In pursuit to fireflies

      Шин сидит, тяжело дыша, пот градом стекает с ее лица, шеи, катится по напряженной спине, впитываясь в спортивный топ, который можно уже выжимать. Она нервно сглатывает, сил нет даже обновить растрепавшийся хвостик на голове, а потому, девушка попросту сидит на земле, устроив локти на коленях. Летящую в нее охлаждающую бутылку с водой ловит быстро, впиваясь в нее когтями, дырявя. Не вынимает их, чтобы вода не вылилась, свободной рукой открывая крышку и заливая в рот, позволяя воде стекать по подбородку ниже.       — Дыхание в норме? — Басит отец, на что Рюджин согласно мычит. — Голова не кружится?       — Нет, нормально.       — Легче стало?       — Не особо, — брюнетка оглядывает потертые ладони, на которых краснеют мозоли, что совсем скоро затянутся. Она стучит по большому набитому гантелями и гирями, рюкзаку, к которому прикреплены дополнительные ремни. — Сейчас подышу и выше поднимемся.       — Хочешь на верхушку горы забраться? — Интересуется отец, что, судя по шороху одежды, уже накинул на себя вещи. В отличие от дочери, которая бегом поднималась по склону, таща на своей спине эту огромную ношу, пока ремни натирали плечи и ладони, отец предпочел передвигаться в волчьем обличии с сумками на спине. Первый час Шин честно была уверена, что не выдержит, но стоило разозлиться как следует и вот, достаточно далеко забралась, хотя, мышцы сильно забились. — Нет уж, на сегодня с тебя хватит. Мы оббежали большую часть территории, плюс ко всему, ты успела забежать сюда. Уже темнеет, да и за эту неделю, ты пашешь как не в себя, можно дать себе передышку. Ты заслужила.       — Не хочу, — Шин младшая рычит, выливая остатки воды на голову, прикрывая глаза.       — Рюджин, прекрати закрываться в себе. Ты тогда так напугала нас с мамой, я сначала подумал, ты напала на кого-то, лишь после шока заметил, что это твоя кровь. Разодрала себе всю грудь, руки, ноги.       — Ты же знаешь, почему. — Сухо отвечает дочь. Мужчина согласно мычит. — Ну и что тогда за вопросы?       — Ты же навещала ее, — напоминает отец. — А после, вернулась разъяренной и пошла сразу отрабатывать удары и контроль над злобой. Что-то увидела?       — Увидела, — Шин морщится, отгоняя неприятные воспоминания. Да, она, и правда, пошла сразу на следующий день посмотреть, как Йеджи. Только вот запах старшей оказался далеко за пределами школы, прямо у дома этого треклятого Дунхена. Она хотела уйти сразу, но ревность взяла вверх, а потому, затаившись где-то в кустах, Шин наблюдала всю красочную полноту картины. Как они смеялись, дурачились, как парень понтовался с этим ружьем. Только вот окончательно довел ее момент, где Йеджи неумело стоит, едва ли удерживая крупное огнестрельное оружие, то и дело сомневаясь, стоит ли нажимать на курок. И конечно, этот «джентльмен» не удержался, подходя со спины, прижимаясь к ней, под предлогом того, что просто поправит ее стойку. Рюджин ощущала все, слышала, как бились их сердца, ощущала запах возбуждения от Дунхена, смущения от Йеджи, своими глазами видела, как его пах прижимался к заднице старшей. Не лучшее зрелище, особенно для того, чтобы учиться контролировать себя. Конечно, несказанно радовало то, что она еще в тот миг не разорвала его на клочки. Но остальных позитивных моментов не было. Совсем не было.       — Я так понимаю, то что я видел на поляне, не все убытки леса за тот день, да? — Догадывается отец, кидая вторую бутылку воды. Шин и ее ловит, на этот раз без когтей. Уже лениво и просто обливаясь водой, позволяя той стекать по темными волосам. — Не будешь рассказывать?       — Не горю желанием, — цедит Рюджин, сминая пластиковую бутылку до размеров небольшой лепешки. Отец вздыхает, ставя руки в бока и следом глубже вдыхая горный воздух.       — Ты больше не ходила к ней, — как бы невзначай замечает мужчина.       — Да.       — Да, — эхом вторит он. — Знаешь, когда ты делаешь импульсивные поступки, я хотя бы понимаю их природу. А когда запираешься в себе и работаешь на износ, почти не спускаясь к столу, это начинает напрягать страшнее твоих всплесков. Чем сильнее подавляешь себя, тем больше отдача.       — Если я не буду подавлять, тогда точно стану убийцей, — закатывает глаза Шин. — А вы с Юци и так не уверены в том, была ли я той ночью причастна к смертям или нет.       — Только теперь, ты сама веришь в то, что можешь убить, а вот это уже звоночек. Кто-то кричал, что никогда не тронет Йеджи. Разве я не прав? — Зачесывая волнистые волосы, произносит мужчина. Шин ведет когтем по земле, рисуя круг.       — Кто сказал, что я говорю о ней? — Отец кривит губы, замечая загоревшиеся алые глаза. — Расслабься, я контролирую себя. Просто была интересна твоя реакция.       — Не до конца контролируешь, важная пометка, — поднимает указательный палец старший. — Так и кого ты хочешь растерзать?       — Растерзать это мягко сказано, — Рюджин ведет вдоль круга, как бы деля на два. — Мне же запрещено, убийства это плохо. — Отец усмехается. — Что?       — Описание такого кровожадного преступления простым «плохо» от альфы, что только начала брать себя в контроль, звучит многообещающе.       — Боишься, что я могу слететь с катушек и загрызть всех?       — Не исключено, — признается мужчина. — Ты знаешь, я смотрю со своей стороны. Как чистокровный оборотень. Я знаю много историй.       — Я помню, спасибо, но пока в список сумасшедших даже карандашом себя не записала. — Диалог заходит в тупик и каждый думает о своем. Шин старается гнать все мысли о Хван прочь, вот только, это получается с большим трудом. Отец, наверняка, размышляет, какие бы еще идиотские упражнения выдумать. Додумался тоже, набрал гору шишек и мол, перекладывай их по одной в другую кучу. Ну и что, она целый день ходила туда и обратно, а когда закончила, услышала, чтобы теперь, повторила. Как таскание огромной кучи шишек и камней поможет ей в контроле? Это порядком раздражало, но возникать сил не было. Лучше уж делать бесполезную чушь отвлекаясь на задания по контролю и усилению физического тела, чем думать о старшей, которая даже не пишет ей. Хах, еще бы она писала….       — Обращайся, обратно если даже бежать, то ты выдохнешься на половине пути. В форме волка ты выносливее, так что, — он демонстративно отворачивается, пока Шин вздыхает.       — Рюкзак оставим?       — Нет, там же дополнительные ремни, которые регулируются, я закреплю их на тебе и обращусь сам. У меня-то груза поменьше, почти все бутылки кончились, еще часть ты любезно утрамбовала. И в зубах дотащу. — Разминая плечи, отвечает отец, пока младшая стягивает одежду, чтобы не рвать лишнюю.

***

      Объятия ночи — то чего боится Шин. Раньше она всегда ее любила. Лунный свет, что едва ли протискивается через щелку от штор в комнату, падая на пол, ни капли не глушит мысли в голове. Словно спорит сама с собой, натыкаясь на одну и ту же преграду. Чертов мозг, если бы его только можно было выключить, чтобы немного поспать. Только вот, от этого внутреннего спора, глаза предательски алеют, а когти вновь заостряются так, что на полу остаются борозды. Девушка лежит, ощущая невыносимую боль от сопротивления. Если бы только оборотни умели выбирать. Только одна возможность, и та отнята силами свыше. Ведь они не могут выбрать сами. Это происходит спонтанно, ты просто осознаешь — это твой партнер. Ни больше ни меньше.       Почему именно она? Почему не кто-то другой? В мире так много различных интересных людей. А здесь свет клином сошелся на девушке, которая толком ничего объяснить не может! Лишь прячется, путается в себе и пропадает из поля зрения. На человеке, из-за действий которого кислород то пополняется, то случается огненное удушье, что прожигает легкие и внутренние органы. Из-за чего ты теряешь себя, мысли судорожно переплетаются, и ты готов бежать так долго, как выдержит тело, ползти если потребуется, стирая ноги в кровь и оставляя на коже ладоней лишь рваные раны. Готов перевернуть мир с ног на голову, достать с неба звезду, все что только заблагорассудится, только скажи.       Почему не кто-то другой? Тот, кто даст все необходимое. Почему именно она? Да таких миллионы! Словно подобный типаж больше не водится на улочках мира, разгуливая спокойно. Только они не она. Не она. Не та девушка, которая так отчаянно нужна для Рюджин. Которая заменяет ей кислород, заставляет подниматься по утрам, ощущать себя живой. Почему она? Что в ней такого особенного?! Почему из-за нее внутри все раздирается в клочья, грудная клетка отдается спазмами, а в горле стоит ком, который хочется поскорее оттуда убрать. Слезы беспорядочно катятся по щекам, пока девушка просто сворачивается в клубочек, желая разодрать свою грудь, лишь бы адская боль прекратилась. В прошлый раз она именно это и сделала, перепугав семью своим видом, но сейчас ранить себя не кажется лучшей идеей. Все равно ничего не поможет. Руки безвольно дрожат, а искусанная нижняя губа ноет, но она продолжает цепляться зубами за кожу, отрывая ее. Ее трясет, перед глазами муть, а внутри ураган. Она не может держаться. Ее разрывает изнутри, мозг вспыхивает яркими вспышками, причиняя еще больший дискомфорт. Подушка вся промокла, а рыдания не прекращаются, давя на виски и заставляя взвыть. Когти сильнее впиваются в пол, оставляя новые борозды. Почему она?       Рюджин не может и сама ответить себе на этот вопрос. Словно ее привязали к ней, заставили испытать все чувства разом. От гнева до пылающей любви. Еще немного и тело не выдержит перенапряжения, челюсть уже сводит, как, впрочем, и кисти, которыми она цепляется мертвой хваткой за подушку, надеясь, что так станет хоть чуточку лучше. Она готова метаться по постели, сдирая одеяло, простынь, разорвать рубашку на себе, чтобы когтями впиться в кожу. Выцарапать сердце. Физическая боль уже не кажется такой страшной пыткой, как то, что брюнетка проживает прямо сейчас. Она согласна на все. Все что угодно. Лишь бы Йеджи оказалась сейчас рядом. Обняла ее. Успокоила. Даже блять просто молча посидела рядом. Главное, чтобы она была здесь. Отдать все за это, проститься с жизнью, но лишь бы коснуться чужой кожи, оказаться в теплых руках, позволяя слезам мочить чужое плечо.       Вторая часть совершенно против, она отстаивает свои границы, стараясь переубедить мечущуюся девушку. Врет сама себе, понимая, что уже не верит. Йеджи не нужна. Плевать, что с ней будет, куда она денется, с кем будет, плевать на нее. Найдет себе еще лучше. Не найдет.       Рюджин не будет даже пытаться искать. Потому что то, что она сейчас переживает, дает ей понять глубину того, как сильно она влипла. Она готова пойти на все, лишь бы Хван осталась рядом с ней. Сделать все, что потребуется. Измениться, стать той, кто бы понравился Йеджи. Разве она ее любит? Нет же. Конечно нет. Это все просто эмоциональный всплеск из-за стресса. Ничего более. Ей хорошо и одной. Ей никто не нужен. Нужен.       Она проживет жизнь одна. Раньше была одна? И ничего, привыкла. Правильно? Конечно же. Это все просто стресс, выдумки. Желание любить. Она не может настолько страдать из-за человека. Йеджи не единственная девушка на планете. Не та, единственная, с кем она хочет прожить всю свою жизнь, конечно нет. Не та единственная, кого она хочет видеть с утра рядом. Не та единственная. Единственная.       Если ей так хочется, то может вообще уйти из ее жизни. Скатертью дорога! Только не уходи. Раз ей так плевать на Шин, то ради бога. Прошу останься. Это ничего не меняет. Меняет. Это меняет все.       Рюджин глушит скулеж, зажимая рот рукой и едва ли сдерживаясь от того, как ей больно. Почему так больно? Больно. Ей адски больно. Йеджи не нужно ударять, чтобы причинить такую боль. Боль. Почему из всех людей на планете? Это что, злая шутка судьбы? Это просто насмешка от Фортуны, что решила посмеяться ей в лицо, ткнув за затылок в таз с водой, заставляя захлебываться собственными слезами. Ей так больно. Она не может соображать. Конфронтация двух внутренних состояний заставляет ее чувствовать себя больной. На голову, мать его, больной. Так почему именно эта девушка так влияет на нее? Что в ней такого особенного? Словно они связаны, но эта нить душит лишь Рюджин, пока Хван живет полной жизнью, наслаждаясь благами этого мира. Пусть она будет проклята. Пусть делает, что хочет. Проваливает из ее жизни. Не уходи. Не бросай меня. Мне страшно.       Да, Шин плевать. Не плевать.       Это просто какая-то там девушка, пф-ф. Она не всемирно известная модель, не айдол или актриса, по которой стоит так убиваться. Она просто есть. Зачем же так страдать, изводя себя. Почему она? Что Рюджин сделала такого, чтобы так погибать, ударяя по кровати сжатым кулаком и надеясь, что с утра, все это, любовь, эмоции, боль, уйдут. Покинут ее, как и Йеджи. Хван же тоже когда-то уйдет полностью. Наверняка уйдет. Она не может ее любить. Даже сейчас старшая ничего не делает. Хоть бы спросила. Просто поинтересовалась. Но нет, она полностью поглощена чем-то другим. Или кем-то. Кем-то, кто достойнее Рюджин, кто лучше нее самой. Скажи, что это не так. Пожалуйста, сделай хоть что-то, чтобы изменить мое мнение.       Рюджин чертыхается. Она сама во всем виновата. Если бы не ложь и тот неудачный разговор все было бы иначе. Только Шин виновата. Словно добыча, что попалась в капкан, истекая кровью и пытаясь выбраться без потерь. Была бы это конечность, у нее был бы шанс на выживание. А сейчас, шанса нет. Как бы она не отрицала и не оспаривала сама себя. Не доказывала другим и не внушала себе. Что-то внутри ее держит. Якорь, нить, цепь. Она просто не может уйти, пропасть из жизни Йеджи. Но и если та пропадет, то Шин не выдержит. Эта безумная связь рушит все. Все грани дозволенного, здравые смыслы, чертоги адекватности. Она то и дело проверяет экран телефона, надеясь увидеть хотя бы одно смс. Хоть что-то. Покажи мне, что я тебе правда интересна. Что ты не лжешь мне. Скажи, что примешь меня любой.       Младшая уже не уверена в том, что здорова. Разве у здоровых людей есть такая безумная тяга? Пускай, у оборотней все устроено иначе, но она лишь частично оборотень. Так какого черта? Почему в историях отца, все выглядело не так губительно? Может, о такой любви когда-то слагали поэты и музыканты? Почему внутри все жжет, а конечности до одури ледяные? Она не хочет писать первой. Не хочет идти к дому старшей, чтобы увидеть ее силуэт хотя бы в окне. Хочет.       Она готова сорваться, прийти самой. Унижаться, валяться в ногах. Это ли не нездоровая херня из записок любого лечащего мозгоправа? Шин готова прямо сейчас, в черти знает сколько ночи, выбраться из темной маленькой комнаты и прийти. Сделать снова все самой. Сделать хоть что-то. Нет, это безумие, созависимость. Так нельзя. Почему же ей так больно? Почему раньше такого не было? Почему она?       Рюджин снова сжимается от боли, а после резко подскакивает в немом крике, сжимая кулаки и жмуря глаза. Выгибается в пояснице, надеясь, что боль хоть немного затихнет. Не она ли зарекалась о том, что ей плевать на людей? Не она ли громче всех заявляла, что любовь для слабых? Что это все бредни и нельзя всецело отдаваться какому-то человеку. Так, может это ее карма? Ощущать боль, что пронзает все тело, заставляя чуть ли не дрожать, легкие сжиматься от нехватки воздуха, а голову болеть. Она сможет прожить без Йеджи. Не сможет.       Она же просто игралась с ней, никогда не предполагая, что это может привести к подобному. Ей настолько плохо, что девушка готова пойти на все, лишь бы стало чуточку легче. Чувствовала ли Йеджи хоть раз подобное? Было ли ей настолько же больно? Важна ли для нее Рюджин хоть на йоту того, как она важна для Шин.       Конечно, силой никого не удержишь. Ничего не сделаешь. Если ей и правда плевать, она уйдет, бросит Рюджин одну, потому что так будет лучше. Это же просто чувства, они же не могут быть настолько сильными. Шин такими темпами поверит во все. Просто потому что ощущение, будто ее привязали к Йеджи. Словно они связаны. Как бы она не смотрела на других, как бы не пыталась сделать что-то. Ее все равно неведомой силой тянуло к старшей. Что бы та не сказала и не сделала. Как бы далеко не была. Сеул, другой континент, хоть планета. Это невыносимо. Ее так сильно тянет, а она даже не может объяснить отчего. Они же полярные люди, разные полюса, совершенно непохожие. Да, у них есть общие интересы, да их цели в жизни могут быть синонимичны, только вот, легче не становится. Наверняка, в мире есть человек, который мог бы дать Рюджин все то, чего так хочет ее сердце. Только вот, так называемое сердце, кажется, свой выбор уже сделало. Причем очень давно, насильно приковав девушку ко дну. И Шин ничего не может ему предложить, как-то отсрочить наказание или хотя бы смягчить его. Словно Йеджи ее личное проклятье, которое в момент их знакомства пустила яд по венам, что сейчас отравил весь организм, поражая невидимыми струпьями и открытыми ранами, которых, кажется, становится все больше.       Если бы душевные раны были видны, Шин бы умерла от потери крови. Прямо здесь на кровати. Даже ее бешенная регенерация не спасла бы. Она была уверена, что ей плевать на Йеджи. Все это так, легкая симпатия. Просто выдумка. Ну может быть, влюбленность. Не более. Она до последнего не хотела верить сама в то, что говорила. Что она выбрала ее. Выбрала еще давно. Не может же такого быть, чтобы вот так, спустя долгое время, чувства вспыхнули словно чиркающая спичка. Как же она ошибалась.       Так почему сейчас не может представить будущего без нее? Нет, конечно, может, но оно не кажется таким же спокойным, уютным и приятным. Словно из него убирают краску, оставляя черные тона для работы и белые для бытовых дел. Все такое блеклое, сероватое. Хотя казалось бы сейчас, испытывая такую боль, не сказать, чтобы красный цвет ей хотелось видеть именно в виде ран.       Пугает другое. Что если бы вернулось время вспять и ей предложили вновь познакомиться с Йеджи. Она бы согласилась, не думая. Пока Хван здесь не было, Рюджин ярко делала вид что ей плевать, что она вся такая из себя независимая и далекая от чего-то в виде любви, Шин сама не заметила, как пропала. Попала в ловушку. Из которой сейчас не видела выхода. Уйти? Больно. Она будет корить себя еще долгие годы, что просто сдалась. Будет метаться, наверняка, вернувшись обратно к Хван через пару суток, осознав ее необходимость еще острее. Хотя куда уж больше. Внутренний волк и так скулит, желая прямо сейчас получить свое. Остаться? Больно. Но только, все равно чуточку легче, потому что это все еще Йеджи. Только вот, она ее боится, избегает, не хочет идти на контакт, но… Это ее Йеджи. Наверное, ее. С которой все должно быть хорошо. Должно. Вот только Рюджин сейчас — не хорошо. И с каждой мыслью ей все больнее. Это вряд ли можно назвать здоровым, вряд ли как-то можно на это и повлиять. Смириться? Она лучше умрет. Так будет менее болезненно. А Рюджин боится боли. Боится будущего. Боится того, что она не тот человек. Ей до безумия страшно и больно. И возможно, только Йеджи может залечить ее рану, которую сама непроизвольно и нанесла.       Если бы в тот день, Шин подумала головой. Сменила тему. Украла этот чертов свисток. Сделала бы хоть что-то, чтобы не допустить такого представления… Зачем-то еще на горячую голову, пошла говорить, зная, что обе не остыли. Что рана кровоточит у обеих и разговора не получится. Ей просто хотелось верить в то, что получится, как в второсортных романах и пресловутых дорамах. Где Йеджи смирится, примет ее такой, какая она есть. Только вот, разум прекрасно осознавал, что до этого, если такое, вообще возможно, еще очень долго.

***

             — Почти доброе утро, — хмуро встречает Юна, что одиноко сидит за столом. Рюджин кивает, тяжело вздыхая. — Ты весь пол исцарапала?       — Нет, а что? — Поднимает бровь старшая, осматривая содержимое холодильника.       — Да так, всю ночь по ушам ездила, даже без концентрации слуха, слышимость потрясающая.       — Где родители?       — Мама захотела беседку достроить, так что, папа там мастерит вовсю, сама она поехала в город, хотела закупиться. Муёль и Миен в школе, так как им там нужно появляться. Юци пошла на обход территории, полчаса назад примерно.       — А ты, значит, бдишь за мной? — Уточняет Рюджин сухо. Юна угукает, допивая, судя по запаху, какао. — Как твоя нога? — Беря остатки мяса с картошкой, спрашивает Шин.       — В порядке, полностью исцелилась, — Юна вздыхает. — У тебя сегодня тренировки?       — Вечером только, и то без отца, скорее всего, он дал мне передышку. А что? — Рюджин оборачивается.       — Ну и глаза у тебя, даже регенерация не помогает, выглядишь убитой, — замечает младшая, а после качает головой. — Ладно, не важно. Можешь помочь мне?       — С чем?       — Ну, ты поешь и я покажу, — закатывает глаза Юна. Рюджин оглядывает тарелку, понимая, что аппетита у нее и так нет, а потому ставит ее обратно, закрывая холодильник и мотает головой. — Как хочешь, тогда пошли, — оставив кружку на столе, девушка поднимается, быстро забираясь по лестнице. Старшая сестра спешит следом, совершенно не понимая, что задумала Юна. — Вот, — стоит им зайти в комнату, что забита всяким бесполезным барахлом, вроде тонн косметики, одежды и фигурок, младшая кидает на кровать всякие глянцевые упаковки. — Поможешь?       — Мы умрем от запаха раньше, — фыркает Шин, слабо усмехаясь. Юна повторяет за ней, пожимая плечами. — В связи с чем такие изменения? Захотела быть ближе? — Видя название на тюбиках, спрашивает сестра. Юна цокает языком.       — Просто, в голову ударило, вот и купила. Муёль съездил забрал все, так что… Он отказался мне помогать, ибо у него там личная жизнь кипит, свидание очередное, — пожимает плечами Шин младшая. — Так как?       — Ладно-ладно, давай сделаем, только не пожалей потом, — Рюджин вытягивает перчатки из упаковки, натягивая на ладони и осматривая.       — Только без когтей, я хочу остаться с кожей, — смеется Юна, на что получает довольный кивок.

      ***

      — Ну давай ты быстрее!       — Да я пытаюсь, блять, оно течет все…       — Пусть не течет!       — И как мне это сделать?       — Да пальцем ты убери! Холодно же!       Парень замирает у двери ванной, хмуря брови. Называется, пришел раньше домой. Он подходит к двери ближе, прислоняясь к ней ухом. Судя по разговорам это сестры. Что они там устроили?       — Ай-ай-ай! Рюджин! Больно!       — Да ты не вертись, а то вообще все слезет. Я же сказала, одень что-то ненужное.       — Это самая старая футболка!       — Бля-я-ять, — сокрушается Рюджин с рычанием. Муёль даже вздрагивает. Если бы это были не сестры, у него бы первой мыслью было что-то неприличное. Но не сошли же они обе от любви с ума настолько…       — Ну все, мы течем…       — Куда?!       — Ну судя по всему, вниз…       — Я говорила, что надо было больше порошка!       Муёль хмурится сильнее. Какой порошок? Что у них там, черт побери, течет? Явно не кран. Сантехники они обе так себе. Еще и отец целый день из мастерской не вылезает, если бы тут вода хлестала, он бы точно пришел. Парень уже приготовившись отчитывать обеих, резко открывает дверь и замирает на пороге.       — Убери! — Скулит Юна, дергаясь на стуле, пока осветлитель стекает по шее. Старшая сестра, нервно убирает длинные волосы наверх, стараясь хоть как-то зафиксировать их, при этом не уронив плошку, в которой был намешан какой-то состав. — Холодно!       — Терпи! — Рычит Шин, запястьем стирая следы на чужой шее. Она оборачивается, видя изумленного брата. — О, Муёль! Что встал? Принеси фольгу! Быстро!       — Да я…       — Муёль! — Кричат обе, и парень резко ретируется. Прибегает обратно, начиная отдирать фольгу и передавать Рюджин, которая возится с длинными прядями Юны.       — А я думал, это ты новую косметику заказала, — ошарашено тянет старший Шин. Брюнетка хмыкает, зажимая кисть зубами и морща нос.       — Ага, как же, — кое-как цедит Рюджин. — Господи, какой же убийственный запах, — ее глаза слезятся. — Помоги, а то я с этой длинноволосой буду до ночи возиться, — просит Шин. — Перчатки еще у нее в комнате лежат и принеси порошок. Там в баночке.       — Боже, — парень закатывает глаза. — Я пришел голодный, холодный, а уже запрягли! — Жалуется, пока идет, Муёль, зная, что обе сестры его прекрасно услышат и издалека. — Какая баночка из трех?       — Левая! — Кричит Рюджин. У него супер-слуха не было, так что, приходилось применять старую добрую силу голоса. — Большая такая!       — Понял, — бубнит брюнет, на ходу надевая и перчатки. Топает обратно в ванную, где Юна все еще морщится от ядреного запаха разведенной химии. — Так, что делать?       — Засыпь сюда еще немного, я скажу когда стоп, а после размешай прямо рукой и наноси на остатки волос, корни, я более менее, прокрасила, с горем пополам.       — Мама в обморок упадет, — фыркает парень, убирая крышку от банки и начиная сыпать, пока не слышит команды. Девушки лишь усмехаются. — Вы помирились?       — За те два часа пока разбирались, как все это делается, да. — Кивает Юна, заметно повеселев. — Только, она все еще больно тянет за волосы.       — Терпи, нехрен такие длинные патлы растить, мне как в них что-то прокрашивать? Я похожа на профессионала? — Ворчит Рюджин. Муёль лишь усмехается. — Как там твоя любовь поживает? — Интересуется младшая, переводя взгляд на брата.       — Хорошо, волнуется, что вас не видно в школе, но я говорю, что заболели. Поэтому из-за вас, пришлось пить ее семейный рецепт чая. Горький такой, по ощущениям, у меня язык свело. — Девушки смеются. — Что? Весело вам? А я с Миен ваши задницы прикрываю. У нас прямо лихорадка на троих. Юци еще не вернулась?       — Нет, видимо, решила полностью круг оббежать, может где-то легла передохнуть, — пожимая плечами предполагает Рюджин. Муёль вздыхает, подбирая оставшиеся пряди и нанося на них полученную массу. — Вот так, да, и в фольгу это все добро.       — Интересно, а в форме волка, у тебя шерсть окрасится? — Вслух размышляет парень. Сестры замирают, испуганно глядя на него в зеркало. — Что? Ну, чисто логически. Я видел такую шутку в твиттере как-то. Мол, что будет если покрасить оборотня. И там три варианта, ничего, второй вариант, макушка в плане, вот область между ушами, и третий ты полностью покрасишься.       — Ну, проверим эту гипотезу, если только, она не останется лысая, — замечает Рюджин, с толикой скептицизма. Юна выпучивает глаза. — Ты это, не переживай, Джису тебя и лысой полюбит.       — Ну да, собака-сфинкс, — пожимает плечами Муёль.       — Да хватит вам, я и так вся трясусь, — молит Юна. — Я даже так вижу уже белые корни.       — У тебя проблемы со зрением, — проверяя макушку, шепчет Рюджин. Кривит губы, пальцем убирая немного фольги. — Ты пока рыжеешь.       — Рыжею?! Я рыжею?! — Вопит Юна. Муёль смеется.       — Ну, так, чуть-чуть разве что.       — Я должна быть блондинкой!       — Должна, но не обязана, — философски тянет Рюджин и, переглянувшись с братом, начинает громко смеяться.       — Лучше бы я съездила в салон…

      ***

      Девушка впервые за несколько дней чувствуется себя хоть немного лучше. Она сидит с братом на диване в гостиной, смеясь с воплей Юны, что смывала голову в ванной. Так как Муёль не слышал истеричных и нервных высказываний младшей, Рюджин просто озвучивала их, содрогаясь от хохота.       — Она еще больше паникует, потому что часть волос остались в ванной, — сквозь смех, произносит Шин. Муёль хлопает себя по колену, запрокидывая голову. — Сейчас выходит, знаешь, здесь лысо, там лысо, а посередине три волосинки, — смеется брюнетка. Парня это окончательно доводит, он и так весь красный и трясется от беззвучного хохота, но сейчас его прорывает. А смеется Муёль смешнее, чем шутит, оттого и заразительно, потому, Рюджин не отстает, понимая, что вечерняя тренировка сдвигается на ночь, потому как, они весь день провозились с обесцвечиванием и тонировкой Юны. Сомнительно, что от ее и так убитых волос, осталось хоть что-то. Атмосфера в доме заметно разрядилась за все те дни, когда обе сестры прятались по своим комнатам, не выходя из них, или, как минимум, стараясь не пересекаться.       Пока они с Юной сидели в комнате, глядя на туториалы по покраске, они обсуждали сложившееся. Хоть младшая и мало что говорила о мыслях про Джису, но на лбу все было написано очень разборчивым почерком. Хотя даже тревоги Юны испарились хотя бы на время, сменившись какой-то сумасбродной обстановкой, возможно, из-за того, что они дружно надышались этой химией и теперь, несли чушь. Все одно лучше этой холодной войны.       — Ну почти живые, — Юна выходит на лестницу, ероша теперь белесые пряди.       — Кто живые? — Миен проходит вглубь, судя по всему, только закончив делами в школе. — О… Ого! — Ее глаза округляются от шока, стоит ей перевести взор с раскрасневшихся от смеха брата с сестрой, на младшую. — Тебе идет, — ее губы растягиваются в довольной улыбке, пока Юна хмыкает, задирая голову и после, тянется локтем к поднятому колену с победоносным «йес» — Долго пыхтели?       — В четыре руки справились, — Шин толкает локтем брата, и тот показывает свою загорелую кожу, а на руке, где волосы, белое пятно. — Раз он не пользуется депиляцией, то будет с белым пятном на руке ходить, — смеется девушка, пока Миен тоже усмехается. Муёль кривляется, сваливая Рюджин и начиная щекотать, пока та хохочет громче.       Чо стягивает с плеч пиджак, устраивая его на руке, с улыбкой наблюдая за семейной идиллией. Они и раньше, когда приезжали с Юци, просто в гости, или проездом, то тут всегда было шумно. Поэтому первое время, было сложно привыкнуть к гробовой тишине и постоянно хлопающим дверям. Сейчас же, даже колкая атмосфера, что сгущалась над домом, развеялась, став привычно мягкой и теплой. Вот только, обычно в таких вечерах, еще участвовала Юци, что не меньше их любила посмеяться и, конечно, завалить стебом кого попало. Девушка хмурится.       — А Юци? Она спит?       — А? — Рюджин отталкивающая брата в лицо ногой, замирает. Резко поднимается, кидая взор на часы, что висели возле лестницы. И правда, они даже забыли про время, пока общались и красили Юну. Учитывая, что она сама встала часов в 10, то Юци не возвращалась почти 8 с половиной часов. Этого с лихвой хватит, чтобы пробежать дважды по округу, к тому же, часть с горой они не трогали, хоть это и была «их» территория, но смысла соваться туда — не было. На нее почти никто не ходит. Да и отец, наверняка, дал ей задание прочесать только близлежащие метки. — А правда, где она.       — Может уснула где-то? — Предполагает Юна, что быстро спускается вниз. Миен напрягается сильнее.       — Она патрульный и главный рассыльный, ее выносливость очень хороша для дальних дистанций, поэтому, вряд ли ее сморило где-то в лесу. — Чо поджимает губы. — Вот только не говорите мне, что никто из вас не знает, где она и у меня сердце из-за нее кололо… Я же вам сама головы поотрываю.       — Без паники, — Муёль поднимается с дивана, одергивая футболку. — У нас три оборотня, что мы ее не найдем?       — Я хотела посушить волосы, — морщится Юна, что уже мысленно смирилась с новым всплывшим заданием.       — По дороге высушишь, — Рюджин первая направляется к двери. Атмосфера в доме снова сгущается темными красками. — Я спрошу отца, может, он знает.       Только где Юци — не знает никто. Она как ушла на обход территории, так и все, исчезла. Потому, действуют быстро. Решают идти втроем на разные фланги. Миен и Муёль остаются дома, так как в такой поздний час по лесу лучше не ходить, мало ли, что может произойти.       Юна обращается первая, выбегая налево по лесу, шерсть темная, значит, все же краска и правда никак не влияет на облик. Хотя, Рюджин и так это понимала, но все же, проверить теорию хотелось. Следом крупный волк уходит назад от дома и Рюджин остается правая часть, куда она и срывается, лапами отталкиваясь от земли. Она старается сразу уловить запах Юци, благо, это было не сложно, девушка хорошо его знала. Вот только ветер сбивал сильно.       Первый час не дает ей ничего, к тому же, пробегая близь поселка, она улавливает знакомый аромат, невольно замедляясь. Да, она ищет Юци, но… Одним глазком. Лишь одним и она уйдет. Что Йеджи так поздно делает здесь, на улице?       Когда до ноздрей доносится яркий мужской парфюм, черный волк тормозит, припадая к земле и рыча. Глаза загораются и Рюджин нервно двигается вдоль кустов, стараясь не отсвечивать. Йеджи говорила, что хорошо чувствует ее, раз так, то стоит проверить чутье старшей.       Рюджин осторожно выглядывает из-за деревьев, видя, как два силуэта бредут к дому Хван, держась за руки. Злоба, что напоминает разрастающийся огонь, все больше охватывает жилы, отчего кровь кипит.       Йеджи улыбается парню. Шин прекрасно слышит их речь, но нарочно не вслушивается. Не хочет знать отчего так светится шатенка. Переводит дыхание, затаиваясь. Хван хочет уйти домой, но парень держит ее за руку, продолжая свою тираду. М-м, как романтично, звезды, ночь, а фраза о том, что по ночам стоит сидеть дома их обоих не волнует? Еще и фонарь мигает, когда же его починят, в конце-то концов! Не в триллере, можно и не создавать дополнительных эффектов, потому что ярость, что охватывает тело, уже рвется наружу, готовая порвать в клочья этого ублюдка, что быстро наклоняется, легко чмокая в губы Йеджи. Та отшатывается, прижимая руку к губам и заметно краснея.       — Дунхен… Это слишком быстро… — Мямлит шатенка, и Шин отчетливо слышит ее громко стучащее сердце. Йеджи заглядывает за его спину, ровно в то место, где затаилась Рюджин. Нет, она не может ее разглядеть, при всем своем желании. Девушка спряталась достаточно хорошо, плюс этот мигающий фонарь, который слепит глаза. Вот только, давление изнутри уже перекрывает доступ к разуму. Эмоции снова берут вверх.       — Прости, я не хотел… — Он чешет затылок, и Шин фыркает, щерясь. Не хотел он, как же. А по его запаху так и не скажешь. Если бы они были на пару миль дальше от дома старшей, то он вряд ли бы сдерживал свои похотливые руки. Рюджин сглатывает, пятясь назад. Нет, ей нужно уйти и искать Юци. Сейчас она приоритет. Она не ее приоритет.       Когда фонарь окончательно тухнет, парочка уже расходится. Йеджи скрывается за дверью, судя по всему, встречаясь с семьей. Но Шин плевать. Ее тело двигается само по себе. Вон как судьба на руку играет. Даже несчастная лампочка полноценно перегорела, отчего переулок погружается во мрак. Фигуру парня сложно разглядеть, ведь он весь в черном, но сложно, только человеку. А вот для Рюджин это не проблема. Она выходит из кустов, щерясь сильнее и облизывая клыки языком. Пытается отступить, но разрастающийся комок в груди все больше тянет ее вперед, отключая сознание. Кажется, ситуация совсем выходит из-под контроля. Даже вой Юны издалека, означающий — пустоту, не приводит девушку в порядок. Массивные лапы бесшумно передвигаются по дороге, совсем недалеко от парня. Если она побежит, то сможет вцепиться сразу в глотку и Дунхен даже закричать не успеет. Клыки сразу разорвут сонную артерию, а мощные когти раздерут его грудь.       Девушка ощущает легкую дрожь и щекочущий шерсть ветер. Весь мир словно окрашен в алые оттенки. Именно так она видит улицу. Большая красная комната, только вот, не для игрищ, а скорее для пыток. Волк чувствует свою добычу на расстоянии около 1.5 км. А здесь и того в разы меньше. Всего два крупных прыжка… И он в ее лапах. Она не оставит на нем живого места. Раздерет его в клочья. Ее все равно не видно, здесь так темно, что темная шерсть сливается с обстановкой. Это сильно играет на руку. Крадется, припадая к земле и порыкивая, старается отрезвить себя хоть немного. Парень заметно нервничает, то и дело оглядываясь.       «Ссыкло» — думает Шин, открывая пасть и набирая больше воздуха в легкие. Впивается длинными когтями в землю, готовясь к первому прыжку. Сейчас один. Пробежка и с налету она легко собьет тельце парня, намертво прибив к земле. Алые глаза горят все сильнее, в них читается открытая жажда крови и жертвы. Это уже не Рюджин. Шин просто не может совладать с инстинктами, которые запечатывают ее рассудок в какой-то клетке. Прыжок. Ощущение чужого страха щекочет ноздри, приятно. Он и правда боится, ускоряя шаг. Не сбежит. Чувствует присутствие и ничего не может сделать. Беспомощный кусок мяса. Рюджин делает пару шагов вперед. Что если убить его руками? Нет, тогда она точно оставит отпечатки.       Где-то вдалеке слышатся отголоски собственного разума. Что убийство — это не выход. Что она человек. Вот только, животная часть вовсю хозяйничает и никакие перетаскивания шишек из стороны в сторону, не помогли. Отец думает, что сильнее ее. Как же. Они все слабее Рюджин. Шин — альфа. Она может свалить их всех, запросто вгрызшись в шею. Все беты — ее. Они подчиняются ей. Играть с Рюджин — чревато. Только вот, разве сейчас та самая Рюджин крадется за своей жертвой по узкому проулку? Шин останавливается, мотая головой. Она сойдет с ума от этой внутренней борьбы с собой. Это невыносимо. Особенно когда это все касается Йеджи…       — Не трогай его. — Шин замирает прямо перед тем как сорваться с места за парнем. — Рюджин, я знаю, ты меня слышишь. — Волк трясется, припадая к земле и стараясь хотя бы лапами прижать уши. — Рюджин, я знаю, что ты следила за нами. Не трогай его, пожалуйста. — Голос Хван она слышит хорошо. Словно глоток воздуха. Отрезвляет сильнее холода, потому как почти режет уши, из-за полной сосредоточенности. Дунхен удаляется все дальше, разрывая дистанцию. Альфа рычит, впиваясь в землю когтями сильнее. — Рюджин, если ты слышишь меня, то не трогай его. Иначе я точно тебя не прощу.       «Манипулятор» — хмыкает Рюджин в мыслях, разворачиваясь. И ведь работает же. Потому как зверь внутри, что просил крови, усмиряется, позволяя рассудку взять верх над эмоциями, которые все еще бурлят внутри. Волк быстро возвращается к дому, где свет горит лишь в верхних окнах. Она видит ее. Силуэт Йеджи, что, открыв окно, высовывается на улицу, держась за оконную раму. «Идиотка, простудишься» — проносится в голове.       — Ты слышала, — Хван выдыхает. Она отходит от окна, и Рюджин хмурится. И смысл их «диалога» раз она ушла. Просто спасла своего кавалера? Шин сглатывает, понимая, что и правда получается «спасла». Потому что зверь внутри был готов истерзать парня из параллели до огромных рваных ран. Рюджин мутит от самой себя. Может ли быть такое, что она правда уже теряла контроль? Ведь если бы не голос Хван, то она окончательно растворилась бы в инстинктах, позволив им отключить все человеческое в ней.       Свет щелкает и выключается в комнате. Йеджи вновь виднеется в окне, правда, такая же, окрашенная алыми тонами. Склоняет голову, щуря глаза.       — Я вижу лишь твои глаза, — едва слышно произносит шатенка. — Но лучше так, чем я не вижу вовсе. Я же говорила не приближаться ко мне. — Строго напоминает Хван. Рюджин в ответ тихо скулит. Что ей ответить? Что все эти ночи сходила с ума? Скучала по словесным перепалкам? Взгляду, где нет страха? — Что ты здесь делаешь? — Шин рычит. Чтобы ответить, нужно обратиться. Конечно, здесь достаточно темно, только вот, проблема не в наготе. — Ты можешь сделать это, но ты не зайдешь в мою комнату. Забиралась же уже на крышу, я оттуда услышу твой ответ.       Шин хмыкает, обращаясь. Смотрит вверх, щуря глаза. Как удобно что возле ее окна, есть на чем уместиться, небольшой навес. Так, они не будут видеть друг друга, если только, не перегнуться достаточно, повернув голову. Ловко цепляясь за дерево рядом и отталкиваясь от забора соседей, Рюджин быстро забирается.       — Накинь, — рука высовывает из окна тонкий плед.       — Я не замерзну. — Напоминает младшая.       — Я знаю, но если сосед снова выйдет чинить фонарь посреди ночи и увидит твой голый силуэт на фоне луны, это будет сложнее объяснить. — Цокает языком Хван. Рюджин понимающе кивает, хоть и осознает, что старшая этого не видит.       — Твое сердце сейчас из груди выпрыгнет, — замечает младшая, когда протягивает ладонь, чтобы взять плед. Рука Йеджи вздрагивает и прохладная кожа касается горячей. Хван едва ли не роняет плед, благо, Рюджин ловко подхватывает его, быстро кутаясь и садясь удобнее.       — Не каждый день с оборотнями на расстоянии вытянутой руки разговариваю, — язвит старшая.       — Все еще боишься взглянуть мне в глаза?       — Это странно?       — Нет, — Шин вздыхает. — Прогресс уже в том, что ты сама вышла на диалог. Я думала, меня не видно.       — Я и не видела, — спустя недолгую заминку, произносит Йеджи. — Я ощущала твой взгляд. Это прозвучало странно…       — Ты общаешься с оборотнем на расстоянии вытянутой руки, вот это, и правда, странно, — возвращает фразу Рюджин с легкой усмешкой. Хван тоже хмыкает. — Я… Я, возможно, хотела его убить.       — Я знаю. — С дрожью в голосе отзывается шатенка. Шин прячется сильнее в пледе, ощущая приятный аромат духов старшей. На душе становится чуточку легче.       — Ты все еще считаешь, что той ночью, я убила их? И ребят и…       — Да, — сухо отвечает Хван. Ну конечно, как иначе. — И чуть не убила Хена.       — Уж прости, что твой кавалер такой бесячий. — Ерничает в ответ Шин, кривя лицо.       — Он не мой кавалер. — Тяжело вздыхает Хван.       — Я бы поспорила.       — Попробуй, — хмыкает шатенка. Шин закатывает глаза, глядя вдаль. — Так и зачем ты здесь?       — Я прочесывала территорию, — решая не вдаваться в подробности, произносит Рюджин, закусывая губу.       — Это теперь так называется слежка за мной?       — Я не следила за тобой всю неделю, уймись.       — Так значит, ты уже не споришь с этим? — Подлавливает ее Хван, на что Шин рычит. — Не издавай громких звуков, мой отец чутко спит. Не хватало, чтобы он перепугался и вышел с ружьем.       — У него ружье?       — Ну, пистолет, не важно. — Цокает языком Хван, стуча пальцами по подоконнику.       — Его пули ничего мне не сделают. — Самодовольно усмехается Шин.       — Буду иметь в виду. Все же, будь тише.       — А если я предпочитаю громче? — Двусмысленно тянет младшая. Йеджи усмехается. От этого звука на души становится так тепло, что девушка расслабляется, свешивая свои ноги с навеса. Отклоняется назад, держась руками за кровлю.       — Ты не меняешься. Так, зачем ты следила?       — Я же говорю… Ах, ладно. Хочешь правду? — Слыша тихое «угу», Рюджин закатывает глаза. Конечно, как же тут соврать. — Юци пропала. Она с утра ушла и не вернулась.       — И что, вся ваша шайка собак переростков не может ее найти? — Удивляется Хван.       — Эта шайка очень мала, — язвит Рюджин.       — Да что ты?       — Ты ведь уже проверяла своим свистком всех кого не лень. Если уж говорить начистоту, то да, я и Юна оборотни. Довольна? Легче стало?       — Джису?       — Джису человек. И всегда им была. Поэтому то, как ты ее игнорируешь, это очень неприятно. Ты ранишь Су, хотя она правда не желает тебе плохого. — Замечает Рюджин.       — А ты? — Вопрос повисает в воздухе на пару минут, пока брюнетка нервно втягивает воздух носом, прикрывая глаза.       — Если бы я хотела тебя убить, разве стала бы столько ждать? В любом случае, Юци пропала, и мы с Юной пытаемся ее найти.       — Разве вас что-то способно остановить? — Шин видит лишь кисти рук старшей, что выглядывают из окна. Пальцы напряженно сплетены между собой, только даже так, чуть дрожат.       — Мы не бессмертны, Йеджи-а, совсем нет.       — Так значит, ты прочесывала эту часть? И как? — Осведомляется старшая.       — Пусто. Ее запах есть, но ее самой нет. Да и судя по всему, она тут пробегала днем. — Задумчиво произносит Рюджин. Повисает неловкая пауза. — Я скучаю. — Тихо шепчет брюнетка, сжимая края пледа. Йеджи не отвечает. Прячет свои руки, и судя по громкому сердцебиению, волнуется. — Прости, мне пора, если ты… Будешь готова поговорить со мной, то только дай знак. Любой. Я услышу тебя и пойму. И обещаю, что буду говорить лишь правду и больше не лгать, — Шин поднимается, ловко закидывая плед в окно, стараясь не попасть на шатенку. С крыши спрыгивает уже на лапы, срываясь на бег. Хван стоит напротив окна, держа плед, что пропах хвоей. Нервно поджимает губы, пока в глазах стоят слезы. Что с ней происходит? Почему так неприятно? Горький комок стоит в горле, не позволяя нормально вдохнуть. Пальцы вцепились в ткань, а взгляд прикован к едва различимой в темноте фигуре, что перемахнув кусты, стремительно удаляется вглубь темного леса.       Продолжение следует…