Kitty Go!

Всё повторяется снова: скучное спокойное утро, щебетание редких птиц, медленно распускающиеся цветы, стройный силуэт в начале аллеи и неугомонный виляющий из стороны в сторону хвост, который просто невозможно успокоить хоть на минутку. Принимать в подарок от Хисоки те самые необычные угощения оказалось на удивление приятно. Они странные: холодные и сладкие, от них немного покалывает на языке. Конечно, Джин тоже делал ему подарки: купил мочалку, которой можно смывать с тела грязь после прогулки, и парочку гремящих игрушек. К сожалению, брать их в руки лишний раз он не рисковал, чтобы не раздражать ненужными звуками Джина, но любил думать о том, что это его собственные вещи. То, что дарил ему Хисока, давало совершенно новые впечатления. Только про своё плохое самочувствие прошлым вечером Гон решил промолчать, чтобы не расстраивать этим. Хисока точно не стал бы угощать его чем-то вредным или тем более отравленным. Следовательно, проблема была в самом Гоне, а значит нужно просто потерпеть. Лишаться лакомств и тем более симпатии Хисоки совершенно не хотелось. Именно поэтому Гон лишь с радостью благодарит за очередную сладость, когда Хисока протягивает ему новое угощение. Оно продолговатое, ярко-розовое и с плоской палочкой, за которую Гон с любопытством берет этот необычный подарок. — Это..? Что это? — Тоже мороженое, — улыбается ему Хисока. — Называется фруктовый лёд, он с клубничным вкусом. Гон кивает, в этот раз не задавая лишних вопросов. Если люди придумали еду похожую на снег, то почему бы им и не придумать что-то похожее на лёд? Настоящий лёд Гону не очень нравится — на нем разъезжаются лапы, а тело так и норовит шлепнуться наземь и оставить на себе россыпь синяков. Но фруктовый лёд вкусный, совсем не опасный, и скользит по нему только шершавый язык, собирая сладкий сок. Они идут рядом, Гон — едва сдерживаясь, чтобы не нестись вприпрыжку, а Хисока — размеренным плавным шагом, будто специально подстраивается под Гона, чтобы тот не бежал за его длинными ногами. У Хисоки пе-ре-рыв от работы, самого важного взрослого занятия, и Гону безумно приятно, что тот готов провести свободное время именно с ним. Есть это мороженое не так удобно — у него нет стаканчика, поэтому приходится его вертеть с разных сторон и, причмокивая, слизывать подтаявшие края, чтобы ни одна капля не упала на землю. Когда они доходят до скамейки и присаживаются, Гон замечает странный взгляд Хисоки: тот смотрит на него — точнее, на подтаявший сладкий лёд — голодным взглядом. Он натурально таращится, совсем не отрывает глаз от того, как Гон продолжает с наслаждением вылизывать своё лакомство. Хисока совсем ничего себе не брал ни вчера, ни сегодня, так что наверняка поэтому так странно на него смотрит. — Хозяин, хочешь тоже? — предлагает он, и Хисока тут же издаёт странный звук, будто подавился воздухом. — Гон, ты… — Хисока вбирает воздух через сжатые зубы, в шоке надломлено сводит брови, не сразу подбирает слова. — Не надо, котёночек, лучше не называй меня так больше. Это немного, кхм… — Но ты говорил звать тебя так. Почему? Гон честное слово не понимает, что сделал не так на этот раз и почему Хисоке стало из-за этого плохо. Он тяжело дышит, а обычно бледное лицо даже покраснело. Становится так стыдно, что Гон поджимает хвост и прячет шею, ссутулившись. — Мне гораздо больше нравится, как ты произносишь моё имя со своим милым акцентом. Так что лучше называй меня просто Хисока, хорошо? А это… обращение оставим для каких-нибудь экстренных ситуаций, ладно? — Хорошо, — Гон пристыженно кивает, все ещё чувствуя себя слишком неловко, будто он сказал самую страшную глупость. — Прости. Не надо было звать тебя так. И Джин расстроится из-за меня. — Джин? — Хисока щурится, с его щёк постепенно сходит румянец. Ну точно же! Гон оказывается совсем забыл рассказать о своём хозяине. С другом хочется делиться любой своей радостью, особенно когда он так внимательно слушает каждое твоё слово, ловит любой звук и реакцию. А Джин — самое лучшее, что с ним происходило. До встречи с Хисокой. Хисока — первый человек, который относится к нему так, совсем будто Гон такой же особенный для него. Звучит самонадеянно, но ему очень хочется в это верить. — Джин — мой хозяин, — с гордостью говорит Гон. — Он самый хороший! Но звать кого-то другого моим хозяином нехорошо, наверное… Джин обидится. — Ну как можно обижаться на такого милого котёнка? — тянет в ответ Хисока, и Гон пожимает плечами, неуверенный, как на это ответить. Он болтает ногами и после небольшой паузы вновь принимается облизывать мороженое, пока то не растаяло. Хисока что-то хмыкает себе под нос и наконец отрывает от него взгляд, чтобы взглянуть на телефон — в его глазах все ещё голодный блеск, но Гон не решается вновь предложить ему сладкий лёд. Вдруг ему опять станет плохо. Сидеть рядом и молчать оказывается очень приятно, пусть и не так волнительно, как во время разговоров. С Хисокой комфортно и тепло где-то глубоко в груди. Пусть Гон знаком с ним всего несколько дней и часто не понимает его реакций или сложных слов, ему хочется верить, что Хисока его точно не обидит. И не наругает, тем более пока он хорошо себя ведёт. Тишина и звуки мелких животных и птиц очень скоро прерываются человеческими голосами, и Гон напрягается, когда видит две фигуры, что приближаются к их с Хисокой скамейке. Не шуметь, не привлекать к себе внимание, не двигаться — мгновенно проносится в голове. Он замирает, надеясь, что в его сторону даже не посмотрят, но привычная стратегия не срабатывает. Парочка подходит ближе, и он слышит вздох и перешептывание. "Неужели настоящие?.. Натуральные лапы, и уши двигаются!" Девушка достаёт телефон, наводит на него, и Гон крупно вздрагивает. Но не от обиды или тревоги, а от резкого голоса сбоку. — И кто вам позволял фотографировать? — голос Хисоки непривычно холоден, от его позы и оскала так и веет угрозой, будто за секунду вся прежняя доброта испарилась. От такого Хисоки поджимаются внутренности, а лицо почему-то бросает в жар. Но, кажется, одной фразы хватает, чтобы парочка быстро ретировалась, не став даже пытаться спорить. Челюсть немного сводит — Гон только сейчас понимает, что зажался, чтобы скрыться… и ни в коем случае не показать клыки от тревоги. — Милый, ты чего? — голос Хисоки вновь мелодичный и ласковый. — Не бойся, я не дам тебя в обиду, — он опускает руку на его прижатые уши, и Гон дёргается, не успев расслабиться после неприятной встречи. Хисока тут же поднимает ладонь. — Если тебя это пугает, я больше не буду тебя трогать. — Нет! — неожиданно для себя вскрикивает Гон и протягивает свободную руку, чтобы схватить Хисоку за запястье. Не до конца осознавая свою наглость, он повторяет, лихорадочно подбирая слова: — Нет, трогай, пожалуйста. Мне нравится, очень нравится! Прости! Можешь гладить и обнимать, только… Только не так… — он мешкается, разжимает ладонь и с волнением наблюдает за лицом Хисоки. Рассердится ли тот из-за прикосновения без разрешения?.. — Не так внезапно? — спокойно уточняет тот. Гон сконфуженно кивает — это слово для него новое, но звучит очень правильно, будто это он и имел в виду. В памяти тут же всплывает прошлый разговор с Хисокой. Они договорились, что он может спрашивать про непонятные и сложные вещи, так что, наверное, можно уточнить… Он переспрашивает, и Хисока терпеливо объясняет ему жестами и простыми фразами значение этого слова и нескольких других, с совсем иным звучанием, но весьма похожим смыслом. А ещё он совсем не ругается, когда мороженое успевает потечь и испачкать Гону лапку, и Гон на протяжении всего дня повторяет про себя "внезапно, резко и неожиданно", чтобы ни за что не забыть такой ценный урок от Хисоки.

***

Прохожие в этой части парка настолько редкие, что Гон порой совсем забывает про то, что они здесь иногда появляются. Оттого косые взгляды, которые падают на него, выбивают из равновесия сильнее обычного — неожиданность делает своё. Не спасает даже то, что он с Хисокой, всё равно он каждый раз чувствует себя неуютно. И Гон вспоминает про своё любимое секретное место. Это, пожалуй, то, о чём он не хочет, чтобы кто-либо знал, но Хисоке он доверяет. Почему-то знает, что тот не станет разбалтывать секрет и ни за что не испортит это место. Последние дни Хисока делился с ним едой и улыбками, и Гону тоже очень хочется с ним чем-нибудь поделиться, но кроме личных открытий в городе у него ничего нет. — Хисока, можно я что-то покажу? Другое место. Там тихо, и спокойно, и нет людей. Здесь… не так. Возражений не следует. Идти не так долго — у Гона не было возможности гулять вдали от дома. Приходится преодолеть лишь крохотный лесок и по ухабистой тропинке выйти к реке. У Хисоки опять обувь на каблуке, но даже в ней он уверенно перемахивает через небольшой овраг. Здесь пусто, как и всегда. По правде говоря, Гон ни разу здесь ни с кем не сталкивался. Бережок не похож на туристическое место, где можно было бы расстелить соломенный лежак и загорать, потягивая что-нибудь сладкое из стакана через трубочку. Кое-где свалены брёвна деревьев, что однажды не выдержали чересчур сильных порывов ветра. Пни, оставшиеся после этого, уже иссохшие, до сих пор торчат из земли, отпугивая чужих своим видом. Это место веет чем-то родным и свободным, кажется, даже воздух не такой спёртый. Маленькая речка медленная и спокойная, её поток так же ленив, как бесцельное течение времени в свободные дни. Если хорошенько приглядеться и немного подождать, можно даже заметить мелких рыбок в прозрачной воде. Несколько раз Гон пытался поймать их, но только намочил ноги и шёрстку на лапах. И все равно это было очень захватывающе! Он пытается рассказать об этом Хисоке, и тот фыркает под нос, бросив взгляд на речку. Чуть поодаль, в нескольких шагах находится самое особенное место. У этой части берега деревья склоняются друг к другу густыми кронами, будто врата сказочного замка с картины одного из бывших хозяев. Отчего-то очень хочется взять Хисоку за руку, чтобы провести его вглубь. Тот не возражает, с улыбкой обхватывает его ладонь своей, и Гон тянет его вперёд. — Здесь! — восклицает он и гордо показывает рукой на своё творение. — Я сам сделал! — Ах, просто очаровательно, какой же ты молодец, — Хисока щурится, поглаживает его ладонь большим пальцем, и внутри у Гона все вспыхивает от похвалы. В центре небольшой поляны, покрытой невысокой травой и местами сухой прошлогодней листвой, — его собственный домик. Довольно кривой и слишком маленький, чтобы в нем жить, но строить его и в течение нескольких дней таскать подходящие ветки и листья было неимоверно интересно. И самое главное — его даже никто не сломал во время его отсутствия. Значит, здесь действительно никто не ходит, и Гон может расслабиться и прислушиваться только к пению птиц и шороху мелких грызунов. — Тебе нравится? — он вновь задирает голову и получает широкую улыбку в ответ. — Конечно, ведь это сделал ты своими умелыми ручками. У тебя вышел прекрасный шалашик. — Ша-лашик? — с недоумением переспрашивает Гон. Хисока кивает ему. — Да, шалаш. Так люди называют похожие домики из веток и других вещей, которые находят в лесу, — поясняет он, и Гон несколько раз прокручивает слово в голове, чтобы запомнить новое название. Затем он оглядывает Хисоку и с разочарованием понимает, что ему потребуется шалаш побольше. В этот он точно не пролезет, ведь Гон строил его для себя одного и еще не знал, что встретит такого замечательного друга. — Прости, я хотел показать его… внутри. Но ты большой. Слишком большой для него. Хисока тихо смеется, сжимая его ладонь. — Ничего страшного, мне он очень нравится даже снаружи. Гон проводит его по поляне, показывая другие интересные штуки, чтобы Хисока точно не расстраивался. Вот удобные бревна, на которых можно сидеть и не пачкать одежду землей, вот забавная ветка, похожая на рыбку, а вот там, высоко на стволе дерева с крепкими ветвями, дупло. Однажды Гон видел, как оттуда вылетают только-только оперившиеся птенцы, и все его тело напряглось, готовясь к погоне за ними. — Я их не обидел, — на всякий случай уточняет он, когда Хисока поднимает бровь. — Мне говорили, нельзя обижать животных и птиц. И сам я не хочу больше делать им больно. — "Больше"? — в голосе Хисоки неподдельное любопытство, но Гон лишь мотает головой в ответ. Он отпускает теплую ладонь Хисоки и присаживается на толстое бревно. Хисока явно хочет спросить у него еще что-то, но как только он садится рядом, его телефон противно пиликает. Он достаёт его, громко клацает ногтями по экрану и сводит губы в тонкую линию. От его взгляда Гон мгновенно опускает уши. Вдруг он всё же расстроил или рассердил его? Неужели он действительно сказал что-то лишнее, и теперь Хисока не захочет с ним дружить? — Это очень красивое место, спасибо, что показал его мне, — произносит тот, когда отрывается от экрана и убирает телефон в темные брюки со смутно знакомыми симметричными узорами. Его брови больше не сведены, губы растянуты в улыбке, но этого недостаточно, чтобы успокоиться. — Гон, милый, что-то не так? Осторожно, чтобы прощупать почву, Гон спрашивает: — Ты сейчас злился из-за меня? — он комкает край шорт, не зная, куда деть руки. — Почему ты так подумал? — на лице Хисоки нескрываемое удивление. — Нет, что ты, конечно нет. Просто кое-кто пишет мне глупости и не может справиться со своей работой, ты здесь совершенно ни при чём, — он протягивает руку, медленнее чем до этого, и поглаживает его по пушистому загривку. Это прикосновение новое, но очень приятное, и Гону хочется ластиться к его ладони. Его не ругают, он все же не сделал и не сказал ничего плохого, а Хисока ведет себя с ним так же ласково. — Спасибо, — вырывается у него изо рта пополам с коротким урчанием. — За что? — За всё. Ты очень добрый, не ругаешься. Ты мой друг и учишь меня. Купил мне мороженое. Я могу поговорить с тобой, и ты будешь слушать и… поможешь. И не будешь кричать. Спасибо, — он уже не сдерживает урчания, подается навстречу ласковой руке и прикрывает глаза. Показывает, насколько доверяет своему другу, и надеется, что тот ни за что не воспользуется таким уязвимым состоянием. — Лапочка, — почти шепчет Хисока, не переставая гладить его, — неужели твой хозяин совсем с тобой не занимается? — Гон озадаченно мычит и приоткрывает глаза. Хисока поясняет: — Джин ничему не учит тебя? Не разговаривает с тобой? — Нет, — Гон мотает головой. — Но Джин все равно лучший! Он кормит меня, не кричит, и я могу гулять везде. — Понятно… — тянет Хисока, на его лице немного странное выражение, будто он усердно над чем-то думает. Он опускает руку немного ниже, поглаживает и почесывает уже не загривок, а спину. Это прикосновение довольно щекотное, Гон тихо фыркает. А затем Хисока наклоняется к нему ближе, будто хочет прошептать какой-то секрет на ушко. И шумно выдыхает, когда телефон издает уже знакомый громкий звук. Он снова утыкается в экран, убрав руку со спины, и в этот раз Гон старается сдержать инстинктивное волнение из-за чужих нахмуренных бровей. Он в этом совершенно не виноват. — Боюсь, сегодня я больше не смогу погулять с тобой, котёночек, — произносит Хисока спустя пару минут напряжённого постукивания по экрану. — Мы увидимся… завтра? — с надеждой спрашивает Гон. — Я подожду тебя здесь или в другом месте! Если хочешь, буду ждать весь день. Хисока некоторое время размышляет, сверяется с экраном и игнорирует неожиданную мелодию из телефона. — Гон, у тебя есть где-нибудь дома часы? — он показывает на свое запястье с ремешком и круглым стеклом, под которым крутятся маленькие серебряные стрелки. — Часы. Такие, только побольше. Гон кивает — похожая вещь висит у Джина в прихожей и постоянно издает навязчивое пощелкивание. Хисока объясняет ему что-то сложными словами, затем ловит его виноватый взгляд и зачем-то берет в руки палочку, лежащую около их бревна. Он рисует на земле ровный круг, а затем чертит две палочки от центра. — Смотри…

***

Раньше Гон совсем не понимал, зачем Джину эта круглая штука напротив двери, если она только и делает, что раздражает лишним шумом. А шум в его доме — та ещё редкость. Но теперь стало понятно, что часы — пришлось повозиться, чтобы новое слово перестало звучать как чих — людям нужны, чтобы планировать день и назначать встречи. С самого рассвета Гон сидит в прихожей и терпеливо ждёт, во всю глазеет на часы. Хисока сказал, что полдень — время, когда солнце ярко светит над головой, и он наступает ровно когда обе стрелки смотрят вверх. Он взрослый человек, и у него ужасно много планов, поэтому им пришлось договариваться о встрече. То ли от скуки, то ли от нервозности, Гон из раза в раз прокручивает в голове часть со сложными объяснениями в надежде в конце концов понять, как всё устроено. Маленькая стрелочка показывает часы, а большая — минуты. Хотя, насколько Гон успел понять, час это больше времени, чем минута. И там было ещё что-то очень важное про цифры, про то, как правильно их складывать… У Гона, честное слово, голова чуть кругом не пошла. В любом случае, это не имеет значения до тех пор, пока значки на часах остаются просто значками. Гон не умеет считать, это не имеет никакого смысла. Хисока пообещал, что однажды обязательно научит его всему этому, но пока что остаётся только ждать нужного положения стрелок. Как только обе будут смотреть наверх, сразу же нужно выходить. Несколько раз большая стрелка была наверху одна, а маленькая никак не хотела её догонять. Гон очень сильно переживал, что пропустил момент и теперь опоздает на встречу. Вдруг стрелки встали в нужное положение, пока он спал? Гон с замиранием сердца ждал, когда же часы разрешат ему идти, и почти не дышал, когда обе стрелки вместе медленно поползли кверху. К этому моменту Гон следит за ними с собранностью хищника, выслеживающего добычу, и пытается вспомнить ближайший путь к своему любимому укромному месту. Поэтому как только стрелки встречаются наверху, Гон срывается с места и вылетает из дома.

***

Хисока сверяется с часами ещё раз и набирается терпения. Совсем недавно стукнуло двенадцать, а это значит, что Гону нужно ещё время для того, чтобы добраться до места. Раньше Хисока слышал, что гибриды это просто зверьки, которые по дурацкой шутке природы слишком похожи на людей. Но теперь, по прошествии нескольких дней общения с Гоном, становится понятно, что они весьма умные, так что наверняка этот парнишка не пропустит нужное время. В зависимости от того, насколько далеко он может жить, идти ему — думается Хисоке — не больше пятнадцати минут. Даже если так называемый Джин и отпускает его гулять куда угодно, вряд ли Гон захотел бы убегать далеко от дома. В любом случае, Хисока с утра уладил все свои дела на сегодня, так что готов ждать сколько потребуется. Неясно, зачем вообще он продолжает на это соглашаться и проводит свободное (и не очень) время с таким странным мальчишкой, но чем-то он Хисоку зацепил. К тому же по разговорам понятно, что совсем он не глупый, как любят в обществе отзываться о гибридах, и не повторяет как попугайчик человеческие слова. Он всё понимает, если объяснять, просто, судя по всему, до Хисоки никто даже не занимался этим, считая бесполезным занятием. Гон даже умеет сам что-то мастерить и сдерживать свои инстинкты. Как минимум, ту часть из них, что называются охотничьими. А еще глупо отрицать, насколько Гон очарователен сам по себе, если отбросить его любознательность, блестящие глазки и наивную открытость. У него забавные звериные ушки и хвост, который выдаёт все его эмоции, преподносит их на блюдечке. Отзывчивый и невинный, совсем не понимает, что нельзя так просто называть незнакомцев друзьями и уходить с ними гулять. И из-за этого Хисока даже испытывает что-то сродни стыду — он даже не планирует объяснять ему такие простые вещи о собственной безопасности. Это не его ответственность. Наверняка это всё — последствия не самой лучшей жизни. И, наверное, не стоит так поступать с Гоном, даря ему надежду на дружбу, чтобы не навредить ему еще больше: мир прекрасно справился с этим сам. Бедняга настолько ищет внимания, которое недополучил в свои годы, что совершенно не может фильтровать происходящее с ним. Чем-то они очень похожи, и это не даёт ему покоя. Хисока мог бы проявить хотя бы капельку сострадания. Это называется солидарность, вроде. От человека, повидавшего всякое дерьмо в жизни, человеку, который сейчас в нем. Вот только Хисоку это не останавливает и только заставляет проводить больше времени, чтобы изучить его получше. Гон в хорошем смысле этого слова сложный. Его хочется разгадать как занятную головоломку или задачку со звёздочкой. Нужно лишь найти к нему подход. Он хоть и не дикий, совсем нет, но отсутствие социализации сказывается сильно. Хисоку цепляет то, как Гон из раза в раз перебарывает себя и тянется к нему. Смышлёный, совсем не похож на тех капризных подростков, которые раньше встречались Хисоке. Есть в нём что-то особенное. Что-то, что очень хочется сломать, вывести из строя и одновременно сохранить и защитить от всего мира. Из мыслей Хисоку вырывает звук сломавшейся под чьим-то весом ветки. Из кустов, рядом с которыми он стоит, что примечательно. Слышится тихое “ой”, и Хисока расплывается в улыбке. Кажется, маленький хищник устроил на него охоту и сидит в засаде — грех не подыграть. С минуту сохраняется абсолютная тишина, и Хисока еле держится, чтобы не рассмеяться. Наконец, листва шуршит, и в ту же секунду на него выпрыгивает оттуда Гон. Налетает как ураган так, что даже не приходится слишком поддаваться, чтобы правдоподобно изобразить падение. Вот он — серьёзный мужчина, поверженный ловким котёнком. После недолгой возни и пародии на попытки выбраться, Гон торжествующе цепляется за него короткими когтями и смеётся, оседлав торс. Хисока с хитрым прищуром разглядывает улыбчивое лицо, смотрит из-под ресниц, довольный тем, с каким энтузиазмом Гон напал на него. — Ну всё, всё, ты победил, поймал меня, молодец, — смеётся теперь уже Хисока, раскидывая руки по бокам в капитулирующем жесте. — Что теперь будешь делать, неужели съешь? Гон радостно подпрыгивает на нем пару раз — до сих пор не может унять эмоции, — довольный своей победой, и наклоняется ниже, чтобы Хисока наверняка услышал: — Ты слишком большой, — радостно выдает он, — Я не смогу тебя съесть... Да и нельзя есть своих друзей! — Но ты такой сильный и грозный зверь, неужели не хочешь попробовать даже кусочек? — подыгрывает ему Хисока. Он протягивает руку к его лицу, едва сдерживаясь, чтобы не облизнуться, и тут же осознает свою ошибку. Хвост и уши Гона мгновенно опускаются, губы плотно смыкаются, скрывая клыки. — Прости, прости, — сразу же начинает извиняться он и пытается встать. Хисока обхватывает его за бедра, не сильно, но достаточно крепко, чтобы удержать на месте. — Я не напугал тебя? Я не… я не ранил бы тебя. И не укусил. Никогда! Так мило — Гон действительно думает, что смог бы навредить ему. Очередной кусочек пазла встаёт на свое место, непрозрачно намекая, как другие люди относились к обычным играм этого необычного котёнка. Видимо, одних коготков и клыков в совокупности со славой о дикости гибридов было достаточно, чтобы счесть подобную возню за угрозу. Но переубеждать Гона в идиотизме остальных людей и их неадекватных реакций Хисока не собирается. По крайней мере не сейчас. — Нет-нет, лапочка, мы ведь просто играем, — успокаивает его Хисока и поглаживает мягкие ушки, чтобы следом соскользнуть ладонью на щеку. Гон не дёргается, не отклоняется. Наоборот, выйдя из ступора, он осторожно ластится к руке, которая еще ни разу не причиняла ему боли. — Друзья ведь постоянно играют и не делают друг другу ничего плохого, а мы с тобой друзья. Я тебе доверяю. Ты ведь добрый мальчик. Ситуация кажется безумно неловкой, и оттого забавной, словно Хисока и сам вернулся на мгновение в юные годы. Так безмятежно и спокойно. Хочется улыбаться, глядя на то, как на чужом лице быстро меняются эмоции: от страха и стыда через некоторые сомнения к успокоению. — Хорошо, — облегченно выдыхает Гон. Его очаровательные ушки вновь стоят торчком, а хвост опускается на руку Хисоки, что все еще покоится на его бедре. — Хисока, я очень боялся… что ты уйдёшь… и я не успею увидеться с тобой. — Почему же я должен был уйти? — Хисока поглаживает чужую щеку, с восторгом отмечая про себя, что Гону нравится этот простой ласковый жест. — Ну… ты рассказал про часы и как правильно ждать встречу. Я пытался не спать, чтобы не пропустить! Но это… очень сложно, я уснул совсем на чуть-чуть, было поздно, а потом, — он запинается, будто подбирает слова. Да и наверняка так много говорить для него непривычно и тяжело, но Хисока терпеливо дожидается продолжения, — а потом было уже не темно. Был… день! Я всё смотрел на часы, а потом так бежал… — Ах, бедненький, зачем же так переживать, — воркует Хисока и чувствует, как хвост Гона щекотно елозит по запястью. — Ты очень ответственный, пришёл вовремя, гораздо раньше, чем я ожидал, но все же стоило поспать хорошенько. Ты же совсем вымотал себя. Я бы все равно тебя подождал. Лицо Гона становится ещё грустнее, как если бы он упустил что-то важное. — Не расстраивайся, милый, ничего страшного же не случилось, правда? В ответ — кивок. Даже когда Гон зевает, прикрыв рот лапками, Хисока не перестаёт улыбаться ему. Пусть он не видит, но эти эмоции неподдельные. Улыбка выходит сама собой, когда Гон делает что-нибудь умильное или забавное. Впрочем, когда он просто находится рядом. Волшебное создание… Наверное, один из немногих, с кем у Хисоки появляется желание улыбаться, а не натягивать фальшивую маску, чтобы расположить к себе. А с Гоном ему просто хорошо. Он интересный, открытый, позволяет изучить все свои странности или, скорее… необычности? В голову ударяет идея. Если Гон и сейчас выглядит таким уязвимым и милым, насколько все это обострится во сне? — Можешь немного поспать, а потом с новыми силами займемся чем-нибудь интересным. Ладно? — предлагает Хисока, убирая с лица Гона прилипшую прядь волос. — Но я хотел гулять! И разговаривать тоже… Гон обиженно сводит брови, явно размышляя над предложением. И вновь зевает. У Хисоки есть безупречный аргумент, которому невозможно возразить. А ещё убаюкивающий голос и мягкие поглаживания. — Ты заснёшь, пока мы будем гулять, и свалишься на землю прямо по дороге. Тебе нужно немного отдохнуть. У меня сегодня выходной, я могу хоть весь день с тобой провести. В конце концов Гон сдаётся — у него изначально не было и шанса. Он забавно трёт глаза и, кажется, слова Хисоки его действительно успокаивают. Глаза против воли щурятся в предвкушении, Гон лишь приподнимает бровь на это, устало проезжается вниз по его телу, приподнимает таз, по-кошачьи выгибая спину, и в очередной раз зевает, на этот раз совсем рядом с лицом Хисоки и опускается ниже. Доверчиво ложится на него всем телом, ластится к груди и ёрзает, устраиваясь поудобнее на побеждённом. — Сладких снов, котёнок, — шепчет Хисока и чувствует, как Гон мычит вялое “угу” в ответ. Его рука невозможно большая в сравнении с Гоном. Это чувствуется — то, как она легко умещается на чужой спине, занимает всю ширину. Хисока продолжает поглаживать его, легонько почёсывает за ушком, даже напевает что-то отдалённо напоминающее колыбельную, хотя на деле это всего лишь одному ему известная спокойная мелодия. В конце концов раздаётся тихое сопение, и Хисока запрокидывает голову, устало выдыхая. Положение, в котором они оказались, должно быть выглядит довольно интимным со стороны, и он наконец сдается перед навязчивыми мыслями. Живой, настоящий гибрид доверился ему настолько, чтобы заснуть в его объятиях. Разве это не восхитительно? И разве это не прекрасная возможность впервые изучить поближе этих экзотичных созданий?.. Такой шанс едва ли выпадет снова. Хисока невесомо проводит тыльной стороной ладони, одними пальцами, по мягкой гладкой щеке и мысленно извиняется. Что Гон подумает, когда обнаружит, что его руки находятся отнюдь не на спине? Хисоке кажется, что он может разбудить его своим чересчур громким сердцебиением, поэтому приходится отвлекаться на более обычные вещи. Над рекой пролетают птицы, наверняка те самые, которых Гон видел ещё птенцами, и ныряют в воду, чтобы поймать мелких рыбёшек. И на этом всё мирское, имеющее хоть малейшие шансы заинтересовать Хисоку, заканчивается. Поэтому внимание вновь переключается на уснувшего на нём Гона. Ему так интересно, безумно интересно, какой Гон в местах, скрытых от глаз. Конечно, Хисока не стал бы ему вредить, но если немного его подвинуть, спустить ладонь самую малость, можно коснуться одними кончиками пальцев основания хвоста, только бы не разбудить... Гон даже не дёргается, и это быстро развязывает Хисоке руки. Здесь, на грани хлопковой футболки и коротких шорт находится небольшая выпуклость — в этом месте совсем человеческий крестец переходит в очаровательный пушистый хвостик. Природа потрудилась на славу, чтобы создать настолько занятное существо. Гон на секунду вздрагивает в его объятиях и устраивается поудобнее в руках Хисоки, вытягивает задние лапки и спускается ниже, практически упираясь в — когда это успело произойти? — стоящий член. Это так неловко и так невовремя, но Хисока быстро понимает, что при виде этого странного гибрида теряется в чувствах. А теперь еще и ощущение разгоряченного тела, тесно прижавшегося к его собственному, действительно его возбудило. Стоило бы отвлечься, пока реакция тела не потянула за собой неуместные мысли. Но вибрация от урчания вместе с ощущением милого звериного пушка под пальцами, там, где тело гибрида отличается от человеческого, нисколько не помогает остыть. В этот момент в нем больше животного, чем в Гоне. От мыслей мир вокруг мутнеет, голова сладко кружится, словно от обильной кровопотери. Хисока поглаживает хвост кончиками пальцев, уже хочет пробраться ладонью под футболку и тщательнее исследовать это забавное местечко, но его останавливает тихий стон. Гон во сне хмурит брови, мило морщит нос, и Хисока решает не испытывать удачу. Возбуждение нарастает еще сильнее при мысли, что Гон может проснуться прямо сейчас. Сознание дорисовывает всё за него стремительно, не позволяя критическому мышлению вовремя остановить фантазию. Несколько секунд, и перед глазами проносится столь яркая картина... Как он высвобождает член, опрокидывает Гона на спину, толкается прямо между открытыми бёдрами. Кончает ему на живот, смотря в наивные широкие глаза. Хочется увидеть его испуг, восторг, любопытство, услышать стоны удовольствия или мольбы остановиться… Воображение подталкивает его за грань, заводит до предела, стирая все рамки дозволенного. В висках бьёт набатом — кажется, он не сдержал стона и вдобавок крепче сжал руку на хвосте. Но всё это не важно, только не в этот момент, когда жар волнами расходится по телу. Он жмурится, неосознанно ёрзает, перед глазами все ярче мелькает возможное развитие событий, доверчивое лицо Гона и мокрые пятна на одежде; урок, как раз и навсегда перестать доверять незнакомцам. — Х-хисока? Он распахивает глаза. Гон смотрит на него сонным непонимающим взглядом, положив подбородок ему на грудь. Сердце пропускает один удар. Если он ещё не осознал, не догадался, то есть шанс вывернуть всё в свою пользу и не обрушить проделанную работу как карточный домик. — Почему ты… — Тшш, не переживай, ты можешь ещё немного поспать, — вкрадчиво шепчет Хисока. Гон хмурится, отчего-то поджимает губы и напрягается всем телом. Хисока спешно поднимает руки с поясницы, чтобы приобнять в более приемлемом месте чуть выше талии. — Что-то… Что-то не так, очень неправильно, — бормочет Гон, и его глаза немного проясняются после прерванного сна. Одно неверное действие, неосторожный шаг, и Хисока рискует испортить его только-только формирующиеся понятия добра и зла и изуродовать внутренний моральный компас. Необходимо правильно разыграть партию, иначе он просто сломает его. — Может, тебе приснился кошмар? Ты так активно ёрзал во сне, что мне пришлось придержать тебя, чтобы ты не скатился на землю, — убаюкивающим голосом разъясняет Хисока и тут же тянется вслед за Гоном, когда тот привстает с тревожным выражением на лице, упершись лапками ему в грудь. — Ну же, все хорошо, котёнок, я с тобой. Гон тихо мычит, мотает головой, и Хисока прекрасно понимает возможную причину его тревоги. Сложно не заметить твердый член при таком тесном контакте. Теперь они неловко полусидят на земле, Хисока облокачивается на одну руку, а второй он поглаживает талию Гона, шепчет бессмысленные успокаивающие слова. Отстраняется ровно настолько, чтобы перестать прижиматься к его животу. Но тревога Гона не проходит. Его тело все сильнее напрягается, глаза беспокойно мечутся — а затем он и вовсе вскакивает на ноги, едва не заваливаясь спиной на землю. В этот раз Хисока не удерживает его. Наверное, будет только хуже, если сейчас его зажать и окончательно напугать своими действиями. — Надо… Мне надо домой! Сейчас… — сбивчиво шепчет Гон, отступая назад. — Но Гон, мы же хотели еще погулять, — пытается задержать его Хисока и садится, сгибая колено, чтобы скрыть возбуждение. В паху болезненно пульсирует, но он едва обращает на это внимание. — Прости, прости! — Гон машет руками перед грудью, будто пытается защитить своё личное пространство. — Потом, я… Ладно? Он даже не дожидается ответа — молнией разворачивается и несется в кусты. Хисока окликает его, тело само готовится к рывку, привычной погоней за добычей. Он останавливается в самый последний момент. Если он и разрушил эти хрупкие отношения, то преследование лишь усугубит положение. Загнать в угол и пытаться убедить в своих добрых намерениях с очевидным стояком — худшая из возможных стратегий. Некоторое время он ждет, не зашуршит ли листва, не сломается ли очередная ветка на земле, но всё тщетно. Гон, вероятно, уже очень далеко отсюда.

***

Он приходит в их секретное место на следующий день. Выкраивает свободные от "бесед" с очередными наёмниками и поставщиками минуты, но Гон не появляется ни утром, ни днем, ни когда солнце начинает клониться к горизонту. Не встречаются они и на аллее, на которой познакомились и завязали эту короткую странную дружбу. Хисока оставляет на видном месте рисунок часов в надежде, что Гон появится в указанное время на следующий день. На вторые сутки чуда не происходит, и даже на третьи нигде не мелькают пушистые темные ушки. Кажется, он безнадёжно всё испортил.