Тайна семи...

Когда он подошёл к месту назначения, время и вовсе перестало иметь значение. Остановившись у двери, Джон сделал глубокий вдох и с каким-то странным трепетом потянулся к дверному молотку в виде скрученной виноградной лозы, не выпуская записную книжку из рук, словно она придавала ему уверенности. Он выдохнул, словно сбрасывая с плеч груз тревоги. На мгновение он замер, разглядывая дверь и чувствуя, что стоит на пороге не просто дома, а чего-то большего — каких-то неизведанных чувств, которые влекли его сюда. Легкое бормотание о мисс Халкроу, о недавно увиденной странной картине и о тех самых бирюзовых глазах растворилось в воздухе. Прежде чем он успел окончательно усомниться в своём решении, его рука дрогнула, ударив молотком всего раз, но довольно сильно. Звук в утренней полудрёме был неожиданно громким и резким. В голове пронеслись сцены, обрывки разговоров, взгляды — те самые взгляды, которыми они обменялись, словно короткими вспышками света. И вот, после долгого мучительного ожидания, где-то за дверью послышались шаги. Сердце Джона колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, но отступать было некуда. Перед Джоном предстала четкая картина двери: серое дерево с лёгким налётом старины, круглая позолоченная ручка, глазок, обрамлённый изящной фигурной отделкой, и массивный дверной молоток, звук которого уже прочно засел в его памяти. Мысли Джона метались, пока шаги по ту сторону двери становились всё громче, отбивая ритм каблуками, словно по натянутым нервам. Но, несмотря на внутреннюю борьбу, он стоял как скала, терпеливо ожидая, кто откроет дверь. Его удивлению не было предела, когда замок щёлкнул, и в проёме появилась невысокая, но статная дама лет сорока с выразительным взглядом. Она слегка приподняла брови, оглядывая незваного гостя. — Доброе утро, мистер…? — вопросительно посмотрела она на него. — Ватсон, — Джон снял шляпу слегка дрожащей рукой, не пытаясь скрыть лёгкую неловкость. — Джон Ватсон, мисс… — теперь молодой доктор вопросительно смотрел на даму, ожидая её ответа. — Миссис Хадсон, — уверенно представилась она, мягко кивнув. С легким жестом она отступила назад, приглашая его внутрь. Джон не стал медлить, чувствуя, как любопытство начинает затмевать сомнения, и перешагнул порог, оказавшись на блестящем паркете уютного коридора. Тёплый свет мягко освещал помещение, лестница вела наверх, в места, которые ему пока были незнакомы, а рядом располагалось несколько комнат. Из ближайшей, чуть правее, доносилась спокойная музыка граммофона, наполняя пространство звуками давно ушедших лет. Лёгкий аромат домашнего пирога усиливал ощущение уюта, но Джон не сразу понял, с чем именно был пирог — с вишней или с яблоками. Сквозь эти сладкие ароматы слишком явственно проступал другой, сильный и знакомый — густой аромат бергамота, который стекал по лестнице, словно туман, наполняя воздух загадкой и слегка затуманивая мысли. — Вы к Шерлоку? — прервала его мгновенную задумчивость миссис Хадсон, снова выводя его из оцепенения. — Да, — несколько нерешительно ответил Джон, словно не был до конца уверен, что наконец-то оказался там, где нужно. — Вы его мама? — спросил он неожиданно для самого себя и тут же смутился, не совсем понимая, откуда у него взялся этот вопрос. Женщина не была похожа на Шерлока — вежливая, добрая, с тёплым выражением лица. На фоне её приветливой заботы его появление теперь казалось почти неуместным, словно строгий директор, пришедший отчитывать неугомонного школьника за очередные проделки. Миссис Хадсон сдержанно улыбнулась, не обидевшись на сравнение, и слегка покачала головой. — О нет, что вы, — ответила она. — Я всего лишь его домовладелица, мистер Ватсон. Но если он снова натворил что-то из ряда вон выходящее, вы совершенно правы, что пришли лично. Этот юноша, — она выразительно посмотрела на лестницу, — может довести кого угодно до белого каления, уж мне-то ли не знать! Джон почувствовал, как напряжение, сковывавшее его с самого прихода, немного ослабло. Простота и доброжелательность миссис Хадсон сразу же разрушили барьер между ним и этим домом, наполнив всё вокруг ощущением тепла и уюта. Он позволил себе слегка улыбнуться. — Понимаю… Думаю, так и есть, — кивнул он, всё ещё чувствуя лёгкую растерянность, хотя мысли начали упорядочиваться. Её жест в сторону лестницы был добрым приглашением. — Он, как всегда, у себя наверху, — добавила она, поправляя фартук. — И если я правильно его поняла, он сказал, что будет рад вас видеть. Хотя, — она вздохнула, — не ждите, что он так уж просто выскажет это словами. Ему это, знаете ли, нелегко даётся. Её мягкие слова придали Джону уверенности. Не раздумывая больше ни секунды, он направился к лестнице. Поднимаясь, он чувствовал, как аромат бергамота, смешиваясь с запахами дерева и старинного дома, всё сильнее наполнял воздух, окутывая каждый шаг, словно туман. Этот аромат — такой знакомый и такой непередаваемо приятный — теперь вёл его наверх, словно сам манил к цели. Он сделал последний шаг и остановился перед закрытой дверью. Теперь все его чувства были обострены до предела. Из-за двери доносились едва уловимые звуки: шелест страниц, лёгкие шаги, как будто кто-то задумчиво мерил шагами комнату или просто передвигался по помещению, погружённый в собственные мысли. У него было странное ощущение — то ли интуиция, то ли догадка — что Шерлок уже знал о его приближении и просто ждал, когда он войдёт. На мгновение Джон задержал дыхание, словно ожидая, что дверь вдруг распахнётся сама. Но её золотая ручка оставалась неподвижной. Глубоко вдохнув, он уверенно постучал и открыл дверь, сделав шаг внутрь. Комната, несмотря на беспорядок, по-своему очаровала его. На столе лежали раскрытые книги и склянки с неизвестными веществами, рядом, у окна, возвышалась подзорная труба, направленная на улицу. В воздухе витал аромат бергамота, который смешивался с запахами старых страниц и шероховатой древесины. Шерлок, стоявший у стены, уже повернул голову и внимательно смотрел на него. — Доброе утро, — мягко, но с явной усталостью произнёс Шерлок. Казалось, он не спал всю ночь, как, впрочем, и сам Джон. Юноша слегка усмехнулся, приподняв уголки губ, и мельком взглянул за спину доктора, вынуждая его невольно обернуться. — Я предполагал, что вы не решитесь сообщить в полицию, — сказал Шерлок с оттенком высокомерия, в котором, однако, угадывалось явное облегчение. — Шерлок Холмс, к вашим услугам. Парень вежливо поклонился и направился к камину, перед которым лежала груда страниц — как чистых, так и вырванных, кажется, из каких-то книг, журналов и старинных иллюстраций, напоминавших экспонаты музея. Он опустился на пол перед беспорядочно разбросанными листками и принялся пристально рассматривать каждый из них, словно составлял из них тайный узор или пытался найти что-то невидимое глазу. Джон, несколько обескураженный таким своеобразным поведением, медленно прикрыл за собой дверь и подошёл чуть ближе, чтобы лучше рассмотреть это импровизированное собрание. Он едва сдержал улыбку, увидев увлечённое выражение на лице Шерлока, поглощённого хаосом бумаг, среди которых то и дело мелькали записи и какие-то чертежи. — Джон Ватсон, к вашим услугам, — произнёс доктор, выдохнув с заметным облегчением, словно вместе с этими словами ушёл весь груз, накопившийся за последние сутки. — И я вам весьма благодарен, — не оборачиваясь, ответил Шерлок, делая пометки на листке перед собой. — За что же это? — удивлённо спросил Джон. — За ваш вклад в медицину, за всех вернувшихся солдат, — ответил Шерлок, делая пометку в своих записях, а затем, устроившись поудобнее в позе лотоса, поднял взгляд на Ватсона. — Вы же недавно прибыли с Афганистана. Джон застыл, потрясённый до глубины души. Удивление быстро сменилось возмущением, и он невольно сжал кулаки, чувствуя, как что-то внутри дрогнуло. — Как вы узнали? — довольно резко бросил он, хотя в его голосе слышалась и капелька растерянности. Однако Шерлок никак не отреагировал на его грубость и лишь посмотрел на него с лёгкой, но не показной снисходительностью. Джон не любил вспоминать о войне. Каждый раз, когда кто-то заговаривал о фронте, он упрямо переводил тему, предпочитая оставить своё прошлое позади. Тот небольшой срок на передовой показался ему годами — тяжёлыми, тёмными, как беззвёздные ночи, когда эхом разносились топот конницы и крики. И хотя война для него закончилась, она оставила на нём незаживающие шрамы, словно пропитала каждый его день тревожной тенью. Он прятался от этого, с головой погружаясь в работу, избегая любых лишних разговоров и даже мимолетных размышлений о собственных переживаниях. Джон вспомнил, как коллеги, беспокоясь о его состоянии, советовали ему отдыхать, но он лишь отмахивался, надеясь, что работа, словно ядро, вытеснит боль и заглушит тревогу. И всё же это не спасло его: ему сулили девять месяцев вынужденного простоя, словно в крошечной клетке. Каждый день был мучительной пыткой — как будто его заключили в бочку с водой, куда едва проникал воздух, и каждое мгновение приносило с собой лишь желание выбраться, вдохнуть полной грудью и найти хоть искру надежды. С момента его прибытия до того момента, как он смог хоть как-то стоять на ногах, прошло три месяца, а его по-прежнему посещают кошмары по ночам. Может, это и не долгий срок на реабилитацию, но любой врач подтвердит, что все наши страхи лишь у нас в голове. Повторяя эти слова как мантру, Джон успокоился и встретился с бирюзой глаз, что так чисто и откровенно смотрели на него. — И всё же меня мучает один вопрос: как? — Джон сглотнул, недоверчиво глядя на своего собеседника. — Как вы узнали, мистер Холмс? — Всё просто, мистер Ватсон, — Холмс произнёс это таким тоном, будто описывал нечто само собой разумеющееся. — Ваш загар, хоть и начинает сходить, всё же выдаёт недавнее пребывание в более тёплом климате. Лёгкая желтизна кожи выделяется на фоне серости Лондона. Осанка, присущая опытному наезднику, но при этом едва заметная сутулость, словно вы привыкли пригибаться от веток... или, может быть, от пуль? Джон почувствовал, как по спине пробежал холодок, но не мог отвести глаз от Холмса, который продолжал спокойно и уверенно развивать свою мысль: — Вы тактичны, внимательны, настороженны. Эти качества, конечно, могут быть присущи просто хорошему врачу, но у вас они обострены. Вижу, что вы привыкли к ситуациям, в которых нужно действовать быстро и хладнокровно. Вы были ранены — в левое плечо. Ваши движения немного скованы, и это ещё не до конца восстановленная функциональность руки. Когда вы держали револьвер, он дрожал — не от страха, не от нервозности, а от усталости и напряжения мышц, не восстановившихся после травмы. Холмс на мгновение замолчал, словно давая Джону переварить сказанное, а затем добавил с лёгкой улыбкой: — Вы правша, но взяли оружие в левую руку. Врачи на фронте часто носили аптечку на правом бедре, чтобы было удобнее тянуться к ней, ведь чаще всего к раненным подходили слева, со стороны сердца, куда по сути приходится большая часть ранений. Кобура же крепилась на левой стороне — это позволяло быстрее дотянуться до оружия. Слова Холмса повисли в воздухе, и Джон, ошеломлённый, осознал, что его простое присутствие — вся его жизнь, движения, привычки — в мгновение ока стали для этого человека открытой книгой. — И долго вы думали над тем, кто я? — нервно спросил доктор, пытаясь скрыть растерянность в голосе. — Хватило секунды, — спокойно ответил Холмс, его глаза не отрывались от собранных на столе бумаг. Это выбило Ватсона из колеи. Он был поражён. На мгновение всё вокруг будто померкло, и мир сократился до этого потрясающего признания. Он не мог поверить, что кто-то мог развить такие дедуктивные способности в столь юном возрасте. В его собственном опыте, все эти годы работы врача, в том числе на фронте, были наполнены поисками логики и анализа, но ничто не могло подготовить его к такому. — Это невероятно, — пробормотал Джон, стоя неподвижно и словно не веря своим ушам. — Вы действительно за секунду... Шерлок, не взглянув на него, продолжил изучать бумаги, как если бы не замечал, как его слова производят эффект. — Я не просто наблюдаю, — сказал Холмс, наконец оторвав взгляд от документов и слегка усмехнувшись. — Я воспринимаю. Люди всегда говорят слишком много. Нужно лишь правильно расставить акценты. — Но как вы... — Джон не знал, с чего начать, всё это казалось ему чем-то совершенно невероятным. — Учитесь читать между строк, — перебил его Холмс, снова взглядом скользнув по комнате. — Ваши привычки, ваша походка, ваши манеры — это то, что не скрыть. Мысли и действия тоже можно анализировать, если внимательно следить за людьми, за тем, как они реагируют. Ватсон с трудом переваривал эти слова. Он был врачом, привык к точности и вниманию к деталям, но здесь, в этой комнате, Шерлок Холмс раскрыл такие скрытые закономерности человеческой натуры, которые Ватсон даже не осознавал. — Это как... — продолжил Джон, пытаясь уложить всё в своей голове. — Это как увидеть то, что другие не видят. Словно вы смотрите на мир под совершенно другим углом. Шерлок поднял глаза, его взгляд был всё таким же проницательным, как и раньше. — Именно так, — ответил он с едва уловимой усмешкой. — Мир не скрывает секретов, если научиться его читать. — Чая? — вдруг спросил Шерлок, с таким спокойствием, как будто вся их предыдущая беседа была не более чем случайным фоном, и как будто Джон только что вошёл в комнату. — Нет, пожалуй, — Ватсон ответил как-то растерянно, будто поникнув. Ему самому казалось, что его кожа потемнела, и, несмотря на всю изысканность обстановки, он ощутил странную тяжесть в воздухе. — Я пойду. Шерлок не сразу ответил. Тишина между ними растянулась, но вдруг, когда Джон уже поворачивался к двери, парень заговорил снова. — Но вы придёте. — Вряд ли, — ответил Ватсон, стараясь оставить свою голосовую интонацию твёрдой, но слова вдруг показались ему слишком пустыми, почти бессильными. — Это был не вопрос, — тихо произнёс Шерлок, и его слова, словно невидимый удар, врезались в Ватсона. Они были спокойными, но с такой силой, что доктор почувствовал, как его плечи слегка подрагивают. Словно его, даже не касаясь, толкнули, и вся его уверенность вдруг распалась, как карточный домик. Доктор замер на месте, не осмеливаясь повернуться. Шерлок продолжал сидеть, не двигаясь, его лицо оставалось непроницаемым, но в его взгляде всё же была некая пронзительная настойчивость. Ватсон вдруг понял, что уходить будет не так просто. Тихо закрыв за собой дверь, Джон оказался в коридоре, нервно сжимая в руках шляпу. Невероятный человек. Шерлок Холмс вызывал у него такие сильные эмоции, что Джон даже почувствовал лёгкое возбуждение — конечно, от интереса, а не от чего-то другого. Спустившись по лестнице, он снова столкнулся с миссис Хадсон, которая уже стояла с чашкой горячего чая, наполняя воздух уютным ароматом. — Как? Вы уже уходите? — спросила она, с тревогой глядя на доктора. — Хоть кусочек пирога попробуйте. — Благодарю вас, мисс Хадсон, но мне пора идти, — ответил Джон, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, но что-то в его интонации всё равно выдавало его переживания. — Боже, только не говорите, что он вас обидел! — воскликнула она, встрепенувшись, как будто её облили холодной водой. — Неугомонный мальчишка! Я ему задам! — Она помахала указательным пальцем в сторону лестницы. — Снова будет прятаться в футляре для скрипки! Её строгое, но забавное выражение лица заставило Ватсона невольно рассмеяться. Он прикрыл рот рукой, чтобы скрыть свою реакцию, но, успокоившись, всё же сказал: — Всё в порядке, мисс, — он кивнул, — возможно, я ещё зайду к вам. Миссис Хадсон вздохнула с облегчением, её лицо снова просветлело, и она тепло посмотрела на Ватсона. — Тогда до скорой встречи, мистер. — Она слегка наклонила голову в знак прощания и улыбнулась, что добавило уюта в этот странный, но в то же время знакомый дом. Джон ещё раз огляделся, чувствуя, как всё здесь манит его вернуться, но, сделав шаг к двери, он наконец покинул дом и вернулся в холодный Лондон. По пути к мисс Халкроу мысли Джона не отпускали его нового знакомого. Шерлок Холмс засел в его сознании как заноза, глубоко и назойливо, не давая покоя. Джон так стремительно покинул тот дом, что теперь корил себя за это на каждом шагу, осознавая, что ушёл, так и не получив ответов на свои вопросы. Мало того, вопросов стало ещё больше, и интерес к этому необычному человеку разгорался с небывалой силой, разъедая его изнутри, как кислота. Наконец, добравшись до дома Мэредит, Джон лишь краем глаза заметил, как её сиделка — уже расцвевшая от его прихода — приветливо распахнула перед ним дверь. Женщина тут же прильнула к нему, не переставая щебетать о том, как счастлива, что все её страхи оказались напрасными и с мисс Халкроу всё обошлось. Но Джон лишь кратко кивал, едва прислушиваясь к её словам. Когда он вошёл в спальню пациентки, его первая мысль была побыстрее закрыть за собой дверь, оставив за ней утомлённую, беспокойную нянечку. Ему нужно было сосредоточиться и хоть немного упорядочить мысли, но образ Шерлока, его уверенная осанка и пристальный взгляд, который, казалось, сканировал его до мелочей, не выходили у него из головы. Осмотрев комнату, Джон продолжал искать хотя бы намёк на ответы, которые могли бы разложить его мысленный хаос по полочкам. В этот момент он почувствовал на себе взгляд Мэредит. Её глаза были лишь чуть приоткрыты, но, тем не менее, она внимательно наблюдала за ним. — Мисс, — встрепенувшись, Джон сразу поспешил к своей пациентке. Он аккуратно взял её за руку, чтобы измерить пульс, затем проверил температуру. Кожа у неё была тёплой, а сам вид значительно бодрее, чем накануне или даже этим утром. Открыв саквояж, Джон достал пузырёк с пипеткой, капнул несколько капель лекарства в стакан, наполнил его водой до половины и подал женщине. — Сегодня только это? — спросила она, слегка сонным, но тёплым голосом, принимая стакан. — Да, сегодня только это, — с улыбкой подтвердил Джон. — Оно всегда дарит тепло, — сказала женщина, допив лекарство и, отдавая стакан, прикоснулась к груди. — Успокаивает. — Как вы себя чувствуете? — спросил Джон, присаживаясь рядом на пуф, заботливо выпрямив сползшее одеяло. — Намного лучше, доктор, — тихо ответила она. Когда мисс Халкроу попыталась привстать, он тут же подставил руку, помогая ей сесть, а затем подложил дополнительную подушку под её спину, чтобы ей было удобнее. — Вы выглядите лучше, чем на прошлой неделе, мисс, — заметил он с лёгким облегчением. — Думаю, вы правы. Я уже не помню, когда в последний раз дышала так свободно. Это чудо, доктор Ватсон, — искренне улыбнулась она, благодарно посмотрев ему в глаза. Джон слегка поклонился в ответ, но его мысли снова на мгновение ускользнули куда-то далеко, к странному юноше, который не выходил у него из головы. — Мисс... — Джон придвинул пуф так близко, что его ноги упёрлись в твёрдую оборку кровати. Он задержал дыхание, ещё не решаясь заговорить, но по взгляду Мэредит понял, что медлить больше нет смысла. Она мягко коснулась его ладони, и в этом жесте было что-то материнское, тёплое, словно она заранее знала, что его беспокоит. — Ну же, Джон, — произнесла она с нежностью. — Что вас тревожит? Джон заколебался, взгляд его скользнул вниз, и он вдруг почувствовал себя провинившимся ребёнком. — Я даже не знаю... — пробормотал он, с трудом подбирая слова. И, наконец, спросил, почти шёпотом, как будто признаваясь в чём-то сокровенном: — Вы... Вы не знаете Шерлока Холмса? Этот вопрос прозвучал с такой неуверенностью, что голос его дрогнул, словно он выпустил не слова, а собственные сомнения, что терзали его весь день. Её рука резко покинула его ладонь, и мисс Халкроу медленно откинулась назад, вжимаясь в подушки, словно пытаясь создать между собой и Джоном дистанцию. Её лицо стало пепельно-серым, взгляд помрачнел, а поза будто воздвигала преграду между ними, как надвигающаяся гроза над хрупкой лодкой. Джону стало не по себе, и он никак не ожидал, что столь невинный, казалось бы, вопрос может вызвать такую бурю. Но имя это, имя Шерлока Холмса, уже само по себе тяжёлым камнем нависало в его груди. — Что у вас может быть общего с этим мальчишкой? — её голос прозвучал так строго, что у Джона невольно возникли ассоциации с преподавателями в институте, где каждый последующий был суровее предыдущего. — Нет, я имею в виду, что... О боже. И тут она выдохнула, словно борясь с чем-то у себя внутри. — Мой муж, Арнольд, как вы знаете, имел множество странных увлечений. Хобби, которые совершенно не вязались с размеренной жизнью, которую я мечтала вести рядом с ним, — с каждым словом её голос становился всё жёстче, но сквозь резкость пробивалась тоска и некая, почти затаённая, нежность. — Он был одержим древностями, тайнами прошлого, старыми артефактами, потерянными веками, и призраками прошлого. Ему было всё равно на настоящее, на то, что происходило здесь и сейчас, на меня... Джон слушал молча, не решаясь перебить. Впервые мисс Халкроу открылась ему как женщина, а не как сильная, неколебимая личность. — Он путешествовал, изучал древние записи и книги. В нём горел огонь, который трудно описать словами. Это была сила, которая поглощала его всего, — её дыхание на миг стало глубже, словно она почувствовала тот самый огонь в себе, — и в глазах его было пламя, светившее так ярко, что мне иногда казалось, что он горит изнутри. Она немного помолчала, и её голос, чуть более ровный, стал совсем отрешённым. — Этот юноша, Шерлок, которого вы упомянули... в нём горит тот же самый огонь. Он приходил ко мне пару месяцев назад. Задавал вопросы, такие же, какие некогда мучили Арнольда: о древностях, о картинах, о каких-то фигурах, скрытых в прошлом... А я лишь видела, как это пламя пожирает бедного парня пуще, чем моего Арнольда... — её взгляд стал отрешённым, словно она снова видела любимого мужа, пылающего в этом внутреннем огне. — О, Арнольд, сердце моё... Она опустила голову, делая прерывистые вдохи. Казалось, она вот-вот заплачет, но слёз уже не было — они все высохли давным-давно. Осталась лишь горечь. — Прошу, мистер Ватсон, не поддавайтесь этому огню, иначе сгорите вместе с ним... — это были её последние слова перед тем, как лекарство подействовало. Она расслабилась, глубокое умиротворение овладело её телом, и она провалилась в сон. Последние бормочущие слова таяли в тишине комнаты, но Джон их уже не расслышал. Он аккуратно уложил её поудобнее и заботливо накрыл тёплым одеялом, оставаясь ещё на несколько мгновений у её кровати, словно искал что-то в её мирном лице, прежде чем встать и тихо покинуть комнату. Джон закрыл за собой дверь спальни, чувствуя, как на плечи ложится ещё больший груз неведомого. Мисс Халкроу оставила его с новыми вопросами и с внутренним беспокойством, которое никак не находило покоя. Спустившись в гостиную, он заметил двух женщин: ночная сиделка уже передала смену своей напарнице. Джон, усталый и погружённый в свои мысли, поблагодарил обеих и ещё раз объяснил новой нянечке порядок ухода за Мередит, оставив на всякий случай свой адрес. Когда он направился к двери, ночная сиделка неожиданно поддержала его под руку, и они вместе вышли в нарастающую серую сырость Лондона. Её взгляд был обеспокоенным, и она тихо спросила: — Доктор, вы уверены, что всё в порядке? — Всё хорошо, благодарю, — ответил он, кивнув, но было видно, что он сказал это скорее для видимости. — Может, вас проводить? — предложила она, осторожно, но с искренней заботой. В душе Джона мелькнуло новое чувство: кроме тяжёлой усталости и разочарования, он почувствовал ещё и странную, непривычную пустоту. Он слабо улыбнулся, стараясь придать себе уверенности. — Не гоже дамам провожать джентльменов, — попытался он отшутиться, неуверенно, словно надеясь вернуть себе остатки лёгкости. — Может, мне вас прово... Женщина улыбнулась, но тут же его перебила: — Меня встретит муж у сквера, не беспокойтесь, доктор. Хорошего вам дня, мистер Ватсон. С этими словами она нырнула в начавшийся дождь, её фигура быстро скрылась за углом, оставляя Джона одного под затяжными каплями, что хлестали по крышам и дорожкам, медленно заливая лондонские улицы и его самого. Джон невольно вздрогнул — дождь, как и мысли, проникал под кожу, не давая укрыться от гнетущего, как это ощущалось, холодного предчувствия. Он направился к себе, но с каждым шагом, утопая в шуме дождя, чувствовал, как каждое мгновение отдаляет его от прежней, спокойной жизни и всё сильнее влечёт вглубь тайн, на которые он, казалось бы, вовсе не соглашался. Стихия не на шутку разошлась, но Ватсон заметил это только у порога своего дома. Он порылся по всем карманам, не обнаружив ключей, и только сейчас вспомнил, что отдал их домоправительнице. Уперевшись лбом в дверь, он, как бездомный, постучал, и от того, как резко та распахнулась, чуть не свалился в коридор. — Мистер Ватсон, где вас носило? — грозно начала она, нависнув над ним, словно над безвольным ребёнком. — Я работал, — мрачно ответил он. Женщина, чуть смягчившись, удивлённая его уставшим видом, уступила ему дорогу. Пока они поднимались наверх, она продолжала оправдываться, что устранение течи не пошло по плану. Ремонтник, которого она вызвала, оказался неопытен, да и к тому же всё усугубил этот внезапный ливень, будто Лондон вообще бывает другим. Когда Джон открыл дверь, то уже не удивился тому, что всё в его квартире залито водой. Он осторожно ступил на мокрый паркет, ботинки скрипели, выдавая неестественно громкие хлюпающие звуки. Почти всё было испорчено, но, на удивление и его самого, и домоправительницы, Джон не чувствовал ни злости, ни разочарования. Только пустота. — Я что могла, спасла, — оправдываясь, произнесла женщина, — часть вещей перенесла в подвал... Она замолчала, когда Джон поднял влажное полотенце со своих книг. Всё было пропитано водой и покрыто штукатуркой от потрескавшегося потолка, превратившегося в подобие липкого теста. Всё, над чем он работал, его записи, были безвозвратно уничтожены. Он взглянул на женщину, которая лишь вскинула одну бровь, как бы говоря: мол, а что вы так смотрите? Я ведь всё накрыла. Правда, тем самым полотенцем, которое тут же промокло и передало влагу стопкам совершенно ничем не защищённых бумаг. — Пока поживёте в подвале, — заявила она, не считая нужным спрашивать его согласия. — Плату за аренду не возьму, — добавила с наигранной щедростью, и Джон едва сдержал горькую усмешку. — Но ремонт оплатите вы. Она закончила, словно не заметив, что теперь он выглядел виноватым в случившемся. — В следующий раз будьте добры присутствовать, — бросила она и, оставив Джона наедине с разрухой как внутри, так и снаружи, удалилась. Он остался стоять среди остатков своей жизни — сломленной, залитой сыростью. В этой пустой тишине не было ни гнева, ни боли, лишь странное равнодушие, как будто кто-то в нём перестал сопротивляться судьбе. Джон остался стоять посреди своего разорённого жилища, один на один с хаосом, который как будто смеялся над ним. Потолок осыпался серыми комьями, стены блестели от влаги, а пол представлял собой меланхоличный водоём, пропитанный дождём и отчаянием. Он медленно обвёл комнату взглядом. Когда-то его скромное жилище казалось местом уюта, пусть и временным, но надёжным; теперь же оно было мрачной пародией на прежний дом, холодным и бездушным. Он подошёл к столу, на котором ещё сохранились остатки его трудов, и коснулся влажного полотенца, которое хозяйка, похоже, считала достаточной защитой. Бумаги под ним превратились в сплошное месиво. Джон только вздохнул, отпуская последние остатки ожиданий, что хотя бы что-то могло уцелеть. Разбитый, но как-то странно отрешённый, он прошёлся по комнате, осматривая масштабы разрушений, но, к своему удивлению, не нашёл в себе ни капли злости. Казалось, что с каждым испорченным листом, с каждой утраченной вещью пропадала и тяжесть его собственного раздражения и усталости. Слова хозяйки о подвале и бесплатном жилье на время ремонта теперь казались ему просто фоном — не имело значения, где он будет спать этой ночью или что придётся делать дальше. Единственное, что рождалось в сознании вновь и вновь, так это образ Шерлока Холмса, его живые, горящие глаза и те непростые слова миссис Халкроу о разрушительной силе огня, который сжигал не только его самого, но мог поглотить и всех, кто оказывался слишком близко. Джон почти машинально собрал уцелевшие вещи, которые могли ему пригодиться, сложил их в маленький чемодан и направился к лестнице. Подвал будет тихим и тёмным — как раз тем местом, где ему удастся остаться наедине со своими мыслями. Возможно, в этом временном убежище он найдёт хоть какое-то понимание того, что делать дальше, и как поступить с тревожащей его тенью, что теперь носила имя Шерлок Холмс.