Фруктовая корзинка

Рождественская благотворительная выставка, которая была открыта 24 декабря в Центре искусства и культуры, заняла несколько этажей и поражала воображение всех, кто её посетил. В день открытия был устроен гала-концерт с участием звёзд кино и театра, огромное количество известнейших людей, представителей бизнеса и культуры, съехались со всех провинций Таиланда. Были гости и из соседних стран, многочисленные китайцы переливались дружными группками по этажам и переходам, громко обсуждая картины, скульптуры, инсталляции и видеоарты. Картины Ская, как и произведения других современных молодых художников, занимали довольно видное место в длинной анфиладе, оформленные на ярко окрашенной стене в лаконичные рамы. Это была идея кхуна Вайю — зонировать каждого художника цветом. Скаю достался небесно-голубой. Последнюю картину он вешал сам, дождавшись, пока усталый кхун Фаттира уедет наконец кормить ужином своих мальчиков. Скай предвкушал сюрприз, зная, что с утра перед самым открытием у куратора просто не будет времени посмотреть на его картины. Сам он был чрезвычайно доволен тем, как всё получилось. Стоило лишь ненадолго задержаться рядом с его «Нежностью», как зритель тонул в этих сладких бездонных глазах, пронизанных солнечным светом и любовью. Скай так уж точно тонул, иногда настолько, что приходил в себя лишь от стука выпавшего из пальцев карандаша. Смеялся над собой и снова продолжал рисовать. С разрешения кхуна Вайю, он подобрал для своей выставки аромат. Грозовая свежесть раз в час выбрызгивалась на уровне колен зрителей, рассеиваясь и окружая их, усиливая впечатление. У картины, которая была секретом, устроители выставки разместили небольшой пластиковый карман для стикеров с её изображением, чтобы все желающие могли заполнить пустое место в каталоге. Ход, предложенный кхуном Вайю по идее Ская, оказался великолепной рекламой. И выпущенный каталог выставки в разделе молодых дарований пестрел серыми прямоугольниками загадок. Такие же загадки сделали и для начинающих скульпторов. Люди, посещающие выставку, покупали каталоги, пополняя благотворительный фонд, а вклеивая наклейки, проявляли куда больший интерес к творчеству молодых авторов. На открытии кхун Вайю был занят сверх обычного, но поддерживать Ская не переставал, ограждая от лишнего внимания, но не забывая представлять нужным людям. Ректор Высшей Школы искусств заинтересовался новым дарованием наравне с другими художниками, и старший омега не преминул представить его импозантному и довольно пожилому альфе. Предусмотрительный Скай был в фильтрах и под успокоительным, но спустя несколько встреч держался уже с трудом, и Вайю отпустил измученного художника посидеть в выделенной куратору комнате. Сидя среди подрамников, каких-то странных проволочных конструкций и прочего барахла, Скай почти задремал, потому что в маленьком помещении было темно и довольно душно, свет он включать не стал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он действительно уснул, когда кхун Вайю пришёл за ним и повёл его к картинам. Нужно было дать короткое интервью для пары телеканалов, представляющее юных дарований, впервые принимающих участие в таком грандиозном культурном событии. Речь у Ская была готова и вызубрена наизусть, но он всё равно начал волноваться. Впрочем, узкая, но сильная ладошка кхуна Вайю оказалась для Ская мощнейшей поддержкой. — Я буду рядом, дорогой, не переживай, здесь никто не причинит тебе зла. — тихо сказал он на ушко молодому омеге, когда они встали рядом с картинами, и Скай кивнул. Благодаря работе с доктором Йимом, бесконечной поддержке друга и «Корзинки», он был теперь куда увереннее в этом. Команда журналистов и операторов пока снимали другие картины по соседству, когда кхун Вайю понял, что так до сих пор и не видел ту самую секретную картину Ская. И обернулся. — Папочки мои! — он застыл как оглушённый, глядя в глаза, которые сразу же узнал. Нарисовать такое без чувств было просто невозможно, и сердце Вайю чуть не разорвалось, не зная — чему радоваться больше. — Простите, — Скай с тревогой смотрел на побледневшего и прижавшего ладони к сердцу Вайю. — Это самый чудесный подарок, — старший омега смахнул слезинку со щеки и тут же привёл себя в порядок, потому что подошли телевизионщики. Скай тоже вдохнул, выдохнул, ещё раз вдохнул, и на выдохе, как учил его доктор Йим, плавно проговорил всю заготовку. Представился, рассказал о картинах и своём стиле, упомянул кхуна Вайю, как своего куратора в мире искусства, а тот, всё ещё на эмоциях, подхватил его руку и нежно погладил. На сём самое страшное для Ская закончилось. И он мог бы вернуться домой, но к нему на шею с писком влетел Рейн, как всегда, пахнущий крепкой смесью дождя и мяты, которую, к счастью, Скай учуять не мог. — Ваааа! Как это красиво! — рыжик соскочил с друга и сделал торопливый, но глубокий вай кхуну Вайю. — После этой выставки тебя узнает вся страна! А потом и весь мир! Ведь правда, кхун Вайю? Вы знаете, он ведь даже мне эту картину не показывал, никомушеньки не показал! А… А где же Пи Прапай? От бестактного, но милого ребёнка Скай вздрогнул, а Вайю заулыбался. — Мальчики, поболтайте тут, а мне пора отлучиться по делам. Нонг Рейн, оставляю нашего художника под твой присмотр, будь внимателен. Мой сын, к сожалению, сегодня прийти не смог, но завтра я приглашаю вас всех вечером на рождественский ужин к нам домой. И Скай, если ты устал, то спустя полчасика сможешь поехать домой, я предупрежу водителя. — Не надо, мы на машине. — отмахнулся Рейн. И только после того, как Кхун Вайю растворился в толпе, понял, что сказал. — Ой, Скай, прости! — Не страшно. — Скай посмотрел на сотни людей, идущих мимо и смотрящих на картины, в том числе и его собственные. — Думаю, я смогу доехать и с вами. А где твой альфа? — Я сказал ему пока не подходить. — Рейн теребил край белой рубашки, которую надел только для того, чтобы не скомпрометировать друга в такой важный день. Пусть даже Скай и говорил ему, что совершенно не придаёт дресс-коду значения. Они стояли чуть в стороне от картин Ская за колонной с декоративной искусственной зеленью, частично ею скрытые от глаз. Так Скаю было спокойнее. Но Пи Пхаю он не видел. — Вон он! — Рейн показал на дальний угол длинного коридора. Альфу стало на какой-то момент хорошо видно из-за высокого роста и того, что на какое-то время толпа расступилась. Помахав рукой альфе, Рей повернулся к Скаю. — Мы отвезём тебя домой, хочешь? — Хочу сперва посмотреть картины. И ещё монументальное искусство. Можно? — Конечно можно! — рыжик даже подпрыгнул на месте. — Но здесь столько людей. Тебе нормально? Скай и так уж полдня задавал себе этот вопрос. Ему нормально? И с удивлением понимал, что по большей части — да. Он старался не смотреть на тех посетителей, что были похожи на альф, старался делать дыхательные упражнения и думать позитивно. И стоять за спиной того, кому доверял больше всего. Сперва — кхуна Вайю, теперь — за спиной Рейна. Когда тот притащил его к своему альфе, Скай снова вдохнул-выдохнул. Накануне они долго обсуждали мероприятие с доктором Йимом. И тот сказал, что Скай вполне может отказаться от всего. И никто не обвинит его ни в чём, но вместе с тем, он смог сделать так много на пути восстановления, что даже полчаса, проведённых на выставке рядом с близкими людьми, сделают его ещё сильнее и увереннее. Поэтому изначально так всё и планировалось. Но теперь, оглядываясь вокруг, проникаясь этим общим возбуждением от восприятия прекрасного, он был готов задержаться ещё совсем чуть-чуть, чтобы унести эту красоту в глазах и своём сердце. — Привет. — вежливо поздоровался почти-нестрашный-альфа Рейна. Будучи максимально насыщенным всевозможными сведениями о нём, Скай считал, что ближе его знать уже просто невозможно. Он склонил голову, предпочтя всё же сохранить дистанцию. — Я хотел ещё немного пройтись тут. Можно? — он знал, что Рейн не против, но у его альфы могло быть другое мнение. Более значимое. Это почему-то царапнуло сердце. Шёпот из прошлого. — Конечно. Я буду рад сопроводить вас. Я пойду сзади, чтобы вас не толкнули, здесь так много людей. — у Пи Пхаю был очень спокойный голос. И это успокоило Ская. Рейн подхватил друга под руку и поволок в зал керамики. *** Из-за подготовки к выставке Прапай и Скай пропустили две встречи подряд. И альфа совершенно потерялся. Пока удавалось встречаться регулярно, он бросил пить таблетки доктора Кхумсири, а теперь и не подумал о том, что их стоило принимать для приглушения симптомов. Пьянка с Пхаю обломалась, а сам он в субботу не выдержал в клубе даже получаса — свалил домой в бешенстве, когда незнакомый полураздетый омежка полез к нему в штаны потной шершавой ладошкой. Пай и раньше такое не любил, но теперь, отравленный истинностью и ароматом персика, чуть не обблевал пьяненького пошляка, скинул его на низкий стол с шотами, к которым даже толком не притронулся, и сбежал домой, где и пил почти до утра персиковый ликёр с водкой. Иначе заснуть не получалось. Зуд, от которого он мучился в самом начале поисков истинного, вернулся в двойном размере. На работе он запирался в кабинете с самого утра и общался с подчинёнными исключительно по переписке. Иначе боялся сорваться и наорать на ни чём неповинных людей. Дома тоже запирался у себя. Но там если кто и замечал его состояние — дворецкий. Папа с головой ушёл в свою выставку, а отец, как и всегда, мало интересовался состоянием сына, пока об этом не публиковалась статья в прессе. В день открытия выставки Пай был дома и снова пил. После второй бутылки старого виски, который он усердно закусывал персиками, настроение из умиротворённого и расслабленного внезапно стало жалостным. Только что Пай думал о том, что вкус виски неуловимо поменялся в последнем принятом на грудь стакане, о том, что купленные отцам подарки в этом году даже ему самому нравятся, что его лучший друг того гляди обзаведётся семьёй, как… Снова виноват Пхаю со своим рыжим чупа-чупсом, которого то и дело облизывает взглядом, когда бы Прапай не заглянул к нему в кабинет — то живого, то на фотографии в телефоне. Сам он так не может. Сам он до сих пор даже не коснулся своего истинного. И да, то, что было тогда в клинике, не считается. Оба были не в себе, оба были несчастны. Оба были в шоке. Ему бы вот так, как у друга с омегой — чтобы аж из кабинета выносило феромонной волной счастья. Говорят, истинные — самые счастливые пары. Ага, расскажите этому альфе, какой он счастливый. Пай сидел на ковре и хныкал. Ему было ужасно жалко себя, такого ненужного, одинокого и несчастного. Он потянулся к телефону и уставился на присланное фото. Красивый. Нежный. Притягательный. А в глазах всё равно видно каплю панического страха. И ощутил фантомную горечь миндаля на рецепторах. Так часто слышал, что она уже въелась в него. Он бездумно тыкнул в вызов пальцем. Надеялся услышать хотя бы голос. — Да! — услышал, да не тот. Последний созвон был с Пхаю. Судя по эху, Пхаю врубил его на громкую связь. — Привет, дружище. — выдохнул с ноткой горечи. — Гуляете? — Домой едем с выставки. Ты пьян? — Ну ты же не захотел. Я решил, что справлюсь один. — Справился? — Нет. — к горлу подкатил нехороший ком, и Пай простонал прямо в трубку, сглатывая его. — Что-то мне фигово… — Ты сколько выпил?! — в голосе Пхаю прорезалась тревога, а на заднем плане Пай уловил знакомый голос. Но решил, что ему просто примерещилось. — Две… Три… Нет, третью только открыл… — он осмотрелся, дважды пересчитав бутылки на столике. — Охренел? Мы едем к тебе! — Пай протестующе булькнул снова накатывающей тошнотой, отбросил телефон и, сшибив по дороге столик с бутылками, на четвереньках ломанулся в туалет. *** Скай сел в большую машину Пхаю подальше от водителя, а Рейн ему ещё и подушку, валявшуюся в багажнике, выдал. Он заслонился ею, обнимая и собираясь потерпеть те полчаса, что они будут ехать до дома. Рейн весело щебетал что-то о выставке, потрясающих картинах, лучшем художнике Бангкока, а Скай отсчитывал секунды. Как и говорил доктор Йим — если чем-то занят, то становится легче ждать. Даже подарил ему смешные резные чётки, каждая пятая бусина с рельефом. Сейчас Скай теребил чётки в подрагивающих пальцах, чтобы не думать о том, где он и с кем находится. «… шесть, семь, восемь…» — внезапно зазвонил телефон Пхаю, висящий на панели машины. Водитель, не глядя принял звонок на динамик автомобиля. — Привет, дружище. — Скай похолодел от услышанного голоса. Они очень мало говорили с Прапаем, но он всегда слышал его бархатный, очень мягкий и уверенный голос, который медовым сиропом лился в уши. Сейчас тот же голос был пронизан болью и неуверенностью. Запинался и дрожал. Скай, слушая голос альфы, только сейчас осознал, что последние три дня вообще не встречался с истинным и пропустил их обязательные феромонные встречи. Поэтому тот сейчас такой потерянный и разбитый? — Что-то мне фигово… — и Скай тихо вскрикнул, подаваясь вперёд. А Рейн обернулся к нему, блестя в темноте салона встревоженными глазами. И все они сейчас согласны с Пхаю, который говорит: — Мы едем к тебе! — и разворачивается в нарушение всех правил, начиная гнать в направлении дома Фаттира. А из трубки слышен грохот падающей мебели и звон стекла. И это совсем не добавляет спокойствия.