Kitty Go!

Хисока рассказал о том, что по соседству с ними живет гибрид, за два дня до назначенной встречи. Вплоть до момента, как Гон впервые увидел Киллуа, его интерес невозможно было унять. Неужели они даже одного возраста?! Какая у него шерстка, чем ему нравится заниматься? Он наверняка живёт у такого же замечательного человека, если это друг Хисоки. Последний раз, когда Гон видел вживую других гибридов, их, как и его, держали в клетках. У них не было возможности даже перекинуться парой слов на родном языке, не то что полноценно пообщаться. Но в этот раз все обязано сложиться иначе. Хисока улыбается от его взбудораженных вопросов, но отвечает лишь на несколько из них. Видимо, пытается этим ещё больше подогреть интерес и упрямо не сдаётся перед любыми способами вытянуть из него больше информации. Почему он не сказал раньше? У них с другим гибридом есть шанс по-настоящему подружиться? Вместо ответов Хисока выдвигает несколько правил: не говорить лишнего Иллуми помимо вежливого приветствия и вести себя как можно спокойнее и дружелюбнее. Гон активно кивает головой, клянётся слушаться. А после портит абсолютно всё. Он едет знакомиться с восторгом и взволнованным предвкушением на душе, а на обратном пути едва не впивается когтями в обивку салона. Ему кажется, ещё немного, и он просто зарычит, подобно настоящему хищнику. От злополучного места встречи Хисока доводит его до машины молча, даже за рулем долго ничего не говорит. Наконец, он произносит, не отрывая взгляда от дороги: — Жаль, что всё так прошло. В его голосе слышатся холодные, разочарованные нотки. Гон, даже сквозь пелену тихой ярости, сразу отворачивается от окна и выпаливает: — Я не хотел! Я ведь пытался как лучше. — Я тебя не ругаю, — заверяет его Хисока, хотя серьёзность в его тоне не пропадает. — Но тебе стоит быть осмотрительнее, то есть осторожнее. Это не тот человек, с которым стоит спорить. — Но он делал Киллуа больно! — возражает Гон. Он без понятия, что значит очередное сложное слово, но по лицу Хисоки чувствует, что ему стоило промолчать тогда. Внутри всё клокочет от гнева и бессилия, но он проглатывает злую обиду и продолжает: — И Киллуа… он так напуган. Ему там плохо. Я просто хотел помочь. Хотел, чтобы его отпустили. Иллуми бы увидел, что в этом нет ничего страшного. Киллуа бы не убежал, я верю. Гон стискивает ладони в кулаки, поджимая губы. Хисока тянется к нему свободной рукой и накрывает пушистые кисти. Поглаживает его, пытается успокоить лаской, и Гон уже просто не может держать в себе признание: — У меня ведь тоже был ошейник. И это так больно и неприятно. И когда он просто на тебе, и когда тянут за поводок. С ним как будто… нельзя вообще ничего. Даже свободно дышать нельзя, все запрещено. Чувствуешь себя совсем жалким, — он замолкает, чувствует, как злость внутри закипает с новой силой. В общении с Хисокой эти темы поднимались редко, старая жизнь постепенно отпускала его, но встреча с другим гибридом сковырнула корку с заживающих ссадин. — Тебе больше не придётся через это проходить, — заверяет его Хисока после небольшой паузы, и теперь он выглядит ещё более напряженным, почти хмурым. В любое другое время у Гона бы потеплело в груди — его готовы защищать и ни за что не дадут в обиду. Но сейчас послевкусие от обещаний весьма двоякое. — Но Киллуа сейчас приходится. Что если ему там никто не помогает, — с горечью произносит он. В голове вновь прокручивает злополучная встреча, шок и тревога на лице Киллуа, мимолетная гримаса, когда его дёрнули за поводок. Небольшая пауза, и раздраженные слова вылетают сами по себе: — Какой же Иллуми мудак! Гон резко откидывается на спинку и отворачивается к окну. Хисока сейчас как никогда серьёзен. Настолько, что похож на одного из тех скучных взрослых, но даже если он начнёт сейчас отчитывать Гона за плохие слова, извинений он не дождётся. На самом деле, это самое безобидное слово, которым ему хочется назвать Иллуми, а за годы скитаний по подпольным рынкам он их запомнил достаточно много. Он впервые выругался при Хисоке, но не жалеет ни об этом, ни о том, что решил возразить Иллуми при встрече. Краем глаза Гон замечает удивленный взгляд, но упрёков не следует. Только до дома они едут в неловком молчании. Ближе к вечеру он забирается на диван и пытается завести серьёзный разговор в надежде, что Хисока, как и всегда, встанет на его сторону. Поддержит его идею и поможет. — Давай заберём Киллуа, — шепотом произносит Гон, подлезая под руками Хисоки, в которых тот весь день вертит важные бумажки, и устраивает голову на его коленях. — Мы не можем, Гон, — Хисока устало выдыхает, глядя на него несколько секунд, а после снова возвращается к делам. — Но почему?! Ты же купил меня, давай так же заберём Киллуа. Иллуми его точно не любит, он должен согласиться! — Гон судорожно перебирает варианты в голове, пока перед глазами стоит яркий образ, это напуганное потерянное лицо. Оставлять его там одного совсем не хочется. — Или давай просто придём и заберём. Ты же сильный! И я тоже помогу обязательно. С того дня, как они подружились, прошёл почти год, и прежняя жизнь начала забываться, а воспоминания стали совсем мутными и далёкими. Гон больше не тот робкий котенок, не знающий, куда себя деть, Хисока научил его, как постоять за себя, помогал с тренировками. Уже через несколько лет Гон обязательно не будет уступать ему в этом плане. Им нужно всего-навсего вернуться к Иллуми, как-то отвлечь его, а Гон в это время поможет Киллуа убежать. Легче лёгкого! — Гон, успокойся, — Хисока прерывает поток мыслей и кладет тяжёлую руку ему на голову, лениво гладит топорщащиеся ушки и наконец откладывает свои бумаги в сторону, — мы ничем не можем помочь, понимаешь. Некоторые границы я не могу переступить, иначе будут плохие последствия. Обида кипит внутри. “Мы ничем не можем помочь” — ощущается совсем как ошейник, именно это и называется беспомощностью. Гон не может найти себе места, долго впустую спорит с Хисокой, пока его не убаюкивают нежные поглаживания за ухом. Следующий день Гон проводит дома в одиночестве, готовый в любой момент сорваться с места и пойти вызволять Киллуа. Он наматывает круги, заглядываясь на мрачный высокий забор на холме вдалеке, но не решается отправиться туда. Когда они только заехали в старый и знакомый дом, Хисока предупредил его, чтобы он не заходил далеко. Здесь относительно безопасно, эти территории под защитой семьи его друга, — объяснил Хисока, — но если Гон забежит слишком далеко, то может потеряться или попасть в большие неприятности. Видимо, в прошлом году он не думал, что Гон, даже с его природным любопытством, сунется дальше ближайшего лесопарка. А теперь ему нужно следовать строгим правилам. Ограничения становятся ещё жёстче, когда на следующий день Хисока возвращается рано утром и ловит его в дверях. Кажется, у Гона всё написано на лице, потому что Хисока сразу настороженно спрашивает, в чем дело. Гон мнется, не может решить, сознаться ли в планах или списать все на внезапное желание прогуляться пораньше — и, наконец, произносит: — Я хотел ещё раз поговорить с Киллуа. Лицо Хисоки сразу становится серьёзным, брови грозно хмурятся, а золотые глаза темнеют, и в строгом прищуре почти не видно радужку. — Гон, мы это уже обсуждали. Это плохая идея, в лучшем случае тебя просто не пустят за забор. — Нужно хотя бы попытаться! — возражает он, чувствуя, как когти начинают зудеть от желания поточить их обо что-нибудь. — Нет, — коротко и сухо отвечает Хисока, перегораживая выход с веранды, заслоняет собой весь проход. — Я уже сказал, почему этого делать нельзя. — Но я все продумал! Я осмотрю забор, залезу на дерево рядом. Если там будет дырка или большая ветка… Хисока обрывает его, даже не пытаясь дослушать план до конца: — Я запрещаю тебе подходить близко к тому месту, — он склоняется к нему, говорит отчётливо, не повышая голоса, и внутри у Гона что-то обрывается. Он не может поверить, что Хисока впервые за все время произнес это слово, что Хисока не желает помочь такому же гибриду, как он. Горечь и обида бурлят внутри с новой силой, тело само направляет его вперёд. Гон ныряет головой под чужой локоть, пытаясь пробиться наружу, и в следующее мгновение чувствует хватку на загривке. Она недостаточно сильная, чтобы по-настоящему причинить боль, но Гон тут же застывает на месте. Это рефлекс, непроизвольная реакция. Конечности каменеют на несколько секунд, пока Хисока перехватывает его за более привычное место — за плечо. Так подло применять против него эту особенность его тела без предупреждения! Хисока заводит его в дом и продолжает читать нотации с тем же серьёзным и совсем не теплым выражением лица. Он уверяет, что просто беспокоится, правда не хочет ограничивать Гона в чем-либо, но его идеи просто опасные. Извиняется за грубость и очень просит прислушаться к его просьбе оставить мысли о высвобождении Киллуа. Гон выслушивает его, молча глотая обиду, охотно верит ему и прекрасно понимает, что Хисока хочет для него самого лучшего. Но сейчас речь совершенно не о нем, а о Киллуа. Хотя Хисока не позволяет ему возражать и впервые ведёт себя так строго и серьёзно, Гон не может так просто смириться с потерей возможного нового друга. — Ты всё понял? — спрашивает Хисока, когда заканчивает свою речь. Гон хмуро кивает, не поднимая на него взгляда. Ему не хочется запоминать Хисоку таким, строгим и безучастным к чужой беде. Даже поглаживание по плечу не облегчает ситуацию, ему всё ещё хочется выть от несправедливости. Голос Хисоки смягчается: — Хорошо… — он продолжает гладить его, переходит ладонью на пушистый загривок и мягко касается подушечками пальцев, будто извиняясь за причиненный дискомфорт. — Гон, если бы я знал, что так получится, я бы сделал всё, чтобы предотвратить это. Гон не уточняет, что Хисока имеет в виду, лишь пытается осознать, что они оба совсем бессильны и бесполезны в этой ситуации. В течение следующих дней обида вновь обращается в клокочущую злость, лишняя энергия ищет выхода, и он вымещает эмоции на всём дозволенном. Пинает и дерёт деревья когтями, пусть природа и не заслужила этого, но Киллуа тоже не заслужил, чтобы к нему так относились. Гон часами бессмысленно блуждает по их району, стараясь избегать людей и опаздывая на видео-уроки с Биски. И даже кусает Хисоку до крови, пока тот подминает его под себя в постели и вбивается как можно глубже. За свое поведение Гону искренне стыдно — особенно за последний поступок, пусть это и заставило Хисоку довольно застонать; очевидно, ему нравится такая небольшая грубость. Но всё происходящее с Киллуа прямо у них под носом настолько несправедливо, что держать себя в руках получается с трудом. Как назло, Хисока очень занят. Хотя в прошлый раз на этом месте у него было полно свободного времени, чтобы проводить его с Гоном, сейчас он часто в разъездах. Он даже не всегда успевает предупредить Гона, что ему предстоит спать одному — на телефон к ночи только и приходит небольшая отписка. Злиться на Хисоку за это не хочется, Гон понимает, что у него работа и ему и так, должно быть, тяжело. Тем более с только-только зажившими ранами, от которых Гон был в ужасе после воссоединения. И всё же из-за этого он чувствует себя немного одиноким, забытым, даже если Хисока и старается загладить свое отсутствие, оставляя ему готовую еду и что-то, чем он может себя занять. Гон прилежно осваивает учебную программу, часами пыхтит над сложными закорючками в книгах и тетрадях, смотрит фильмы, которые скачивает для него Хисока, пачкает альбомные листы карандашами и маркерами. И, наконец, как можно больше свободного времени проводит вне дома. С каждым разом он заходит все дальше, уходит от привычных парков к центру города ранним утром или же сворачивает глубже в лес, который окружает этот городок. Подходить к мрачному поместью нельзя, Хисока отчётливо ему запретил. Но Гона так и тянет подкрасться поближе. В одну из своих долгих вылазок, пока Хисоки нет дома, он так и поступает. Думает, что лишь посмотрит издали, на безопасном расстоянии. Он не собирается нарушать своё обещание. Как только Гон проходит по лесопарку по дуге и оказывается ближе к особняку, чем когда-либо себе позволял, телефон в кармане неожиданно вибрирует. Он отвечает не сразу, пытается сделать вид, что ничем опасным не занимался, и только потом принимает звонок от Хисоки. — Чем занимаешься, Гон? — спокойно раздаётся по ту сторону линии. Гон уклончиво говорит о прогулке, застыв под широким дубом; Хисока удовлетворительно мычит. — Ты же не уходишь слишком далеко, пока меня нет? — Н-нет, не ухожу… — как можно правдоподобнее выдавливает он очевидную ложь и на всякий случай разворачивается к дому. Так Хисока не сможет уловить виноватые нотки в его голосе. — Конечно же нет, я знал, что ты умный и послушный мальчик. Не скучно тебе там одному гулять? У меня сейчас небольшой перерыв, так что я с радостью поболтаю с тобой. До самого дома они разговаривают, а после у Гона даже не возникает желания ослушаться запрета, и его ещё долго не отпускает ощущение, что Хисока почувствовал его намерения с такого расстояния.

***

Проходит несколько недель. Гон совсем опускает руки — ему не удастся помочь Киллуа или даже хотя бы тайком увидеть его снова. Он скитается в дебрях неподалёку от дома уже скорее от скуки и, как и прежде, надеется, что Хисока не узнает об этом. Небо становится совсем мрачным, когда ветер сгоняет тучи друг к дружке, вдалеке мелькают молнии, и, как объясняла Биски, из-за этого раздаётся гром. Скоро должен пойти дождь, он размоет тропинки, и Гону потом придется чистить ботинки от грязи. Пора возвращаться домой, здесь ему уже нечего делать — на природе сейчас мало чем можно заняться. Днем он заметил пару белок и даже попытался их прикормить, но спугнул невольным вилянием хвоста. Больше ничего интересного он не увидел и, вероятно, уже не увидит. Когда он уже думает развернуться обратно, чтобы не попасть под дождь, где-то поодаль раздаётся треск веток. И ещё раз, и ещё, будто их ломает какое-то крупное животное. Гон мгновенно оборачивается в ту сторону, жадно вслушивается и чувствует, как начинают подёргиваться лапы. На одном из прошлых уроков они с Биски разбирали карту видов животных, которые обитают в этой местности. Это вполне может оказаться олень или даже кабан, а Гон видел их вживую только в зоопарке! Это может быть опасно, но ему так хочется посмотреть и узнать, кто ломится через кусты, а инстинкты только подгоняют его последовать за звуками. Он так и делает — срывается с места и несётся в нужном направлении, стараясь ступать по земле как можно тише, но быстро. Если бы он был босой, то мог бы передвигаться почти бесшумно, но даже так он надеется, что не спугнет дикое животное. Он петляет между стволами деревьев, пригибается под ветками, перепрыгивает небольшую канаву. И видит перед собой белую шевелюру, которая мелькает спереди где-то между кустов. Он не верит своим глазам, но кажется, кажется, это… — Киллуа?! — громко окликает его Гон. Он так боится ошибиться, напороться на человека с похожими белыми волосами, но нет. Это точно он, с прижатыми ушами и светлым хвостом. И он не отвечает Гону, наоборот, припускает еще быстрее, будто бежит настоящий марафон. — Киллуа! — вновь вскрикивает Гон и несётся за ним. Сердце бешено колотится в груди, Гон на всякий случай оглядывается, боясь увидеть того, от чего так рьяно бежит Киллуа. Он мчится в считанных метрах от Гона, его тело заметно клонится к земле, он выглядит диким зверем, бежит, помогая себе передними лапами и не откликается на свое имя. Когда он цепляется за торчащие из-под земли корни и падает, Гону наконец удаётся его нагнать. Вблизи в нос неожиданно ударяет резкий и тяжёлый запах крови. — Киллуа, это я, подожди! — зовет его Гон, но тот упорно не желает останавливаться, пятится назад на руках, несколько раз падает и снова встаёт. У него абсолютно дикий вид, словно он впервые встретил Гона и боится его, как огня. Стоит протянуть к нему руку, как он шипит, словно настоящий опасный хищник, скалится и вертит головой, взлохмочивая и так сбитые в ком волосы. У него грязная рваная одежда, как будто он скатился кубарем со склона, на котором стоит поместье. У Гона путаются мысли. Ему безумно страшно от того, что Киллуа страшно. Вдруг за ними бегут те самые очень плохие последствия, о которых говорил Хисока?.. Гон совершенно не замечает, когда переходит на родной язык, он говорит полную бессмыслицу, наполовину состоящую из имени Киллуа. Тот врезается затылком в дерево, и это на секунду заставляет его остановиться. А затем Гон наконец берет его руки в свои, заглядывая в глаза. Киллуа мгновенно каменеет и, затаив дыхание, с выражением полного ужаса таращится в ответ. Гон должен увести его с собой. Он должен помочь Киллуа. Хотя, вспоминая прошлые разговоры, он совсем не уверен, что поступает правильно. Хисока ясно дал понять, что они не могут помочь Киллуа, и, возможно, он не обрадуется, если они вернутся домой вдвоём. Но Гон видит, в каком разбитом состоянии этот гибрид, малознакомый и совсем чужой, но он всё равно кажется ему дальним родственником из-за схожих особенностей. Киллуа трясёт, и он снова немного пятится, на этот раз в сторону, и тут Гон замечает, как по его ноге стекает кровь. — Киллуа... Помочь... Надо! Давай! Помочь! Вставай! Надо... Киллуа? Все выученные с таким трудом слова мигом вылетают из головы, но Гон отчаянно пытается предложить помощь. Не дождавшись ответа, он принимается осматривать ногу — реакция не заставляет себя долго ждать, Киллуа всхлипывает и снова надрывно шипит, пытаясь вырваться из хватки. На глаза Гона наворачиваются слезы; рана выглядит достаточно глубокой, вокруг неё уже засохла размазанная ранее кровь, смешанная с грязью и травой. Киллуа продолжает вырываться, рявкает совсем животным голосом, пока Гон продолжает его удерживать. — Пожалуйста, — всхлипывает Гон, снимая с себя майку и оставаясь в одной ветровке, — я осторожно, я умею. Киллуа глубоко дышит, дрожит от каждого прикосновения. Когда-то Хисока научил Гона перевязывать раны, пообещав, что это может спасти кого-то из них, и теперь ему это наконец пригодилось. Подлесок наполняется новыми звуками, тяжёлые капли дождя стучат по толстым листьям, пугают зверей и гонят их обратно по норам и берлогам. Как только Гон остановит кровь, он тоже обязательно отведет Киллуа в укрытие, в их с Хисокой дом, но до тех пор он старательно перевязывает разодранную ногу, утирает нос кулаком и даже не знает, скатываются ли по его щекам слёзы или капли дождя. — Пойдем, — Гон поднимает глаза на Киллуа, встаёт сам и протягивает ему руку, — Хисока поможет, я… Я знаю, он добрый, он тебя пустит, — наконец подбирает нужные слова Гон. Киллуа вздрагивает, когда слышит имя Хисоки, и весь подбирается, напрягает мышцы, готовый в любой момент сорваться с места. Но вскоре перестаёт препираться и безучастно прикрывает глаза. Гон тащит обессиленного Киллуа домой практически на себе, так и не дождавшись ответа. Даже если за ним была погоня, дождь смоет все следы. Сейчас главное — добраться в тепло.

***

Дома Гон без труда находит бинты и лекарства и делает всё по правилам. Пусть Киллуа забивается в самый дальний угол, убегая от его заботы, а после вообще прячется в чулан, спустя долгие уговоры ему всё же удается заменить грязную майку на хорошую повязку. На его новой майке подсыхают большие пятна крови, наверняка Хисока расстроится из-за этого. Гон оставляет рядом с дверью в кладовку большой стакан воды и вазочку с печеньем на случай, если Киллуа выглянет поесть, а сам мчится в ванную и вооружается мылом. Трет светлую ткань до зуда в костяшках, расплескивает воду на пол, но пятна всё никак не сходят. Он хватается за разноцветные бутылки и баночки, но ничего не помогает, только запах крови немного приглушается. А затем он слышит голос Хисоки. — Гон, ты дома? — он звучит обеспокоенно, напряженно, будто готовится застать в гостиной непрошенного гостя. В панике Гон понимает, что даже не закрыл за собой входную дверь, а потому сразу вылетает из ванной, чтобы извиниться. — Да, да! Прости, пожалуйста, я забыл… на ключ, — тараторит он, забегая в прихожую. На пол тихо падают капли — он так и не выпустил из рук мокрую футболку и теперь разводит на полу большой беспорядок: — Извини! Я пытался постирать. Просто у него кровь была, много, и мне пришлось… но я сейчас отстираю… — Тихо, — успокаивает его Хисока и с озабоченным лицом опускает сумку на пол, делая шаг вперёд. — Что случилось, Гон, у кого кровь? — У Киллуа, — без раздумий выпаливает Гон и видит, как Хисока впадает в полный ступор. Он не двигается, смотрит на него непонимающим взглядом с бегающими мелкими зрачками. От его реакции к горлу подкатывает тяжелый ком, и Гон спешит оправдаться: — Но дома я ему правильно перемотал всё, честно! Он уже… — Где он? — резко обрывает его Хисока с тем же пустым взглядом. Его выражение лица почти пугает, Гон не может понять, о чём он думает в этот момент. — Он… — от паники слова вновь теряются, исчезают из памяти, и Гон несколько раз беззвучно открывает рот, словно немой. — Где он?! — вновь повторяет Хисока, в этот раз гораздо требовательней. Гону ничего не остаётся, кроме как указать в сторону кладовки. Хисока не тратит время на то, чтобы снять верхнюю одежду и обувь, широкими шагами доходит до нужного места и без промедления распахивает дверь, за которой сидит Киллуа в изорванной, мокрой от дождя одежде. Он весь съёживается и жмётся к противоположной стене. Хисока захлопывает дверь с таким грохотом, что трещит стекло в рамке с фотографией на комоде. — Блять… — тихо выдыхает Хисока себе под нос. — Ты злишься? Почему? — Возможно, потому что у меня дома раненый гибрид Золдиков, хотя я ясно дал понять, что в это нельзя впутываться? — он устало трёт переносицу, а затем выходит из комнаты, стягивая по пути пальто — Пойдем-ка на кухню. — Я не понимаю, разве я так плохо поступил? Ему было страшно и больно, надо было куда-то спрятаться, — Гон плетётся за ним, опустив хвост, заворачивает на кухню и, пока Хисока наспех убирает свои вещи по местам, заранее придумывает оправдание. Они же не забирали Киллуа силой, правильно? Они просто его нашли и помогли. — Гон, — Хисока подходит, не издавая лишнего шума, говорит тихо, смотрит прямо в глаза, придавливает взглядом к полу, — Иллуми убивает людей не задумываясь. А ты для него даже не человек. И поступок твой он тебе не простит, как бы ты ни оправдывался. — Но меня же он не… не станет, — в голове всплывают разные сцены, Хисока впервые использует такие страшные слова, как будто сам сейчас сделает с Гоном что-то плохое. — Ещё как станет, Гон, — он резко делает шаг вперёд и, угрожающе склоняясь, теснит его к стене, — убьет тебя и глазом не моргнет, — шипит Хисока, тыча Гону пальцем в грудь. Каждое следующее слово он произносит всё громче, а лицо делается все мрачнее. — Разорвет на кусочки, или размажет по стенке, или пристрелит! Я не знаю, что он сделает, если узнает! Но уж точно не погладит по головке. Я говорил тебе не вмешиваться, и что ты сделал? В одно мгновение воздух из лёгких полностью выбивает, Гон прижимается спиной к стене, выпускает из рук футболку и медленно оседает вниз под немигающим взглядом. Он съёживается, ощущает себя так, будто вновь вернулся на старое место, когда никто не мог его защитить и все отворачивались от него. — Я не хотел, — скомкано выдавливает он, — я не думал… я же не специально… Он не знает, как все исправить, не знает, сделает ли что-то с ними Хисока после такого серьёзного проступка — он по-настоящему пугает его, давит одним только взглядом и резкими словами. Это не спор из-за проигрыша в настольной игре или из-за мелких бытовых проблем. Это нечто гораздо серьёзнее, смертоносное и уничтожающее. Что-то даже более страшное, чем разговоры о том, что делать, если его похитят. — Я просто хотел помочь, прости, — со страхом и горечью шепчет он. Слёз нет, только сильно дрожат плечи и уши прижимаются к голове, а внутри сосущее, опустошающее ощущение. Он даже не сразу замечает, что лицо Хисоки немного смягчается и он, присев, чтобы быть с ним на одном уровне, разводит руки. — Ладно, давай, иди ко мне, — зовёт его Хисока, но перед глазами у Гона все ещё маячит его мрачное, будто и вовсе незнакомое лицо. Гон сидит неподвижно, боится шелохнуться, пока Хисока не притягивает его к себе сам. Его обнимают, прижимают к теплому и напряженному телу, а Гон до последнего не решается обнять его в ответ. Вдруг Хисока передумает и продолжит говорить все эти страшные вещи. Наконец, он неловко обхватывает широкую спину мокрыми руками. — Да, вот так, — шепчет Хисока ему на ухо и после признаётся: — Не стоило на тебя кричать. Гон никак на это не отвечает, чувствуя, что виноват в чём-то поистине ужасном. Ему плохо, больно слышать угрозы от Хисоки, но, возможно, он правда совершил самую большую ошибку в жизни. — Почему ты, — начинает он и шумно сглатывает. — Почему ты дружишь с ним… почему назвал его своим другом, ты ведь не такой же… — Все немного сложнее, чем кажется, Гон, — уклончиво отвечает Хисока и отстраняется, кладя руки ему на плечи. — Сейчас мне нужны детали, вся информация. Где ты нашёл Киллуа, по какой дороге вы шли? Вас кто-то видел? Люди, возможно издали, соседи, камеры? Это очень, очень важно. Смотреть ему в глаза просто не получается. Гон опускает взгляд на губы, сжатые в тонкую линию, на шею со вздутой веной и только после этого сбивчиво рассказывает о вечере. Хисока впервые так часто перебивает его, просит описать каждый момент по несколько раз, пока у Гона не начинает идти кругом голова от паники. Когда Хисока заканчивает допрос, он сухо кивает и отправляет его прибрать в прихожей и на веранде, чтобы избавиться от лишних следов и грязи из леса. — А я пока сам осмотрю Киллуа, — добавляет Хисока и направляется к кладовке.

***

Когда он распахивает дверь, гибрид Иллуми даже не поднимает голову, только прижимает сильнее колени к телу. — Мне надо проверить твою рану, пойдём, — говорит Хисока самым спокойным голосом, на который способен, учитывая ситуацию. Мальчишка выглядит откровенно плохо, пушистые белые волосы сейчас висят мокрыми сосульками, на бедре блестит дорожка крови, одежда вся в грязных пятнах. Он не двигается, сидит неподвижно у дальней стенки рядом с ведром, и Хисока повторяет уже более жёстким голосом: — У нас сейчас нет времени на это, вставай. Не сразу и явно с большой неохотой, но Киллуа встаёт, так и не поднимая на него глаз. Провожая его в ванную, Хисока ловит встревоженный взгляд Гона в прихожей, однако тот ничего не говорит. Лишь молча возвращается к мытью пола. Повязка на бедре оказывается сделана на совесть. Хисока осматривает её при ярком свете и хмурится — если она не смогла остановить кровотечение, значит, под ней что-то серьёзнее пореза. Усадив Киллуа на бортик ванны, он развязывает бинт. На бледной ноге гибрида — настоящая рваная рана, глубокая и неровная. Будто он сам вспорол себя собственными когтями, разодрав мягкую плоть и оставив кровавое месиво. Хисока видел сотни разных ранений за жизнь, многие из которых он наносил или получал сам. Но вот зашивать кого-то кроме себя ему еще не приходилось. С раздраженным вздохом он пытается закатать длинные шорты Киллуа до паха, но гибрид крупно вздрагивает под его прикосновениями и пытается податься назад. — Сделай с этим что-нибудь, — машет рукой Хисока, — чтобы не мешало. Затем он отворачивается от мальчишки, чтобы залезть в аптечку под раковиной. Гон сделал всё правильно, залил всё антисептиком, туго завязал, и в другой ситуации Хисока мог бы только похвалить его. Но сейчас этого явно недостаточно. Пока он отбирает набор с хирургической нитью и иглами, сзади тихо шуршит одежда. Если Киллуа решил совсем избавиться от мокрых шорт, так даже лучше, ему все равно придётся потом переодеться. К тому же, стоит осмотреть одежду на предмет жучков для слежки. Чего Хисока не ожидает — так это увидеть его совершенно обнаженным, развернувшись обратно. Киллуа стоит, перенеся вес на здоровую ногу, и даже не пытается прикрыться. У него мутный, потухший взгляд, даже глаза кажутся серыми, а лицо пустым, словно маска из папье-маше. Теперь отчётливо видны шрамы, покрывающие его тело: щиколотки, рёбра, плечи. Что-то подсказывает, что сзади откроется ещё больше старых белёсых полос на коже. На внутренней, молочно-белой стороне здорового бедра выделяется ровный чёрный узор, сложно разобрать, что там изображено. Хисока разглядывает гибрида с головы до ног. Даже не из интереса, скорее в состоянии близком к шоку, пока не замечает, что грязная мокрая одежда сложена аккуратной стопкой на полу. Почему-то именно это выводит его из ступора, и Хисока резко тянется за чистым полотенцем, чтобы впихнуть его в руки Киллуа. — Прикройся, — бросает он и видит, как в мутных глазах Киллуа мелькает страх. Гибрид неуклюже закрывает пах, впиваясь когтями в полотенце. Он всё ещё молчит, всё ещё боится произнести хоть слово. И он даже не морщится от боли, когда Хисока вновь говорит ему сесть на бортик ванной — только пытается уклониться от очередных касаний. Иллуми очень жесток и расчетлив, Иллуми жуткий собственник. И все же Хисока не ожидал, что тот опустится до такого насилия. Он присаживается перед замершим Киллуа и тихо спрашивает: — Что он с тобой делал?

***

Гон удивлен, что после всего этого Хисока настаивает на ужине. Все следы появления Киллуа убраны, пол прихожей и ванная блестят так, будто там и не было никогда грязи и пятен крови, а веранда аккуратно подметена. Остальное смывает ливень, который только усиливается с каждой минутой. Гон надеется, что вода унесет с собой их огромный секрет. Пока Хисока был с Киллуа в ванной, Гон успел немного прибраться и в кладовке. Промокнуть грязные лужицы и даже постелить на полу. Ничего особенного: несколько запасных пледов и подушек, у них нет лишнего матраса, да и Гон в любом случае не смог бы дотащить его в одиночку. Здесь слишком тесно и темно, лампочка под потолком едва освещает помещение. Так тускло, пыльно, совсем неуютно, но если Киллуа выбрал это место и оно сможет скрыть его от чужих глаз, так тому и быть. Из ванной Киллуа выходит, опустив взгляд в пол, в домашних штанах Гона "на вырост" и в футболке Хисоки. Кажется, он готов совсем исчезнуть, раствориться перед глазами, будто его здесь и не было никогда — настолько нереальным это всё ощущается. Хисока провожает его в кладовку и закрывает за ним дверь, заточает в тесной комнате вместе со стеллажом с бытовой химией и постельным бельем. А после они с Хисокой ужинают, будто ничего и не происходило. Пока Хисока молча разогревает готовую еду, Гон только и думает, что теперь его готов убить человек. Ему накладывают горячее мясо с овощами, но он не чувствует ни запаха, ни вкуса. Гон ковыряет еду вилкой, очень хочет честно признаться, что не проголодался, но у него не поворачивается язык. Только не сейчас, когда Хисока всё ещё выглядит мрачнее грозовой тучи и даже не хочет с ним разговаривать. Гону как никогда страшно его разочаровать. Неужели этого проступка хватит, чтобы его разлюбили? Вспоминая враждебное лицо Хисоки, ему кажется, что это вполне возможно. Он переступил черту, которой не должен был даже касаться. Хисока обращается к нему только к концу ужина. Передаёт тарелку с ещё одной порцией и просит отнести её Киллуа, который так и не реагирует на него, забившись в угол. Они занавешивают все шторы и жалюзи, закрывают кладовку на ключ — Хисока предупреждает об этом Киллуа и говорит, что всё в целях безопасности. Ему нужно вести себя тихо, что бы ни происходило. В окна барабанит весенний дождь, а Гон не находит себе места. Если кто-то подойдет или подъедет к дому, он может не услышать из-за шума снаружи и не успеть предупредить Хисоку. Тот никак не реагирует на его опасения, только просит поскорее подготовиться ко сну. Они ложатся в одну кровать, как и всегда, и он наконец-то чувствует хотя бы толику облегчения. Хисока обнимает его, монотонно чешет за ухом и, кажется, всё ещё любит его, несмотря на все ошибки и навлеченную опасность. Гон понимает, что точно не сможет заснуть — в голове у него сцены возможной расправы от Иллуми, мысли о бедном Киллуа, которого нельзя пустить на диван в гостиной, а Хисока под боком даже не пытается притвориться спящим. Он напряжен, собран, его дыхание тихое, но совсем не расслабленное. Он словно ожидает чего-то, обдумывает, и это “что-то” настораживает только сильнее. Заснуть сейчас — всё равно что бросить Хисоку наедине с тревожными мыслями. Потому Гон держится до последнего. Тесно жмётся к нему, смотрит на его вздымающуюся в темноте грудь, едва слышно снова и снова пытается извиниться шепотом. И совершенно не замечает, как впадает в беспокойный поверхностный сон. В нём Иллуми преследует их с Киллуа с толпой безликих людей, а Хисока с разочарованием качает головой каждый раз, когда Гон умоляет его о помощи. Несколько раз он просыпается от собственного скулежа, но погружается в вязкую дремоту, когда его гладят по щеке. Пока, наконец, он не подскакивает от звонка в дверь. Это кажется продолжением дурного сна, но Хисока мгновенно садится в кровати, и Гон просыпается окончательно. За шторами едва брезжат отголоски рассвета — еще слишком рано для визитов, и Хисока никого не ждет. Звонок настойчиво повторяется, Хисока бесшумно встаёт с кровати. От следующих действий Гона сковывает настоящим ужасом — на его глазах Хисока достает из секретного отделения тумбочки пистолет, заряжает его и заправляет в домашние штаны сзади. Гон знал, что у него припрятано оружие по всему дому, различные лезвия и стволы, но он никогда не видел, чтобы Хисока брал их с собой. Тем более так открыто, словно ожидая прямого столкновения. — Хисока, пожалуйста… — шепчет он онемевшими губами, но даже не знает, о чём просит. Быть осторожнее, не ходить никуда, остаться с ним, будто ничего не происходит? Хисока прижимает палец к губам. — Не издавай шума, не привлекай к себе внимания, — тихим ровным голосом просит он. — И ни за что не выходи из спальни, ты меня понял? Гон не хочет соглашаться. Гон коротко кивает. Дверь спальни закрывается за Хисокой, а он только и думает о том, что сейчас услышит выстрелы вживую, а не в боевиках, которые они смотрели вместе. Голова как в тумане, но органы чувств обострились. Он чувствует запах Хисоки на постели, слышит вопрос "кто там?" и следом щелчок входной двери. А сразу после — голос Иллуми. Из-за паники Гон пропускает начало разговора; звуки голосов смазываются, и их смысл не сразу получается разобрать. Но тем не менее криков и выстрелов не слышно, вместо них монотонный голос Иллуми и расслабленный — Хисоки. На негнущихся ногах Гон сползает с кровати и подкрадывается к двери, звуки его шагов смягчаются пушистыми стопами. Теперь он слышит гораздо лучше, пусть даже паника не отступает. — Может, ему захотелось проветриться? — доносится предположение невинным тоном. — Исключено, — отрезает Иллуми. Он звучит не таким злым, как в их первую встречу, скорее взвинченным. Это нисколько не успокаивает Гона, этот человек может в любую секунду сорваться. — Мальчишки не всегда ведут себя логично. Сейчас погуляет под дождём, промокнет до нитки и вернётся в тепло, — продолжает Хисока. Тон его голоса ровный, но в нем слышны легкие язвительные нотки, которые Иллуми, очевидно, не замечает. — Он мог обидеться на что-то или, может, ему чего-то не хватало, и он решил набраться новых впечатлений. По опыту скажу, что нужно почаще… — У него было всё и даже больше, чем он заслуживал, — категорично обрывает его Иллуми. — Я здесь не за советами по воспитанию. Ты присоединишься к поискам? — Мне нужно больше деталей, — спокойно отвечает Хисока. Гон не видит его сейчас, но отчётливо представляет деловое, немного безразличное выражение лица. — Он сбежал в промежутке с шестнадцати до двадцати двух часов. На записях с камер его нет, но никто не мог увести его. Сигнал датчика последний раз отобразился на западе, по направлению к промышленным районам, однако мои люди пока ничего не нашли. Прошерсти лес, помоги опросить рабочих, подними архивы видеокамер в ближайших районах. Не знаю, как ты разберёшься с этим, но я заплачу втрое больше обычного за срочность. Хисока молчит, обдумывая предложение, и почему-то Гону кажется, что сейчас все может пойти как в его недавнем кошмаре. Хисока может выдать Киллуа, взять деньги, наплести выдуманную историю, выкрутиться, чтобы отбросить от себя опасность, которую Киллуа влечёт за собой. Но Гон быстро приходит в себя. Хисока не может его подставить, иначе навредит им всем. — Давай порассуждаем логически, — вкрадчиво начинает Хисока. — Если твои данные верны, и он побежал в ту сторону, то у меня плохие новости. Там по пути жуткий бурелом, а еще часть леса ближе к населенным пунктам приспособили под свалку со всяким металлоломом. Не уверен, про какой датчик идет речь, но велика вероятность, что Киллуа мог напороться на парочку-другую штыков, а потому сигнал и прервался. Гон не понимает и половины сказанного Хисокой, но чувствует, как к горлу подкатывает тяжелый ком. — Мы можем проверить твою теорию, пошли, — отвечает Иллуми после небольшой паузы, и от его голоса веет настоящим холодом. — Если я прав, не хотелось бы лично видеть такую картину. — Твое домашнее животное очень плохо на тебя влияет, раз ты не хочешь браться за работу из-за такой мелочи, — бросает Иллуми. Паника и ступор внутри Гона мгновенно оборачиваются жгучей обидой. Он не заслужил, чтобы его так называли, Хисока никогда подобного не допускал. Часть его хочет выйти и высказать Иллуми всё, что он о нём думает. Но другая часть напоминает — он и так многое испортил тем, что ослушался Хисоку, причём дважды, а Иллуми теперь его настоящий враг. Ему больше нельзя показываться на глаза, он не умеет держать лицо, в отличие от Хисоки, и его поступок непременно раскусят. — Ты думаешь, я хочу сейчас играть в детектива? — спокойно отвечает Хисока и даже не заступается за него. — У меня и так полно работы из-за твоего же поручения на ближайшие дни. Свою версию я высказал. Если я не прав, хорошо, думаю, твои люди и без меня обыщут местность и вскоре найдут его живым и здоровым. Если его кто-то успел поймать, я готов помониторить черный рынок через своих знакомых, чтобы вовремя сообщить тебе о котёнке на продажу. Но на большее я сейчас не согласен. Хисока замолкает. Гон только и думает о том, что Иллуми сейчас все поймёт, осознает, что обводят вокруг пальца и Киллуа находится лишь в нескольких метрах от него… Но этого не происходит. Видимо, Иллуми действительно доверяет Хисоке в рабочих вопросах, потому что только и цедит сквозь зубы: — Понятно. Предложение всё ещё в силе, обдумай как следует. Неважно, найдёшь ли ты его живым или мёртвым. На этом их разговор заканчивается, Хисока закрывает за ним дверь, а Гон тяжело приваливается к дверному косяку с пугающе громким сердцебиением. Ему до последнего не верится, что разговор завершился без драки или выстрелов. Хочется сжаться в комочек и не думать о том, что их может ждать и что могло произойти с Киллуа, если бы Гон не заметил его. Страшно представить, каково ему сейчас сидеть в полном одиночестве на скомканных пледах в окружении разного пыльного хлама и слышать этот пробирающий до костей голос. Гону до безумия страшно, но он упорно выискивает в себе силы, чтобы взять себя в руки. Он обязательно поможет Киллуа и защитит его во что бы то ни стало.