Фруктовая корзинка

Торт, по признанию Рейна, оказался даже вкуснее его собственного, и был с удовольствием разделён на четыре части и с аппетитом съеден. Большую часть своего куска Скай незаметно переложил Прапаю, предпочитая снова соевое молоко. Пай не стал отнекиваться. Он рассчитывал, что как только они вернутся в Бангкок, он сразу же отведёт Ская к доктору и спросит, что с ним такое творится. За столом Рейн в лицах изобразил своё неравное сражение с красивой ракушкой, о которую, собственно, и порезался. Скай уже знал, что в морской воде порезы кровоточат сильнее, поэтому не сильно удивился тому, что впечатлительный друг решил, что он сейчас истечёт кровью насмерть, и добрых минут десять морочил голову Пхаю, то посылая его за помощью, то не отпуская от себя, чтобы не умереть в одиночестве. Однорукий альфа с больным плечом, к сожалению, отнести Рейна на руках не мог, но в конце концов дежурный спасатель обратил внимание на суету у воды и вопли омеги, и оказал тому первую помощь под тяжёлым пристальным взглядом Пхаю. После чего альфа долго утешал любимого то в одном кафе, то в другом. Разошлись они по номерам лишь когда Рейн стал клевать своим длинным носиком в здоровое плечо Пхаю. Не сговариваясь, они с Прапаем кивнули друг другу, и спотыкающегося и спящего на ходу Рейна заботливо утащили в номер наверху. — Ты в порядке, мой хороший? — Пай заглянул в лицо Скаю, и тот смущённо улыбнулся в ответ. — Может, поешь что-то другое? — Я лучше в душ, совсем есть не хочется. — Скай почувствовал вину за то, что беспокоит Прапая. — Можно с тобой? — Нет! — теперь-то он хорошо помнил о мерзости на своей коже и не хотел, чтобы Прапай увидел это тоже. Хватит с него и плачущего Рейна. — Хорошо, тогда буду ждать тебя в кроватке. — Пай поцеловал его в лоб и отпустил раньше, чем Скай успел отпрянуть сам. Это было очень приятно, это затягивало, на самом деле, он был не против принять душ вместе, но… Когда они вернутся в Бангкок, он обязательно поговорит с доктором Конгсакулом о том, чтобы свести проклятую татуировку и шрам на ягодице. Ничего, что напоминало бы о Гане, не должно остаться на его теле. Теперь оно должно принадлежать его истинному. Спать им оставалось не так уж и много, из отеля они выехали на рассвете, рассадив омег по своим автомобилям. Рейн хотел было сесть со Скаем, но тот сам подтолкнул друга к машине Пхаю. Он хотел, чтобы его лучший друг как можно скорее вернулся к своему романтическому влюблённому настрою. Пара часов езды позволили Скаю подремать немного, а в кафе Пи Сом поздравив его c прошедшим днём рождения, угостил вкуснейшим персиково-лаймовым рафом и пообещал назвать новый рецепт так, как того пожелает Скай. Рабочий день начался, и всех закрутила суета. Как и обещал доктору, Скай пришёл в клинику на третий день после возвращения с побережья. Медбрат проводил его в кабинет УЗИ, а после процедуры взял анализ крови и попросил подождать в уже знакомом кабинете доктора Конгсакула.Поскольку и медбрат, и узист были спокойны, Скай и сам передумал нервничать и спокойно ждал доктора. Он глянул в телефон, чтобы проверить сообщения, ответил стикером на пожелание доброго утра от Прапая, полистал новости Школы искусств, прикинул, хватит ли работ для портфолио, или стоит нарисовать ещё парочку. Очень хотелось сделать картину из одного фото, которое он снял в Паттайе. — Дорогой! Скай! Как ты?! — в кабинет совершенно нехарактерно для себя ворвался кхун Вайю. Скай поднялся, чтобы вежливо поприветствовать его, но… — Нет-нет, сиди, теперь тебе стоит беречь себя ещё сильнее, мой дорогой мальчик! Я уже сообщил Прапаю, и он тоже едет сюда. Думаю, будет минут через двадцать. Будда, я кажется сейчас умру от радости! — Кхун Вайю, вы в порядке? — Нет, дорогой, я очень взволнован. Не каждый день узнаёшь, что стал дедушкой. — Дедушкой? — Скай перестал что-либо понимать. Если кхун Вайю дедушка, значит Прапай — отец. Значит, у Прапая есть сын? И другой омега? Но почему тогда сейчас кхун Вайю здесь, а не там, где его внук? В кабинет вошёл доктор Конгсакул, а за ним — доктор Йим, увидев кхуна Вайю, оба быстро переглянулись и внимательно посмотрели на Ская, а он — на них. — Дорогой, ты беремен! — воскликнул в этот момент кхун Вайю, и Скай почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Бросив бумаги на стол, доктор Конгсакул подхватил омегу под локоть и усадил в кресло, а сам тут же вывел из кабинета господина Фаттира, новоиспечённого дедушку. Рядом со Скаем присел на кушетку доктор Йим, держа в руках стакан воды. — Скай. Ска-ай. — он медленно поднял глаза на доктора, просто отзываясь на голос и не понимая ни слова. Этого не должно было случиться. Он снова всё разрушил. Может быть, кхун Вайю ошибся? Может, это какой-то глупый сбой его испорченного организма. Скай моргал, пытаясь согнать с глаз странную пелену, заставившую всё вокруг расплыться нечёткими пятнами. Он даже потряс головой, но лучше не стало. — Скай. Вот, попей воды. — Йим не понимал, откуда об этом узнал кхун Фаттира, но то, как он вывалил новость на Ская, было просто наихудшим решением. Доктор Конгсакул специально сходил за ним, чтобы как можно меньше ранить омегу этой новостью, но… Хотел бы он знать, кто сообщил это кхуну Вайю. Увы, Скай был не в себе. Его лицо приняло затравленное выражение, как в самом начале их знакомства, глаза были пусты, а губы дрожали. Йиму было безумно его жаль. Воду Скай так и не взял. — НЕТ! — Что — нет? — Йим немного растерялся, услышав громкий вскрик. — Так нельзя. Его нужно убрать. — голос Ская дрожал и грозил сорваться. Он кусал губы и смотрел только перед собой. Йим отставил стакан. — Послушай. Ничего плохого с тобой не происходит. Просто у тебя… — НЕТ! НЕТ!!! — Скай. Пожалуйста, послушай меня. Просто послушай мой голос… — Нельзя. Вы не понимаете. Я не мог. Я пустой. — Ты не пустой. — Йим и в самом начале понимал, что легко не будет, но сейчас он видел признаки начинающейся истерики и опасался, что придётся использовать успокоительное, потому что Скай явно был не в себе. — Я… Мне нужно в туалет. — механическим голосом проговорил он, и Йим тут же поднялся. — Я провожу тебя. — Я сам. — Нет-нет, мне не трудно, — Йим не хотел оставлять Ская одного. До туалета в холле они дошли вместе. А потом с каким-то странным выражением на лице Скай сильно толкнул Йима в грудь и побежал по коридору, ведущему к выходу из клиники. К тому времени, когда Йим выскочил вслед за ним на улицу, Ская видно не было, к сожалению. Йим набрал его номер, но тот был отключен. И психотерапевт вернулся обратно. В кабинете уже были совершенно разбитый кхун Вайю и очень сердитый доктор Конгсакул. — Скай сбежал. Телефон отключен. Куда он мог побежать, если ему нужно спрятаться? — Йим не хотел терять времени на выяснение деталей, судя по всему, доктор уже успел разъяснить кхуну Вайю его фатальную ошибку. — Я… Я не знаю. Может быть, Пай. Он сейчас приедет. Боже, Пай! Что я ему скажу!!! — кхун Вайю сел в кресло, где недавно сидел Скай, и закрыл лицо ладонями. — Его нужно найти как можно быстрее. Надеюсь, он всё же отдаёт себе отчёт в том, что делает. — Йим хотел в это верить, но помнил на лице Ская выражение смертельно испуганного зверька… И это заставляло его волноваться. *** Он выбежал из клиники и увидел такси, из которого только что вышел пассажир. Едва не сбив его с ног, Скай вскочил внутрь и крикнул «Поехали», судорожно доставая телефон и выключая его. Минут через пять, в пробке таксист спросил его, куда, собственно, он хочет доехать. — В храм. — ответил он коротко, чувствуя, как подкатывают слёзы, стараясь их сдержать. — В какой? В Бангкоке очень много храмов. — таксист решил, что у мальчика в больнице кто-то умирает, и он хочет помолиться. Омега сидел абсолютно белый с огромными остекленевшими глазами и мелко трясся. — В дальний. Самый дальний. — Хорошо. Я знаю один, но до него ехать больше часа, господин. Вас это устроит? — Д-да. — теперь целый час ему предстояло сдерживать рыдания. Он зажал рот рукой. — Если хотите, можете поплакать. — таксист заметил его жест, но истолковал по-своему. Он сунул руку в бардачок и достал оттуда коробку бумажных носовых платков и передал её назад, не отрывая взгляда от дороги. Скай взял коробку и поставил на сиденье рядом. Он беремен. Это ребёнок Прапая. Это ребёнок. Живой. Живущий в его испорченном теле. Однажды он родится, и Скаю придётся его отдать. Ведь сам он никогда не решится. Он не сможет. Такая ответственность. Такая любовь. Нельзя. Он с самого начала знал, что ему нельзя, и даже обрадовался, когда врач банды сказал, что он стерилен. Пуст. Бесплоден. Бесполезен. Голова кружилась от попыток не плакать. Тело болело от напряжения. И хотелось пить. Ему было очень страшно. За окном такси мелькали незнакомые улицы и дома. Он не знал, куда его вёз таксист, но может это и к лучшему? Ему нужно побыть одному и всё решить. Они все радовались тому, чему радоваться было нельзя, значит, никто не будет на его стороне, никто его не поймёт. Он снова один. И Рейну говорить нельзя. И Пи Пай. Он тоже будет знать. Скай вздрогнул, и его затошнило. — Оста-но-вите. — он не хотел испачкать машину, и таксист, бросив на него взгляд в зеркало заднего вида, поторопился припарковаться у обочины.Скай едва успел открыть дверь, как его стошнило на обочину. Только вот облегчения не наступило. Наоборот, теперь ему казалось, что в животе лежит холодный тяжёлый камень, который сдавил всё, и от которого он теперь никогда не избавится. Через пять минут такси остановилось у ограды небольшого храма, Скай с трудом достал из кармана деньги и сунул таксисту крупную купюру. И, пошатываясь, побрёл внутрь. В храмовом зале перед статуей сидящего Будды было пусто, и он опустился на колени, измученный до предела. Он стал молиться, и пока его молитва состояла из одного лишь слова: «НЕТ». Того, что произошло, не должно было случиться. Его организм не должен был подвести. Он не должен был подвести. Скай плакал. Неудержимо, мучительно, надрывая душу, словно пытался выплакать то живое, что было в нём. Золотой Будда равнодушно смотрел на омегу, лежащего у своих ног. Он был смирение и равновесие, Скай — смятение и страх. Чья-то рука коснулась его плеча, и он вздрогнул, пугаясь.И с трудом сел. Рядом стоял монах в шафрановой одежде и его послушник, который и потревожил Ская. — Здесь нельзя спать. — сказал послушник, разглядывая омегу. — Простите. Я не спал. Я ищу убежища. — Ты преступил закон? — Скай заколебался. Он преступил свой собственный закон, но законов государства не нарушал. — Нет. — Ты сбежал? — Да. — Ты можешь работать? — Да. — Тебя будут искать? — Н-нет. — Скай врал. И не мог сказать правду. Его будут искать. Но он надеялся, что недолго. И даже Прапай. Сердце ёкнуло, когда он вспомнил альфу. Даже Прапай, он тоже должен оставить его. Нужно его уговорить, нужно дать ему понять… Послушник переглянулся с монахом, тот сдержанно кивнул. — Пойдём со мной. Поможешь на складе. Ты же здоров? — Да. — голова кружилась, Ская тошнило, в животе ворочался ледяной булыжник ужаса, но он должен был убедить монаха, что совершенно здоров. Чтобы остаться тут. Чтобы двигаться дальше. Чтобы снова всё поменять в своей жизни. Он поднялся с пола, с трудом вставая на затёкшие ноги и пошёл следом за послушником. *** Когда приехал Прапай, Вайю уже перестал рыдать, принял успокоительное и был смертельно бледен. Йим всё пытался дозвониться до Ская, но телефон был выключен. Доктор Конгсакул посмотрел на альфу усталым взглядом и попросил сесть. Как и следовало ожидать — новости Прапая потрясли. Он закрыл глаза и прикусил губу — эмоции Ская были похожи на чёрную дыру, которая засасывала внутрь всё, что было в нём живого и светлого. Боль, отчаяние, безумный страх, обречённость. — Кто? — он открыл глаза и обвёл взглядом всех присутствующих. Йим опустил руку с телефоном и вместе со старшим коллегой отрицательно и печально покачал головой. А Вайю протянул руку, словно прося о пощаде. — Я не подумал. Сын, я так виноват. Я узнал и сразу помчался сюда, хотел обнять его, хотел разделить радость… — Но вы-то откуда узнали? — вмешался доктор Конгсакул. — Даже я не был уверен до сегодняшнего дня, решив сперва всё перепроверить по анализам и УЗИ, но вы, получается, знали раньше меня? Откуда? — Мне позвонил кхун Паначай. — Вайю повесил голову. — Он сказал, что хотел бы наблюдать беременность Ская, а я мог бы ему в этом помочь. — С-с-скотина. — прошипел Йим. — Здравствуйте, я не опоздал? — в кабинет вошёл виновник всего произошедшего. Никто не успел ничего ни сказать, ни сделать, когда Йим, печатая шаг, подошёл к Паначаю и от души врезал ему по лицу, оставив поверх кривой ухмылки красный отпечаток ладони. А потом, всё так же неестественно прямо держась, вышел из кабинета. Следом встал Прапай и тоже сделал шаг к отшатнувшемуся и прикрывшему лицо рукой профессору, но посмотрел на него тяжёлым взглядом, а потом обернулся к папе и доктору: — Я найду его. Я должен его найти. — и снова обернувшись к альфе, врезал тому кулаком в солнечное сплетение. — Больше никаких исследований, ублюдок, пока не научишься быть человеком. Когда за Паем закрылась дверь, никто из оставшихся не сделал ни одного движения, чтобы помочь Паначаю встать с пола.