Фруктовая корзинка

Когда Скай вернулся из клиники домой, у него на руках были брошюра Паначая, курс лечения и план посещения доктора Йима. И бесконечный чат с Прапаем. Пришлось даже отключить звук на телефоне, чтобы не дёргаться каждые пять минут на звонкое «блям!». Первый сеанс с Пи Йимом был уже на следующий день, и, поскольку Скай с Рейном в этот день работали в кафе, сеанс был назначен на вечер. Пи Вайю тоже писал Скаю о том, что им нужно поговорить, но омега попросил отсрочку. Он не был готов. Ни к чему из того, что происходило сейчас вокруг него. Рейн с возвращением друга домой превратился в заботливую наседку и готов был кормить, мыть и петь колыбельные Скаю 24/7. Он перестал отвечать Пи Пхаю на сообщения в Лайне и звонки, пока Скай твёрдо не пригрозил, что сбежит от такой опеки в Нан. Но фрукты Рейн всё равно нарезал и сложил в контейнер. Первый сеанс с Пи Йимом прошёл так себе. Они оба кружили вокруг болезненных тем прошлого, словно не решаясь вскрыть то, что нарывало внутри очень давно. С того дня, который Скай провёл в объятиях альфы, боль увеличилась многократно и мешала спать и дышать, давила на сердце почти физически. Скай подозревал, что это связано с его проснувшейся некстати репродуктивной системой. Что его внутренняя потребность размножения и разбушевавшиеся гормоны сделали его слабым и плаксивым. У книжки Паначая и доктора Йима на эту тему было совершенно иное мнение. Скай не желал признавать «одержимость» Прапаем, как он это называл. И то, что альфа был в очень похожем положении, его нисколечко не трогало. Ни-ско-леч-ко. Совсем. Прапай, пользуясь строгой рекомендацией, прописанной даже у обоих в выписке из клиники, старался видеться с омегой не менее часа. Скай — не более. В совокупности выходил час. Пи Сом в кафе назначал этот час на время перед закрытием или сразу после открытия кафе и отводил небольшой угол, отгороженный ширмой. За нею, рисуя, чтобы снять лишнее напряжение, сидел нервничающий Скай, а по эту сторону за обычным маленьким столиком, не умолкая ни на минуту, ёрзал Прапай, стараясь прожечь взглядом дыру в плотной ткани и раздувая ноздри от сладкого аромата, который мог распознать только он, слишком слабым и поверхностным пока был феромон омеги. Но по прошествии недели аромат Ская стал заметен не только истинному. На Ская стали посматривать и другие альфы. Это пугало омегу, а альф, почуявших миндальную горечь его страха, заставляло поддаваться инстинктам. Пара случайных горячих взглядов, и Скай уже писал доктору Йиму, взывая о помощи. — Привет, Скай. Что у тебя случилось? — Йим был встревожен тем, что омега внезапно попросил о внеочередной встрече. — Они смотрят. Я пахну, и они смотрят. Я не хочу. — он сегодня с утра в голове складывал эти слова, стараясь уместить в минимум звуков максимум смысла. Скаю было мучительно стыдно признавать то, что он вызывает похоть в посторонних. — Альфы слышат твой запах? — осторожно стал раскручивать происходящее Йим. Он за пару сеансов понял, что Ская нужно разворачивать очень осторожно, как рисовый пирожок, чтобы не потерять ни крошки смысла из его лаконичных речей. — Тебе не нравится, что тебя чувствуют? — Да. Да. — как же легко, когда есть кто-то, кто может тебя понять. — Ты хочешь, чтобы никто не слышал твой запах? Никто? Скай задумался. Его запах утешал Рейна, когда тот утыкался острым носиком ему в плечо посреди ночи, не просыпаясь от очередного кошмара. Запах давал Прапаю возможность проживать день за днём, не сходя с ума от неутолённой тяги — так говорил он сам при каждой встрече. Запах… Ему самому он тоже стал нравиться — лёгкий, фруктовый, освежающе-сладкий… Но альфы! — Я… Не знаю. Боюсь. Йим едва заметно улыбнулся. Скай начал принимать свои чувства. Более того — он приоткрывал их другому. Боялся. Его прошлое отчаянно мешало настоящему и будущему, и Йим страстно желал, чтобы Скай освободился от своего плена. — Чего? Ты боишься, что они нападут? — Н-нет… — казалось, Скай сам удивился тому, что сказал. Он наморщил лоб, подбирая слова. — Я… заставляю их. Выпрашиваю. Грязное. Будда! Йим едва не задохнулся в зловонии этой лжи! Такой знакомой, такой оставленной позади, что почти забыл о том, что она была и в его жизни. Выпрашивать грязное. Быть отвратительным по рождению. Мерзость генетическая. Он вздрогнул, и чтобы скрыть от Ская своё состояние, отошёл заварить им обоим чая. В то же время половина его сердца ликовала — впервые Скай заговорил об этом открыто. Поставив перед омегой чашку янтарного напитка с кусочками льда, он снова сел на своё место. — Ты имеешь полное право не верить мне, Скай. Мы с тобой врач и пациент. Но я искренне расположен к тебе. Ты не можешь никого ни к чему принуждать. Ты не можешь быть грязным. Ты — замечательный и чистый человек. И дело здесь вовсе не в твоём запахе. Все омеги пахнут. И это говорит о том, что они здоровы и полноценны, счастливы, радостны. Страх и боль тоже отражаются в запахе, поэтому альфы могут реагировать на них немного тревожно, думая, что нужна их помощь или защита. — Помощь? Защита? — Скай искренне не понимал. Зачем альфе защищать случайного омегу? Откуда в запахе страх? В его запахе тоже он есть? Значит, Скай не привлекает альф, он требует от них защиты? Ещё не легче. Он понурился, чувствуя себя ещё более виноватым. — Альфы — это прежде всего защита и помощь. Большую часть времени рядом с омегой. И лишь потом — половой интерес. — Йим заметил, как по телу его пациента пробежала дрожь. Страх? Отвращение? Боль? — Что ты чувствовал, когда они смотрели? — Я… Хотел спрятаться. Перестать выпрашивать. — спазм сжимал горло, мешая говорить, и Скай глотнул из чашки прохладный настой. Стало легче дышать, но внезапно захотелось плакать. Доктор Йим отстранился от него, давая больше личного пространства, и Скаю не показалось, что его отталкивают — Пи Йим по-прежнему не отводил от него тёплых и понимающих глаз, поддерживая связь. — Что ты выпрашиваешь, Скай? — Взять… Меня. Прошу. Брать. Всегда просил. Только меня. — он обхватил себя за плечи и сложился пополам от невыносимой боли, обжегшей его сразу вслед за сказанными словами. Это он, он сам всегда вымаливал у Гана каждую их ночь, каждый их секс, каждый их раз, становящийся всё более и более отвратительным. Он сам ложился под других, чтобы получить хотя бы осколок одобрения, хотя бы обрывок ласки, искру внимания. Хотелось содрать с себя кожу и кричать, пока внутри всё не разорвётся. Тёплые руки коснулись и бережно обняли. Йим поглаживал сжавшегося мальчика по плечам, ужасаясь тому, сколько боли нёс он в себе до сих пор. — Ты просил не этого, слышишь? Ты всегда и всех просил совсем не об этом. Ты был ребёнком, который не знал любви и заботы. Именно о них ты просил. Любовь и забота, которые нужны каждому из нас. И в них нет ни капли грязи и стыда. То, что тебе вместо них давали помои — не твоя вина и не твоя ответственность, Скай. Ты нуждался в любви. И у тебя теперь она есть. Попробуй почувствовать её, распознать вокруг себя. Попробуй научиться принимать. Скай шевельнулся в коконе рук, и Йим тут же отпустил его, позволяя сесть удобнее. Брошенный украдкой взгляд — в глазах доктора Скай увидел слёзы. Не жалости к нему — сострадания. Словно в чём-то их боль была одинаковой. — Как почувствовать? — Есть люди, которые тебе дороги? — Рейн. — Что ты чувствуешь, глядя на него? — Заботу. Тепло. Радость от его радости. Злость, когда ему плохо. — Как думаешь, есть ли в твоём окружении люди, которые могут испытывать похожие чувства к тебе? — Рейн. — Скай задумался. Он не хотел кривить душой и ограничиваться только другом. — Кхун Вайю. Пи Сом. Пи Сиг… кхун Прапай? Имя альфы он произнёс вопросительно и с долей страха. Но не сказать о Прапае, который постоянно спрашивал о его самочувствии, дарил маленькие милые подарочки, передавая их то через Пи Сома, то через Рейна, пытался смешить случаями из жизни и анекдотами, он не посмел. — Думаю, их может стать ещё больше, Скай. Ты прав, все эти люди любят тебя. По-разному, но любят и готовы заботиться о тебе. А ты? Готов принимать их заботу? — Я не знаю. — он только что выяснил страшное: он не одинок. И груз этого знания снова лёг на хрупкие плечи. Чтобы продолжить им всем нравиться, нужно ведь соответствовать их ожиданиям? — Не бойся. — Я должен это принять? — А ты хочешь? Скай поморщился. Вопрос ему не нравился. Ему не нравилось хотеть. Хотеть — это слабость. Хотеть для себя — слабость вдвойне. Слабым становиться было страшно. Но разве Пи Йим — слабый? — А вы хотите? — Йим удивлённо вздёрнул брови, услышав вопрос. — Вы хотите принимать? — Да. — он ответил омеге максимально честно и предельно чётко. — Я принимаю. Я вижу и принимаю заботу и любовь. Я знаю, что такое законы и рамки условной любви, и выбираю ту, которая относится ко мне самому, а не к тому, что готов человек обменять на свою заботу. — Вам не страшно? — Скай едва слышно задал этот вопрос, считая его грубым и слишком интимным. — Нет. Я счастлив, что принимаю чувства другого. Ты боишься принимать чувства Рейна? — Н-нет. — Скай задумался, почему ему самому не приходило в голову оценивать незнакомые чувства с помощью своих отношений с другом? Ведь так становилось гораздо проще. Страх в его душе стал меньше, и рядом поселилось ощущение благодарности всем, кто помогал ему с того самого момента, как он сбежал… Нет, даже немного раньше. — Скай, не думай больше о том, что ждут от тебя взамен на своё расположение. Просто попробуй быть благодарным. И не бойся. Рядом с тобой всегда есть люди, которым ты дорог. Помни их всех. Вернувшись домой, Скай забрался в душ и отмокал там добрых полчаса, смывая со спины липкий пот страха и боли. Вместе с ним стекали с него напряжение и настороженность. Почему он назвал Прапая? Ежедневный обязательный час обмена феромонами до сих пор напрягал, но последние дни не вызывал паники, прописавшись в размеренном распорядке дня омеги, влившись в рутину. Рейн часто задерживался и являлся домой, благоухая дождём и яркой мятой, цветя алыми щеками, но Скай не возражал, ведь плохого ничего не происходило. А Прапай? Навязчивый, как вечерние комары, липкий как рис, слишком тёплый, слишком громкий. Даже его шёпот казался Скаю грохотом, стоило лишь альфе шепнуть «Скаюшка». Или это грохотало его собственное сердце? Услышав от Йима про то, что всё время он хотел совсем не того, в чём себя винил, Скай вспоминал и пытался посмотреть на своё прошлое иначе. Он хотел утвердиться в чём-то столь же сильно — правда или ложь была в его жизни в банде? Он вспомнил бету-повара, который подкидывал ему в детстве рисовые колобки, в которых часто прятались то кусочек мяса, то крупная креветка. Горничного, который приносил ему крем от синяков и помогал смазывать шрамы на спине. Охранника, который, единственный из всех, когда уносил Ская в комнату, бережно оборачивал влажной простыней, чтобы она не прилипла к ранам и скрыла измученное тело от посторонних взглядов. Даже в аду были люди, которые как могли, заботились о нём, не ожидая ничего в ответ. И были те, другие, ради которых он ломал себя. Те, что обещали ему любовь, как часть платы за боль и страдания. Почему так? Дело было в нём? Или нет? Разогревая ужин и потряхивая влажными волосами, чтобы высохли побыстрее, Скай услышал звонок телефона. — Привет, Скаюшка. Ты не отвечал, и я волновался. — голос из трубки тёк сладкий, как сироп, но на кончике языка Скай чувствовал лёгкую горечь. — М. — Ты ведь был сегодня в клинике? Я поэтому и не спешил тебя беспокоить. — М. — слова Пи Йима снова всплыли в памяти. «Попробуй почувствовать». Он ещё сомневался, но… Прапай волновался о нём. Знал о его распорядке дня и не беспокоил, пока Скай был у врача. Говорил сам, зная, что омеге пока тяжело участвовать в диалоге. Забота. Любовь. То, чего он безуспешно искал совсем не там. — … папа хотел увидеться, ты же не против? — голос Прапая вырвал его из раздумий, но смысл услышанного он не понял. — Что? — Папа попросил меня сказать тебе, что скоро рождественская благотворительная выставка, и он хотел обсудить её с тобой так, как тебе будет удобнее, но желательно скорее. — Завтра. — Я могу привезти тебя! — Прапай сам поперхнулся словами, поняв, насколько они неуместны, но… — Да. Привези. — Скаюш… — голос угас в трубке, как только Скай сбросил звонок, опешив от собственного внезапного решения. Полчаса или даже час наедине с Прапаем в машине? Он с ума сошёл? Зачем?! Но… Ему казалось, он видит, как одобрительно кивает Пи Йим. Как тепло обнимаются Пи Сом и Пи Сиг, гордясь им. Как Рейн радостно улыбается. Почему? Ведь он делал это не для них. Они не просили его. Не требовали взамен своей заботы. «Я приеду завтра в десять утра, мой персик! Будь готов. Можешь не завтракать, и тогда я угощу тебя вкуснейшими куриными шашлычками и фрикадельками!» — моргнуло на экране смартфона сообщение, упавшее в Лайн. И следом другое: «Ничего не ешь с Прапаем, я сам приготовлю тебе завтрак!» от кхуна Вайю. Вспомнив гостеприимный дом старшего омеги, Скай не удержался от улыбки и достал из микроволновки давно разогревшийся ужин. Хлопнула входная дверь, и в квартиру ворвался запах дождя и мяты вместе с заплаканным Рейном. — Ска-а-ай! Я ему совсем не нужен!!! — друг чуть Ская с ног не сбил, кинувшись на шею.