Фруктовая корзинка

Видимо, Пхаю о чём-то догадался, потому что на ужин они с Рейном прибыли нарядно одетыми и с огромными букетами для омег. Скаю достались почти ничем не пахнущие японские хризантемы цвета заката, а Вайю вручили букет из белых роз и акварельных гипсофил. Взамен Вайю показал гостям корзинку с носочками. И… Рейн едва не уронил любимого друга, накинувшись на него с объятиями, пока Пхаю, пожимая руку Прапаю, удерживал того в сторонке от омег. До ужина оставалось около часа, и Вит пригласил обоих альф и Вайю к себе в кабинет, пока оставшиеся под присмотром Кхема омеги дружно листали интернет-магазины детских товаров для грудничков и сетовали, что нет парных нарядов для близнецов. Это и вправду было очень редкое явление, такое же почти, как и истинные пары. Как правило, близнецы рождались одного пола — альфа и альфа, бета и бета, омега и омега. Часто один ребёнок не выживал, потому что второй был гораздо крупнее и забирал у своего брата почти все ресурсы. Среди выживших пар чаще всего встречались близнецы-беты. Всё это Скай рассказывал Рейну, а тот взволнованно слушал и с восторгом смотрел на друга. У него в голове не укладывалось, что Скай теперь родитель не одного, а сразу двух малышей. Тем временем в кабинете Вит попросил всех сесть и предупредил, что разговор будет не самый приятный. — Речь пойдёт о твоей семье, Пхаю. К сожалению, твой папа так и не смог смириться с тем, что ты выбрал своим спутником жизни Рейна. Вскоре после свадьбы Прапая он попытался опубликовать результаты своего расследования о прошлом Ская и Рейна в СМИ, но, к счастью, пару лет назад мой Ю изрядно потрепал этих журналюх, поэтому они как огня боятся фамилии Фаттира. А именно с неё Хун и начинал каждую свою попытку. — Папа! — Пхаю хлопнул себя ладонями по щекам и склонил голову. Ему было стыдно. И больно. С момента ссоры он так и не разговаривал больше с папой, и знать не знал, что происходит в его семье. И теперь дядя Вит рассказывал ему о том, как защищал чужого сына от собственного родителя. — Не волнуйся, Пхаю, сынок. — сказал Вайю и погладил альфу по плечу. — Вит поговорил с твоим отцом, и тот проследил, чтобы никакая информация о наших мальчиках не попала в общий доступ. — Мальчиках? — Прапай ощетинился, словно бешеный пёс. — Он что, и про Ская пытался?! — Пай, успокойся. У него не будет возможности повторить свою ошибку. — строго сказал Витсарут. — А… почему? — поднял голову Пхаю. — Отец не связывался с тобой? — Нет, они недавно виделись с Рейном, а со мной он толком не обсуждал ничего. — Вчера он отвёз твоего отца к твоему деду. — Дедушке Лао? — Кхуну Лао?! — Вайю не сдержал удивления. — Он же ушёл в монахи! — Да, Сарут отвёз мужа на север в монастырь. Сказал, что только отец сможет исправить то, что за эти годы испортила сытая и роскошная жизнь в его муже. — Ох, Будда… — А надолго? — спросил Пхаю. — Полагаю, что да. Но об этом тебе лучше спросить у отца. — Спасибо вам, кхун Витсарут, кхун Вайю. И простите, что доставили вам неприятности. — Пхаю встал и почтительно поклонился старшим. Но омега не дал ему завершить почтительный поклон, а встал и обнял молодого альфу, доставая ему макушкой едва ли до плеча. — Не благодари, Пхаю, мы защищали наших дорогих сыночков, Ская и Рейна. Если бы план Витхуна удался, боюсь, они оба бы очень сильно пострадали. Не знаю точно, что именно нарыл на них Хун, но то, что он наговорил лично мне… — омега вздохнул, вспомнив последний визит бывшего приятеля. — Но если эта информация есть и у вас, и в семье Пхаю, не значит ли это, что почти любой может её узнать? — спросил задумчивый Прапай у отца. — Вообще-то да. Но я этим уже занялся. Информация про наших мальчиков будет полностью удалена из базы Центра реабилитации. Скай уже сменил фамилию, думаю, Рейн скоро тоже? — Вит подмигнул снова севшему на место Пхаю, и тот решительно кивнул. — Таким образом, мы разорвём цепочку данных, которые могут связать двух сбежавших из северной банды подростков и двух младших мужей Фаттира и Митхипатхана. Ну и я прослежу, конечно, чтобы всё, что оказалось на руках у Витхуна, было уничтожено. За свой же сейф я ручаюсь. — Хорошо, отец. — Спасибо, кхун Витсарут. — А теперь все за стол, наш повар сегодня после новостей превзошёл сам себя. — Вайю встал и поманил альф за собой. — Нам приготовили невероятное угощение! Пай усилием воли прогнал с лица напряжённое выражение и похлопал друга по плечу. На душе было мерзко. Он ни в чём не винил Пхаю, скорее наоборот — искренне ему сочувствовал. Витхун и раньше для Прапая не был образцом родителя, но он и подумать не мог, что взрослый умный омега может сделать со своим сыном такое. Скай встретил мужа взволнованным взглядом, и тот опомнился. Его переживания теперь всегда были их переживаниями, а значит, ему непременно нужно было держать себя в руках. Он подошёл к Скаю и обнял его, целуя в лоб. Рядом Пхаю ласково обнимал попискивающего Рейна, который боялся, что в тесноте объятий слетит вкладка с лучшими погремушками, которые он собирался купить для будущих племянников. После роскошного ужина, на котором Рейн объелся до сонливости, а Скай снова налегал на свои любимые персики и посыпал кусок пирога кайенским перцем, хозяева дома настояли на том, чтобы все остались на ночь в их гостеприимном доме. Уже перед самым сном Пхаю позвонил отец. Тот кратко объяснил, что произошло, и попросил сына навестить его завтра или послезавтра. Глядя с любовью на вяло трепыхающегося в кровати полураздетого омегу, Пхаю согласился на завтра. Ему хотелось лично проследить, чтобы материалы на любимого и его друга были стопроцентно уничтожены. *** — Хун, неси воду! — Отец! — Неси воду, я сказал! Уже третье утро подряд омегу поднимали ни свет ни заря и заставляли ходить за водой на источник почти в полукилометре от храма. И это при том, что кроме его отца Лао в храме было ещё два послушника! И оба альфы, молодые, крепкие. А ещё в паре десятков метров от соседнего дома из земли торчал долбанный насос артезианской скважины. — Вода для поклонения должна быть из источника! — преподобный стукнул ладонью по столу в самый первый день, и Витхун, вздрогнув, как в детстве, послушно взял две канистры и поплёлся по крутой тропе в гору сквозь сырость, сумерки и туман. Когда он стал мужем Сарута, то думал, что его сложное детство закончилось навсегда. Строгий отец и безмолвный папа следили за каждым шагом своих троих младших сыновей-омег, а всё потому, что самого первого от скандала не уберегли. И когда всё всплыло — публично отказались от опозорившего их старшего сына. Оставшиеся трое получили домашнее образование, армейскую дисциплину и браки по расчёту. Витхун, самый младший, сперва прятался за спинами старших братьев, а потом, когда остался дома один, получил всё внимание и строгость отца. Папа к тому времени уже умер. Витхуна выдали за Сарута, даже не спросив его мнения, не познакомив с будущим мужем, не дав альфе и омеге словом перемолвиться. Но Витхун жаждал этого брака едва ли не сильнее, чем его отец, мечтая о свободе от постоянного надзора. Однако, став мужем красивому, но холодному и саркастичному Саруту, он немного пересмотрел свои планы. Теперь, будучи вхож в высшее общество, он с удовольствием стал равняться на омег старших друзей своего супруга. Фальшивые улыбки и гостеприимство, сплетни за спиной и тонкие злые подколки оказались куда интереснее какой-то там свободы. Пару лет спустя они с мужем притёрлись друг к другу, ещё через пару лет у них появился прекрасный маленький альфа-наследник, после чего Сарут почти перестал обращать внимание на мужа, а омега с головой погрузился в родительство. Где-то в то же время его отец, дед Пхаю, ушёл в монахи, оставив сыновьям поделенное в равных долях наследство. Принимая его, Витхун с удивлением узнал, что всё было разделено не на три, а на четыре доли. А значит, их старший, пропавший без вести много лет назад брат был прощён отцом. Впрочем, не знавший брата, он даже не стал искать с ним встреч, лишь отметил, что отец, кажется, стал добрее. Теперь, живя в храме, замерзая по ночам под тонким как бумага одеялом на травяном жёстком матрасе, омега так больше не думал. Отец казался ему ещё более жестоким, чем в детстве. А главное, он не понимал, за что страдает? За правду? За желание всё расставить по своим местам? Но воду по утрам с источника носил спустя неделю уже без лишних напоминаний. Готовить его не заставляли, потому что при первой же попытке сварить рис, он залил с трудом растопленную печь и лишил их двухдневного запаса крупы. А вот стиркой пришлось заниматься — пусть даже стирал он только свою одежду. Собирая омегу, Сарут не преминул проверить его багаж, велев заменить некоторые вещи. И теперь у Витхуна были обычные боксеры вместо кружевных танга, тёплые шерстяные носки вместо шёлковых, а пижамы — только с длинным рукавом. Но всего этого было совсем немного, и стирать приходилось через день. Сушилось всё на верёвке, натянутой у ограды заднего двора, и послушники стыдливо косились на розовые и ярко-жёлтые трусы, трепыхавшиеся на горном ветру. Спустя пару недель Витхун осмелился впервые спросить у отца, когда он сможет вернуться домой, на что получил удивлённо-насмешливый взгляд и метлу в руки, которой и мёл потом весь день непрерывно сыплющиеся на вымощенный камнями двор листья дерева гингко. После следующего вопроса его посадили перебирать рис, который подарил храму один из богатых, но прижимистых прихожан. Мешок был тяжёлым, но рис в нём смешали с мелкими камушками, и Витхун весь день до темноты выбирал эти проклятые камушки. Можно было бы, конечно, просто промывать рис по мере необходимости, но преподобный считал иначе. Спрашивать Витхун на какое-то время прекратил. Он сперва каждый день, а потом всё реже и реже включал свой телефон, проверяя, нет ли сообщений от мужа или кого-то из своего круга светских знакомых, но Сарут молчал, равно как и остальные. Спустя месяц, который прошёл как-то совсем незаметно, Витхун полностью привык к своему новому образу жизни, скудному, но полноценному питанию, местным жителям, которые сперва казались ему глупыми, шумными и отвратительными. Теперь же он был благодарен Сьяо, который связал ему носки и пояс из собачьей шерсти, Кану, подарившему тёплое лоскутное одеяло, Дану, который увидев однажды распухшие от холодной воды суставы пальцев, варил и для него целебную мазь на свином жире и лекарственных травах. Были среди прихожан храма и такие, как тот, что привёз когда-то мешок грязного риса, но их имён Витхун не запоминал, а встречая, сухо кланялся и спешил мимо. Тем же, кто с теплом относился к нему — помогал чем мог. Красиво писал письма родне в другие деревни, составлял композиции из сухоцветов для украшения домов, учил красить домотканые полотна в разные цвета, потому что давным-давно, когда Пхаю был ещё малышом, увлекался батиком. Он помог составить ходатайство для администрации района о постройке качественной дороги, а ещё писал прошения о строительстве медицинского пункта в соседней деревне. Спустя ещё пару месяцев он вместе с послушниками учил деревенских детей читать и писать. А когда закончились чистые тетради — сам захотел за ними съездить в небольшой городок в паре часов езды от их деревни. — Ты уверен? — спросил его отец строго и сухо. — Конечно, у Нао совсем не осталось чистых листов, он вчера писал между строчками, а Пхрэ уронил свою тетрадь в лужу около дома. А Тон… — Хорошо, поезжай. Я попрошу за тобой присмотреть дядюшку Сана. — Отец, мне уже пятьдесят три, между прочим! Я этому твоему дядюшке Сану почти ровесник! — возмутился Витхун. Лао посмотрел на сына. Действительно, перед ним стоял не злящийся и раздражённый мальчишка, а вполне зрелый омега, который на свежем воздухе и натуральной пище весьма посвежел лицом и стал ярче безо всякой косметики. Совсем не то, что несколько месяцев назад. — Хорошо, Витхун, но дядюшка Сан всё равно присмотрит. Да и ты не знаешь, где там канцелярский магазин к тому же. С этим доводом Витхун не мог не согласиться. Он обошёл вечером каждый дом в деревне, опрашивая своих учеников и их родителей, что им может понадобиться, записал всё на листок, а утром поехал в город с дядюшкой Саном и ещё парой жителей деревни. Сперва им пришлось пройти пару километров до трассы, а уже оттуда их повёз сонгтео. Совсем недавно Витхун бы и не подумал, что цепляться за поручень и скакать на жёсткой деревянной лавке может быть так весело. До недавнего времени он смотрел на мир из роскошного салона дорогого автомобиля, а теперь ехал по красивейшей лесной дороге в крохотный провинциальный городок и тихо напевал про себя список, в котором было всё подряд — тетрадки, линейки, шариковые ручки и карандаши, точилки, книги, блокноты и краски, кисточки и фломастеры, цветные мелки и даже конфеты. Особенно конфеты.