало первым шагом Шарбонно к прекращению этой первосортной буффонады.       — Ты не знаешь, как завязывать бабочку. Не так ли? — нараспев протянул Винсент, выпархивая из-за своего стола.       Окрылённый удовольствием лицезреть, как старательно выстраиваемый Ламори «панцирь» даёт слабину, шеф подходит к своему работнику, заходит за спину... Ответа поставленный вопрос не требовал – уже и так всё было ясно. Ответь Ламори, что умеет, и этот театр одного актёра продолжится до бесконечности, если только Шарбонно не придумает ещё какую-нибудь гадость. Лишь бы поглумиться...       — Вы правы, месье. Не знаю. — выдохнул молодой человек, опустив голову. Вряд ли это настолько уж сильный прокол, чтобы распять его на месте. Верно же?       На плечи из-за спины легли до жути холодные руки. Роди вздрогнул и замер как вкопанный. Всё-таки его начальство обладало некоторыми... странностями. Особенно по части агрессии. Вчера, например, когда Ламори по обыкновению выносил мусор, он увидел, как один из поваров случайно уронил противень с заготовкой очередного блюда, споткнушись обо что-то. К несчастью того бедолаги, Винсент был там, и тоже это увидел. Скажем так... бедняга-повар оказался в мусорном баке раньше, чем Роди успел закончить своё поручение. Но не будем о грустном.       В кабинете владельца именитого ресторана происходили вещи несколько более интересные: будучи почти одного роста с Роди, даже чуть выше, Винсент без особого труда обвил его шею руками, перехватил несчастный кусок чёрной ткани и принялся издевательски медленно завязывать его в элегантный бант. Ламори даже может почувствовать его дыхание на своём ухе, из-за чего дрожь прокатывается по телу с новой силой.       В этот самый миг руки, практически заключающие его в странные и своеобразные объятия, дрогнули, затянув ткань чуть сильнее, чем было нужно. В этой жёсткости даже читался эдакий почерк шефа: всегда контролирует всё вокруг, даже себя самого. Но в этот раз излишнее давление вокруг шеи казалось чем-то чересчур. Интересно, а когда он повязывает галстук себе, он тоже делает это настолько туго? А ремень...?       — Парфюм?       Официант едва не вздыхает разочарованно, когда Винсент отстраняется и с прежним удивлением, что так забавляет Роди в последние месяцы, смотрит на него.       — Ну... да? — рыжий невольно повторил свой привычный неуклюжий жест, заведя руку за голову.       Ламори приобрёл этот флакон достаточно давно, незадолго до своего первого увольнения из этого ресторана. Хотел использовать его на свидании с Манон, когда заработает достаточно. Но не получилось, не срослось... Зато недавно он откопал его среди прочего хлама в шкафу. Было довольно неловко, что такая недешёвая вещица завалялась в бардаке. Прочитав этикетку, Ламори одолел нервный смех – аромат-то лимонный! А он покупал этот одеколон безо всякой задней мысли! Зато теперь ему грозило достойное применение...       Так что последний месяц Ламори благоухал любимым вкусом Шарбонно, вернее единственным, который тот мог хоть в какой-то мере почувствовать. Правда, как и подобает хорошему парфюму (и вопреки громкому названию «одеколон»), многогранный аромат оставался достаточно близко к коже и был ощутим только если подойти вплотную, и то посторонний мог довольствоваться только характерным шлейфом верхних нот. Но вот если нарушить личные границы и буквально уткнуться...       — Иди работай. — резко переменился в настроении шеф. Роди успел испугаться: неужели он опять что-то упустил, опять ошибся? Или же Винс просто пытался скрыть некстати задрожавший голос?       — Да, месье. — отстранённо проронил официант и развернулся к двери.       — И после смены ко мне зайди!       Слова Винсента догнали молодого парня только когда он уже собирался закрыть за собой дверь в шумную кухню. Что, впрочем, не помешало их отчётливо услышать.       — К Вам – это... в кабинет? — на всякий случай уточняет Роди. Были случаи, когда на их встречи в выходные дни Ламори послушным щенком оставался ждать Шарбонно в его кабинете или у ресторана, не получив конкретного указания «подняться наверх в квартиру». Винсент уже почти отучил его от этой плохой привычки. Почти.       — Ко мне, — раздражённо взирает начальство со своего кресла, нервно прижимая руки к себе и борясь с желанием закурить очередную сигарету, — Это ко мне.       Ламори ухмыляется, закрывая за собой дверь. Значит, «наверх». Похоже, в рекламе глянцевого журнала не соврали, Cologne citronnée работает. Не прошло и года...