Гранат и асфодель

Гарри коротко кивнул несчастному Белби, сидящему у кабинета Волдеморта, точно побитая собака на привязи, и постучал. Пара секунд — и дверь приглашающе приоткрылась. — Мой Лорд, — произнес Гарри, зайдя внутрь и привычно опустившись на колени. — Проходи, Гарри, — отозвался Волдеморт, подняв глаза от ветхого на вид свитка. — Садись. Гарри расположился в кресле, исподволь изучая Темного Лорда. Кажется, настроение у Волдеморта было неплохое: Гарри не чувствовал от него ни раздражения, ни сдерживаемой ярости, только ленивый и снисходительный интерес сытого хищника. Хорошо, пока ему везет. — О чем ты хотел поговорить? — спросил Волдеморт, откладывая свиток на край стола. — Сегодня я был в Азкабане, милорд… Спасибо за то, что моя темница была совсем другой. Волдеморт кивнул, принимая слова благодарности как что-то само собой разумеющееся. — И там я случайно увидел мою бывшую одноклассницу, Лаванду Браун. Я пришел просить вас за нее. Алые глаза Волдеморта чуть прищурились: — И что заставило тебя думать, будто ты имеешь на это право? — Ничего, мой господин, — легко ответил Гарри. — Вероятно, такого права у меня нет. Но я все же прошу. — Лаванда Браун… — медленно протянул Темный Лорд, будто пытаясь вспомнить. — Я взял ее дело… — произнес Гарри, поспешно роясь в кармане мантии. — Воруешь из архива? Как нехорошо, — усмехнулся Волдеморт и жестом поманил его к себе. Гарри без промедления подался ближе через разделявший их массивный письменный стол и вздрогнул, когда Темный Лорд легко скользнул в его сознание. Перед глазами быстро замелькали картинки: Лаванда в школе, на тренировках Отряда Дамблдора, вместе с Роном, ее умоляющий взгляд сквозь прутья тюремной решетки, сухие строчки официального дела… Волдеморт покинул его сознание и магией мягко толкнул Гарри назад, усаживая обратно в кресло. — Значит, ты решил просить меня за вербовщицу Ордена… — от его холодного угрожающего голоса волоски на загривке встали дыбом. — Ну какая же из нее вербовщица, Повелитель? — мягко произнес Гарри. — Лаванда — просто недалекая девушка, у которой язык без костей. Она уже больше года в Азкабане и, я уверен, давно усвоила урок. — Что ты собираешься предложить мне в обмен на ее свободу? — Мне нечего вам предложить, мой господин, — вкрадчиво ответил Гарри, проскальзывая мимо поставленной ловушки — этот урок он выучил давно, еще сидя в своей камере. — Я и так принадлежу вам и сделаю все, что вы пожелаете. Поэтому все, что я могу — это только просить. — Ну хорошо, — усмехнулся Волдеморт. — Проси. Гарри поднялся со своего кресла и, обойдя стол, плавно опустился на колени у ног Волдеморта. Он понимал, что самым главным сейчас будет выдержать баланс — если он начнет унижаться слишком сильно и умолять слишком горячо, Волдеморт посчитает это фальшивым: он-то вообще наверняка не понимает, какое дело Гарри до Лаванды и ее судьбы. Еще, не дай Мерлин, подумает, что Гарри что-то от него скрывает и Браун на самом деле — его близкая подруга и член Ордена Феникса… — Пожалуйста, хозяин, — тихо произнес он. — Лаванда абсолютно безвредна. Я уверен, что, если вы ее отпустите, она больше никогда не скажет о вас ни одного плохого слова. Кроме того, она ведь чистокровная… — Это, конечно, аргумент, — насмешливо вставил Волдеморт. — Интересно, ты просишь за нее из соображений… гуманности или хочешь выслужиться в глазах окружающих? — Выслужиться? — удивленно переспросил Гарри. — Представляешь, какие разговоры пойдут, если по твоей просьбе я начну выпускать из Азкабана преступников? — вкрадчиво протянул Волдеморт. — Между прочим, многим и так кажется, что ты взлетел неоправданно высоко. — Но вас ведь не волнует чужое мнение, милорд. — Это верно. Чего не скажешь о тебе. Гарри вскинулся, собираясь гордо заявить, что ему плевать, что о нем думают, но тут же осекся. Если бы это было так, он бы не пытался пускать окружающим пыль в глаза, не боялся бы, что Волдеморт решит его прилюдно унизить… — Мне такие мысли даже в голову не приходили, — вместо этого произнес он. — Мне просто жаль Лаванду. Тем более, в том, что она сейчас страдает в Азкабане, есть немалая доля моей вины. Боюсь, за время учебы я оказал на нее определенное влияние. Она просто слишком сильно в меня поверила. Но, конечно, когда она узнает об истинном положении дел… — Довольно, — прервал его Волдеморт. Гарри осекся. Волдеморт больше ничего не сказал — будто и впрямь раздумывал над его просьбой. Гарри глубоко вдохнул и заставил себя согнуться еще ниже — не в первый раз, но ощущение до сих пор было такое, словно он ломает себе позвоночник. Перед глазами стояло истощенное серое лицо Лаванды. Она безмолвно требовала от Гарри сделать все возможное, чтобы спасти ей жизнь, и колоссальным усилием воли он вынудил себя поцеловать даже не край мантии Темного Лорда, а носок его черного начищенного ботинка. И через связь тут же ощутил яркую вспышку чужих эмоций — словно резкий удар Жалящего заклинания. — Твое человеколюбие тебя погубит, — насмешливо заявил Волдеморт. — Нет, милорд, меня погубите вы, — тихо ответил Гарри, выпрямляясь. — Да, вероятно, — довольно протянул Волдеморт. — Но вернемся к мисс Браун. Стоит признать, твои аргументы весьма и весьма убедительны, но… все-таки нет. В груди ослепительным пламенем вспыхнула ярость, рванула вверх, обжигая горло. Гарри поймал себя на том, что скалится на Волдеморта, точно дикий зверь, и резко опустил голову, пытаясь обуздать свои чувства. Ледяные пальцы Лорда коснулись его подбородка, заставляя Гарри вновь поднять взгляд. — Могу я узнать причину, мой господин? — спросил Гарри, с облегчением осознавая, что ему удалось: голос звучал так же спокойно и мягко, как прежде. — Просто не хочу, — снисходительно ответил Волдеморт. — Но попробуй попросить меня еще раз через какое-то время — возможно, я передумаю. — Лаванда может умереть раньше, — тихо заметил Гарри. — Значит, не судьба, — равнодушно бросил Лорд. Было очевидно, что, если он продолжит просить, то Волдеморт только разозлится, и для Лаванды все станет еще хуже. — Как пожелаете, милорд, — выдавил Гарри. — Я могу идти? Волдеморт медленно окинул его взглядом: — Нет, думаю, я задержу тебя еще ненадолго. Тем более ты как раз очень удачно стоишь на коленях. Некоторое время спустя Гарри вышел из кабинета Темного Лорда. Остатков его выдержки хватило только на то, чтобы аккуратно закрыть за собой дверь. Внутри все пылало от гнева и горькой обиды. Совершенно неуместной, даже смешной, но удивительно сильной. Белби таращил на него свои вечно испуганные глаза, и почему-то это произвело на Гарри эффект, подобный красной тряпке, мелькающей перед мордой быка. — Какого хрена ты вообще тут сидишь?! — напустился он на Белби. — Да еще с таким видом, будто тебя сюда насильно притащили! — Я се-секретарь, сэр… — выдавил Бэлби, и, услышав обращение, Гарри изумленно замер. Впрочем, грызущее его раздражение только вспыхнуло с еще большей силой. — Что-то я не вижу у тебя тут рабочих бумаг, — прошипел он, подобно разъяренной змее. — Кажется, ты вообще ничего не делаешь! — Пов… Повелитель редко доверяет мне документы… В основном я нужен, чтобы… чтобы он мог в любой момент призвать кого-то через Метку… — И за это ты получаешь зарплату? Мерлин великий, какая нерациональная растрата бюджетных средств!.. — фыркнул Гарри, закатив глаза и, резко развернувшись, вылетел прочь из приемной. Разумеется, он понимал, что только что сорвался на совершенно невиновном человеке, но совесть почему-то молчала.

***

Гарри меланхолично наблюдал за тем, как огонь в камине яростно пожирает поленья, и осторожно, маленькими глотками цедил огневиски. Тишину нарушал только треск дерева и тихий шелест угольно-черных карт в руках Беллатрикс. — Погадать тебе? — вдруг спросила Лестрейндж. — Нет уж, спасибо, — фыркнул Гарри. — Никаких дурацких предсказаний. Лучше скажи… а что вообще происходит в стране? — Ты спрашиваешь об этом только сейчас? — усмехнулась Беллатрикс, в веселом изумлении вскинув брови. — У меня в первые недели было такое чувство, будто я просто тону в океане информации — столько всего. Кажется, только теперь начинаю приходить в себя. И сейчас подумал, что мне бы не помешало подробно узнать, как именно развивались события после того, как я попал в плен. — А до тебя вообще никакие новости не доходили? — Белла, я полтора года провел в одиночной камере. До меня не только новости не доходили — я счет дней-то тут же потерял: не было ни часов, ни окна, чтобы отсчитывать сутки. Вообще ничего не было, даже долбанных книг — только Лорд, — лишь сказав это, Гарри понял, как давно ему хотелось поговорить с кем-то о том, что ему пришлось пережить. С кем-то, кто был способен понять. — Честно, не представляю, как вы столько лет продержались в Азкабане, в скотских условиях, да еще и с дементорами. — Одиночка — это страшно, — отозвалась Беллатрикс, откладывая карты. — У нас хотя бы были окна и возможность общаться с людьми из соседних камер. А еще у нас была вера в Повелителя. Это самое главное, без веры в Азкабане не выжить. Но все равно… в восемьдесят втором году нас было двадцать пять. Дождалось десять. Они помолчали. Гарри чувствовал, как между ними словно натягивается невидимая, но прочная нить. Он понимал Беллатрикс Лестрейндж, и это было ужасно. — Ты меня, наверное, презираешь, — задумчиво произнес он. — За предательство. — Нет, я просто тебе не верю. Но, если ты честен, я бы не назвала это предательством: ты очень молод, у тебя не было возможности подумать и принять самостоятельное решение, — Беллатрикс весело усмехнулась. — Так что будем считать, будто ты перевоспитался. После того, как тебя поймали, крупных столкновений с Орденом не было, — без перехода продолжила она. — Мы вылавливали их поодиночке, выкуривали из их нор, и в итоге большинство бежали за границу, рассеялись по миру. Впрочем, свою борьбу они не оставили, как и мы — охоту. В Хогвартсе по-прежнему властвует Снейп, чему я, честно говоря, не рада — терпеть не могу этого скользкого гада. Кэрроу из школы убрали — слишком тупые. Макгонагалл и Флитвик, кстати, до сих пор преподают, но пикнуть не смеют: поняли, что расплачиваться за их ошибки будут ученики. Те из них, которых не жалко. — А что вы делаете с магглорожденными детьми? — спросил Гарри, делая большой глоток огневиски. Сердце в ожидании ответа колотилось гулко и часто. — Отдаем оборотням, — ответила Беллатрикс, пристально глядя на него своими полуночно-черными глазами. Гарри сделал судорожный вдох, чувствуя, как к горлу подступила тошнота. — Они их едят? — глухо спросил он. — К сожалению, нет — обращают, — ответила Беллатрикс, легко поморщившись. — Вытравливают одну проклятую кровь другой. А если кто-то и подыхает в процессе, то невелика потеря. Гарри сделал еще один глоток огневиски, мысленно повторяя, что уж лучше ликантропия, чем смерть. — А взрослых магглорожденных оборотням не отдают? — Нет — так их разведется слишком много. Пока просто лишаем палочек — если, конечно, за ними не числится никаких нарушений. — И в чем смысл? — холодно спросил Гарри. — Вы заставляете их бродяжничать, я же видел. Как-то это не рационально, тебе не кажется? — Согласна: я бы их всех просто перебила, — кивнула Беллатрикс. — Впрочем, особых проблем они не доставляют: те, кто поумнее, теряются в маггловском мире или уезжают за границу, а остальных либо дельцы из Лютного быстро пускают на ингредиенты для зелий, либо они попадаются любителям некоторых специфических развлечений. Итог, как правило, одинаковый, сам понимаешь. — А ты? Тоже принимаешь участие в этих развлечениях? — спросил Гарри, даже не пытаясь скрыть свою злость. — Нет, — усмехнулась Беллатрикс. — Ненавижу мараться. К тому же у меня нет недостатка в более интересных жертвах, в настоящих противниках. А грязнокровки… это как после драконов охотиться на крыс. Зато благодаря тому, что мы от них избавились, у нас появилось некоторое количество рабочих мест. — Радость-то какая, — пробормотал Гарри, даже не пытаясь скрыть едкий сарказм. — Вообще-то, действительно радость. Ты хоть знаешь, что безработица была одной из главных проблем нашего общества еще со времен окончания войны с Гриндевальдом? Тогда с континента к нам хлынул огромный поток беженцев, многие из которых так тут и осели. Это совпало с тем, что после победы Министерство вводило все больше ограничений для той магии, которую считали темной, из-за чего обанкротились, например, многие зельевары и артефакторы. Кроме того, как раз в это время благодаря Дамблдору подняли головы и излишне осмелели грязнокровки — захотели денег и должностей. И до тех пор, пока Темный Лорд не взял власть в свои руки, ситуация только ухудшалась. Идиот Фадж пытался бороться с безработицей, без конца раздувая штат Министерства. А с увеличением количества бюрократов росли и налоги… Короче говоря, сейчас мы работаем над открытием новых рабочих мест. Очень большие надежды тут возлагаются на открытие банка, свободного от влияния гоблинов. Но, Гарри, все это такая скука… Если тебе интересно, поговори с Люциусом — он об этом может вещать часами. Гарри рассеянно кивнул в ответ. — Шел бы ты спать, — вдруг произнесла Беллатрикс. — Завтра будет тяжелый день. Для всех нас. По уютной гостиной точно пронесся резкий порыв промозглого ледяного ветра. Завтра — день смерти родителей Гарри и день, когда Волдеморт проиграл первую войну, на долгие годы лишившись своего тела. Тридцать первое октября, Хэллоуин.

***

Недоброе предчувствие накатило на Гарри с самого утра. Вряд ли Волдеморт упустит возможность поиздеваться над ним в такой день. Он должен будет провести годовщину смерти своих родителей, ублажая их убийцу. Ненависть и отвращение к Волдеморту, оказывается, весьма потускневшие, вспыхнули с прежней ослепительной силой, так же ярко, как в первые месяцы плена. «Уймись! — мысленно сказал себе Гарри. — В конце концов, тебя еще никто никуда не звал». Коллеги в Министерстве то ли тоже помнили о том, какой сегодня день, то ли чувствовали волны раздражения, которые расходились вокруг Гарри, точно от брошенного в воду камня. И, что удивительно, ни у кого не возникло желания позубоскалить и поиздеваться. Даже Драко Малфой не появлялся, хотя в школе никогда не стеснялся топтаться по самому больному, и Гарри был уверен, что этой возможности старый неприятель не упустит. Но вместо Малфоя уже под вечер к нему в кабинет внезапно заглянул Забини. Неловко помялся на пороге, а затем вдруг подошел и решительно водрузил на стол перед Гарри большую упаковку шоколадных лягушек. — И как это понимать? — холодно спросил Гарри, удивленно вскидывая брови. — Передариваю подарок — сам я их не особо люблю, — улыбнулся Блейз, пожав плечами. — А сладкое, вроде как, хорошо отгоняет тоску. — Пожалеть меня решил? — процедил Гарри, невольно сжимая кулаки. — Так я не нуждаюсь! — Просто маленькое напоминание о том, что ты не один, — легкомысленно ответил Блейз, прежде чем покинуть его кабинет. Гарри только раздраженно вздохнул: становилось очевидным, что бывший однокурсник навязывается ему в компанию не просто так. Так же, как и Марк Слопер. Соглядатаи, которые должны втереться в доверие и доносить Волдеморту о каждом его шаге или неосторожно брошенной фразе? Скорее всего. Или же — Гарри саркастично усмехнулся — Пожиратели наивно полагают, что приятельские отношения с любовником Волдеморта могут принести им какую-то выгоду. Он болезненно поморщился: «любовник», как же — скорее, бесправная подстилка. Впрочем, следовало себя поздравить: кажется, ему все-таки удалось создать в глазах окружающих видимость собственной значимости — поэтому сегодня и не нашлось желающих над ним позлорадствовать. Гарри нервным рваным движением наколдовал Темпус: до конца рабочего дня оставался еще час, но находиться в тесном кабинете было невыносимо. К Мордреду все — он уходит! Гарри подумал было о том, чтобы не возвращаться в резиденцию, а подняться в маггловский Лондон, побродить по его улицам, смешавшись с безликой толпой, но тут же передумал: какой в этом смысл, если Волдеморт в любой момент может дернуть за поводок, и он будет вынужден приползти даже с противоположного конца страны? Клетка. Очень просторная клетка, в которой, однако, нет ни единой возможности скрыться от своего тюремщика. А значит, незачем пытаться обмануть себя лживой иллюзией свободы.

***

В резиденции было на удивление тихо и абсолютно безлюдно. Эта мертвая тишина нервировала: Гарри казалось, будто внезапно он очутился не в жилом доме, а внутри искусной и очень реалистичной декорации. С почти унизительной поспешностью он проскользнул в свою комнату. Но даже здесь, за закрытой дверью, напряжение не отпускало, ведь Волдеморт мог возникнуть рядом в любой момент. Гарри зачем-то сходил в душ и долго бессмысленно стоял под струями ледяной воды, уже позже сообразив, что точно так же пытался занять время, пока сидел в темнице. Мерлин великий, скорее бы закончился этот бесконечный ужасный день!.. Завтра можно будет окунуться в ставшую привычной рутину, завтра наверняка будет уже не так больно… Лишь бы Волдеморт не трогал его сегодня. В любой другой день — что угодно, но пожалуйста, только не сегодня, только не сейчас… И, словно в насмешку над его мольбой, Метка на руке ожила и раскалилась докрасна, прошив все тело мучительной судорогой боли.